В части 2 «Формирование советской идентичности казахского этноса: политический механизм и социокультурная реальность»

Многие общественные организации оформлялись попутно к основным, имели часто формальное членство. Принцип выборности актива правлений кооперативов и других организаций не соблюдался.

Политизация, увязка работы общественных организаций с внутри- и внешнеполитическими установками власти были атрибутом их повседневной деятельности. По мере строительства социализма и усиления авторитарных, а затем и репрессивных начал изменялись подходы и конкретные методы стандартизации общественного пространства. Особое место занимала в период коллективизации политическая и идеологическая обработка людей, и комсомол выступал наиболее мобильной и бескомпромиссной силой. Во всеохватном контроле над голодающим народом комсомольцы играли заметную роль, одновременно для них очевидной становилась социальная престижность преданной службы власти, обеспечивая карьерный рост и определенное благополучие. Преобладали, однако, моральные стимулы. Особо поощрялась классовая бдительность. Комсомольцы привлекались к реализации очередного займа «4-й завершающий год пятилетки» через декадники вовлечения вкладчиков в сберкассу, обязательные и добровольные платежи, к организации всевозможных контролирующих и шефских бригад, шефству над машинами, работе в МТС, участии в соцсоревнованиях и т.д.

Это не означало внутреннего признания новых ценностей. К примеру, на золотом прииске Джанатас шахтком взял на себя функции управления, не обращая внимания на плохое снабжение и низкую техническую оснащенность производства. Прогулы за год по уважительным и неуважительным причинам практически сравнялись (700 и 643 соответственно). Многоженство, калым, знахарство сохранялись, зато в единственной избе-читальне при Чингиставском райисполкоме Семипалатинской области были лишь сломанный стул, куча старых газет, да мусор. Дети бедноты не учились - школы были далеко, но собранные на основе самообложения 25 тыс. руб. не были использованы [43].

Меры стимулирования общественной активности были стандартными: ударные кампании и смотры на лучшие ячейки, премии для коллективов и моральные поощрения, газетная и настенная пропаганда и агитация, самодеятельность, исключение из организации и лишение участия в коллективных мероприятиях, общественное осуждение пассивности и индивидуализма. Латентная напряженность выплескивалась в межэтнических конфликтах, порожденных резким дискомфортом маргинализированных масс, не овладевших должными навыками социализации, прежде всего в производственном коллективе. Вопиющие факты ксенофобии, замешанной на социальной вражде и мести, нередко перечеркивали масштабные перемены в качестве жизни. Формально-бюрократические и карьерные вопросы доминировали у организаторов. Из-за низкого реального влияния на массы и состояние дел хозорганы фактически игнорировали профсоюзы. При сохранении языкового барьера между активом и массой демократические процедуры были часто формальностью. Различные источники свидетельствуют о распространении среди активистов группового пьянства, склок, хулиганства, безответственности.

Социальная инфраструктура также не отвечала потребностям стремительно растущего рабочего класса. Рыночные цены на овощи, мясные и молочные продукты в бюджете рабочих и служащих отнимали до 35% средств, но их удельный вес в кооперации составлял лишь около 17%. Жилплощадь на одного составляла по Карсакпаю 2,58 кв.м., по Джезказгану – 3,62, Байконуру – 2,76. Это вызывало рот заболеваемости, «постоянную утомленность рабочих, предрасположенность к росту несчастных случаев». Падали процент рабочих с сознательным отношением к производству, роль производственного воспитания. Слабо была развита сдельная работа (на Атбасцветмете – 43%), почти отсутствовали премии, слабым было техническое нормирование. В коллективных договорах главные нарушения касались охраны труда, снабжения спецодеждой, приема и увольнения рабочих, организации ученичества [44. ЛЛ. 26-30, 38, 40]. Но объективно растущая индустриальная культура, новые социальные стимулы и критерии постепенно укрепляли и расширяли свое влияние.

Массовые организации все более формализовались, а их активисты становились главной силой мобилизации населения. Всевозможные кампании безостановочно поддерживали в массах дисциплину, энтузиазм, веру в возможность скачка в светлое будущее. Преобладал количественный подход к созданию и работе общественных организаций.

