Сильвия Крэнстон при участии Кэри Уильямс Жизнь и творчество основательницы современного теософского движения Блаватской е. П. Перевод с английского под редакцией
жүктеу/скачать 4.54 Mb.
|
| [237].
По существу, такого рода "плагиат", в каком он уличает Е.П.Б., есть практика, обычная для любого исследователя, использующего в своих публикациях сведения, известные до него. Коулман и сам не был тут исключением. Чтобы понять это, нужно знать, в чём заключается различие между первичными и вторичными источниками. Если вы цитируете эссе Эмерсона, к примеру, то это эссе будет для вас первичным источником. Но если речь идёт о цитате из Шекспира, которую приводит Эмерсон в своём эссе, то в этом случае оно будет считаться вторичным источником. Коулман заявляет, что в таком случае нужно сослаться — в подстрочном примечании или в затекстовой ссылке — не только на Шекспира, но и на вторичный источник, ибо иначе как бы подразумевается, что нужную цитату из Шекспира вы нашли сами. Однако упоминание только первичных источников — вполне законная практика, которой следуют большинство учёных. Так и в Разоблаченной Исиде Е.П.Б. часто ссылается непосредственно на того или иного автора, не упоминая вторичный источник. Современные исследователи косвенно отдают дань вторичным источникам, включая в библиографию названия использованных книг. Перечислять все источники — не всегда разумно, так как многие из просматриваемых книг упоминать не имеет смысла. Если бы с теми требованиями, которые Коулман предъявляет к Е.П.Б., он подошёл к многотысячной армии исследователей, то ему пришлось бы обвинить в плагиате их всех! В работах Е.П.Б. библиография отдельно не приводится, как, впрочем, и в большинстве книг того времени. Однако она часто упоминает вторичные источники прямо в тексте. К примеру, Коулман обвиняет Е.П.Б. в том, что в Исиде она сорок два раза использует отрывки — ему следовало бы сказать "цитаты" — из книги Ч.У.Кинга "Гностики и их наследие" без всяких ссылок на неё. Однако Коулман "забывает" добавить, что Е.П.Б. использует эту книгу и в качестве первичного источника и ссылается на неё и на её автора в общей сложности тридцать два раза. Интересно, что бессмертный Гёте как-то заметил: «Своими достижениями я обязан... тысячам вещей и людей вокруг меня, послужившим мне материалом... мне оставалось лишь подбирать его, снимать урожай там, где сеяли за меня другие... Главное — это огромное желание, умение и настойчивость в достижении своей цели. У моих трудов коллективный автор, и только по воле случая они подписаны именем Гёте» [238]. Сам Коулман отнюдь не всегда соблюдал собственные требования относительно ссылок на вторичные источники. В своём эссе "Воскресенье — не настоящий Саббат" он позаимствовал множество цитат из статьи Уильяма Генри Берра на эту же тему, ни разу не упомянув имени автора. Высказывая претензии к Коулману, Берр писал: «Факты таковы: У.Э.К[оулман] позаимствовал из моей небольшой работы все приведённые им цитаты и выводы, касающиеся Юстина, Иренея, Климента, Тертуллиана, Викторина, Оригена, Евсевия, Иеронима, Лютера, Меланхтона, Бакстера, Илейлина, Мильтона, Пейли и Неандра. Все его ссылки на перечисленные авторитеты также позаимствованы из моей работы, он же не добавил из их трудов ничего такого, чего нельзя найти в моей статье. Коулман также никак не дал понять, что брошюра Берра вообще существует» [239]. Коулман заявляет, что, обильно цитируя авторитеты как прошлого, так и настоящего, Е.П.Б. пытается представить себя "невероятно начитанным человеком с обширной эрудицией", хотя в действительности "она была полная невежда во всех областях знания". Но в таком случае остаётся лишь удивляться, как же она могла при этом ориентироваться в толстенных томах, отбирая именно тот материал, который был ей нужен. Беатрис Хейстингс замечает по этому поводу: «[Коулман] игнорирует то обстоятельство, что Е.П.