Сочинение уильяма мьюира, K. C. S. I. Д-ра юстиции, D. C. L., Д-ра философии (болонья)

ПЯТЫЙ год правления Омара был омрачен двойным бедствием: чумою и голодом. Его прозвали «годом пепла», ибо сухой ветер из Хиджаза был день изо дня насыщен пылью с иссушенной песчаной почвы, и природный цвет небес оказался сокрытым плотной и знойной пеленою.

В северной части полуострова засуха оказалась настолько сильной, что вся природа увяла. Дикие и робкие звери пустыни, гонимые нуждою, вынуждены были искать пищи в руках у человека. Отары и стада от истощения погибали, или же скотина становились непригодною для употребления в пищу. Рынки стояли заброшенными, а людские нужды достигали крайностей, подобно страданиям долгое время пребывающего в осаде гарнизона. Медину заполонили толпы кочевников, гонимых голодом, которые лишь усиливали общую подавленность. Омар, с характерным для него самоотвержением, не позволял себе ничего лишнего, чего бы он не мог разделить со своими подданными. Он поклялся, что не будет вкушать ни мяса, ни масла, ни даже молока, пока у людей не будет достаточно пищи. Как-то, по случаю, его слуга раздобыл за большие деньги мех, наполненный молоком, а другой мех — маслом. Омар отослал оба в качестве пожертвований. «Не стану есть того, — сказал он, — что стоит дорого; ибо как же мне знать нужды своего народа, если я не буду страдать вместе с ним?» От грубой пищи и оливкового масла (вместо молока и животного масла) лицо халифа, обычно румяное и свежее, приобрело болезненный землистый оттенок.

Все усилия бросались на то, чтобы улучшить положение, и долгожданная помощь пришла, наконец, в Аравию. Абу Обейда привел из Сирии караван из четырех тысяч голов, груженый зерном, которое он лично роздал голодающим арабам. Амр доставил провиант из Палестины на верблюдах, а также и по морю, через порт Айла. Помощь подошла и из Халдеи. Скотину, на которой прибыли грузы, ежедневно забивали группами по двадцать голов и готовили в пищу вместе с доставленным зерном, чтобы насытить жителей Медины. После девяти месяцев жестокого испытания, Омар объявил специальное собрание; и (как написано) в ответ на молитву, ведомую Аль-Аббасом, пожилым дядей Пророка, разверзлись небеса, и тяжелые струи дождя обрушились на ссохшуюся землю. Быстро взошла трава, бедуинов отослали по домам на их пастбища, и скоро земля изобиловала своими дарами. В результате этого бедствия в Аравии образовался постоянный путь на север, и рынки Хиджаза стали постоянно снабжаться из Сирии, а впоследствии и из Египта.

Следом за голодом шла беда гораздо страшнее, пусть и в соседнем регионе. В Сирии вспыхнула чума: по имени города, с которого она началась (Эммауса), ее стали именовать «чумою из Амваса». Ударив с особой яростью по арабам в Гимсе и Дамаске, она быстро опустошила всю провинцию. Перескочив через пустыню, чума добралась даже до Аль-Басры. Эта язва не щадила никого. Перед нею были беззащитны как богатые, так и бедняки. Люди падали с ног и погибали, как от внезапного удара. Первым побуждением Омара было отозвать Абу Обейду в Медину: на время, чтобы он не стал жертвой этой напасти. Зная благородный дух эмира, Омар завуалировал свою цель, просто приказав Абу Обейде прибыть «по срочному делу». Абу Обейда догадался о причине и, желая разделить опасность со своими людьми, попросил извинить его за неподчинение. Омар, получив ответ, не мог сдержать слез. «Что, Абу Обейда мертв?» — спросили его. «Нет! — отвечал халиф, — но можно считать его мертвым».

