Глава 7. Принятие решений и умение долго ждать награды

Глава 7. Принятие решений и умение долго ждать награды

Подлинное доверие – это то, чему учатся в детстве. Нарциссическая семья, конечно, не лучшее место, чтобы учиться доверять, поскольку детям не дают возможности узнать о своих чувствах и потребностях сколько-нибудь последовательно, и они не могут научиться доверять себе – своей адекватности, восприятию, характеру, уникальности, способностям или ценности. Без корневого доверия (доверия себе), принятие решений становится трудным, поскольку это подразумевает способность планировать на долгий срок с получением награды/результата в отдаленном будущем. Работать для достижения цели, не имея немедленной отдачи означает, что человек верит в результат своих усилий: верит себе, что добьется намеченного и доверяет другим в том, что они «не изменят правила» и не представят непреодолимых препятствий.

В нарциссической семье события происходят более или менее по прихоти родителя (ей). Обещания дают, но могут их не сдерживать. В результате ребенку трудно как-либо предугадать, будет ли то или иное обещание сдержано, потому что он или она не понимает, что основанием для родительского принятия решения служат потребности родителя (ей). Рассмотрим пример ниже:

Билли: Папа! Мама! Я принес график бейсбольных матчей моей команды. Вы сможете придти на все мои матчи в этом году?

Папа: А как же, приятель! Чтобы я пропустил шанс увидеть, как мой сынок станет звездой!

Билли: Папа, я не совсем звезда. Я игрок в дальней части поля.

Папа: Ну, ты упорно тренируешься и скоро станешь питчером.

Билли: Ты имеешь в виду, что придешь на все игры? Что, правда?

Папа: Конечно я это имел в виду. Всегда, когда смогу.

Билли: И мама тоже?

Папа: Да ё-мое, Билли! Я ж сказал, мы будем ходить.

Обещание состоит в том, что папа и мама посетят все бейсбольные матчи Билли. Это обещание повторяется перед каждым из пяти матчей; два первые матча обещание сдерживалось, остальные три - нет. Билли не может предсказать, будут ли его родители фактически на той или иной игре, потому что они всегда обещают придти, но часто не приходят. Он не понимает, почему они то приходят, то не приходят. Кажется, это не имеет отношения к погоде, как один раз они пришли в солнечную погоду, а другой раз в дождь. Это также не связано с болезнью, поскольку в солнечный раз у мамы был сильный насморк, но она все равно пришла. Билли узнает из этого, что он не может доверять долговременным планам, слову его родителей, своей способности позитивно влиять на свое окружение, а значит и себе.

Чего не понимает Билли, так это того, что в случаях, когда мама и папа приходили на матч, их и его потребности случайно совпадали.

В тот раз, когда мама приехала с сильным насморком, они с папой встречались на игре с друзьями. А в тот раз, когда шел дождь, они решили поиграть в «супер-родителей», которые заслужат одобрение тренера за то, что пришли на игру в плохую погоду. В те же разы, когда они не приходили на игру, для них не было никакой выгоды. Так как им не хотелось идти, они находили оправдания, приносили извинения, просили понимания Билли, раздражались и в конечном счете начинали сердиться, когда он не понимал. Родители Билли ни разу всерьез не отнеслись к его потребности видеть их на матче, как и к его потребности рассчитывать на их слово. Таким образом, Билли никогда не мог расслабиться или планировать что-то из-за очевидной непоследовательности его родителей - и их непредсказуемости.

В здоровой семейной системе родители Билли спросили бы его, хочет ли он, чтобы они ходили на матчи, и поддержали бы высказанное им пожелание (каким бы оно ни было), а затем поговорили реалистично о своих возможностях. Давайте сравним, как в той же самой ситуации ведут себя родители Джонни:

Джонни: Этот год будет таким классным! У нас лучшая команда в лиге! Я знаю, что мы будем играть матчи плей-офф в этом году! Вы же с папой придете на мои игры?

Мама: А тебе бы очень хотелось, чтобы мы пришли, да? Родителям приятно знать, что они нужны!

Джонни: Играть прикольнее, если знать, что вы там на трибуне. Тогда я чувствую себя важным, что ли.

