Сильвия Крэнстон при участии Кэри Уильямс Жизнь и творчество основательницы современного теософского движения Блаватской е. П. Перевод с английского под редакцией
жүктеу/скачать 4.54 Mb.
|
| [81]. В Гарварде среди писем Скиннеру хранится фотография Е.П.Б., на обороте которой есть такие слова:
«Её новому знакомому и корреспонденту — но давнему, очень давнему другу м-ру Ролстону Скиннеру с растущим чувством симпатии и восхищения, признательности и самой тёплой дружбы. Е.П. Блаватская Лондон, май 1887г.» В начале января 1887 года Е.П.Б. поделилась с Синнеттом интригующими новостями: «Русские газеты опять пишут обо мне. Оказывается, "моя рука" спасла от смертельной опасности одного господина, когда тот поносил меня и называл мои сочинения ЛОЖЬЮ. Статья называется "Таинственная рука"... Тётушка... написала мне об этом и интересуется, сделала ли это я или Хозяин (Учитель)» [82]. Случай этот произошёл осенью 1886 года. История о "Таинственной руке" появилась сначала в Петербургском листке, была перепечатана в Ребусе, а затем обошла и другие издания. Речь в ней идёт о людях, хорошо известных в Санкт-Петербурге: «Мы сидели на просторной дачной террасе. Время было за полдень; только что позавтракали и кейфовали, кто с папиросой, кто с сигарой. Надвигалась грозовая туча; в воздухе было тяжело, душно; начинавшаяся от нашего палисадника молоденькая берёзовая рощица стоит неподвижно, не шелохнёт. Милая хозяйка наша, Марья Николаевна, принесла книгу и стала читать вслух рассказы "о голубых горах" Радды-Бай. Мы охотно прислушивались. Нервная, увлекающаяся Марья Николаевна читала с воодушевлением, то вздёргивая плечами, то удивляясь вслух, то молча покачивая головой. Наступила маленькая пауза. Марье Николаевне нужно было вздохнуть, она отложила книгу и, обведя всех нас глазами, только промолвила: "Удивительно!" — И должно быть, всё, что рассказывает Радда-Бай, — вздор и сказки!.. — сказал это некто Петр Петрович, неутомимый и увлекательный собеседник. [На все возражения он упорно твердил, что всё, о чём пишет Радда-Бай, всего лишь "сказка".] Мы с любопытством смотрели на Петра Петровича, ещё с большим любопытством слушали его речи, спокойные, уверенные. Мы все заметили, что при последнем слове своём "сказка" он взглянул на свою правую руку, которая лежала вдоль перил террасы, затем вскочил, как ужаленный, суетливо начал оглядывать палисадник, внизу у террасы и дальше, повернулся к нам со сконфуженным и необыкновенно бледным лицом. — Что с вами? — испуганно спросила Марья Николаевна и даже привстала со стула. Вместо ответа Петр Петрович опять засуетился, смотрит под террасу, отодвигает своё кресло... — Вы никого не видали? Мы все переглянулись и почти в один голос ответили: "Никого". — Я видел чью-то руку, — глухо продолжал он... — Это, несомненно, была женская рука. Белая, полупрозрачная, она сквозила голубыми жилками... Как будто кто из-за террасы, из палисадника, схватил меня вот тут, повыше локтя, пожал три раза и потянул вниз с террасы... Петр Петрович говорил всё это, тяжело дыша, и бледность его лица не проходила... — Вот вам и индийские сказки... это духи Радда-Бай дёргали вас, чтобы вы дальше не завирались... Действительно, Петр Петрович попал в ловушку, и мы от души смеялись над его положением. Но он как-то особенно молчал, глядел на нас рассеянно и больше косился на свой правый рукав и на то место, где он видел руку. Он не утерпел, сошёл с террасы и начал опять с возвращающейся к нему живостью передавать и изображать только что виденное. И мы сошли все в палисадник и, подтрунивая, весело смеялись вокруг Петра Петровича. Между тем, туча висела уже над нами, и гром грянул неожиданно, резко, словно над нашими головами. Мы невольно взглянули вверх. На наших глазах труба на крыше расселась, и кирпичи с шумом полетели как раз на террасу и — о ужас! Столбик, к которому прислонившись сидел Петр Петрович, подогнулся, скрипнул, и вся длинная, тяжёлая крыша рухнула с треском на террасу... Всё это произошло в несколько мгновений. Мы были поражены. — Рука-то, рука-то... Она тянула меня с террасы, — бледный, со страшными глазами, проговорил Петр Петрович, подходя к каждому из нас. Мы вопросительно молчали...» [83]. Новый 1887 год Е.