Халиф стал сам собираться в Сирию, но неподалеку от Тебука был встречен Абу Обейдой и прочими, спешившими из района бедствия. На собранном совете Омару пришлось подчиниться воле большинства и возвратиться домой. «Как! — воскликнул кто-то из свиты халифа, — Бежать от Божьего повеления?» «Ну, — отвечал халиф, будучи мудрее своего окружения, — если мы и бежим от повеления Божия, то лишь по повелению Божию». Затем он приказал Абу Обейде собрать всех арабов из зараженных городов в одно место в пустыне; а сам направился обратно в Медину.¹

Выполняя волю халифа, Абу Обейда не терял времени, заставляя людей оставить насиженные места в Хауране. Он добрался до Аль-Джабии, где его свалила болезнь. Вместе с ним жертвою чумы пал и его сын.

Моаз ибн Джебель, назначенный на его место, умер практически сразу же за вслед за ним; и выводить обезумевших от ужаса людей в страну холмов пришлось Амру. Там чума пошла на убыль. Шурабиль ибн Хасана также умер, как считается, в один день с Абу Обейдой. И Язид, сын Абу Суфьяна, тоже скончался.² Эта вспышка унесла жизни не меньше чем двадцати пяти тысяч человек. Из одного семейства, эмигрировавшего из Медины в количестве семидесяти человек, выжило лишь четверо. Таково было это поражение.

Потрясенная страна полнилась слухами о готовящемся вторжении византийских полчищ. О масштабах пережитого бедствия можно судить еще вот по чему. После умерших осталось богатое наследство, вокруг которого разгорелись горячие споры между выжившими претендентами, которые взбудоражили весь халифат. Проблема оказалась настолько серьезной, что для ее решения и для приведения в порядок прочих дел Омар надумал отправиться в поездку по всем своим владениям. Сначала он полагал посетить Халдею, после нее — Междуречье, откуда въехать в Сирию с севера. Но позже он отказался от столь обширных планов и выбрал обычный для себя путь, двинувшись напрямик в Сирию.

Дорога халифа пролегала через христианское поселение Айлу на заливе Акаба; и его посещение этого места раскрывает нам ту простоту и добрые чувства, что он испытывал к своим подданным-христианам. Он ехал на верблюде, со скромной свитой, избегая большой помпы. Желая оказаться в селении неузнанным, халиф поменялся местами со слугою, пропустив того вперед. «Э, где эмир?» — закричали жители в нетерпении, сбегаясь отовсюду, чтобы не пропустить приезд халифа. «Он предстает вам!» — ответ Омара, чей верблюд двигался медленно, был двойного смысла. Толпа рванулась дальше, полагая, что великий властелин где-то позади, а Омар смог незаметно добраться до дома местного епископа, где и провел самые жаркие часы дня. Халиф спросил хозяина, нельзя ли заштопать его накидку, изорвавшуюся по дороге. Епископ не только позаботился об этом, но и предложил халифу из своей одежды что-то полегче, более подходившее для путешествия в жаркий сезон. Омар, однако, предпочел остаться в своем одеянии.

Продолжая свой путь, халиф объехал всю Сирию. Он посетил основные поселения мусульман, отдавая приказания о том, как распоряжаться имуществом унесенных чумою жертв, и сам разрешая наиболее трудные споры о наследстве.

Поскольку и Абу Обейда, и Язид скончались во время чумы, Омар назначил главнокомандующим силами в Сирии Муавию, другого сына Абу Суфьяна, чем и было положено начало династии Омейядов. Муавия был человеком неограниченных амбиций, но мудрым и вдобавок к этому способным. Он смог использовать свое назначение во благо. В то время никто и не помышлял о грядущих раздорах, когда сторонники Али и Аль-Аббаса начнут презирать Муавию именно за его кровь Омейяда. Оба конкурента, и Али, и Аль-Аббас, бездействовали в Медине. Последний, и раньше бывший слабым и безынициативным, совсем сдал на старости лет. Али же, высоко чтимый как двоюродный брат и зять Пророка, а также уважаемый за свой ум и сообразительность, входил в число самых доверенных советников халифа, но не обладал никакой особой властью или влиянием. Не было у него и никаких особых устремлений, вел он жизнь тихую и наслаждался утехами своего гарема, постоянно пополнявшегося свежими красавицами. Нет никаких оснований предполагать, что давно канувшее в лету противодействие исламу Абу Суфьяна и Хинд, родителей Муавии, могло бы быть им вспомянуто. Грехи, предшествовавшие обращению, вслед которому человек уже не колеблется в вере, не оставляют на верующем пятна. И покуда не разгорелось пламя гражданской войны, никто не стремился сколотить себе политический капитал на обвинениях рода Омейядов в их давних проступках и враждебности к Пророку. Таким образом, возведение Муавии в ранг командующего в Сирии не возбудило никакой зависти или противодействия. И, разумеется, это событие было всеми воспринято как само собой разумеющееся.

