Stephen king стивен Кинг podpaľAČKA
жүктеу/скачать 3.46 Mb.
|
14x x xPodvečer toho istého dňa sedeli Andy a Vicky na pohovke v klubovej miestnosti Unionu a navzájom si porovnávali svoje halucinácie. В тот вечер, сидя на кушетке в одном из небольших холлов студенческого клуба, Энди и Вики сравнивали свои галлюцинации. Nepamätala si to, čo ho najviac znepokojovalo: zakrvavenú ruku, čo sa ochabnuto vynorí zo skupinky bielych plášťov, narazí pritom na schému a potom zmizne. Andy si zas nespomínal na to, čo bolo najživšie pre ňu: muž s dlhými svetlými vlasmi rozložil pri jej lôžku skladací stolík tak, že ho mala presne v úrovni očí. Poukladal naň rad veľkých dominových kociek a povedal: „Zhoď ich, Vicky. Zhoď ich všetky dolu.“ Chcela mu vyhovieť, a tak vystrela ruky, aby kocky zmietla, no muž jej ruky jemne, ale pevne odtlačil: „Nepotrebuješ pri tom ruky, Vicky,“ dodal. „Len ich zhoď dolu.“ A tak sa zadívala na domino a všetky kocky jedna po druhej popadali. Bol ich asi tucet. Она не помнила того, что особенно тревожило его: окровавленную руку, безжизненно взмахнувшую над толчеей белых халатов, хлопнувшую по схеме и исчезнувшую. Энди совсем не помнил того, что живо представляла она: человек с длинными светлыми волосами приставил к кушетке на уровне ее глаз складной столик, расположил на нем ряд больших костей домино и сказал: «Сбейте их. Вики. Сбейте их все». Подчиняясь, она подняла руки, и тут человек осторожно, но твердо снова прижал их к ее груди. «Вам не нужны руки, Вики, — сказал он. — Просто сбейте их». И она взглянула на костяшки домино, и все они повалились одна за другой. Дюжина или около того. „Cítila som, že ma to strašne unavilo,“ vysvetľovala Andymu a mierne sa usmiala tým zvláštnym úsmevom. „A akosi mi zišlo na um, že diskutujeme o Vietname, rozumieš? Povedala som čosi ako: ,Áno, tým sa to dokazuje, ak zanikne Južný Vietnam, všetci zaniknú.‘ A on sa usmial, potľapkal ma po rukách a spýtal sa: ,Prečo si chvíľu nepospíš, Vicky? Musíš byť ustatá.‘ A tak som zaspala.“ Potriasla hlavou. „No teraz to vyzerá celkom neskutočne. Buď som si to vymyslela celé, alebo som si vytvorila halucináciu okolo celkom obyčajného testu. Ty si ho nepamätáš, však? Vysoký chlapík s dlhými svetlými vlasmi a s malou jazvou na brade.“ — После этого я почувствовала усталость, — рассказывала она Энди, улыбаясь своей легкой скользящей улыбкой. — И мне показалось, будто мы говорим о Вьетнаме. Я сказала что то вроде: «Если падет Южный Вьетнам, все они повалятся». Он улыбнулся, похлопал меня по рукам и сказал: «Почему бы вам не поспать немного, Вики? Вы, должно быть, устали». И я заснула. — Она покачала головой. — Сейчас это кажется нереальным. Я наверно, все это придумала или галлюцинировала в связи с чем то в прошлом. Ты не помнишь, видел ты его? Высокий парень со светлыми волосами до плеч и небольшим шрамом на подбородке? Andy pokrútil hlavou. Энди покачал головой. „Ale ešte vždy nerozumiem, ako sme mohli mať nejakú spoločnú predstavu,“ priznal sa, „jedine, že by boli vyvinuli drogu, ktorá má zároveň popri halucinogénnych aj telepatické účinky. Viem, že sa o tom v posledných rokoch čosi povrávalo, nápad vychádzal z toho, že halucinogény môžu zosilniť vnímanie.“ Pokrčil plecami, potom sa uškrnul: „Carlos Castaneda, kde si, keď ťa potrebujeme?“ — Не понимаю, как мы могли оба нафантазировать одно и то же, — сказал Энди, — если только они не создали средство, одновременно и телепатическое, и галлюциногенное. Об этом что то говорили в последние годы… идея состоит в том, что галлюциногены могут обострить восприятие… — Он пожал плечами, затем улыбнулся. — Карлос Кастанеда, где вы, когда вы нам нужны? „Nie je pravdepodobnejšie, že sme sa len zhovárali o tom istom, a potom sme zabudli, že sme o tom hovorili?