П.Б. встречала одна. Графиня Вахтмейстер уехала в Лондон по её поручению. Там она получила от Е.П.Б. письмо, в котором идёт речь о будущем Теософского общества. Оно открывается сообщением, что Блаватская имела "долгий разговор с Учителем — впервые за долгое, долгое время", и ей было сказано, что всё Общество (Европа и Америка) проходит суровое испытание. «Кто выйдет из него целым и невредимым, получит своё воздаяние. Те, кто будут бездействовать, равно как и те, кто отвернутся, тоже получат своё. Это последнее и высшее испытание. А вот и новость. Я должна либо вернуться в Индию и умереть там нынешней осенью, либо — до ближайшего ноября — образовать ядро из подлинных теософов, мою собственную школу, без секретаря, только одна я, и столько мистиков, желающих учиться, сколько смогу найти. Я могу остаться здесь, могу поехать в Англию или куда захочу» [84]. Видимо, не случайно вскоре после этого в Остенде появился Бертрам Китли из Лондонской ложи ТО. Он рассказывает: «Я поехал к Е.П.Б. с целью убедить её в целесообразности переезда в Лондон, чтобы сформировать там центр активной теософской работы. Всего нас было шестеро, глубоко неудовлетворённых той апатией, в коей пребывало Общество в Англии, и мы пришли к выводу, что лишь Е.П.Б. способна оказать действенную помощь в том, чтобы вывести наше движение из застоя и положить начало активной и мудро направляемой деятельности» [85]. Молодые теософы создали небольшую самостоятельную группу, но их замыслы не встречали никакой поддержки со стороны руководства Лондонской ложи, деятельность которой была полностью парализована после публикации отчёта Ходжсона. За первым визитом к Е.П.Б. последовал второй, на сей раз прибыл племянник Бертрама Китли (хотя и годом старше его) д-р Арчибалд Китли и тоже настойчиво уговаривал её перебраться в Лондон. Синнетт был категорически против их решения обратиться к Е.П.Б. [86]. Ещё раньше Блаватская писала ему: «Вы спрашиваете моего совета относительно дел Лондонской ложи. Раз вы задали мне этот вопрос, то надеюсь, вы будете готовы услышать, что Учитель несколько раз упоминал о Л. Л. Я не могу повторить вам Его слова, но их дух вы отыщете в тексте Откровения 3,15 и 16***. Можете судить сами, и вам предоставляется возможность делать собственные выводы. Таким образом, всё, что сообщает свежий импульс, лучше, чем инертность. Если вы ещё какое-то время останетесь в вашем нынешнем летаргическом состоянии, то не пройдёт и года, как ваша Л. Л. покроется мхом и слизью...» [87]. Как сообщает Бертрам Китли, ещё одна проблема заключалась в том, что Синнетт, руководивший ложей, полагал, будто "теософия должна всецело оставаться достоянием "общества" в английском понимании этого слова-то есть тех, кого Гладстон назвал бы "имущими классами" в противовес "массам", — людей в лайковых перчатках и фраках". Между тем молодые члены Лондонской ложи, по словам Китли, "считали, что если теософии суждено исполнить свою миссию в мире, то она должна быть обращена к массам, к рабочим и клеркам, несмотря на отсутствие у них метафизической подготовки, ибо основные принципы теософии доступны всем" [88]. Надеясь всё же уговорить Е.П.Б. перебраться в Лондон, члены Лондонской ложи обратились к ней с личными посланиями. Она ответила длинным открытым письмом, в котором были такие слова: "Если я могу поддержать [вашу Ложу], то позвольте мне быть самой незаметной колонной или известковым раствором на ваших мастерках, которым заделают трещины в стенах несчастливой Лондонской ложи. Но если каменщики прежде не наведут порядок в своих материалах и не приготовят кирпичи, что толку от цемента?" [89]. В апреле 1887 г. Е.П.Б. рассказала Вере о том, что с ней произошло: «...