Когда Омар уже был готов окончательно покинуть Сирию, произошло нечто, до глубины души взволновавшее правоверных. То был глас Билаля, муэдзина Пророка, провозгласившего час молитвы. Громогласного призыва пожилого африканца не было слышно со времени смерти Мухаммада, ибо старик отказывался служить для кого-либо иного. Он последовал за войском в Сирию и жил там, удалившись от дел, получая пенсию за ту работу, что он так долго выполнял в Медине. Наиболее знатные из горожан Дамаска обратились к Омару с просьбою, чтобы тот уговорил Билаля исполнить еще раз призыв к молитве в честь отъезда халифа. Старец дал свое согласие, и, когда с вершины Большой мечети зазвучал чистый громкий голос со столь знакомыми каждому звуками, лица всех собравшихся, живо представивших себе Пророка на дневной молитве, оросились слезами. Закаленные в боях воины, во главе с самим Омаром, заголосили как один, не стыдясь своих рыданий. Два года спустя Билаль скончался.¹

По возвращению в Медину Омар отправился в ежегодное паломничество в Мекку, в котором он предводительствовал во все годы своего правления. Заметим, что предыдущая поездка оказалась последним путешествием халифа за пределы Аравии.

СЛЕДУЮЩИЙ год выдался относительно спокойным. В Персии ислам упорно продолжал свое распространение. Но мы пока отложим наступление в этом направлении, и рассмотрим завоевание Египта.

Египетская кампания, говорят, обязана своим началом Амру, который ездил в эту страну по торговым делам, когда еще был язычником. После падения Кесарии способного и честолюбивого военачальника бездействие в Палестине стало тяготить. Во время посещения Омаром Сирии, он уговаривал того напасть на Египет, что одновременно подорвало бы могущество врага, укрепив мощь исламского государства. Совет был хорош; ибо Египет, некогда житница Рима, теперь снабжал зерном и Константинополь. Александрия, хотя и населенная по большей части местными жителями, притягивала к себе людей отовсюду. Это был второй город империи, центр коммерции, роскоши и литературы. Греки и армяне, арабы и копты, христиане, иудеи и сирийцы варились здесь в одном котле. Однако образ жизни был по существу византийским. Впрочем, правление постоянно было под угрозой какого-нибудь восстания или мятежа местных египтян: как друг против друга, так и против своих иноземных правителей. Основное население было обеспечено всем с беспримерным изобилием: театры, бани, и увеселительные заведения.² Целый лес корабельных мачт высился в его безопасной и просторной гавани, откуда поддерживалась связь со всеми морскими портами империи. Александрия была, таким образом, скорее европейским, чем египетским городом.

