Швецов Василий Николаевич Горькая новь
жүктеу/скачать 1.41 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Разрозненные отряды партизан были сведены в эскадроны, полки, бригады. Так сформировали Горно - Алтайскую партизанскую дивизию, командующим которой был назначен Иван Яковлевич Третьяк.
- - Ребята, дайте одеть шапку. - Она тебе больше не потребуется.
- Удар плети ожег и оглушил. Анатолий, зажав обеими руками голову, громко спросил: - Ребята, за что
- - Казака поймали! - Куда вы его прёте, рубите здесь
- Партизанские полки пробыли в Солонешном пятеро суток, и в ночь на 28 декабря выступили на Бащелак.
- - Ваше превосходительство мы с вами имеем родство по крови, вы бы мне дали крестик.
*** Обняв жену и детей, Анатолий Бронников просил о нём не беспокоиться, что они в скором времени снова будут вместе. Отворив дверь, он словно провалился в темноту и направился к мельнице, у которой через творило и вишняки перешёл на другую сторону Ануя. Очень трудно было подниматься по крутяку Артемьева лога, ноги скользили, но надо торопиться, уйти затемно как можно дальше. Он решил добраться до Солонешного через Кашинское седло и Толстую сопку прямо на Калмыцкий брод Ануя, этой горной тропой вряд ли ночью кто встретится. Шагая по тропинке, перебирал в памяти каждый прожитый в селе год и не припомнил ни одного случая, чтобы кому - то сделал плохое. Злились на него только купцы Дейков, Крохов и Таскаев, первые два, не выдержав конкуренции, были вынуждены продать свои дома и товары и уехать. Сам имел только дом, лошадь, две коровы и на жалование жил и кормил семью. В открытии школы принимал самое живое участие вместе с братом Василием. Имея армейский навык в санитарии, ни когда не отказывал больным, давал свои медикаменты, делал перевязки. За что же партизаны устроили ему погром? Если он не поехал в отряд, так ведь все же в селе знают, что он верхом ездить не может - болят ноги. Ежедневно ходил перевязывать раненых, разве это не помощь? Ночь была на исходе, но ещё не зарилось, перед ним блестела полоса Ануя. Вода после дождей была мутная и бурная. Где по колено, а где и по пояс Анатолий Иванович перебрёл реку и ещё затемно пришёл к знакомым. Ноги распухли, пришлось разрезать голенища. Он не много закусил, одел обувь хозяина и немедленно пошёл в волостную управу, где подробно рассказал о погроме и попросил дать распоряжение Тележихинскому старосте об оказании содействия в эвакуации его семьи. Вместе с казаками он приехал домой, пошёл в сельскую управу, передал распоряжение из волости, после чего было наряжено несколько подвод, на которые Бронников погрузил семью и часть имущества и в тот же день выехал в Смоленское. Тогда же уехал с семьёй и учитель Павел Михайлович Нечаев, он был Тулатинский казак и побоялся дикого самосуда. *** Из Будачихинского лагеря люди стали возвращаться в село, со всем своим скарбом большеречинские, тальменские, сибирячихинские и из других деревнь. На телегах, среди горшков, закутанные в разное тряпьё, сидели грязные ребятишки. У двух матерей за время жизни на стоянке умерли маленькие дети, но хоронить у нас в селе они отказались и увезли с собой. В тот же день весь этот табор откочевал по своим деревням. Целую неделю селяне не знали, за что взяться, все были растеряны, дело валилось из рук. Хлеба стояли на корню, ждать нельзя, и оставшиеся дома, всякими путями старались закончить уборку. В тот год часть посевов ушла под снег. Установилось безвластие. Тишина какая-то жуткая. Школа не работала, не открывались двери и в церковь - ни попа, ни учителя. Лавка тоже закрыта - нечем торговать. Молочный завод стоял пустой - некому работать. Ложились рано, а вставали поздно. Парни, жившие дома, на вечерки ходить