Стало Лондонское общество усиленно меня призывать: нужна-де я им! Без меня ничего не поделают, учиться оккультизму хотят, а потому сгорают желанием лишить Остенде моего благотворного присутствия... Прежде всё вороха писем умоляющих получала и отмалчивалась... Ну-де вас, совсем! — думала. — Дайте вы мне покойно книгу свою написать. Не тут-то было: депутацию прислали! Keightley уверяет: "И дом чудесный в саду наняли, и всё приготовили, и на руках вас на место доставим, — только согласитесь!" Я было и решилась. Графиня уж укладываться начала, хотела меня упаковать, съездить в Швецию, продать там своё имение, чтоб жить при мне неотлучно, и вдруг я свалилась!.. 27 марта назначено было нам выехать, а 17-го я ни с того, ни с сего, сидя в кресле после обеда, заснула. Ты же знаешь, что со мной никогда этого не бывало!.. Заснула я прекрепко и вдруг говорю ей, как она рассказывает, я-то ничего не помню совершенно: "Хозяин говорит — вы не должны ехать, потому что я буду смертельно больна"... Она как закричит: "Что вы говорите?!" Я проснулась и тоже кричу в удивлении: "Чего вы кричите? Что случилось?!"... Дня через два мы было и забыли об этом, как получаю я ещё одно письмо из Лондона, от некоего члена, которого я и в глаза не видала — Ashton Ellis — доктор при Вестминстерской больнице, мистик, вагнерист, великий музыкант, ещё молодой человек... Тоже умоляет меня переезжать на том, вишь, основании, что видел меня перед собой, — по портретам, говорит, узнал... Мы с Constance (графиней) ещё смеялись над его восторженными уверениями: "...Моя жизнь связана, пишет, с вами и Теософическим обществом. Я знаю, — я скоро должен вас увидеть'.." Посмеялись и об этом забыли... Тут я горло простудила, сама не понимаю как, а потом — ещё хуже! Как слегла я, да на пятый день остендские доктора объявили, что надежды нет, потому что началось отравление крови от бездействия почек, я всё дремала, да так и должна была заснуть навеки в этой дремоте, — графиня и вспомнила, что ведь этот Аштон Эллис доктор известный. И телеграфировала ему, прося прислать хорошего специалиста. Вдруг этот доселе чужой человек телеграфирует: "Еду сам, прибуду ночью". Я как во сне еле помню, что кто-то в самом деле ночью пришёл, взял мою руку, поцеловал её, давал мне что-то глотать; присел на кровати и начал массировать мне спину. Представь себе, что этот человек три ночи и три дня не ложился и каждый час растирал меня и массажировал...» Далее Елена Петровна рассказывает, как она слышала говор присутствовавших о том, что если умрёт она, не подписав своей воли, то без завещания не позволят сжечь её тело... «Тут проснулось во мне сознание всего ужаса быть похороненной, лежать здесь... а не в Адьяре... Я позвала их и говорю: "Скорей, скорей нотариуса!" и, поверишь ли, — встала!.. Артур Гебгарт, только что вернувшийся из Америки и приехавший с матерью, прослышав о моей болезни, побежал, привёз нотариуса и американского консула; а у меня откуда силы взялись? — Сама диктовала и подписала завещание...» [90]. Всё шло гладко до тех пор, пока адвокат не услышал, что своё имущество Е.П.Б. завещает графине и ничего не оставляет родственникам. Он стал было возражать, опасаясь, что графиня могла как-то повлиять на больную Е.П.Б... Однако Блаватская продолжала энергично настаивать. Желая прекратить спор, Мэри Гебхард осторожно заметила адвокату: "Возможно, вы составите завещание, как она того хочет, когда узнаете, о какой сумме идёт речь. Ведь если г-жа Блаватская умрёт, то денег едва хватит на похороны" [91]. "Покончив [с завещанием], — продолжает Елена Петровна, — чувствую — не могу дольше! Опять в постель и говорю себе: "Теперь — до свидания! Помирать буду!.." Но Ashton тут из себя вышел: целую ту ночь он опять меня массажировал и поил какою-то дрянью. Но я уж видела, что у меня тело сделалось серым и в сине-жёлтых тёмных пятнах, и, впадая в беспамятство, только с вами мысленно прощалась". Те, кто был рядом, не сомневались, что жить ей оставалось считанные часы. Однако сутки спустя Е.