В богатой долине вне этого города жизнь была иной. Покинув прибежище роскоши, путник с вершины цивилизации сразу попадал в унылые пустоши монашества, в самые глубины бедности и нищеты. Египет был в то время, как и раньше, рабом других народов. Обильные урожаи с хорошо орошаемых земель кормили лишь большие города империи. И землепашцы, под гнетом дани и тирании, всегда были готовы восстать против своих правителей. Ненависть ожесточалась здесь, как и в других местах, никогда не прекращающимися попытками византийских правителей обратить население в ортодоксальное христианство, в то время как копты оставались монофиситами (верили в единую природу Христа — прим. перев.).¹ Период правления персов, занимавших Египет в течение примерно десяти-двенадцати лет, когда жестокости покорения закончились, отмечался, как и повсюду, скорее печатью большей терпимости, чем преследований, которые возобновились с возвращением прежних хозяев. Кир, используемый Ираклием в Египте как орудие для воплощения своего замысла объединения церкви на основе монотеистического компромисса, прибыл в Александрию в 630 году, облаченный двойной властью гражданского и церковного правителя. Коптский патриарх Вениамин без промедления бежал в Верхний Египет, где укрылся в монастыре, посоветовав своему духовенству последовать его примеру. В течение десяти лет Кир пытался гонениями склонить коптов оставить якобитское вероисповедание и принять халкидское.² Хроническая неприязнь к Византии пронизывала всю страну, и люди искали избавления от ставшего невыносимым господства греков. Сами византийцы разделились в Египте, как и по всей империи, на «голубую» и «зеленую» партии, и их военачальники враждовали друг с другом. Разумеется, в тот период, в Египте не было племен кочевников и симпатизирующих исламскому господству арабов; но там уже долгое время действовали элементы еще более опасные, и перемена одного ярма на другое выглядела для народа весьма желательной.

В самом конце восемнадцатого года хиджры Амр, получив от халифа неуверенное согласие, двинулся из Палестины в Египет. Его армия, даже вместе с группами бедуинов, привлеченных по пути многообещающей добычей, не превышала четырех тысяч человек. Вскоре после его выступления, Омар, вернувшись к тому времени в Медину, обеспокоенный незначительностью отряда Амра, решил его вернуть; но, обнаружив, что тот продвинулся слишком далеко, послал вслед за ним Аз-Зубейра с серьезным подкреплением, включавшим немало ветеранов и прославленных воинов.

Амр вошел в Египет через Вади Аль-Ариш, где он оказался 12 декабря 639 г. (10, xii., 18 г. хиджры). Двигаясь на запад, он достиг Аль-Фарамы (Пелусия), на осаду и захват которой у него ушел месяц. Обойдя с востока дельту Нила, он занял Бильбейс. Следуя дальше по течению реки, весьма немноговодной в то время года, среди фиговых рощ и акаций, Амр, наконец, добрался до обелисков и разрушенных храмов Айн Шемса (Ауна/Она или Гелиополя).

По пути он разбил несколько отрядов, посланных воспрепятствовать вторжению; среди них был один под командою его сирийского соперника Артабуна, которого, как считается, убили в схватке.

Битва при Гелиополе.

Двигаясь от Гелиополя, Амр пересек Нил и (согласно Иоанну из Никиу) совершил набег на Файюм (у Меридова озера), и видимо только по его возвращению в окрестности Гелиополя к нему присоединилась подмога, посланная Омаром под командою Аз-Зубейра. Это, видимо, довело силы мусульман до пятнадцати тысяч человек. Население Айн Шемса, состоявшее из коптов и нубийцев, теперь убеждало правителя Египта, которого арабские авторы зовут Микаукисом,¹ сохранить мир и не дать им погибнуть. «Какой шанс есть у нас, — говорили они, — победить воинов, одолевших и кесаря, и хосровов?» Стороны договорились о перемирии на пять дней,² а после истечения этого срока арабы пошли в атаку. Амр применил привычную тактику, разделив свою армию на три части: одну оставил близ Гелиополя, другую двинул к северу от римской крепости Вавилон, третью же сосредоточил на берегу Нила, невдалеке от местечка под названием Тендуньяс или Ум Дунейн. Когда византийские военачальники атаковали первую группу, которой командовал сам Амр, другие отряды арабов бросились на них с тыла. Победа мусульман была полной. Византийцы, кинувшись к своим кораблям, бежали вниз по реке. Битва при Гелиополе произошла в июле 640 года (viii, 19 г. хиджры).