С 1930 г. на всех заводах, фабриках и стройках были созданы фонды премирования, куда отчислялось 40% средств от экономии после внедре­ния рацпредложений. Профсоюзы через спецкомиссии учета результатов соревнования и представления ударников к премированию получили новый рычаг управления. Моральные стимулы ударничества оставались наиболее распространенными. В 1930 г. во многих отраслях промышленности ударники составляли около 6% всех рабочих, в 1933 - свыше 33%, а на некоторых предприятиях - более 50. Между тем Ф.И. Голощекин в конце 1932 г. признавал: в промышленности и транспорте «текучесть рабочей силы, недисциплинированность, прогулы, поломка машин, простои предприятий, хищения инструментов, а иногда и продукции, пожары». Производительность труда росла медленно, а сохранение рабочих кадров некоторым ростом зарплаты повышала себестоимость продукции. Вина возлагалась на враждебные элементы и плохое руководство местных хозяйственных, советских, партийных и общественных организаций [46].

Удручающее состояние сельского хозяйства заставило использовать общественные организации. Недавние аграрии должны были выступать носителями передовых технологий и взглядов, воплощать новые стимулы коллективного труда и гражданской ответственности. Последствия раскрестьянивания вызвали возрастающие со временем издержки. Это показано в т.ч. и на примере 25-тысячников, разных форм сопротивления людей. Перевод в маргинальное состояние можно считать наиболее тяжелым для общества в целом последствием.

Окончательно формируется и единая система образовательных учреждений для массовой подготовки кадров. Произошла унификация образовательного процесса, школа стала мощным идеологическим оружием воспитания. Во всех учебных заведениях решающую роль в канализации молодежной энергии играли общественные организации – от октябрят до комсомола и партячеек. Обучение и подготовка кадров для общественных организаций способствовали социальной стабильности и управляемости общества.

В 1-й части раздела IV «Этнокультурные факторы советских преобразований традиционного социума» более детально анализируется «роль институтов просвещения и образования в социальной модернизации казахского социума» отмечена закономерность их создания и показана динамика развития. В начале 1920-х гг. школы-коммуны в кочевых и полукочевых районах содержали детей бедноты, красноармейцев и сирот бесплатно, имели сельскохозуклон и позволяли консолидировать средства, обеспечивали практически полный контроль за повседневной жизнью и социализацией детей «в коммунистическом направлении». К середине 1924 г. в КАССР обучено грамоте 142172 чел., в возрасте до 40 лет грамотными были 538667 чел. Наряду с органами власти к этой работе активно подключились профсоюзы и предприятия: по договорам с ВЧК ликбез последняя брала на себя лишь содержание учителей и обеспечение письменными принадлежностями. Однако на деле было открыто только 45% из намеченных пунктов ликбеза, в них обучились 26% подлежащих охвату. Чем шире распространялась профсоюзная сеть, тем большую нагрузку она должна была нести. Созданное в 1924 г. республиканское ОДН натолкнулось на «пессимистический и порой отрицательный взгляд» на местах. Но бюджетная слабость местной власти подстегивала к расширенной мобилизации общественных средств и сил.

К 1927 г. в КАССР работали 1021 пункт ликбеза, 46 инструкторских школ, 15 совпартшкол – в них слушатели-казахи составляли 65,5%. Комплексный охват людей идеологической и политико-образовательной сетью обеспечивали также 124 клуба, 72 народных дома, 206 библиотек, 632 избы-читальни, 63 красные юрты и 4 красные чайханы. В вузах обучались 380 казахов, в техникумах – 2107, в ФЗУ – 26, в т.ч. в Москве на практической работе – 10. В ПТУ трудились 326 преподавателей, в т.ч. 60 казахов, половина из них учились в двух институтах просвещения и одном педвузе, остальные – в 27 учебных заведениях. Высшее специальное образование имели 142 (43,6%), в т.ч. казахов – 5 (3,5%), среднее специальное – 143 (43%), в т.ч. казахов – 40 (28%), общее, среднее и низшее или неоконченное среднее – 41 (12,5%), в т.ч. казахов – 18 (43,9%).