П.Б. проснулась вне опасности [92]. Ту ночь графиня Вахтмейстер провела у постели Е.П.Б., а под утро нечаянно заснула. Она рассказывает: «Когда я открыла глаза, первые утренние лучи прокрались в комнату, и на меня напал страх, что я спала, а в это время Е.П.Б. могла умереть... Я с ужасом повернулась к её кровати — и увидела Е.П.Б., которая спокойно смотрела на меня своими ясными серыми глазами. "Графиня, подойдите сюда", — сказала она. Я бросилась к ней: "Что произошло? Вы совсем не такая, как вчера вечером!" Она ответила: "Да, Учитель был здесь; Он предложил мне на выбор или умереть и освободиться, если я того хочу, или жить ещё и завершить Тайную Доктрину. Он сказал мне, как тяжелы будут мои страдания и какое трудное время предстоит мне в Англии (поскольку я должна буду туда поехать). Но когда я подумала о тех людях, которых я смогу ещё кое-чему научить, и о Теософском обществе, которому я уже отдала кровь своего сердца, я решилась на эту жертву...» [93]. Окончила она свою речь весёлой просьбой о завтраке. Когда же пришёл доктор и ещё несколько лиц и она встретила их одетая и, сидя в кресле, завела с ними шутливый разговор, изумлению их не было предела. Секрет таких её выздоровлений, казавшихся чудом для окружающих, отчасти раскрывается в следующих строках Тайной Доктрины: «Мы утверждаем, и настаиваем на этом утверждении, что Звук есть прежде всего огромная оккультная сила; и это такая колоссальная мощь, что вся электрическая энергия, которую мог бы выработать миллион Ниагар, не идёт в сравнение даже с малейшим потенциалом её, если она приложена по законам оккультного знания. Можно произвести звук такого свойства, что пирамида Хеопса поднимется на воздух, или умирающий, даже на последнем вздохе, будет возвращен к жизни, наполненный новой энергией и силой. Ибо Звук порождает озон или, скорее, притягивает воедино элементы, которые вырабатывают его, чего не умеет химия, но что вполне по силам алхимии. Он может даже воскресить человека или животное, чьё астральное "жизненное тело" ещё не отделено безвозвратно от физического в результате обрыва магнетической или одической нити. Уж можете поверить, что писательница, трижды спасённая от смерти этою силою, знает кое-что об этом не понаслышке» [94]. Это, добавляет Е.П.Б., может показаться "слишком ненаучным, а посему не стоящим внимания". Но вот уже в наши дни, совсем недавно, наука продемонстрировала возможности левитации с помощью звука. 1 мая 1887 года Е.П.Б. отбыла из Остенде в Лондон. По приезде она поселилась в небольшом коттедже под названием "Мейкотт" в районе Аппер-Норвуд. Это место на несколько месяцев, до переселения в более просторное жилище, стало центром теософской работы. Так начался новый этап активной деятельности на поприще теософии в Европе и Америке. Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА) с августа 1979 года применяет звук для вращения и передвижения объектов в пространстве. Опубликовано более двадцати технических статей с описанием успешных разработок в этой области, среди них есть статья под названием "Стабилизированная акустическая левитация плотных материалов при использовании высокомощной сирены". Она проиллюстрирована фотографиями различных предметов, например стальных шариков, парящих в пространстве. Эти исследования по контракту с НАСА проводит Лаборатория реактивного движения при Калифорнийском технологическом институте в Пасадине [95]. Глава 4. «В альбионских туманах поселена» Свой переезд в Лондон Е.П.