“ spýtala sa Vicky. — А может, мы просто обсуждали одно и то же видение и затем забыли об этом? — спросила Вики. Súhlasil s tým, že je to možné, no ešte vždy sa cítil znepokojený celým zážitkom. Bol to, ako sa hovorí, prepadák. Он согласился, что такая возможность вполне существует, но беспокойство не покидало его. Это было, как говорят, удовольствие ниже среднего. Pozbieral všetku odvahu a vyhlásil: „Jediné, čím som si celkom istý, je, že som sa do teba zaľúbil, Vicky.“ Собравшись с силами, он сказал:— Единственное, в чем я действительно уверен, так это в том, что я, кажется, влюбляюсь в тебя, Вики. Nervózne sa usmiala a pobozkala ho na kútik úst. „To je milé, Andy, ale…“ Она неравнодушно улыбнулась и поцеловала его в уголок рта:— Очень мило, Энди, но… „Máš zo mňa strach. Alebo všeobecne z mužov.“ — Но ты немного меня боишься. Может, мужчин» вообще. „Asi,“ priznala. — Может, и боюсь, — сказала она. „Nechcem nič, len šancu.“ — Я прошу только о надежде. „Šancu máš,“ odvetila. „Mám ťa rada, Andy. Veľmi. Ale prosím ťa, nezabudni, som z toho vydesená. Niekedy jednoducho… no, som z toho vydesená.“ Chcela len pokrčiť plecami, ale celá sa roztriasla. — Ты ее получишь, — сказала она. — Ты мне нравишься, Энди. Очень. Но, пожалуйста, помни, что я боюсь. Иногда я просто боюсь. — Она хотела слегка передернуть плечами, но вместо этого сильно вздрогнула. „Nezabudnem,“ povedal, pritiahol si ju oboma rukami a pobozkal ju. Zaváhala, a potom ho aj ona pobozkala, pevne zvierajúc jeho ruky vo svojich. — Буду помнить, — сказал он, притянув ее к себе, и поцеловал. Секунду поколебавшись, она сама поцеловала его, крепко держа его руки в своих. 15x x x„Ocko!“ vykríkla Charlie. — Папочка! — вскрикнула Чарли. Svet sa Andymu bolestne prevracal pred očami. Výbojkové lampy lemujúce Severnú diaľnicu mal pod sebou, zem nad sebou a nezadržateľne ním hádzalo. Vtom už sedel na zadku a šmýkal sa dolu po spodnej polovici násypu ako dieťa na kízačke. Trochu nižšie sa bezmocne prevaľovala a padala Charlie. Мир болезненно вращался перед глазами Энди. Ртутные фонари вдоль Нортуэй оказались внизу, а земля вверху будто стряхивала его с себя. Затем он сел, съехав с нижней части откоса, словно ребенок на санках. Ниже, внизу, беспомощно переворачиваясь, скатывалась Чарли. Ach nie, vyhodí ju to rovno medzi autá… ОЙ, ОНА ЖЕ ЛЕТИТ ПРЯМО ПОД КОЛЕСА МАШИН… „Charlie!“ zvreskol chrapľavo, až ho zabolelo hrdlo aj hlava. „Daj pozor!“ — Чарли, — хрипло закричал он, так, что болью пронзило горло и голову. — Берегись! Už bola dolu, čupela uprostred odstavného pásu, zalievalo ju ostré svetlo okoloidúcich áut a vzlykala. O sekundu pristál vedľa nej s mohutným bum!, ktoré mu ako raketa vystrelilo po chrbte všetkými cestami do hlavy. Videl dvojmo, trojmo, až po chvíli sa mu videnie zaostrilo. И вот она уже внизу припала к земле на обочине, рыдает в режущем глаза свете фар проходящей машины. Через секунду он приземлился рядом, с громким шмяканьем, которое отдалось по всему позвоночнику и ударило в голову. Предметы сдвоились перед глазами, строились, а затем постепенно встали на свои места. Charlie si sadla na zem, zovrela si hlavu rukami. Чарли сидела на корточках, закрыв лицо руками. „Charlie,“ začal a dotkol sa jej. „Všetko je v poriadku, zlatko.“ — Чарли, — сказал он, тронув ее руку. — Все в порядке, малышка. „Mala som radšej spadnúť medzi tie autá!“ vykríkla, hlas mala ostrý a plný odporu voči sebe samej, Andymu až stislo srdce. „Zaslúžim si to, lebo som podpálila toho človeka.“ — Жаль, не попала под машину! — выкрикнула она пронзительным и злым голосом, с такой ненавистью к себе, что у Энди заныло сердце. — Так мне и надо за то, что подожгла того человека! „Psst,“ tíšil ju. „Na čosi také nesmieš ani pomyslieť, Charlie.