побаивались. На сборне сторож дед Ипат был сам себе хозяин. Начали поступать разные грозные распоряжения с требованием установления порядка. Староста Пономарёв снова просит малограмотного Николая Банникова пописарить, тот не отказывается. В начале октября приехало волостное начальство в сопровождении полусотни казаков, приказали собирать сход, создать дружину, избрать начальника, собрать продукты и сена и немедленно доставить в Солонешное. Староста загонял десятников, на сход пришло не более трёх десятков стариков. За малочисленностью дружина не создалась, но её начальником всё равно избрали Банникова, которому приказали организовать дружину, списки послать в волость. С этого времени вся власть в селе перешла к начальнику дружины. Он ежедневно стал наряжать дежурить круглосуточно по очереди в каждом конце села по два человека. Как он оформлял дружину, и посылал ли в волость какие - либо списки не знаю. Но с первых же дней он начал проявлять много усердия в точном и быстром выполнении распоряжений колчаковского начальства. Около церкви, на самом видном месте была поставлена, в форме призмы, трёхсторонняя вертушка, с гладко выстроганными дисками, на которой расклеивались все приказы и распоряжения. Для лошадей сотни казаков, расквартированных в Солонешном, стали, чуть ли не каждый день отправлять подводы с овсом и сеном. Около вертушки, видимо, тоже по распоряжению свыше, вкопали два столба с перекладиной для устрашения. Не ходивших по очередным нарядам на дежурство по какой либо причине, он вызывал на сборню, сурово ругал, топал ногами. Было не понятно, почему этот голыш стал ярым колчаковцем. Разрозненные отряды партизан были сведены в эскадроны, полки, бригады. Так сформировали Горно - Алтайскую партизанскую дивизию, командующим которой был назначен Иван Яковлевич Третьяк. Где и какие бои были мне известно от отца, который бывал во многих местах. Сильные бой были за Карлыкское седло и за Усть - Кан. Белогвардейцы во главе с Серебренниковым, потеряв обоз, санитарную часть, треть личного состава и многое другое бежали до Солонешного. В первых числах ноября, выйдя из гор все полки партизанской дивизии вступили в бои с белогвардейскими частями. Несколько дней с обеих сторон шла перестрелка, под Точильном, на некоторых участках доходило до рукопашных схваток. На стороне Колчаковцев в этих боях участвовала молодёжь по восемнадцать лет, мобилизованная летом в 1919 году. Был такой случай. У белых служил Павел Астанин, а в эскадроне партизан находился его младший брат Василий. Когда пехота побежала, их по пятам стали преследовать партизаны, в числе которых был и Вася. Последним бежал Павел. Василий уже дослал патрон, чтобы выстрелить, но Пашка оглянулся и братья узнали друг друга. Братья - враги обнялись и заплакали, как маленькие дети. Это не выдумка, а подлинный факт. За дни боёв обе стороны несли потери. В ночь на восьмое ноября партизанские полки заняли село Смоленское. В этих боях убили комполка Кокорина. Стояли уже изрядные холода, но реки ещё не были схвачены льдом. Мутная глинистая Песчаная тащила на своём хребте куски шуги. Ночью мелкая пороша с юго - западным ветерком покрывала обнаженные прогалины, она же заметала валявшиеся в поле и по краю села трупы. Полураздетые, а порой и голые, скрюченные, изуродованные молодые русские парни. Позволительно спросить сейчас. Да за что же они с таким остервенением убивали друг друга? Ведь почти все они местные, занимались хозяйством, что мало было земли или скота? *** От звуков беспрерывной стрельбы жители спали мало, беспокойством был охвачен каждый дом, но к утру сон одолевал. Не чувствуя за собой вины, не предвидя беды, спал в своём доме с женой и детьми Анатолий Иванович