Б. цитирует "авторитеты" именно с конкретной целью — проследить нить оккультной науки с древнейших времён до наших дней. На ряду с древней книгой она вполне могла сослаться и на сведения из нью-йоркской газеты, ей было важно одно — чтобы материал служил её цели. М-р Коулман нашёл удобным оставить без внимания обилие имён и авторитетов, постоянно упоминаемых ею. Однако на самом деле в книге не найти и страницы, где бы не упоминалось какое-нибудь имя; читателя отсылают от одного авторитета к другому, и не остаётся сомнения, что автор подбирает материал из разных источников с целью доказать, что отнюдь не выдумывает то, о чём говорит. Вряд ли можно было привести ещё больше имён, не утомив читателя. Умение вовремя остановиться, как это делает она, требует литературного такта... И разве не самое лучшее, что можно сделать с обширной библиотекой разрозненной информации, — это собрать всё существенное в одной книге?» [240]. Однако было бы ошибкой считать, что работы Блаватской — это почти антологии. Коулман пытается внушить читателю, что, к примеру, Исида — за малым исключением — не более чем набор заимствований из других авторов. Доказать обратное нетрудно: построчный подсчёт показывает, что цитируемого материала в книге всего 22 процента, а 78 процентов составляют слова самой Е.П.Б. Более того, цитаты не имеют здесь первостепенного значения, они служат именно для подкрепления её основных тезисов. Сегодня, когда её книги цитируются, то, как правило, приводятся её собственные слова или, как она утверждала, слова её учителей, а не то, что она извлекла из сочинений других авторов. В начале статьи охота Коулмана за плагиатом сосредоточивается главным образом на Разоблаченной Исиде. Затем он обращается к Тайной Доктрине и другим работам Е.П. Блаватской. И здесь его обвинительные формулировки совершенно отрываются от приводимых им данных, чего ни один действительно честный исследователь никогда себе не позволит. Обсуждая Исиду, Коулман указывает источники заимствования и номера страниц, а иногда и параллельные места из оригинала. Дальше он этого уже не делает. Однако уверяет, что "подробные доказательства и свидетельства для каждого утверждения... будут приведены полностью в книге, которую я сейчас готовлю к печати, — она посвящена разоблачению теософии в целом". Это обещание повторяется в статье снова и снова, как заклинание, дабы внушить читателю, что, вне всякого сомнения, доказательства будут вскоре представлены. Но за шестнадцать лет — со времени написания этой статьи в августе 1893 года и до самой смерти её автора в 1909 году — обещанная книга так и не появилась. Коулман ни разу больше не извещал о предстоящей публикации, не было и извинений в связи с её задержкой. Коулман заявляет, что Тайная Доктрина "не лучше Исиды" в том смысле, что это "сплошной плагиат, и в любой своей части только перефразирует другие книги". Он перечисляет двадцать одну книгу, откуда Е.П.Б. "позаимствовала" материал и не указала их в качестве вторичных источников. Количество "заимствованных мест" он приводит только в пяти случаях: "Вишну Пурана" в переводе Уилсона "Мировая Жизнь" профессора Александра Уинчелла "Классический индусский словарь" Даусона "Мифология античной Греции" Дешарма "Каббала" Майерса 130 70 123 60 34 В двух томах Тайной Доктрины насчитывается 1570 страниц; книги, которые она цитирует, тоже объёмистые. Как же можно проверить такое заявление и установить параллельные места этой работы и соответствующих вторичных источников, если ни там, ни тут не указаны номера страниц? Было похоже, что без тщательно разработанной компьютерной программы с подобной задачей не справиться. Тем не менее мы решились на эксперимент. Коулман утверждает, что основной материал Тайной Доктрины взят из двух источников: перевода "Вишну Пураны", сделанного Уилсоном, и "Мировой Жизни" Александра Уинчелла, профессора геологии и палеонтологии Мичиганского университета. Мы остановились на последней работе. Она носит научный характер, и предмет исследования определён здесь достаточно четко, как, например, в главах о солнце и луне. Текст её можно сопоставлять с текстом Тайной Доктрины при помощи огромного 396-страничного указателя к изданию последней в Собрании сочинений Е.П.Блаватской. Исследовательница, из скромности пожелавшая остаться неизвестной, добровольно взялась за эту рутинную работу и в течение шести месяцев ежедневно посвящала ей от двух до трёх часов. Но где-то в середине работы она пожаловалась, что у неё "пропадает охота искать то, чего никак не найти". В конце концов ей всё же удалось отыскать несколько заимствований без ссылок на вторичный источник — правда, не семьдесят мест, коими похвалялся Коулман, а всего шесть [241]. Неудивительно, что Коулман так и не написал своей книги! Он рассчитал верно: его так называемым изысканиям верили и без обещанных доказательств. Коулман также с гордостью объявил, что он установил первоисточник Строф Дзьян, которые, по словам самой Е.