“ — Ш ш ш, — сказал он. — Чарли, ты не должна больше думать об этом. Držal ju. Okolo svišťali autá. V každom mohol byť policajt, a to by bol koniec. Z určitého hľadiska by to bola skoro úľava. Он обнял ее. Мимо проносились машины. Любая могла быть полицейской, а это означало — конец. Хотя в такой ситуации это принесло бы чуть ли не облегчение. Charline vzlyky pomaly tíchli. Čiastočne, ako sa nazdával, to bolo z únavy. Aj v jeho rozboľavenej hlave únava vyvolávala hystériu a prebúdzala nevítaný prúd spomienok. Keby sa len dostali niekam a mohli si sadnúť… Рыданья затихали. Отчасти она плакала от усталости. То же самое и с ним — усталость довела головную боль до высшей точки, и на него нахлынул совсем ненужный поток воспоминаний. Если бы только они могли добраться куда нибудь и прилечь… „Charlie, vládzeš vstať?“ — Можешь встать, Чарли? Pomaly sa postavila a utierala si posledné slzy. Jej tvár v tme pripomínala bledý mesiačik. Pozeral na ňu a pocítil ostré bodnutie viny. Mala by ležať pokojne stúlená v posteli, kdesi v dome nezaťaženom hypotékou, s rukou zvierajúcou plyšového medvedíka, pripravená ísť ráno do školy, aby tam zvádzala boje za boha, za vlasť, a za postup do tretej triedy. Namiesto toho stojí o štvrť na dve v noci v odstavnom páse diaľnice na severe štátu New York, sužovaná pocitom viny, pretože čosi zdedila po matke a otcovi – čosi, o čom nemohla sama rozhodnúť ani o trochu väčšmi ako o farbe svojich jasných modrých očí. Ako vysvetlíš sedemročnému dievčatku, že jeho otecko a mamička potrebovali dvesto dolárov a ľudia, ktorých sa pýtali, či je to v poriadku, ich oklamali? Она медленно поднялась на ноги, смахнув последние слезинки. Ее лицо в темноте казалось мертвенно бледной маленькой луной. Глядя на нее, он испытывал острое чувство вины. Ей бы уютно свернуться в постели, где нибудь в доме, за который выплачена почти вся ссуда, с плюшевым медвежонком в объятиях, а на следующее утро отправиться в школу и трудиться там во имя бога, страны и учебной программы второго класса. Вместо этого она стоит на обочине скоростного шоссе на севере штата Нью Йорк в час тридцать ночи, чувствуя себя виноватой, ибо унаследовала нечто от отца и матери — нечто, в чем она была виновата не больше, чем в голубизне своих ясных глаз. Как объяснить семилетней девочке, что однажды папочке и мамочке понадобились двести долларов и люди, с которыми они имели дело, утверждали, что все в порядке, а на самом деле лгали? „Skúsime stopnúť dáke auto,“ povedal Andy, no nevedel by vysvetliť, či jej položil ruku okolo pliec, aby ju povzbudil, alebo aby sa oprel. „Pôjdeme do nejakého motela alebo hotela a vyspíme sa. Potom porozmýšľame, čo ďalej. Dobre?“ — Нужно поймать машину, — сказал Энди, он обнял ее рукой за плечи, то ли стремясь успокоить, то ли ища поддержки. — Доберемся до отеля или мотеля и поспим. Затем подумаем, что делать дальше. Годится? Charlie apaticky prikývla. Чарли безразлично кивнула. „Fajn,“ povedal a začal stopovať. Vozidlá uháňali bez záujmu okolo a necelé tri kilometre od nich sa opäť vydalo na cestu zelené auto. Andy o tom nič nevedel, jeho rozrušená myseľ sa obracala do minulosti, k tomu dňu, keď bol s Vicky v Unione. Bývala v jednom z internátov a on od nej neskoro v noci odchádzal. Stáli na schodíku pred veľkou dvojkrídlovou bránou, znovu sa dotýkal jej pier a ona ho váhavo objala okolo krku, dievčina, ktorá bola ešte vždy panna. Boli takí mladí, kristepane, takí mladí! — Хорошо, — сказал он и поднял большой палец. Машины, не обращая никакого внимания, проносились, мимо, а менее чем в двух милях отсюда двигалась зеленая машина. Энди ничего не знал об этом; его возбужденный мозг возвращался к тому вечеру с Вики в здании студенческого клуба. Она жила в одном из общежитий — в том здании, куда он проводил ее и еще раз на ступеньках прямо перед большими двойными дверьми ощутил сладость ее губ; она неуверенно обнимала его руками за шею, эта девочка, еще такая невинная. Они были молоды, боже, они были молоды. Autá uháňali okolo, Charline vlasy pri každom spätnom závane vzduchu zaviali a klesli a on spomínal na zvyšok toho, čo sa stalo vtedy, v noci, pred dvanástimi rokmi. Мимо проносились машины, каждая воздушная волна вздымала и опускала волосы Чарли, а он вспоминал конец того вечера двенадцать лет назад. жүктеу/скачать 3.46 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|