Мама: Да ты и так важный, что ли!

Джонни: (смеясь) Ну, так вы будете ходить на все игры?

Мама: Не знаю как насчет всех, зайка. Зависит от того, сколько из них выпадет на рабочие дни. У меня идея: а раздобудь-ка ты график игр, мы его посмотрим и отметим на календаре на кухне дни матчей. Тогда мы сможем запланировать, кто сможет пойти на какую игру. Хорошо?

Джонни: Да. Это хорошая идея. А что насчет игр в дни, когда вы с папой работаете?

Мама: Ну, а почему бы тебе не придумать что-то, что позволит тебе ощущать себя важным и на этих играх тоже?

Джонни: Что например?

Мама: Что я, похожа на Джонни? Это ты скажи мне!

Джонни: Ну… ты имеешь в виду… взять на матч подружку? А после матча сходить с ней в пиццерию?

Мама: Да. В таком роде. Я уверена, мы что-нибудь придумаем. Кстати, я буду действительно гордиться тобой, даже если вы не выиграете решающие матчи. Я горжусь тобой прямо сейчас.

В этом сценарии, Джонни был поощрен выразить свои чувства и пожелания, и они нашли поддержку у его матери. К нему отнеслись с уважением и реалистично: он знает, на что он может рассчитывать - это отмечено на календаре. Его и не проигнорировали, и не наобещали золотые горы. Он знает, что его ценят за то, какой он есть, а не только для за его достижения. Ему дали возможность составить некоторые планы для себя. Если его родители будут придерживаться этого графика большую часть времени, Джонни научится доверять им, себе и тому, что планы долгосрочной перспективы сбываются.

Но у таких как Билли, однако, может не развиться этого важнейшего доверия. Билли может усвоить другое: как в песне поется, «завтра никогда не наступает». А потому, если тебе действительно хочется чего-то, то почему бы не схватить это прямо сейчас?

Достижение быстрого результата

Дисфункциональные семьи производят людей, которые нуждаются в немедленном вознаграждении – им нужен быстрый успех. Эти люди не имеют никакой веры в то, что в конечном счете способны добиться своего, и потому они ищут способы немедленно почувствовать себя лучше; пища, алкоголь, трата денег и секс являются их обычными путями самовознаграждения. Все эти способы «кайфануть по-быстрому» могут вызывать чувство гадливости по отношению к себе, депрессию, что требует еще больше актов подобного самовознаграждения, а это ведет к еще большей депрессии. Как один пациент выразился, «я должен был выпить, чтобы решить проблему, вызванную тем, что я пью». В эпоху телерешений длиною в тридцать секунд, нереалистичных изображений тела, немотивированного насилия в реальной жизни (даже в начальных школах), отсутствия действенного контроля над оружием, в эпоху, когда в СМИ и индустрии развлечений секс и насилие занимают первое место, в эпоху атомных аварий, закрепленной законом дискриминации, неконтролируемой полиции, упадка организованной религии и семейных ценностей, к вариантам получить получить удовольствие немедленно не только подталкивают - это выглядит весьма оправданным. Это особенно верно в отношении взрослых из нарциссических домов; всем, кто проходил у нас лечение, было трудно дождаться результата или награды в будущем, и у всех была по крайней мере одна проблема из «большой тройки»: алкоголь и наркотики, еда и чрезмерная трата денег. В конце концов, в хаотической и пугающей вселенной, каждый рассчитывает на то, чем можно наиболее легко управлять.

Даже в начале 1900-ых Юнг писал о своей обеспокоенности тем направлением, которое избрало общество: прочь от духовной основы навстречу к саморазлагающему поведению.

Во все эпохи до нас люди верили в богов в той или иной форме. Только беспрецедентное обнищание символики могло позволить нам открыть вновь богов как психические факторы, то есть, как образцы подсознательного.