Изменение политики в отношении школы в условиях резкого роста потребности в специалистах было связано с целенаправленной стратегией на всеобщее образование. С 1930 г. в СССР вводится начальный всеобуч, что стало важнейшим шагом в расширении сети учебных заведений, культурной модернизации народов страны. В центре и на местах на это были брошены члены всех общественных организаций. В итоге в 1931 г. охват детей в аулах составил 63% вместо 22 в 1930 г., девочек-казашек и представителей других нерусских народов вырос в три раза до 30%. С 1929/30 по 1933/34 гг. число казахов в начальных школах выросло со 130 тыс. до 202400 из 500 тыс.чел., в неполных и полных средних школах – с 5489 до 7441 чел. Расходы на 1 ученика в начальной школе выросли с 29,22 руб. в 1930 г. до 48,98 руб. в 1934 г., в животноводческих районах – до 71 руб. Впервые сроки обучения стали приближаться к полному учебному году [47].

К получению статуса союзной республики Казахстан обрел вполне зримые характеристики нового качества социально-культурного развития. Продукция промышленности по сравнению с 1913 г. выросла более чем в 13 раз (по СССР в 7,5 раза), железные дороги протянулись на 6168 км, 43% из около 600 тыс. рабочих и служащих предприятий составляли казахи. Более 60 руб. направлялось на культуру одного человека. В КССР работали 7731 школа с 929 тыс. учащихся, 14 вузов (5196 студентов), более 100 техникумов (23517 учащихся). 46,7% студентов вузов составляли казахи, в техникумах – 48,3%, в ВКСХШ – 70%. В 1936 г. издавалось 350 газет, в т.ч. 144 казахских, 4 уйгурских, 1 дунганская, общий тираж достиг 571 тыс. экз. На казахском языке за 1920-1936 гг. издано 450 названий художественной литературы. В республике работали 368 больниц с 12600 койками, свыше 1000 амбулаторий, более тысячи врачей. Открылись 18 театров, филармония [48]. Безусловный прогресс в обеспечении массовой грамотности, создании кадров специалистов для ведущих отраслей экономики, социальной сферы и управления имели принципиальные последствия для дальнейшего роста качественных показателей казахского общества, создания условий для его дальнейшего развития. Но нивелирование этнокультурной самобытности, заложенное в основу советской политики, деформировало систему социально-психологических ориентиров, выстраивало новые модели поведения и картину мира.

С началом советских преобразований устойчивые модели гендерных отношений также подверглись модификации. Именно женщины выступали образцовыми примерами сознательности, дисциплины и ответственности. Но это не снимало с них обязанности жены, матери, хозяйки дома. В работе освещена роль женотделов и других общественных организаций. Так, по предложению А. Уразбаевой было решено открыть при краевой совпартшколе отделение подготовки работников среди женщин. С 1924 г. вводится праздник «День отмены калыма». В 1928 г. в среднем за один день в году женщина тратила на все виды работ в казахском хозяйстве 10,1 час., мужчина – 6,3 час, 154 и 97 дней в год соответственно (62,3 и 37,7%). Калым в среднем составлял 1 лошадь и 30 баранов, но все больше вытеснялся денежными выплатами, и состоятельные лица были менее уязвимы перед законом: в такой форме калым гораздо легче утаивался от контроля. Сама отмена калыма воспринималась массами как незаконная, появились даже предложения конфисковать калым на нужды комиссий по улучшению труда и быта женщин, особенно местных. Многоженство приобрело скрытый характер, а в качестве оправдания утверждалось, что европейские мужчины совсем не содержат своих «жен». Женщины сами стали гораздо чаще требовать развода и предпочитали переходить от бедняков к богатым на правах второй или третьей жены. Участие в производстве для большинства женщин постепенно стало главным условием признания в обществе. Символами феминистских успехов стали Алма Уразбаева, Нагима Арыкова, Сара Есова, Мадина Бегалиева, Фатима Далдабаева и другие. Публичный характер трудового коллектива стимулировал общественную активность женщин, стремившихся доказать свою успешность и как гражданина, супруги и матери. Однако, специальное обследование в 1928 г. показало, что женщины-казашки работали в среднем в год 154 дня, а мужчины – 97. При этом 33 дня из них мужчины тратили на поездки по базарам, ярмаркам, правительственным учреждениям, собраниям и т.д. Женщины на те же занятия тратили в год всего 1 день [49. Л. 87].