Благодаря этой победе «город Мисра» (т.е. Египта — Мемфис), в котором находилась крепость Вавилон, попал в руки Амра, и весь Нижний Египет был бы сразу захвачен, если бы природа не пришла на помощь побежденным. Нил, который начинает разливаться в начале июня, тем летом превратил всю дельту в сплошное озеро в середине августа, сделав военные операции невозможными. Из-за этого Амру пришлось провести весь период разлива, длившийся почти до конца года, в осаде крепости Вавилон, считавшейся неприступной. Осада, начавшаяся в сентябре 640 года, продлилась около восьми месяцев. Как и в случае с Дамаском, крепость была взята благодаря и приступу, и капитуляции. В то время как Аз-Зубейр с отчаянной отвагой успешно штурмовал стены, парламентерам от гарнизона были вручены Амром условия сдачи (табл. I, 2583 и далее). Крепость Вавилон пала на второй день пасхи, 9 апреля 641 года. Император Ираклий умер, когда осада еще продолжалась, 11 февраля того же года.¹

Сопротивление практически было сломлено. Византийцы, которых Гиббон не решается называть римлянами, отныне были отброшены вровень с теми, над кем они привыкли властвовать, и, ненавидимые местным населением, были рады унести ноги в направлении морского берега. Копты начали активно принимать сторону мусульман, спеша перебить уцелевших солдат империи. Первой заботою Амра было обезопасить Файюм, а следующей задачей стало сооружение лодочного моста через Нил, что должно было не только облегчить переправу его сторонников, но и перекрыть поток беглецов из Верхнего Египта, постоянно плывущих вниз по долине к Александрии. Полностью используя выгоду от вражды коптов и византийцев, оставив гарнизон в Вавилоне, Амр, не теряя времени, двинулся с конным отрядом на Александрию, где находилась ставка имперского главнокомандующего Феодора. Амр спешил добраться туда прежде, чем греческие войска смогли быть стянуты для защиты. По пути он захватил Никиу, где, в числе множества беженцев, оказался и нашедший там убежище правитель Файюма. Это произошло 13 мая 641 г. (Иоанн из Никиу, стр. 563). Хотя бежавший правитель Файюма, руководивший местным гарнизоном, скрылся, и войско, практически без сопротивления, сложило оружие, мирные жители, включая женщин и детей, были убиты. Подобные сцены происходили и в других городах. Несмотря на значительное сопротивление на местах, Амр дошел до Кирьяуна, что примерно в шестидесяти милях восточнее Александрии. Здесь его атаковал Феодор, но был вынужден бежать в город. Арабы расположились на равнине перед Александрией, вне досягаемости катапульт, установленных за стенами, сводившими на нет все помыслы мусульман о приступе. Стена со стороны суши имела незначительную протяженность и была хорошо укреплена, а подкрепление и продовольствие всегда можно было подвезти морем. Как можно предположить, внутренние раздоры в городе, полном бежавших военачальников, и с учетом отсутствия отозванного со своего поста Кира, в тот самый момент, достигли своего апогея. (Иоанн из Никиу, стp. 568 и далее).

Однако все слои населения, включая даже коптов, подвергавшихся гонениям при Кире, единодушно обрадовались его возвращению в сентябре следующего года. Он прибыл в город, будучи уполномочен заключить мир с мусульманами; и осенью 641 года Египет перешел из рук императора во владение последователей арабского Пророка, каковым и оставался на протяжении более чем тысячи двухсот лет.²

Фустат.

Амр желал оставить за собой место правителя Александрии, но Омар не позволил ему находиться так далеко от своего лагеря. Так что ему пришлось вернуться в Верхний Египет. В течение нескольких последующих лет его приверженцы боролись с нубийцами, и, наконец, покорили их вплоть до Донголы. Группа арабских воинов пересекла Нил и поселилась в Гизе, на западном берегу — это переселение было разрешено Омаром только при условии возведения там сильной крепости на случай внезапной атаки. Штаб армии располагался вблизи Мемфиса. Вокруг ставки образовалось военное поселение, названное изначально Фустат, от «фоссатум» т.е. «лагерная стоянка», которое быстро переросло в столицу Египта, сегодняшний Каир. Там Амр положил основание великой мечети, на участке земли, до сих пор носящем его имя.¹

Аз-Зубейр настаивал, чтобы Амр воспользовался правом завоевателя и разделил земли среди своих приверженцев. Амр отказался; и халиф одобрил его решение. «Оставь наделы, — был его мудрый ответ, — в руках их народа, пусть возделывают их, чтобы приносили плоды». Самому Амру было отказано в предоставлении участка для возведения дома. У него было жилище в Медине пристанище, напомнил Амру халиф, и этим следовало довольствоваться. Таким образом, земли Египта, оставленные в руках у своих прежних владельцев, превратились для Аравии в богатую житницу, как в давние времена служили житницей Римской империи.