Связывая теории Юнга с увеличивающимся присутствием оральных пристрастий (расстройства пищевого поведения, злоупотребление алкоголем, курением) дает тем из нас, кто работает в области умственного здоровья, много пищи для ума (простите за невольный каламбур). Мы хотим расширить этот тезис, включив в него нарциссическую семью. В пределах такой семейной структуры для ребенка не возможно иметь веру в постоянство и предсказуемость действий его родителей, поскольку он не ведает об их побуждениях. В результате, он помещается в уникальную ситуацию, которая развивает в нем веру только в то, что он может контролировать внешне - а это еда, наркотики, расходы и секс.

Существенное число взрослых, которых мы лечим от расстройств, вызванных нарциссической семьей, имеют симптомы булимии в той или иной степени. Для них более обычно не объедаться, а потом промывать кишечник, а объедаться, а потом голодать. Им нужно «поправить себя по-быстрому», поэтому они объедаются. Затем они чувствуют вину, им становится стыдно – они начинают голодать. Моря себя голодом, они начинают чувствовать себя обделенными, ощущают депрессию - и снова начинают есть, чтобы почувствовать себя лучше. Поскольку для них мотивом являются внешние влияния, а чувство самоценности у них низко, они смотрят на фотографии моделей или на телеведущих, чувствуют себя непривлекательными и снова резко ограничивают себя в еде. Обычно они неохотно признаются в этом перед врачом. Они понимают, что это не опасно, поскольку они не доводят себя до рвоты. Мы полагаем, они также боятся, что врач заставит их отказаться от такого образа жизни, а они не знают, как жить иначе. Для врачей, которые работают с этими людьми, важно в ходе лечения вернуться к этим образцам поведения из «большой тройки», потому что только тогда, когда уже установились прочные взаимоотношения врача с пациентом, эти пациенты могут преодолеть свой стыд и признаться в этих дисфункциональных привычках.

Из-за нехватки закладываемой с детства способности доверять, многие пациенты из нарциссических семей не имеют веры ни в долговременные цели, ни в свою способность достичь этих целей. Проблема возникает из-за низкого чувства собственного достоинства.

Они часто имеют серьезно искаженное представление о действительности, которое говорит им, что все что существует, не представляет особой сложности. Они склонны видеть других как более привлекательных, более способных, лучше во всем, чем они сами. Для них непредставимо, чтобы кто-то кроме них мог чувствовать себя неуверенным, или непопулярным, или толстым, или в любом ином смысле хуже (меньше), чем они сами себя чувствуют. По иронии судьбы, взрослые, воспитанные в нарциссических семьях, ни в чем так не эгоцентричны, как в озабоченности собственной неполноценностью! Они уверены, что они являются особенно, уникально дефектными: другие люди могут иногда делать ошибки, но только их собственные ошибки непростительны. Эти люди действительно так считают, и действительно верят всей истории о Брэди Банч (или семье Косби) о «семьях других людей». Когда им трудно справиться с ситуацией, они обычно уверены, что любой другой в подобной ситуации мог бы сделать все (и сделал бы) намного лучше.

Поэтому, как мы упоминали в четвертой главе, проверка действительности – это существенная часть работы с такими пациентами. Удивительно бывает узнавать об ошибочных предположениях, которые они строят, с которыми затем сопоставляют себя и приходят к выводу о своей неполноценности.

История Барбары.

Барбара - пятидесятилетний библиотекарь, которая начала лечение по поводу общего беспокойства. Она была воспитана в относительно успешно функционирующем хозяйстве одной из национальных общин, где к мальчикам относились как к принцам, а к девочкам так, как будто они невидимы.

Повзрослевший ребенок из скрыто-нарциссической семьи, Барбара не может вспомнить ни одного раза, когда она получала какую-либо награду. Она была круглой отличницей, поступила в колледж на полную стипендию, получила работу по окончании колледжа, и продолжала работать, пока не вышла замуж и не родила двух детей. После развода она воспитывала детей одна. Оба вышли в люди; Барбара никогда не просила у родителей помощи, а они никогда ее не предлагали. В то время, когда Барбара обратилась к нам, она все еще была «хорошей дочерью» (посещала родителей каждое воскресенье, закупала продукты, ухаживала за ними, когда они болели), и пыталась заслужить получить похвалу от родителей.