Б. описывает в письме к Вере Желиховской так: «Ну вот я и в альбионских туманах поселена! Именно поселена, я не сама поселилась! Перетащили меня мои адмираторы*, — чуть не на кровати, всё время везли и на руках переносили. Далась я им!.. Решили, что без меня и дороги в Царство Небесное не найдут: прислали депутацию с петицией в 72 имени теософов, твёрдо решившихся лишить бедное Остенде моего "облагораживающего" присутствия и "благодетельных магнетических токов", — excusez du реи**!.. "Восчувствовали мы – говорят — дух святости и духовного усовершенствования в вашей атмосфере. Вы одни можете просветить нас и оживить впадающее в спячку и бездействие Лондонское общество!" Ну вот, я приехала и поддала жару, — пусть не пеняют... Я сижу у стола и пишу, а они все у меня ходнем-ходят... Вчера был митинг, сформировали новую ветвь теософического общества и, вообрази, назвали единодушно — Blavatsky Lodge of the Т. S.!!.» [96]. Новая теософская ложа была основана через три недели после прибытия Е.П.Б. Олкотт сообщает, что "четырнадцать молодых людей объединились и создали знаменитую впоследствии Ложу Блаватской. Взяв такое название, они тем самым публично выступили в поддержку той, чьё имя, казалось, было так запятнано заговором Куломбов и миссионеров" [97]. В протоколах заседаний Ложи Блаватской отмечено, что первое официальное собрание состоялось 19 мая; на нём было заявлено, что "целью ложи будет активная деятельность" [98]. Следующее собрание прошло 25 мая. Было решено приступить к выпуску журнала и основать своё издательство. Бертрам Китли в "Воспоминаниях" объясняет, как возникла мысль о новом журнале: «... Видя, что для подготовки Тайной Доктрины к печати потребуется год и даже больше, Е.П.Б. настаивала на том, что в этот период необходима какая-то внешняя деятельность по распространению идей Общества; и единственное, что мы смогли придумать, — это издавать журнал под редакцией Е.П.Б. Итак, мы решили выпускать журнал под названием Люцифер: Носитель Света, и занялись подготовкой к этому» [99]. Вторым редактором Люцифера стала писательница Мейбл Коллинз, записавшая за несколько лет до этого текст "Света на Пути" — книги, ставшей теософской классикой. Именно в её доме, в "Мейкотте", поселилась Е.П.Б. и было положено начало журналу. Синнетт, со временем изменивший своё негативное отношение к переезду Е.П.Б. в Лондон, говорит в выпуске "Ревью оф ревьюз" за июнь 1891 года, сразу после её смерти: «...Те немногие годы, которые ей оставалось прожить, её авторитет и влияние на окружающих постоянно возрастали. На её приёмах было полно народу, её духовные силы и энергия достигли прежнего накала. Её присутствие вдохновляло на рождение и осуществление новых замыслов по развитию Теософского движения. Недоброжелатели, утверждавшие, что интерес к г-же Блаватской вызван ажиотажем вокруг подлинных или фальшивых "феноменов", имели возможность на практике убедиться в обратном... в эти последние годы вся её общественная активность была направлена на то, чтобы обучать теософской философии и этике, и рядовой посетитель на её приёмах или лекциях не имел ни малейшей надежды увидеть хоть какой-нибудь оккультный феномен» [100]. Е.П.Б. так объяснила новую линию поведения: «"Оккультные явления"... не дали желаемого результата... Предполагалось, что образованная публика, в особенности учёные, признают наконец существование новой и чрезвычайно интересной области исследований, став свидетелями физических действий, производимых усилием воли, которым они не в состоянии дать объяснение. Предполагалось, что теологи будут только приветствовать доказательства того, что душа и дух — не просто плод их воображения... но вещи столь же реальные, как и тело, только гораздо более важные, — доказательства, в коих они так нуждаются в наши дни расцвета агностицизма. Эти ожидания не оправдались. И природа феноменов, и их цель были поняты и истолкованы превратно... Феномены действительно возбудили любопытство в умах тех, кому довелось быть их свидетелями. Но, к сожалению, интерес этот оказался в большинстве случаев праздным. У многих очевидцев разыгрался ненасытный аппетит к чудесам ради самих чудес, без какого-либо желания изучать лежащую в их основе философию или науку; тогда как феномены были не более чем банальной и, так сказать, случайной иллюстрацией их