По возвращении в Фустат Амр преуспел еще в одном памятном деле, облегчив перевозку зерна из Египта в Хиджаз. Это было ничто иное, как повторное открытие канала, соединяющего Нил в районе Верхнего Египта с Красным морем у Суэца.² Отходящий от восточного притока реки в районе Бильбейса, канал поворачивал затем вправо, и, проходя по соленым озерам близ Тимсаха, достигал Красного моря, что соответствует теперь нижней части Суэцкого канала. Долго не использовавшееся русло было занесено илом; но препятствия, очевидно, были не слишком велики, ибо в течение года судоходство было восстановлено, и халиф в Янбо (порт близ Медины) видел своими глазами, как освобождались от груза суда, заполненные в тени древних пирамид. Канал оставался судоходным почти восемьдесят лет, после чего, обмелевший от песка, был снова заброшен.

Ничего не свидетельствует лучше о добром отношении Амра к египтянам, как то, что вскоре после свержения византийского господства он велел разыскать прежнего руководителя коптской церкви; и после тринадцати лет отчуждения патриарх Вениамин вновь занял свой пост. Этот шаг был соразмерен лишь мудрости, с которой Амр использовал взаимную неприязнь греков и коптов в своих собственных интересах.

Амр решил научить египтян уважать арабов.
Заметив, что египтяне, привыкшие к изысканности и роскоши, смотрели на арабов свысока за их привычку к простой пище, Амр, славившийся своею прирожденной смекалкой, прибегнул к одному представлению, дабы повлиять на их убеждения. Сначала он сервировал трапезу, состоящую из мяса заколотых верблюдов, как привыкли есть кочевники, и египтяне с удивлением наблюдали, как войско арабов утоляло свой голод такой грубой пищей. На следующий день был устроен роскошный пир, со всевозможными деликатесами в египетском вкусе; и снова воины вкушали с таким же аппетитом. На третий день отряды прошествовали в боевом порядке, и Амр обратился к собравшейся посмотреть на это зрелище толпе с такими словами: «Первый день представления показал вам простые обычаи нашей жизни дома; второй — как мы можем наслаждаться хорошими вещами на покоренных землях; и как вы можете видеть сегодня, наша воинская мощь, не смотря ни на что, сохранилась». Копты разошлись по домам, говоря друг другу: «Эй, глядите, осторожнее, как бы арабы не подняли на нас свою пяту, с нас и этого достаточно!» Омар остался доволен проделкой своего наместника, и сказал ему: «Действительно, война зависит от мудрости и решительности, так же как и от силы». ¹
Выдумки о жертвоприношении девушек Нилу.

Существует странная история о разливе Нила. Когда ежегодный разлив надолго задерживался, копты, согласно своему обычаю, должны были бросить в реку красиво одетую девушку, или скорее, как мы можем предположить, лишь ее символическую фигурку.² Узнав об этом, халиф передал Амру следующее письмо:

«Повелитель правоверных — реке Нил, здравствуй!

Если во времена минувшие ты разливался по своей воле, так разольешься тем более по воле Бога Всемогущего, и Его мы будем молить, чтобы твои воды поднялись и оросили эту землю».

«Брось это письмо, — приписал халиф — в поток, и этого достаточно». Амр так и поступил, и немедленно начался сильный прилив, оросивший землю!

Александрия: взята обратно; и окончательно покорена, 25 г. хиджры, 646 г. от р. Х.