Барбара быстро шла на поправку и, посещая нас в последний раз, призналась в своей самой «постыдной» правде – у нее не было близких подруг. Ее врач был удивлен, мягко говоря, таким признанием, поскольку Барбара, казалось, имела большой круг подруг, которые часто сообщали ей о днях теннисных матчей, совместных завтраков и поездок за покупками – о всевозможных общественных событиях, и сама так же часто перезванивалась с ними. Когда врач задал ей вопрос на этот счет, Барбара не удержала слез, и рассказала о фильме под названием «Женщина незамужем», который она видела в начале 1970-х. Со слов Барбары, в этом кино героиня, женщина в процессе развода, имела трех подруг, и вся их группа по пятницам встречалась в одном и том же кафе, где они делились подробностями личной жизни и всегда поддерживали друг дружку во всем. Что бы ни происходило в жизни каждой из них, эти подруги встречались все вместе и были полностью, на сто процентов готовы всегда эмоционально поддержать одна другую.

Просмотрев эту 120-минутную голливудскую выдумку, Барбара сделала выводы относительно своей ценности и отношений: она не была хорошим другом, у нее не было настоящих подруг, а у всех других женщин была такая дружба, какую она видела в кино. Двадцать лет спустя, эта умная, образованная женщина была несказанно удивлена, когда узнала, что это попросту было неправдой. Мало того, что все другие женщины не принадлежали к группам как та группа в кино, но и ее врачу не было известно ни одной женщины, которая могла бы похвастать такими отношениями. Барбара вышла из кабинета на седьмом небе от счастья. Хорошо было распрощаться с беспокойством, но еще лучше было узнать, что у нее, оказывается, полно хороших подруг! Возможно, это было самое ценное приобретение, которое Барбара получила за весь курс лечения, но она едва не осталась без него.

Нереалистичные ожидания

Как видно из истории Барбары, искаженное мировоззрение часто ведет взрослых из нарциссических семей к тому, чтобы иметь нереалистичные ожидания по поводу себя и других. Когда они сочетают это с неверием получить награду в отдаленной перспективе и с неспособностью устанавливать реалистичные границы, эти люди часто говорят о себе, что легко пасуют перед трудностями, вечно канителятся или ленятся. Их из без того низкое чувство собственного достоинства еще более снижается, потому что они якобы не могут довести начатое дело до конца.

Вот некоторые варианты самооценки, которые мы слышали от пациентов:

. У меня все по олимпийскому принципу «главное не победа, а участие» - за все берусь, но не могу закончить ничего!

. Я - королева незаконченных проектов.

. Думаю, что я просто трус. Когда вещи принимают крутой оборот, я сразу в кусты.

. Я начинаю новое дело с таким энтузиазмом! Но потом, не знаю почему, интерес улетучивается.

. У меня так: я собираю всю свою смелость и делаю первый шаг. Но потом, чуть малейшая трудность, или если все как один не подбадривают меня, я теряю запал. Я пугаюсь. Мне уже нужно начать что-то другое.

. Я всю жизнь на вторых ролях.

. Возможно, я генетический урод. У меня нету гена упорства.

. Я ненавижу себя за то, что я такая ленивая! Все остальные, вроде бы могут сделать все эти дела. А я пытаюсь, но не могу. Думаю, я лентяйка. (Так часто звала ее мать.)

Старый ненадежный Я

Бывает интересно, выслушав от пациента или пациентки знакомую историю о том, какой он тряпка и слабак или безвольная трусиха, спросить их, а могут ли они просто изменить свое мнение. Может быть, после того как было начато дело (любое – выткать ковер, выучиться на парикмахера, поступить на юридический или пойти в армию), появилась новая информация, которая показала, что начатое дело не совсем то, что сейчас нужно, и потому пациент оставил его? Может быть, эту информацию было трудно получить до того, как начать дело и получить первые впечатления? Например, кто-то хочет стать студентом-медиком, но только став им, обнаруживает, что не может вынести вида внутренностей в анатомичке и потому вынужден оставить учебу? Может быть, прекращение начатого есть следствие осознанного и взвешенного выбора взрослого человека, основанного на новой информации?