Бронников. На рассвете восьмого ноября ворота с треском разлетелись. Многочисленная толпа вооруженных людей ринулась к крылечку. От стука в двери задрожали стены. Посыпалась брань и злые выкрики. Кто - то из хозяйской половины (дом был связь) открыл двери. Оттолкнув отворившего, вооруженные люди, обгоняя друг друга, бросились коридором, стали чиркать спички, кто - то потребовал зажечь огонь. Бронников многих узнавал по голосу. Партизаны были свои - Тележинские, во главе с комэском Ларионом Колесниковым. На Бронникове было нательное бельё. Кто - то заорал: - Вот ты куда спрятался, сука! Быстро одевайся. - Закричали детишки, но на них строго цикнули. Анатолий Иванович с трудом натянул на больные ноги, стяженные, поношенные брюки, накинул полушубок и его вытолкнули в дверь. - Ребята, дайте одеть шапку. - Она тебе больше не потребуется. Его вывели за ворота. Вслед бежала старшая дочь Маня. Жена осталась сидеть в простенке, на табуретке. Она безучастно смотрела, ни чего не соображая. Ей казалось, что комната наполнилась диким зверьём. Детишки сбились возле матери. Партизаны вытащили палатку, расстелили её на снегу и начали из комнаты выносить домашние вещи. Тащили все, что представляло хотя бы мало - мальскую ценность. Осталось только грязное бельё да альбом, в котором хранились семейные фотографии. И пошла делёжка, словно на ярмарке. Кому костюм, кому пальто, кому подушка, кому детская одёжка, кому дамские туфли. Всё это тут же примерялось или воображалось, как пойдёт их женам, как они будут рады. Кто - то вытащил перину и распорол наволоку, перья понесло по ограде, огородам и дорогам. Телегину и Загайнову показалось мало, что досталось при делёжке, забежав снова в квартиру, первый собрал из - под койки грязное бельё, второй забрал семейный альбом. Все весёлые и радёхонькие доставшимися сувенирами уехали. Это был настоящий грабёж с применением оружия, иначе назвать нельзя. Аналогичное описал в своей книге "Двадцатый год" Шульгин. Прочитав её, Ленин сказал, что историю должны знать. Да историю прошлого наши потомки должны знать такой, какою она была, без подтасовки, которую зришь в угоду современности. Ни один социолог не смог бы определить тогда и сказать сейчас, какая же социальная идея руководила Телегиным и миллионами других, подобными ему. Телегин имел двадцать пять овец, тридцать коз, около трёх десятков крупнорогатого скота, два десятка лошадей, две заимки с пасеками, около пятидесяти гектаров земли. Сенокос и жатва обрабатывались наёмными киргизами и русскими. Среди сибирских мужиков партизан, боровшихся за советскую власть, две трети было средняков и зажиточных. Что они были просто попутчиками или взялись за пики по своей темноте? То и другое абсурд. У абсолютного большинства враждующих сторон была мания к мародёрству, что это, наследственность или свойство человеческой натуры, или чем - то другим объясняется? Но радует то, что многие из них, позднее в 37 - ом, за свои дела получили сполна от Советской власти. Ни кого "родная" не обделила! Опустела ограда, осталась неподвижно сидеть жена с полураздетыми детишками. Около десятка партизан верхами гнали Анатолия Ивановича в центр, к двухэтажному дому, где располагался штаб дивизии. Вслед за хозяином бежала собака по кличке "Лордик". В штабе полно вооруженных людей, играла гармонь, звуки песен неслись далеко за село по полям. Кому веселье, а кому слёзы. Удар плети ожег и оглушил. Анатолий, зажав обеими руками голову, громко спросил: - Ребята, за что? - Молчи, гад! - был ответ с матами. Бронникова заставили раздеться и погнали дальше. По дороге к конвою присоединились партизаны совершенно не знавшие в чём дело и орали каждый своё. - Казака поймали! - Куда вы его прёте, рубите