Но охрана материнства и детства стала системной и высокоэффективной именно в советский период. В 1922 г. в КАССР это направление включается в социальную политику, а с 1925/26 г. органы здравоохранения сделали практический поворот к открытию яслей и консультаций. На селе число летних яслей выросло с 8 в 1924 г. до 109 в 1928 г. Они содержались, как правило, общественными организациями, кооперативами и населением. Среди оседлых казахов работа только начинала разворачиваться, а в кочевых районах постоянные учреждения отсутствовали. Для них с 1926 г. на лето создавались передвижные консультации (6 в 1928 г.), а их рост зависел от количества врачебных отрядов. В красных юртах работали передвижные акушерские пункты, но дефицит специалистов не позволял развернуть их сеть. Всего в КАССР было 392 родильных койки, и положение власть признавала крайне тяжелым. Не менее злободневной оставалась задача ликвидации неграмотности женщин.

Зарплата работающих женщин была повсеместно ниже, чем у мужчин, женский труд использовался на производстве мало, что считалось недостатком, полностью отсутствовала специализация женщин на производстве. Профессиональная подготовка женских кадров только начиналась. Повсеместно наблюдались недостаток материалов и кадров, особенно медицинских и судебных. В вузы, втузы и коммвузы из КАССР за 1926/27-1928/29 гг. направлено соответственно 103 женщины из 408, 137 из 616 и 124 из 669 чел. [49. Л. 70-80]. В работе приводятся фактические данные о динамике социальной активности женщин. Исследование подтвердило двойственность советской этносоциальной политики, которая поощряла сохранение национальной самобытности и ставила задачу воспитания чувства солидарности в советском народе. В ходе преобразований в казахское общественное сознание довольно успешно были вмонтированы ключевые идентификации нового социального порядка, подразумевавшие прогресс собственно этнокультуры. Формировалась и региональная идентичность. Улучшение средств коммуникации, социальная мобильность населения укрепляли общегражданское единство казахов.

Как считало в 1926 г. руководство Уральской губернии, центр тяжести должен был направляться на культурное и экономическое возрождение и развитие казахской нации, а «казахизация партийно-советского аппарата» рассматриваться «не как привилегия для казахов, а как естественный, неотложный, необходимый, единственно мыслимый метод советизировать казахскую нацию .., как единственная форма, при которой казахская трудовая масса может организоваться и самоопределяться». Политучебой было охвачено только 8,3% казахов-коммунистов, в аулах эта работа вообще не велась [50. С.108, 136]. Формально социально-политическая активность казахов повышалась из года в год. Официальная идеология воспринималась поверхностно и носила маскировочный характер, хотя были и убежденные коммунисты.

Определенные коллизии возникали в социализации рабочих. В связи с недостатком квалифицированных работников в 1920-е гг. получило развитие направление рабочих европейской части России, но они далеко не всегда успешно адаптировались к жилищно-бытовым условиям, требовали более высокой зарплаты и т.д. По мнению А. Досова, низкая грамотность населения составляла основную трудность: 2-3% составляли грамотные, да “и то умеют подписываться и читают «Абжат»”, а «устройство одного казахского работника иногда вызывает переписку, доходящую до наркома РСФСР». Из-за незнания русского языка в 1926 г. из 200 отправленных в вузы студентами стали 15-20 чел., многие отчислялись по болезни или неуспеваемости. Отличия в условиях жилья, питания, быта приводили к тому, что через 6-7 лет учебы в крупных городах молодежь возвращалась на родину больной [49. Л. 17-35]. Сохранение иерархических идентичностей - свидетельство длительной традиции многоуровневой социальной интеграции в казахском обществе, порождающей многослойность идентичности.

