12 x x x
Pomocný vedecký asistent ovinul Andymu ruku gumeným škrtidlom tesne nad lakťom a povedal: „Zatni, prosím ťa, ruku v päsť.“ Andy poslúchol. Žila vystúpila. Pocítil slabú nevoľnosť, a tak sa pozrel inde. Netúžil sledovať, ako tečie infúzia, aj keď išlo o dvesto dolárov.
Ассистент затянул резиновый жгут вокруг руки над локтем и сказал: «Сожмите кулак, пожалуйста». Энди сжал. Вена послушно вздулась. Он отвернулся в сторону, почувствовав тошноту. Даже за двести долларов у него не было желания видеть, как воткнут шприц.
Vicky Tomlinsonová v bielej blúzke a v dlhých sivých nohaviciach bola na susednom lôžku. Venovala mu nervózny úsmev. Znovu rozmýšľal, aké má nádherné gaštanové vlasy, ako jej pristanú k jasným modrým očiam, keď zrazu bolestivé bodnutie v ruke vystriedala mdlá horúčava.
Вики Томлинсон лежала на соседней кушетке, одетая в серые брюки и белую кофточку без рукавов. Она натянуто улыбнулась. Он вновь увидел, какие у нее красивые рыжие волосы, как хорошо они гармонируют с ясными голубыми глазами… Затем болезненный укол и пульсация в руке.
„Hotovo,“ oznámil pomocný vedecký asistent v snahe povzbudiť ho.
— Готово, — успокаивающе сказал ассистент.
„Hotovo pre teba,“ odpovedal Andy. Necítil sa povzbudený.
— Ничего готового, — ответил Энди. Он волновался.
Boli v miestnosti číslo 70 na poschodí budovy, Jason Gearneigh Hall. Vďaka láskavosti kolegov z ošetrovne, ktorí sem dopravili tucet lôžok, si dvanásť dobrovoľníkov políhalo na matrace vyplnené hypoalergickou penou, aby si zarobili. Doktor Wanless sám nepodával ani jednu infúziu, ale chodil pomedzi lôžka a každému sa prihováral s neurčitým úsmevom. Od tejto chvíle sa začneme vysúšať, pomyslel si Andy morbídne.
Они находились наверху, в комнате 70 Джейсон Гирни Холла. Туда из лазарета колледжа притащили дюжину коек. Двенадцать добровольцев лежали на них, привалившись к подушкам с синтетической антиаллергической набивкой и зарабатывали свои деньги. Доктор Уэнлесс сам не колол, но прохаживался между кушетками с ледяной улыбочкой, находя слово для каждого. Мы сейчас начнем усыхать, меланхолически думал Энди.
Keď sem všetci prišli, Wanless predniesol krátku reč a v nej zhruba povedal: Nemajte z ničoho strach. Ste v bezpečnom náručí modernej vedy. Andy veľmi neveril modernej vede, ktorá dala svetu vodíkovú bombu, napalm a laserovú zbraň popri Salkovej vakcíne a pleťovej vode.
Когда все собрались, Уэнлесс произнес короткую речь. Сказанное им сводилось к следующему. Не бойтесь. Вы находитесь в надежных руках Современной Науки. Энди не очень то верил в Современную Науку, которая дала миру водородную бомбу, напалм и лазерное ружье, наряду с вакциной Солка и клиразилом.
Pomocný vedecký asistent urobil teraz ešte čosi. Zablokoval prietok na infúznej hadičke.
Ассистент в это время занимался делом. Зажимал щипцами трубки капельниц.
Infúzia bola zmesou päťpercentnej dextrózy s vodou, ako povedal Wanless, ktorý ju nazýval Dextro 5. Pod uzáverom prietoku mala infúzna hadička malý prívod. Ak má Andy dostať L 6, podávajú mu ju teraz cez tento prívod. Ak bude v kontrolnej skupine, ukáže sa to na normálnej hodnote soli. Hop alebo trop.
Раствор состоит из декстрозы и воды, говорил Уэнлесс… Он называл это раствором Д5У. Ниже зажима торчал кончик трубки. Если Энди вольют «лот шесть», это сделают шприцем с иглой через эту трубку. Если он окажется в контрольной группе, это будет обычный соляной раствор. Орел или решка, как повезет.
Skízol znovu pohľadom na Vicky. „Ako ti je, dievča?“
Он снова взглянул на Вики.— Как дела, малышка?
„Fajn.“
— Хорошо.
Podišiel k nim Wanless. Stál medzi nimi a pozeral najprv na Vicky a potom na Andyho.
Подошел Уэнлесс. Стал между ними, посмотрев сначала на Вики, затем на Энди.
„Cítite slabú bolesť, nie?“ Nehovoril s nijakým prízvukom a už vôbec nie s prízvukom niektorej oblasti Ameriky. Jeho vetné konštrukcie Andymu zneli, akoby ich tvoril ktosi, komu nie je angličtina materinským jazykom.
— Немного больно, да? — Он говорил без акцента, во всяком случае без местно американского, но строил фразы таким образом, что Энди показалось — английский был для него вторым языком.