здесь, На него петлёй набросили верёвку, за которую тащили, а шедшие следом Кобяков и Ушаков подгоняли плетьми. Не дотащив метров двести до кладбища, свернули с дороги и заставили раздеться до гола. Ушаков вытащил из - за голенища засапожный нож и перерезал ему горло. Там его и оставили среди многих десятков разбросанных трупов, запорошенных снегом. Пёс сел рядом и завыл. Днём, придя не много в себя, Татьяна Дмитриевна пошла искать мужа. Анатолий Иванович лежал в застывшей крови, на голове и теле сплошные кровоподтёки. В тот же день приезжал на квартиру к Бронниковым пьяный Ушаков и, показывая нож, рассказывал детям, как он резал их отца. Партизаны в селе стояли около десяти дней, многие из них заходили в квартиру к Бронниковых, но взять там уже было нечего. Последним, забрал чёрную собачью доху Чемров. После гражданской бойни некоторые партизаны и многие жители села долгое время говорили, что Анатолия убили ни за что. Страшно вспоминать про то время, но о нём забыть могут только уже умершие. Семьи, воевавших на стороне белых, считались врагами, взрослых не принимали на работу, детей часто исключали из учебных заведений, знакомые и даже родственники их сторонились, женившихся на девушках из такой семьи, членов партии исключали. На подросших юношей, устроившихся где - нибудь работать или учиться, писалось не мало официальных и анонимных бумаг. И так несколько лет до фарисейского выступления Сталина, который сказал, что сын за отца не отвечает. Но это, естественно, не остановило вакханалию и маразм. *** Разбитые белогвардейские части уходили в разные стороны: пехота из мобилизованной молодёжи отступала на Грязнуху, в сторону Катуни, а казачьи сотни без остановки ушли на Терск и казачью Смоленку. В штабе партизан было твёрдое решение идти на Бийск, но разведка донесла, что Катунь катит сплошную шугу, и переправится нет ни какой возможности. Морозов почти весь ноябрь не было, изредка порошил сухой снежок. В каждом доме хозяйки пекли пшеничные булки и калачи, варились в жарких русских печах щи да каши. Тащили бабы из погребов солёную капусту и огурцы, всё, чем богаты были хозяева, ставилось на стол, кормили досыта. А партизан в каждом дворе было по десятку, а где и более того, здесь стояла вся дивизия. Старики и старухи с ребятишками сутками ютились на полатях, да на печах, сходят по нужде и опять туда уползут, там и ели. А когда вечерами и утрами девки и бабы ходили доить коров, то вслед шли их мужья или отцы, стеречь, чтобы не с охальничали красняки, как называли они партизан, каковых из степских - то сёл было не густо. Разведки высылались в разных направлениях. Ещё не долечившись, догнал свой эскадрон, сильно порубленный в Бащелакском бою Андрей Бабарыкин. Правая лопатка уже заживала, но глубокий шрам от самых волос через лоб, правую бровь и до половины щеки ещё побаливал, из рубца на шее ещё сочилась кровь, но не сидеть же дома, а вдруг наедут казаки и добьют. Он напросился в разведку и в четвером поехали в сторону казачей Смоленки. Местность незнакомая, ночь, темнота, слякоть. И вдруг из буерака залп. Одного разведчика убило на повал, подшибли двух лошадей. Двое ускакали под прикрытием темноты добрались до штаба и доложили о произошедшем. И снова, второй раз, Андрей оказался в лапах белых. "Уж теперь - то крышка", - думал он. Казаки стали пытать партизан, потом погнали пеших прямиком через поле по снегу к обрыву берега Ануя. В двух метрах от обрыва конвоиры спешились и приказали раздеться. Остались пленные в одном белье. Поставили их на колени и шашки уже были занесены над жертвами. Но Андрей рванулся и кубарем полетел в Ануй. Стрелять в темноте было бесполезно. Беляки выместили всю злость на оставшемся партизане. В