П.Б., составляют основу Тайной Доктрины и Голоса Молчания. Согласно Коулману, Строфы — "компиляция из различных источников, перекроенная г-жой Блаватской на собственный лад". Доказательства Коулман обещал привести всё в той же книге, которая так и не появилась. Вопрос об источнике Строф Дзьян волновал не только Коулмана. Дж.Р.Мид, учёный секретарь Е.П.Б., в своё время обменялся письмами с Максом Мюллером на эту тему. Джордж Мид получил степень бакалавра и магистра гуманитарных наук с отличием в Кембридже, где специализировался в греческом и латыни; он также изучал философию в Оксфорде, а впоследствии писал книги по вопросам гностицизма, герметической философии и происхождения христианства [242]. Сообщение Дж. Мида о переписке с Максом Мюллером появилось в Теософском обозрении (в то время он был его редактором) за март 1904 г.: «Лет десять тому назад, если не больше, покойный профессор Макс Мюллер, к которому все почитатели "Священных книг Востока" питают чувство глубокой признательности, опубликовал весьма содержательное собрание своих Джиффордских лекций под общим названием "Теософия, или психологическая религия". Я написал подробную рецензию на эти лекции, которая вышла в виде трёх статей в нашем Обозрении. Почтенный профессор любезно прислал мне свои замечания, поправив меня по одному-двум пунктам, и мы обменялись несколькими письмами. Он выразил недоумение по поводу того, что я попусту, как ему казалось, растрачиваю то, что он учтиво назвал моими способностями, на "теософию" — в то время как для меня открыты все области востоковедения, в которых, как он любезно предположил, я мог бы заняться полезной работой. Он был особенно озадачен тем, что я так серьёзно отношусь к этой шарлатанке г-же Блаватской, которая нанесла такой вред делу подлинной ориенталистики своими пародиями на буддизм и Веданту, перемешав их с западными идеями. Вся её теософия [по его словам] есть только rechauffe*** из неверно понятых переводов с санскрита и пали. На это я ответил, что служу единственно истине, и если он сумеет убедить меня, что теософия г-жи Блаватской — это просто ловкая или невежественная манипуляция текстами с санскрита и пали, то я не пожалею сил, чтобы довести эти факты до сведения всех теософов... Посему я просил его не отказать мне в любезности и указать, какие, по его мнению, оригинальные тексты на санскрите, пали или любом другом языке послужили основой "Строф Дзьян" и комментариев к ним в Тайной Доктрине или любого из трёх трактатов, входящих в Голос Молчания. Сам я многие годы тщетно искал хоть какой-то след подлинников или фрагментов, которые бы напоминали их. Если бы мы могли раздобыть первоисточники, то лучшего и желать нельзя; именно этот материал нам и нужен. В ответ профессор прислал короткую записку с указанием на два стиха из Голоса Молчания, которые, по его словам, явно западные по образу мышления — чем себя и выдают. Я ответил, что весьма огорчён тем обстоятельством, что он не указал тексты, послужившие источником какого-либо высказывания из "Книги золотых правил" или какой-либо строфы из "Книги Дзьян"; тем не менее я хотел бы опубликовать его критические замечания, оставляя за собой право прокомментировать их. На что профессор Макс Мюллер поспешил ответить, прося не делать этого и немедленно вернуть его письмо, поскольку он намерен написать для [Теософского] обозрения нечто более стоящее. Конечно, я возвратил ему письмо, но я так и не дождался обещанных доказательств того, что эти поразительные литературные творения изобличают в Е.П.