Движимый неугомонным духом ислама, Амр вскоре расширил свои границы к западу, закрепился на мысе Эль-Барк и дошел даже до Триполи. Покоренные народы были обложены постоянной данью, которую платили рабами-берберами: таким образом, в этой несчастной земле с давних пор была узаконена торговля человеческой плотью и кровью. Приморские поселения получали мало помощи от флота Византии. Но несколько лет спустя, во время халифата Османа, греки предприняли отчаянную попытку возвратить себе Александрию. Мусульмане, повсюду завязшие в вечных завоеваниях, оставили город без надлежащей защиты. Греки и другие горожане, уставшие от мусульманского господства, сговорились с византийским двором; и флотилия из трехсот кораблей под командою Мануила, вышибла арабский гарнизон и захватила город. Амр поспешил вернуть Александрию. За городскими стенами разгорелось большое сражение: греки были разбиты, и город пришлось испытать все тяготы осады. Наконец он был взят штурмом и разорен. Чтобы предотвратить повторение подобной неприятности, Амр сровнял с землею все фортификационные сооружения и расположил поблизости сильный отряд, которому дважды в год приходила смена из Верхнего Египта. Мусульманский двор был перенесен в Фустат, и Александрия перестала быть столицею Египта. Сообщения о двух осадах Александрии (одна из которых закончилась капитуляцией, другая захватом), оставленные арабскими летописцами, расходятся в датах первого события, о котором они упоминают — то ли двадцатый, то ли двадцать пятый год хиджры. История о поджоге Александрийской библиотеки арабами, это более позднее измышление.

В Египте, как и за его пределами, арабы сохранили уже существовавшее разделение страны. Самыми большими частями и в Верхнем, и в Нижнем Египте были епархии со своими главами. Границы, как и повсюду, были особо оговорены. Но большее значение получили небольшие пагархии, примерно соответствовавшие древним номам, со своими пагархами, которыми зачастую оказывались арабаы; и, наконец, сельские общины со своими старостами. При римской власти крупные землевладельцы (нередко являвшиеся пагархами) часто пользовались возможностью платить налоги непосредственно самому наместнику; но этому злоупотреблению, как и прочим, похоже, арабы положили конец. При них правитель не сообщался с отдельными налогоплательщиками, но только лишь с пагархами, отсылая им письма со старостами. Мусульманское управление отличалось простотой и чрезвычайной централизацией.

Налоговые вопросы.

Много света было пролито на характер арабского правления в Египте благодаря обнаруженным в последнее время рукописям. Особенно это касается налогообложения. В каждом «хорионе» (сельской общине) велись списки всех налогоплательщиков. Когда возникала нужда в людях, деньгах или товарах, управитель слал из Фустата запрос в каждую пагархию (или ном) с указанием требуемого количества от каждого из хорионов. Местные чиновники собирали в этом случае сведения о каждом налогоплательщике относительно размеров их землевладений, количества финиковых пальм, виноградных лоз, акаций или доходов от торговли. Обычные налоги подразделялись на «денежные» и «зерновые». Деньгами выплачивались поземельный налог, посемейная подать и налоги, оплачивающие расходы по сборам. Подать платилась только главами семейств; поземельный налог взимался как с мужчин, так и с женщин. В целях уравнивания были обложены специальным налогом все, занимавшиеся торговлей. Зерновой налог взимался, как правило, пшеницей, иногда ячменем. В дополнение к налогам порой возникала надобность в непосредственной службе для государства. Это была не «барщина» или подневольный труд, поскольку эта повинность оплачивалась. Обычно арабам требовались моряки, и для этого привлекались люди разного рода занятий. Львиная доля обычных налогов уходила на содержание проживавших в Египте арабов; но существовали еще и дополнительные сборы для особых случаев. Пагархию могли обложить, например, сбором за определенное количество пальм, приходившихся на каждый дом. Плюс, местные жители обязаны были снабжать арабские войска на трехдневном постое пищей и фуражом. Арабские историки, говоря об этом раннем периоде, спекулируют терминами «харадж» и «джизья», но они служили синонимами, обозначавшими просто обложение в пользу государства, каким бы образом оно ни собиралось.¹