В действительности, эти люди воспитывались не так, чтобы знать себя. Они воспитывались так, чтобы знать других, быть в состоянии предсказать то, что другие ожидают из них, и удовлетворять (или не суметь удовлетворить) эти явные или неявные потребности. Поэтому они пробуют много вещей, которые им плохо подходят. В тот период жизни (детство и юность), когда другие дети пробовали на себе разные варианты поведения, делали то и это, набивали шишки, и тем учились, что работает в этом мире, а что не работает, эти дети пеклись об эмоциональных потребностях их родителей. Но хоть они и не могли экспериментировать и пробовать новые вещи тогда, они могут делать это теперь.

Нереалистичные ожидания (см. параграф выше), характерные для многих взрослых детей из нарциссических семей, заставляют их брать на себя завышенные обязательства, требующие затрат времени и энергии. Как думала одна из наших пациенток, если все остальные могут делать эти вещи – работать полный рабочий день, воспитать двух детей, содержать дом, вести кассу родительского комитета, вести младшую группу бойскаутов, преподавать в воскресной школе, избираться в городской совет, делать всю выпечку самой и защитить кандидатскую, то она должна быть в состоянии сделать то же самое. Когда стало невозможно выполнить все эти задачи, она почувствовала себя неполноценной. Действительность, тем не менее, состояла в том, что ожидания были нереалистичны, а не в том, что она была неполноценной. Работа врача в этой ситуации должна была отразить действительность для пациентки и помочь ей решить, (1) какие из обязательств существенны, (2) какие другие обязательства обеспечат такой высокий уровень личного удовлетворения, что будет непродуктивно бросить их и (3) какие следует прекратить.

В этом случае, пациентка указала работу в полный рабочий день и воспитание детей как важнейшие обязанности, а работу над кандидатской как занятие «для души», которое не хотелось бросать. Через два месяца все остальные обязательства были оставлены. Система хозяйственных забот была перестроена так, чтобы остальные члены семьи поддерживали в доме чистоту и готовили большую часть еды (конечно, теперь это уступало ее стандартам качества, но с ними также пришлось распроститься), она прекратила участие в предвыборной гонке за место в городском совете и препоручила выполнение своих добровольных инициатив другим людям. Она даже нашла гастроном, в котором продавалось много сортов хлеба. Не удивительно, что пациентка обнаружила, что была в состоянии к завершить свои задачи - теперь, когда их круг сократился до разумного.

Часть ответственного принятия решения - способность изменить решение, основываясь на новой информации. Не может быть никакого прогресса в любой области усилий, если это не так. Отсюда следует логически, что люди должны признать, что для любой конкретной ситуации существует ряд доступных для рассмотрения вариантов.

Мы уже отмечали, что взрослые, выросшие в нарциссических семьях, часто живут по принципу «все или ничего» (см. шестую главу). Вещи рассматриваются в их крайностях: черное и белое, хорошее и плохое, с морализаторской позиции, предполагающей, что существует правильный (и неправильный) ответ или решение практически для любой ситуации. Они, образно говоря, ищут некую космическую шкалу, по которой можно оценить все чувства, мысли и действия в баллах от одного (наименее приемлемое, плохое) до десяти (самое приемлемое, хорошее). Они - люди, ежедневно и многократно употребляющие слова «должен, должна, должны, должно». Для людей с этой ориентацией сделать ошибку и затем отмахнуться от нее или извлечь из нее урок – такое поведение совершенно чужеродно. В их понимании ошибка – это что-то неправильное или плохое, с сильным подтекстом безнравственности или даже греховности. Если кто-то делает ошибку, этот человек сам – ошибка, и совершенная им ошибка лишний раз подтверждает его ничтожество и корневую ущербность. Чувства не имеют никакого значения. Имеет значение только одно – поступить правильно, угадать правильно, что нужно другому человеку, и заслужить его одобрение.

Для этих пациентов идея того, что есть целое меню вариантов выбора, - чужда, если не сказать странна. Они считают, что варианты - это не возможности добиться успеха, они просто умножают шансы сделать ошибку. Ведь в конце концов, полагают они, на свете может существовать только один правильный ответ на отдельно взятый вопрос. (С таким отношением, люди, воспитанные в нарциссических семьях, наверное, получают плохие оценки по философии в вузе.)