Б. убогую литературную подёнщицу, состряпавшую из лоскутьев неверно понятых переводов пёстрый шутовской наряд для дураков. Хотелось бы добавить, что это предложение остаётся в силе для всех и каждого из востоковедов, желающих поддержать последнего Нестора от ориенталистики в этом смехотворном, на мой взгляд, утверждении. Я не просто так назвал эти фрагменты, увековеченные в её книгах, поразительными литературными творениями. Это не мнение энтузиаста, незнакомого ни с восточной литературой, ни с великими космогоническими системами прошлого, ни с теософией мировых религий, но зрелое суждение человека, посвятившего около двадцати лет изучению именно этих вопросов... Строфы [Дзьян в Тайной Доктрине] раскрывают перед нами систему космогенеза и антропогенеза, которая по своему охвату и обстоятельности намного превосходит любое объяснение подобных предметов, известное нам из прошлого; их невозможно назвать искусной мозаикой, составленной из разрозненных архаичных фрагментов, сохранившихся в священных книгах и у классических авторов; они самобытны и вместе с тем несут на себе печать древности и той лаконичности, которую западный мир полагает давно утраченной. Кроме того, они сопровождаются комментариями, очевидно переведёнными или пересказанными с языков Дальнего Востока, создавая общее впечатление подлинности, убедительное для любого учёного, который преодолел исходное предубеждение против их изучения» [243]. Во введении к Тайной Доктрине Е.П.Б. упоминает о тех, кто хотел бы дискредитировать её работы на том основании, что это якобы плагиат из таких авторов, как Элифас Леви и Парацельс, а также буддийских и брахманических текстов: «С таким же успехом Ренана можно обвинить в том, что он похитил свою "Жизнь Иисуса" из Евангелий, а Макса Мюллера — [что он заимствовал] свои "Священные книги Востока"244... из философий браминов и Гаутамы Будды. Но широкой публике и читателям "Тайной Доктрины" я могу лишь повторить то, что уже не раз говорила и что сейчас облекаю в слова Монтеня: ... ЗДЕСЬ Я ДАЛА ЛИШЬ БУКЕТ ИЗБРАННЫХ ЦВЕТОВ И НЕ ВНЕСЛА ОТ СЕБЯ НИЧЕГО, КРОМЕ СВЯЗУЮЩЕЙ ИХ НИТИ» [245]. В статье "Мои книги" Е.П.Б. спрашивает, перефразируя Монтеня: "Готов ли кто-нибудь из моих помощников сказать, что я не заплатила сполна за эту нить?" [246]. В 1983 году тибетолог Дейвид Рейгл сообщил, что ему наконец-то удалось выяснить, что скрывается за загадочным названием Kiu-te. В работе "Книги Kiu-te" он пишет: «Книги Kiu-te охарактеризованы в монументальном труде Е.П.Блаватской Тайная Доктрина как подлинно оккультные произведения; одни из них общедоступные, другие — тайные. Мы также узнаём, что первые можно найти в любом тибетском монастыре гелукпа, вторые включают в себя Книгу Дзъян, откуда был переведён ряд строф, составивших основу Тайной Доктрины. Книга Дзьян охарактеризована как первый том комментариев к тайным книгам Kiu-te и одновременно глоссарий к доступным книгам Kiu-te. Хотя сведения, приведённые выше, были опубликованы в конце прошлого века, "общедоступные" книги Kiu-te не удавалось идентифицировать вплоть до недавнего времени. Ни образованные тибетцы, ни западные учёные не располагали сведениями о книгах с таким названием. Поэтому они были объявлены плодом воображения Е.П. Блаватской, как, впрочем, и всё остальное в Тайной Доктрине. Но стоило всего-навсего разобраться в пояснениях, данных ею по поводу этих книг, как их удалось идентифицировать вполне достоверно. Как и утверждала Е.П.Б., их действительно можно найти в библиотеке любого тибетского монастыря гелукпа, а также в монастырях других школ (кагьюпа, ньинмапа и сакьяпа), и это действительно самые настоящие оккультные произведения; во всей тибетской буддийской традиции считается, что они заключают в себе тайное учение Будды. И как будет видно далее, все предшествовавшие попытки их идентифицировать терпели неудачу только из-за разного подхода к транскрипции этого термина» [247]. Е.П.Б. иногда транскрибировала название этих книг и как Khiu-te, как это делал капуцинский монах-миссионер Делла Пенна ди Билли, побывавший в Тибете в середине восемнадцатого века. Сегодня они известны как Гью-дэ, один из основных разделов Кангьюра ("Перевод Слова [Будды]"), главной части тибетского буддийского Канона. Многолетние исследования привели Рейгла и к другим интересным выводам, о которых он сообщает в своей работе. Глава 13. Живительный воздух Фонтенбло В конце весны 1889 года, когда вот-вот должны были появиться "обличительные" статьи Коуза, вслед за которыми бывшая сотрудница, Коллинз, подала на Е.П.Б. в суд, в жизни Е.П.Б. происходили другие события — к счастью, совсем иного рода. Она писала друзьям: "Мой врач настаивает на том, чтобы я отдохнула, хотя бы две недели. Мне нужно сменить обстановку" [248]. Она получила приглашение приехать в Фонтенбло, что рядом с Парижем, от подруги из Бостона, жены сенатора США Иды Кэндлер, которая уже находилась там с дочерью. Е.