истинности и силы... За редкими похвальными исключениями, люди воспринимали феномены либо как чудо, либо как нечто от лукавого, либо просто как обыкновенный обман или развлечение, либо как фокусы тех опасных "призраков", что устраивают маскарад на спиритических сеансах и питаются жизненной энергией медиумов и участников таких сеансов... Оккультист может производить феномены, но он не в силах наделить людей ни способностью мыслить, ни добросовестностью, без чего невозможно понять и оценить их правильно. Поэтому не удивительно, что было сказано оставить феномены — пусть идеи теософии говорят сами за себя» [101]. Рассказывая об истории создания Тайной Доктрины, Бертрам Китли вспоминает, как Е.П.Б. перевозили из Остенде в Англию: «Мы... приехали в "Мейкотт", и не прошло и двух часов, как все рабочие материалы Е.П.Б. были распакованы и она с головой ушла в работу. Её работоспособность поражала. Она просиживала за рабочим столом с раннего утра и до позднего вечера. Даже когда её одолевала болезнь и другой на её месте лежал бы беспомощный в постели, она упорно продолжала продвигать возложенный на себя труд» [102]. Вскоре Арчибалд и Бертрам Китли, закончившие в своё время Кембридж, получили на просмотр рукопись Тайной Доктрины. Они тщательно изучили её и пришли к выводу, что это выдающийся труд, однако составленный "без всякого плана, структуры или композиции". Е.П.Б. поручила им исправить этот недостаток. Чтобы не портить оригинал, они отдали рукопись перепечатать и работали с машинописным вариантом [103]. В 1889 году, в дни работы съезда ТО в Соединённых Штатах, Арчибалд Китли дал интервью "Нью-Йорк таймс". Когда репортёр спросил, занимается ли Е.П.Б. "в настоящее время демонстрацией феноменов и проявляет ли она оккультные способности, которые ей приписывали в прошлом", Китли ответил: «Крайне редко, кроме тех случаев, когда по ходу работы в этом возникает практическая необходимость... Когда г-жа Блаватская, [приехав из Индии], писала Тайную Доктрину, у неё не было при себе ни выписок, ни справочников, однако часто она приводила цитаты в двести-триста слов из разных источников, точно указывая имя автора, том и страницу, как если бы нужная книга находилась прямо перед ней. Несколько обеспокоенный этим, я предложил: "Не думаете ли вы, что мне стоило бы проверить точность некоторых цитат?" "Проверьте, коли есть охота", — ответила она. Набрав побольше цитат, я отправился в Британский музей. Насколько я знал, книги, которые цитировала Е.П. Б., можно было найти только там. Я обнаружил, что отобранные мною тексты совпадали с первоисточниками до мельчайших подробностей. Было одно или два исключения, когда на указанной ею странице я не смог найти приводимого отрывка. Скажем, давалась ссылка на страницу 307. Нужного текста на ней не было. Но, следуя своим догадкам, я открыл страницу 703 и там обнаружил фрагмент, который искал, слово в слово... Цитаты, о которых идёт речь, в основном были из Журнала Азиатского общества в Калькутте, многие — из статей полковника Уилфорда; и хотя эти работы написаны не более 50-60 лет назад и большой редкостью их не назовешь, всё же они имеются у крайне малого числа частных лиц, к коим Е.П.Б. не относилась. И в процессе своей работы она не имела к ним иного доступа, кроме как вышеупомянутым способом через астральный свет» [104]. В разговоре с репортёром было затронуто множество других тем, но когда читатели "Нью-Йорк таймс" раскрыли на следующий день газету, они обнаружили материал, озаглавленный так: ПОЛЬЗА ОТ АСТРАЛЬНОГО СВЕТА, посредством которого можно цитировать то, чего вы никогда не читали. Среди тех, кто навещал Е.П.Блаватскую летом 1887 года, был американец Александр Фуллертон. Активный сотрудник Нью-Иоркского ТО, он помогал Джаджу издавать журнал Путь. Фуллертон целиком посвятил свою жизнь теософии, оставив карьеру священника епископальной церкви жүктеу/скачать 4.54 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|