одном белье и босой, Бабарыкин пробежал почти три километра и набрёл на жильё. На заимке оказался хозяин, но не прошеный гость был ему не по нраву, он сам был казак, и решил отвезти партизана в село и сдать белым. В это время подошли партизаны, и Андрея увезли в Смоленский лазарет. Позднее мне не раз приходилось слушать от него о дважды нависавшей над ним смерти. *** Партизанские полки простояли в Смоленском около десяти дней и снова ушли на Алтайск, где до этого они разгромили Карокурумскую белогвардейскую управу, захватив оружие и пленных. После их ухода остались не один десяток порушенных девок и забрюхативших баб, но в большую печаль они не впадали - считали эту поруху малой. Хотя с опаской, но ехали жители в разные стороны, всяк по своим делам. Во многих домах горько рыдали вдовы, около них жались кучи разновозрастных ребятишек, на всю оставшуюся жизнь несчастные, всеми призираемые. Через четыре дня село снова заняли белые. Наутро висели двое на воротах, пятеро расстреляны. Снова вдовы. Снова сироты, горькие слёзы. "Господи, докуда же это будет продолжаться? Знать отступился от нас грешных, господь. Очумели все, лупцуют друг друга. А ведь всё едино, кто останется жив, также будет пашню пахать, сено косить да скотинку кормить и баб так же пичкать" - шмакали старушонки. Из Алтайска партизаны ушли в горы. Сутками валил снег, декабрь пришёл с большими морозами. В Тележихе безвластие, тишина. Каждая семья занималась своим хозяйством, основная работа была молотьба, лошадей в селе осталось в половину меньше, привезённое сено доставалось только лошадям да овцам, рогатому скоту давали солому. Веснодельские дрова у всех закончились. О партизанах никаких вестей не было. В двадцатых числах декабря вдруг ночью прискакал второй эскадрон первого полка. Командиром его так и был Ларион Колесников. Все тележихинские партизаны и часть сибиричихинских в нем. В селе эскадрон стоял трое суток. Вечером бойцам объявили сбор. Мой отец в это время ушел в баню. Я же, недолго думая, заседлал старого гнедого мерина и, не сказав никому из своих ни слова, уехал с эскадроном в Большую Речку. Отец с несколькими отставшими партизанами поздно ночью приехал туда же. С ним прибыло еще не менее пятидесяти человек, не захотевших оставаться дома. Странно и даже смешно смотреть на возвратившихся партизан, все они не были похожи сами на себя. Ведь уходили из села, когда было ещё тепло. Большинство в лёгких пиджаках да понитках домотканых, на ногах старая обувёнка, редкие в доброй одежде и обуви, многие без головных уборов. На своих лошадях, в своих сёдлах, казались молодыми. А приехали, так некоторых и узнать - то трудно. Чернёхоньки, грязнёхоньки, кудлатые и бородатые. Своей одёжки уже почти ни у кого не осталось. Одеты были тепло: кто в калмыцких шубах да лисьих шапках с кистью, кто в овчинном чернёном тулупе да мерлушчатой папахе, а кто в новом суконном пальто или полушубке, подпоясанные опоясками. Лошади тоже уже не свои. В тороках торбы, в сёдлах перемётные сумы из кожи, в них разный трофей. Табакуры обзавелись калмыцкими трубками. Дух воинственный, через каждое слово мат. На рассвете откуда-то прибежал нарочный в штаб и сообщил, что в селе Тальменка стоит полусотня казаков. Прозвучал сигнал тревоги, и эскадрон партизан поскакал туда. Казаки, не дождавшись нас, убежали в сторону Сибирячихи. В погоню за ними по согласованию с командиром эскадрона погнались человек пятнадцать, в числе которых были Пётр Бурыкин, Григорий Дударев, Спиридон Дударев, Деян Неустроев и другие. Но казаки, видимо, до того были напуганы, партизанами, что даже не остановились в селе. За ними покинули его и некоторые богатеи и дружинники. Возвратились партизаны поздно вечером