И для такой моралистической, черно-белой интеллектуальной конструкции это огромный прыжок - признать, что фактически в каждой ситуации есть варианты, которые надо рассматривать; что каждый вариант несет автоматические последствия; и что основанием для разумного принятия решения будет соотнесение эффективности каждого варианта с последствиями, которые он несет для тебя - а вовсе не то, сколь правильным или неправильным это решение является по меркам некоего внешнего стандарта. Всякий раз, когда пациент использует слово «должен», он рассматривает решение с позиции соответствия внешнему стандарту, а не его внутренним потребностям. В нашей практике мы говорим пациентам, что слово «должен» в действительности означает «я не хочу этого делать, но меня заставляют». В нарциссических семьях детей хорошо выучивают принимать решения по модели «должен», поскольку все решения основываются на удовлетворении нужд других людей, а не своих нужд.

Как мы сказали, понятие, что жизнь это ряд вариантов, каждый из которых несет свои последствия, - это понятие не входит в область познания человека, рожденного в нарциссической семье. Они обычно испытывают ужасающий стыд, когда им случается вспоминить «плохие» или «дурацкие» вещи, которые они сделали в прошлом, не понимая, что они пришли к тем поступкам и решеням, поскольку вся их жизнь с рождения и до того момента не учила их ничему другому. В действительности случалось вот что: они делали наилучший возможный для себя выбор из доступных им вариантов. У этих продуктов нарциссических семей, несомненно, круг вариантов всегда более узок, чем у тех, кто вырос в более здоровом семейном окружении. В здоровых семьях, подрастающим детям с каждым годом дают все более широкие возможности самостоятельного принятия решений, поэтому они имеют возможность испытать как неудачу, так и успех на основе решений, которые приняли сами. Эта концепция зачастую трудна для понимания среди наших пациентов. Им намного легче продолжать видеть себя как неполноценных и виноватых.

История Ленни. Ленни – стройная хорошенькая двадцатипятилетняя девушка, которая работает офис-менеджером в маленькой компьютерной компании. В шестнадцать лет она жила дома (в бедном районе индустриального города на Среднем Западе) вместе с отцом-рабочим, матерью-домохозяйкой и тремя братьями. Однажды вечером она пошла в бар по приглашению ее друзей. Там она встретила мужчину двадцати четырех лет по имени Билл. Тем вечером Билл окружил ее вниманием, проводил до дома, а позже появился у ее школы, в конечном счете соблазнил ее и заставил убежать с ним из города. Он увез ее на Юго-Запад, где они жили с его сыном дошкольного возраста от первого брака. В течение почти семи лет, что они были вместе (они в конечном счете поженились), он бил и насиловал ее, запирал ее с ребенком, и запрещал ей иметь каких-либо друзей или связываться с ее семьей. За все эти годы семья Ленни не сделала ничего, чтобы найти ее или связаться с нею.

После нескольких лет Ленни стало ясно, что Билл «имел проблемы с алкоголем и кокаином». Когда сын пошел в четвертый класс, Ленни смогла убедить мужа разрешить ей устроиться на работу. На работе она подружилась с человеком, который в обеденный перерыв водил ее на собрания индейской общины, и со временем Ленни смогла осознать, что находилась в разрушительной ситуации, смогла переехать и подать на развод. Когда Ленни пришла к нам на консультацию, она была переполнена чувством стыда и страдала от серьезной депрессии. Она хотела узнать, «что было неправильно» - что в действительности означало, что в ней самой было не так - чтобы снова не попасть в сети дурных отношений. Проходя курс восстановления, Ленни наконец позволила себе открыто выражать грусть по поводу потери своего пасынка (хоть она и воспитывала его с трех до десяти лет, но как у мачехи, у нее не было никаких прав, даже на посещение). Врач затем предложил ей исследовать другие потери, которые она, возможно, перенесла в своей жизни.