Необходимо учитывать и качество потребления, доступность различных товаров и услуг, разные условия для повышения экономической активности и социального статуса и др. У большинства населения постепенно формировалась новая система ценностей, трудовой мотивации, социальных установок. В то же время патерналистский тип ментальности казахской культуры вполне соответствовал доктринальным установкам государства. Партия прибегла к созданию «проводников» своей линии в массы – общественных организаций, участие в которых позволяло повысить культурный уровень и реализовать свой гражданский потенциал в заданном властью направлении.

Повышение квалификации или мобилизация кадров не означали их устойчивое закрепление на местах. Так, если до кампании по мобилизации секретари райкомов партии получали 160 руб. в месяц, то после нее – 75, и многие стремились вернуться в города к прежней работе и уровню жизни. Направленные по разнарядке из центра 150 чел., несмотря на директивы, в республике направлялись не только на партработу: 41,3% оказались на советско-административной, кооперативной и пр., вплоть до бирж труда и инспекторов комхозов. Решающую роль играли плохие материальные и бытовые условия, стремление властей КАССР обеспечить кадрами самые слабые области управления. Численность интеллигенции с 1926 по 1939 гг. выросла в 8 раз. Однако в 1933 г. в 70 районах КАССР, где коренное население составляло более 90%, один врач должен был обслуживать 38 тыс. жителей. Между тем здесь проживало 52,8% населения и 83% казахов республики. И в 1939г. 75% специалистов колхозов не имели профессиональной подготовки [51].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В заключение подводятся общие итоги исследования, подтверждающие вынесенные на защиту положения.

Подчеркивается, что с учетом изученного исторического опыта культура, являющаяся фундаментальным фактором устойчивого развития общества, призвана играть решающую роль в овладении представителями всех социальных страт, в т.ч. лидерами государственных, политических, общественных, религиозных и других структур и объединений адекватными требованиям современности моделями социально ответственного поведения. Принципиальное значение имеет наличие или отсутствие у каждого гражданина системы нравственно ориентированных ценностных приоритетов, а также характер, формы и способы диалога социально-политической культуры масс и представляющих власть, интеллигенцию, бизнес деятелей и их организаций.

Анализ исторического опыта модернизации казахского общества в 1920-1930-е гг. может способствовать более оптимальному решению современных проблем нашего развития. В частности, укрепление этнополитического единства казахского общества невозможно без выстраивания и оптимизации действенной системы гражданских структур, соединяющих различные социальные группы в пересекающихся пространствах. Это будет способствовать дальнейшей демократизации общества и формированию общественной ответственности самодеятельности граждан. В то же время мультикультурный характер населения РК объективно диктует потребность в дальнейших целенаправленных усилиях государственных и общественных организаций по обеспечению социально-культурной консолидации казахстанской нации - единого народа страны - вокруг созидательных целей и всестороннего прогресса страны.

Модернизация Казахстана в настоящее время может быть успешной при последовательном и сбалансированном соединении традиций и инноваций во всех значимых областях - социально-экономической и политико-правовой, социокультурной и идейно-нравственной.

Непосредственно для научного направления, опираясь на реалии в постсоветской исторической науке, в т.ч. в Казахстане, по-нашему мнению, необходимо акцентировать внимание на:

1. подготовке конкурентоспособных учебных пособий для вузов по методологии историографии и источниковедения;

2. создании новых монографических трудов, издании сборников документов и материалов по социальной, гендерной истории и истории ментальности казахского общества;

3. организации методологических семинаров и летних школ молодых историков, в т.ч. с активным привлечением зарубежных коллег, прежде всего из Российской Федерации и других стран СНГ;

4. подготовке междисциплинарного, комплексного исследования феноменов традиционного общества;

5. системном кросс-культурном анализе социальных процессов, в том числе в разные периоды советской истории;

6. активизации сравнительного исследования социально-культурной динамики этнонациональных общностей.