П.Б. провела там три недели. Из Франции она отправляет два радостных письма Надежде, где сообщает, что перемена обстановки пошла ей на пользу. Эти письма появились в журнале Путь за ноябрь 1895 года, и редактор — У. Джадж — отметил, что из них явствует, "насколько восприимчивой к новым впечатлениям оставалась г-жа Блаватская даже в преклонном возрасте". Е.П.Б. пишет из Фонтенбло: «Восхитительный воздух, весь пропитанный смолистым духом соснового леса и прогретый солнцем, — коим я дышу целые дни, катаясь по прекрасному парку, — просто воскресил меня, вернул давно утраченные силы. Представь, несколько теософов приехали вчера из Лондона навестить меня, и посему мы все отправились осматривать замок. Из пятидесяти восьми дворцовых покоев сорок пять я прошла на своих ногах!! Я уже больше пяти лет столько не ходила! Я поднялась по парадной лестнице, откуда Наполеон прощался со своими гвардейцами; осмотрела апартаменты бедной Марии-Антуанетты, спальню и подушки, на которых когда-то покоилась её обречённая голова; видела бальную залу, gallerie ", de Francois I*, комнаты "юных дам" Габриели д'Эстре и Дианы где Пуатье, комнаты самой мадам де Ментанон и атласную, изъеденную молью колыбельку le petit roi de Rome**, и ещё много всякой всячины. Гобелены, севрский фарфор и некоторые картины — настоящее чудо!.. Мои пальцы касались того самого стола, за которым великий Наполеон подписывал своё отречение. Но больше всего мне понравились картины, вышитые шёлком par les demoiselles de St. Cyr*** для мадам де Ментанон. Я ужасно горжусь собой, потому что сама обошла весь дворец. Подумать только, при вас в Вюрцбурге я чуть было не распрощалась с обеими ногами, а теперь, как видите, преспокойно разгуливаю... Ах, что за деревья в этом doyen des forets+! Я никогда не забуду этого живого леса. Гигантские дубы и шотландские ели, и у всех — исторические имена. Здесь есть дуб Мольера, Ришельё, Монтескье, Мазарини, Беранже. Есть дуб Генриха III и два огромных семисотлетних дерева des deux freres Fara-monds++. Я попросту жила в этом лесу целыми днями, меня возили по нему либо в кресле-каталке, либо в ландо. Здесь так замечательно, и у меня не было ни малейшего желания ехать смотреть Выставку» [249]. Однако поездка в Фонтенбло [250] интересна для истории Теософского движения не только тем, что дала Е.П.Б. возможность переменить обстановку и посетить знаменитый дворец, но, скорее, потому, что именно здесь был в основном написан Голос Молчания. Быть может, бегство из Лондона, с его загрязнённой атмосферой и вечными туманами, способствовало тому, что Е.П.Б. смогла приняться за эту важную книгу. Анни Безант в Автобиографии рассказывает о поездке в Фонтенбло и о том, как Е.П.Б. писала Голос Молчания: «Меня пригласили в Париж вместе с Гербертом Барроузом для участия в большом Конгрессе труда, который проходил с 15 по 20 июля. Пару дней я провела у г-жи Блаватской в Фонтенбло, куда она выбралась на несколько недель отдохнуть. Я застала её за переводом чудесных отрывков из "Книги золотых правил", широко известных теперь как Голос Молчания. Она писала быстро, не имея перед собой никакого материального источника, а вечером я должна была читать вслух сделанное за день, чтобы убедиться, "приличен ли её английский". При этом присутствовали Герберт Барроуз и м-с Кэндлер, преданный американский теософ. Мы усаживались вокруг Е.П.Б., и я начинала читать. Перевод был на чистейшем и красивом английском, плавном и музыкальном; лишь изредка попадались одно-два слова, которые можно было бы заменить. Выслушивая похвалы, она смотрела на нас как изумлённый ребёнок — хотя любой, кто обладает литературным вкусом, не меньше нашего восторгался бы этой изысканной поэмой» [251]. В главах, посвященных Тибету, уже говорилось, что восточные учёные подтвердили подлинность Голоса Молчания. Известные западные писатели и учёные также высоко ценили эту книгу. Так, лорд Алфред Теннисон, знаменитый английский поэт, читал Голос Молчания незадолго до своей смерти [252]. По поводу одной из его последних поэм Е.П.