Хотя она уже была в состоянии не стыдясь оплакивать потерю сына и признать, что она имела право на это, Ленни все еще не могла взглянуть на свое собственное детство и юность иначе, кроме как с ощущением стыда. Ее переполняла боль от потери своей юности. Единственное заключение, которое она могла сделать о себе, состояоло в том, что она была глупа, испорчена и дефективна.

Идея о том, что ее решение о побеге с Биллом было продиктовано (1) опытом ее жизни до того момента и (2) вариантами, доступными для нее в тот момент, была недоступна ее пониманию. Чтобы помочь таким пациентам как Ленни лучше осмыслить трудность, которую они имеют в признании и рассмотрении вариантов, мы разработали обучающий инструмент, который мы называем «Сиреневая история». Врач Ленни рассказал ей эту историю в тот момент терапии.

Сиреневая история

Когда-то давным-давно была большая страна по имени Сиреневая. Ее называли Сиреневой, потому что все в ней было, на самом деле, сиреневое и фиолетовое! Трава была темно-фиолетовая, небо было розовато- сиреневым, коровы были бледно-фиолетовыми с лиловыми пятнами, и три солнца и тринадцать лун были пурпурными. Вода была бледно-сиреневой, а пища была фиолетовых оттенков в пределах от нежно-лавандового до цвета спелой сливы. Даже люди были разных оттенков сиреневого. На этой земле, мало того, что не было никаких других цветов, никто даже не знал, что существуют другие цвета!

Как вы считаете, вероятно, чтобы в этой стране, - где все было настолько сиреневым, каким это только может быть - чтобы однажды, молодая сиреневая девушка встала из своей фиолетовой кровати, надела свою сиреневую одежду и, расчесывая свои сереневые волосы, взглянула бы на себя в зеркало и заявила бы: «Я думаю, мне лучше подошло бы зеленое»? [В этот момент большинство пациентов обычно улавливают суть и могут засмеяться.]

Ответ, конечно нет! Варианта «зеленый» не существует!

Вернемся к Ленни. В конечном счете Ленни смогла понять, какие механизмы работали в ее скрыто-нарциссической семье происхождения. Родители Ленни вынужденно вступили в брак по причине нежелательной беременности. Между членами семьи не было никакой близости, разговоры о чувствах никогда не велись, не оставлялось места, чтобы быть в чем-то непохожим, индивидуальным. Атмосфера в доме была настолько напряженная, настолько плотная от невысказанных чувств и негодования, что, как помнит Ленни, ей всегда не хотелось там находиться. Она не могла дождаться, когда уедет из дома.

Роль детей в этой нарциссической семье была в том, чтобы «не гнать волну» и претворять в жизнь ожидания родителей. Родители твердо решили, что «дети должны жить лучше, чем мы жили», но все же вовсю гневались на детей; оба родителя были добровольными мучениками по отношению к семье. Сыновья имели множество возможностей на выбор, но у дочерей варинтов было только два:

(1) они заканчивают среднюю школу, остаются жить в родительском доме, поступают в местный колледж, делают работу по дому; или

(2) они заканчивают среднюю школу, выходят замуж, уходят жить в дом мужа, делают работу по дому.

В упражнениях по разыгрыванию ролей с Ленни, ее врач моделировал разговоры, которые другая такая же юная девушка могла бы вести со своими родителями. На разные темы – как найти работу, как найти компаньонку, с которой можно было бы вместе снимать квартиру и делить расходы, или о двойственных чувствах по поводу поступления в местный колледж. Ленни поняла, что у ни один из этих разговоров с родителями у нее состояться не мог – не таков был семейный уклад. Сама она была в то время умной, способной, творческой девочкой, которая застряла в плохой средней школе в глухом городском квартале, и не могла себе представить, что еще четыре года ей придется сидеть на скучных уроках по утрам и прислуживать братьям и отцу по вечерам. Поэтому вариант первый (местный колледж) отпадал. Оставался второй вариант – связать жизнь с мужчиной.