и пьяные. Наутро эскадрон выступил в Солонешное, куда прибыли все полки дивизии. Как потом оказалось, Колесников со своим отрядом ушел самовольно, не согласовав этот отъезд с командиром полка Никифоровым. Он решил со своими тележихинцами пару суток побыть дома, помыться в бане. По прибытию в Солонешное всех бойцов попросили зайти в здание волостной управы. Затем его оцепили, и командование приказало Колесникову и его партизанам сдать оружие. Он доказывал, что ничего преступного не было в том, что они зашли в Тележиху, помылись в бане, узнали о своих семьях, переодели белье. От него требовали разоружаться, но каждому тележихинцу оружие досталось от белых и только в бою, так кто же его отдаст, пойди, забери. Послышались маты, защелкали затворы, Колесникова куда-то увели. Все были до крайности возбуждены. Потом вопрос как-то уладили, комэск вернулся, и настроение у всех изменилось. Возле поповского дома, большая толпа партизан, нескладно пиликала гармошка, какие-то парни лихо плясали. Отправились туда и мы. У молоденького гармониста я забрал гармошку, а играл я тогда, не хвастаясь, виртуозно. Сел на лежавшее бревно, перекинув через плечо ремень, прошелся сверху вниз и обратно по всей клавиатуре, словно по знакомой гладенькой тропке. Образовались два раздвинутых круга, закрутились в каждом плясуны, заухали и засвистели вокруг в такт гармошке. Толпа росла. Вдруг подъехали человек двадцать вооруженных незнакомых людей, сжали круг. Соскочил по-молодецки один, сбросил с себя черную доху, отдал повод коня и сходу влетел в круг. Плясавшие в недоумении остановились. Новый плясун был брюнет, небольшого роста, глаза черные, шея перебинтована, поворот делал всем туловищем. На хромовой кожанке - перекрестные ремни, на поясном - две кобуры с револьверами. Из круга он властно крикнул мне: - А ну, играй, гармонист! Играй, да не путайся! - Меня даже какая-то оторопь взяла. А он пошел вертеться по кругу, да как начал дробить чечетку, всякий шум прекратился! Я весь взмок, и пальцы уже стали деревенеть. Плясун отстукал последнее колено дроби, пробрался ко мне, пожал руку и громко сказал: - Молодец! Вокруг закричали: - Ай да Чемров, ай да Степан! Да как же бабам не любить такого! - Так я впервые увидел Чемрова, который громил милицию в степных селах и всегда уходил от преследования. Село гудело, во всех концах слышались маты и стрельба, так просто кверху, для куража. Много пьяных, в некоторых домах и избушках хмельные ссоры и даже драки. Визжали бабы - разбирались старые грехи. Собаки боялись вылазить из - под амбаров, оттуда и лаяли. Волостное начальство разбежалось. Грозный Кузнецов, начальник дружины, так спешно удирал, что в кабинете оставил шпагу да грязное бельё. Попа Михаила Павского, за отказ давать доносы на сочувствующих совдепам и партизанам, казаки увезли ещё до прихода партизан и против посёлка Казазаева убили. На этом же месте был расстрелян медведевский содержатель ямщины Медведев Илларион, на их могилах долгое время стояли кресты В доме священника был оборудован лазарет, заведовал которым бывший военный санитар Иван Новосёлов. Какие - то обязанности выполнял при лазарете Федор Еранкин. Провели набор девушек в качестве сестёр, взята была туда и моя восемнадцатилетняя сестра Анна. Были и врачи из волостных врачебных пунктов. Раненые и больные около сорока человек оставлены для лечения и выздоровления а сам госпиталь перевели в село Соловьиху. Партизанские полки пробыли в Солонешном пятеро суток, и в ночь на 28 декабря выступили на Бащелак. Полки Горной дивизии, ободренные победами, двигались на последний штурм казачьей цитадели - Чарышского. Надо отметить, что здесь все села были тогда заняты казаками и дружинниками. В их рядах