Б. заметила: "Похоже, что лорд Теннисон читал теософские книги или черпал вдохновение в тех же великих истинах, что и мы" [253]. Уильям Джеймс в своих известных Джиффордских лекциях 1901-2 гг., изданных под общим названием "Многообразие религиозного опыта", приводит несколько отрывков из Голоса Молчания и заключает, что "есть грань нашего сознания, которой милы подобные вещи, и доносящийся оттуда шёпот сливается с нашей рассудочной деятельностью подобно тому, как безграничный океан гонит свои волны, разбивающиеся о камни наших берегов". Вот что он цитирует [254]: «Кто хочет услышать голос Нада, "Беззвучный Звук", и понять его, тот должен познать природу Дхараны****... ..Когда его собственный облик представится ему нереальным, таким же нереальным, как все образы его сновидений по пробуждении; Когда он перестаёт слышать множественность, тогда он способен различить ЕДИНОЕ — звук внутренний, убивающий внешний... Ибо тогда душа услышит, и вспомнит. И тогда к внутреннему слуху обратится — ГОЛОС МОЛЧАНИЯ... Отныне твоё я растворилось в [ВЕЛИКОМ] Я; ты сам — в СЕБЕ САМОМ, слившись с ТЕМ Я, чьим излучением ты был вначале... Пребывай отныне под древом бодхи, которое есть совершенство всякого познания, и знай, ты овладел САМАДХИ — состоянием безошибочного видения*****. Воззри! ты сам стал свет, ты сам стал Звук, ты сам себе Учитель и Бог. ТЫ САМ — цель твоих исканий; непрерывающийся ГЛАС, звучащий из вечности в вечность; неподвластный переменам, свободный от изъянов, семь звуков в едином, ГЛАС МОЛЧАНИЯ». Ещё один отрывок из Голоса Молчания, обращенный к ученику — "ты должен научиться разделять своё тело и своё сознание... и жить в вечном" [255], — по-видимому, особенно занимал Джеймса, ибо далее он пишет: «Доктрина... столь популярная нынче в определённых философских кругах, [о том], что вечность безвременна, что наше "бессмертие", коль мы живём в вечном, относится не столько к будущему, сколько присутствует в каждом мгновении настоящего, — находит опору в тех "внемли, внемли!" или "аминь", что достигают нас из этой таинственной глубинной области. Мы распознаём пароли этого сокровенного мира, когда слышим их, но мы не способны воспользоваться ими — лишь сам этот мир владеет "паролем предвечным"» [256]. Британский буддист Деннис Лингвуд, больше известный под именем бхикшу Сангхаракшита, изучавший пали и хорошо знавший тхераваду и махаяну, в лекции «Парадоксы и поэзия в "Голосе Молчания"», опубликованной в виде брошюры, говорит: «Голос Молчания, хотя и не претендует на то, чтобы считаться изречениями Будды, тем не менее ближе к сутрам, чем к шастрам... Он стремится более вдохновить, нежели наставить, он обращается скорее к сердцу, чем к разуму. Если воспользоваться классификацией Де Куинси, он относится не к разряду литературы информационной, цель которой — умножать знания, но к литературе силы, имеющей назначение произвести сдвиг. Важно четко понимать разницу не только между ожидаемым в каждом случае следствием, но и между органами, на которые та или иная литература предназначена воздействовать, — важно настолько, что, согласно Голосу Молчания, ученику уже в самом начале даётся следующее напутствие: «И, прежде всего, учись отличать знание Рассудка от Мудрости Души: доктрину "Ока" — от доктрины "Сердца"». Нам, [однако], следует быть настороже и не впасть в весьма распространённое заблуждение, что под мистическим подразумевается нечто иррациональное и алогичное. По язвительному замечанию Т. С. Элиота, прежде чем выходить за пределы интеллекта, его нужно иметь. Но проблема передачи [мистического опыта] всё-таки остаётся. Как можно рассказать о природе самадхи тому, кто не имел подобного опыта, если язык, основное средство общения, складывается на основе именно тех уровней опытного знания, за пределы которых и выводит состояние самадхи? Некоторые учителя дзэн, конечно, решают эту проблему по-своему, пытаясь вообще обходиться без языка. Традиционное буддийское решение не столь радикально. Одна группа сутр... основывается, главным образом, на методе систематического парадокса. Другая... прибегает к поэзии, особенно в высшей форме космического мифа. Голос Молчания, пожалуй, необычен тем, что в нём используются оба метода, и именно это во многом объясняет, почему сей небольшой трактат столь действенно пробуждает дремлющую Мудрость Души ученика, который готов к этому» жүктеу/скачать 4.54 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|