Ленни смогла увидеть, что она и раньше, фактически, не раз пробовала оправдать родительские надежды, состоявшие в том, чтобы она покинула родной дом, пока не сложилась ситуация побега с Биллом. Она была потрясена, поняв, что этот поступок, который она всегда считала неопровержимым доказательством своей глупости и зловредности, исподволь выполнил ее обязательства перед родителями и удовлетворил их потребности. Если бы существовал вариант «просто съехать из дома, найти работу, снять квартиру с двумя другими девушками, и может быть поступить на вечернее отделение в универститет», то она бы так и сделала.

Как Ленни сказала в конце сессии «Сиреневая история»:

«Я никогда не понимала, почему я убежала с ним! Я никогда не была бунтаркой. Ко мне всегда относились как к бунтарке, но я ей не была. Я никогда не делала ничего плохого. Я была действительно хорошей девочкой! (Сдерживаемые слезы прорываются плачем). Я знала, что это не была любовь, и мне было так страшно. Когда он поставил ультиматум «сейчас или никогда», я знала, что это безумие. Мне оставался всего лишь один месяц до выпускного. Но я подумала, что мне надо ехать. Я знала, что просто не могу идти в этот идиотский колледж. А мальчишки, которых я знала ... ох! Они были незрелыми и скучными. Я не знаю. Было похоже, что нет никакой возможности избежать этого. А Билл был этой возможностью. Боже мой! Если бы мне хоть раз пришло в голову,... что я могу найти работу и квартиру, я бы ухватилась за этот шанс обеими руками! Я была такая дура... нет, не дура. Вы правы. Я никогда не думала об этом, потому что такой вариант вообще не рассматривался в моей семье. Господи, я была не такая уж дура. Просто такого вариант никогда не предлагался.»

Пациенты охотно соглашаются с тем тезисом, что способность принимать решения, строить долгосрочные планы, уметь рассчитывать на вознаграждение в будущем, доводить начатое дело до конца – как бы вы ни назвали это – является приобретаемым навыком. Мы строим наши рассуждения так, чтобы не осудить, не возложить на кого-либо вину. Не обязательно родители были плохими, они просто не смогли научить важным навыкам в этой области; мы говорим не о моральной неудаче, а о недостатке обучения.

Большинство пациентов способны рассматривать вопрос под этим углом. Это не так уж страшно; в конце концов, всем нам не хватает навыков в той или иной области. Один из авторов этой книги пишет с ужасными грамматическими ошибками, но к счастью, у него есть компьютер, который проверит правописание за него. А другой автор не может понять, как работает электричество («Ты хочешь сказать, что в этом нет волшебства?»), но он может нанять электрика.

Однако есть некоторые навыки, которым мы должны учиться, чтобы жизнь приносила результат. Доводить дело до конца (а это подразумевает способность мириться с отсрочкой вознаграждения) - один из них. Мы говорим пациенту: «Вы не научились этому тогда, но вы можете научиться теперь. Теперь вы - взрослый, у вас есть варианты выбора». Мы подчеркиваем, что способность хорошо принимать решения подразумевает умение рассмотреть все возможные варианты в каждой ситуации, и затем выбрать из них наиболее приемлемый для себя. У человека должны быть цели (к чему я хочу придти), с которыми он сможет сопоставлять варианты выбора (поможет это мне приблизиться к тому, чего я хочу?). Если ответ да, то тогда это, вероятно, является правильным выбором на данный момент.

Общаясь с пациентами, мы подчеркиваем, что в принятии решений всегда присутствуют риски. Человек может сделать ошибку. Фактически, мы гораздо больше учимся на наших ошибках, чем на наших успехах, таким образом, ошибки в действительности являются замаскированными сеансами обучения. Пусть это звучит немного наставнически, в манере Мери Поппинс, но от этого оно не перестает быть правдой. Не идти ни на какой риск означает стоять неподвижно – то есть застрять. Это, конечно, самая большая ошибка, и боль, которую она приносит, обычно и является тем, что заставляет человека обратиться к психотерапевту.

Когда пациентам удается показать связи между тем, что они испытали в детстве и тем, что они делают и чувствуют сейчас, они способны почувствовать себя менее дефектными. Они могут допустить возможность изменения. Им можно дать инструменты для изменения и поощрить принять ответственность за то, чтобы это изменение произошло.