чувствовалась уже расхлябанность, свою злобу от поражения они вымещали на мирных жителях, порки и расстрелы не прекращались. Пополненные новыми людьми из разных деревень партизаны шли с уверенностью одержать победу и Новый год отпраздновать в Чарышском. Плохо только одно - накатили лютые морозы. У лошадей смерзались ноздри, у людей сплошь обморожены лица. Казаки тоже готовились встретить новый, двадцатый год, в кругу семьи и друзей, с поднятым в руке бокалом, с громогласным тостом за правое дело, а вот у кого оно было правое, ни кто не знал ни белые ни красные. Десятитысячная партизанская армия катилась вперёд, полки шли дорогой, шли рекой, шли по целине, пробивая метровый снег. От наступающих бежали, уже изрядно потрепанные казачьи сотни. Бежали вместе с ними белодружинники. Многие охлюпкой и даже на некоторых лошадях по два всадника. Как не стращал урядник Менщиков своих станичников и дружинников, ничто не помогало, всех охватил панический страх, да и сам урядник боялся и так же гнал бы в первых рядах, но ему нельзя. Хорунджий приказал остаться и держать оборону, а сам уже две недели как уехал в Чарышск женить сына Петруху, на свадьбу в подарок увёз два воза всякого добра и свою купчиху, она хоть на выдру похожа, но очень богата. В Бащелаке он, как кот, больше валялся на перине с сухопарой Феничкой, а за него часто командовал урядник. Вот и вахмистр тоже хорош, гусь лапчатый, ежедневно пьян. Прикажет хозяйке квартиры принести ему чуть не ведёрный чайник медовухи, сам возьмёт в шкафу несколько стаканов, нальёт их дополна, расставит и командует: "Справа по одному!" - выпьет зараз всё и пойдёт куралесить. Один раз притащил кобеля, посадил его за стол, ну, собака есть собака, что было на столе, съела, а он стоял на вытяжку под козырёк и рапортовал. - Ваше превосходительство мы с вами имеем родство по крови, вы бы мне дали крестик. Хотел обнять, но кобель махнул в окно прямо со стола. Стекло вдребезги, а вахмистр ему вслед открыл стрельбу из нагана. Вот оно Христово воинство. Не стало дисциплины, а без неё разваливается армия. Многие дружинники разбегаются и, говорят, что идут с повинной к восставшим мужикам. Да долго ли так будет продолжаться? За что же русские бьют таких же русских? Кто столкнул их лбами? Не между собой надо было драться и убивать друг друга, а надо было в самом начале пресекать беззаконие в России. Надо было уничтожать главарей, рвущихся к власти с той и другой стороны. Подобные мысли проносились в голове урядника Ивана Менщикова. В натопленной квадратной комнате с закрытыми ставнями ходил из угла в угол Иван Алексеевич, нервничая, сам с собой разговаривал. - Почему же он должен тут сидеть и ждать смерти? Разве ему больше всех надо? Да и за кого же и за что он воюет? Ведь не все казаки дерутся с мужиками. Вон братья Пичугины ушли воевать против белых, Игнат в августе даже командовал Бащелакским фронтом. Зря я тогда не ушёл в партизанский отряд. Этим драконовым порядком с нагайками да расстрелами, вывели из терпения мужиков, вот они и вымещают всё зло на правых и виноватых. Пощады от них не жди. Ведь сам урядник, не пошёл бы убивать и пороть в какой - то деревне мужика, недовольного навязанной ему властью, не стал бы устанавливать жёсткие порядки - это было противно его характеру, но его заставили силой, потому что он казак, да к тому же ещё имел, хоть не большой, но чин. Провожая в полк, сильно плакала его жена Елеша, которую до своей смерти он так и звал. Как - то они там с дочкой, такой же красавицей, как и мать. Ведь она уже невеста, отбоя нет от поклонников - чубатых казачат. Горе им будет, если захватят Чарышск партизаны. жүктеу/скачать 1.41 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|