„Tlak,“ odpovedala Vicky. „Slabý tlak.“
— Давит, — сказала Вики. — Слегка давит.
„Áno? To prejde.“ S dobromyseľným úsmevom sa otočil k Andymu. V bielom plášti sa mu zdal veľmi vysoký. Okuliare sa zdali maličké. Maličké a vysoko.
— Да? Это пройдет. — Он доброжелательно улыбнулся Энди. В белом халате Уэнлесс казался очень высоким. Очки его выглядели очень маленькими. Маленькие и очень высоко.
Andy sa spýtal: „Kedy sa začneme vysúšať?“
Энди спросил:— Когда мы начнем съеживаться?
Wanless sa ďalej usmieval: „Cítite sa, akoby ste sa mali vysúšať?“
Уэнлесс продолжал улыбаться:— Вы думаете, что съежитесь?
„Vysúúúšššať,“ zopakoval Andy a uškrnul sa ako blázon. Čosi sa s ním dialo. Preboha, vzniesol sa do výšky. Padal nazad.
— Съеееежжусь, — сказал Энди и глуповато ухмыльнулся. Что то происходило с ним. Боже, он воспарял. Он взлетал.
„Všetko bude výborné,“ prehodil Wanless a usmial sa ešte väčšmi. Okolo prechádza jazdec na koni, pomyslel si Andy zmätene. Pozrel znovu na Vicky. Aké má žiarivé vlasy! Z akéhosi bláznivého dôvodu mu pripomínali medené drôty vinutia nového motora…. generátor… alternátor… ventilátor…
— Все будет в порядке, — сказал Уэнлесс и улыбнулся во весь рот. Прошел дальше. И снова в путь, как в тумане подумал Энди. Он взглянул на Вики. Какие яркие у нее волосы! Как то глупо они напомнили ему медную обмотку нового мотора… генератора… прерывателя… легкомысленную женщину…
Nahlas sa rozosmial.
Он громко засмеялся.
Prišiel k nemu pomocný vedecký asistent, mierne sa usmieval – akoby na tom istom vtipe – zablokoval hadičku, vstrekol Andymu do ruky ešte trochu obsahu striekačky a opäť pomaly odišiel. Andy sa pozrel na infúznu hadičku. Už ho to nemiatlo. Som borovica, myslel si. Pozri na moje nádherné ihly – ihličie. Zasa ho to rozveselilo.
Слегка улыбаясь, словно шутке, ассистент открыл зажим, ввел еще немного раствора в руку Энди и снова ушел. Теперь Энди мог смотреть на капельницу. Она его не тревожила. Я — сосна, думал он. Видите мои прекрасные иглы. Он снова засмеялся.
Vicky sa naňho usmievala. Bože, aká je krásna. Chcel jej povedať, aká je krásna, ako jej medeno horia vlasy.
Вики улыбалась ему. Боже, она такая красивая. Ему хотелось сказать ей, какая она красивая. Ее волосы похожи на горящую медь.
„Ďakujem,“ odpovedala. „Aké milé prirovnanie.“ Naozaj to hovorila? Alebo si to len predstavil?
— Спасибо, — сказала она. — Какой приятный комплимент. Неужели она сказала это? Или ему померещилось? Собирая последние остатки сознания, он произнес:
Pozbieral posledné útržky vedomia a povedal: „Zdá sa, Vicky, že dnes sa mi destilovaná voda neušla.“
— Вики, я, кажется, слинял на дистиллированной воде. Она безмятежно сказала:
Nevzrušené odpovedala: „Ani mne.“
— Я тоже.
„Príma, čo?“
— Приятно, правда?
„Príma,“ súhlasila ospanlivo.
— Приятно, — согласилась она сонно.
Niekto niekde kričal. Hystericky bľabotal. Zvuk stúpal a klesal v pozoruhodných cykloch. Keď to začalo pripomínať nekonečné rozjímanie mníchov. Andy obrátil hlavu, aby videl, o čo ide. Bolo to pozoruhodné. Všetko začínalo byť pozoruhodné. Všetko prebiehalo v spomalenom pohybe. Spomalene, ako to uvádzal v článkoch istý avantgardný filmový kritik na univerzite. V tomto filme, tak ako napokon vo všetkých, dosahuje Antonioni najväčší dramatický efekt tým, že akciu odvíja spomalene. Aké pozoruhodné, naozaj šikovné slovo! Znie, ako keď had vykĺzne z chladničky: spomalene.
Где то кто то плакал. Истерически рыдал. Звук нарастал и затихал какими то необычными периодами. Он размышлял, как ему показалось, целую вечность. Энди повернул голову — посмотреть на происходящее. Все стало интересным, все находилось в замедленном движении. Замедло — так пишет всегда в своей колонке авангардистский кинокритик из их колледжа. В этом фильме, как и в других, Антониони достигает самых выразительных эффектов, используя замедлосъемку. Какое интересное, действительно умное слово; оно напоминает змею, выползающую из холодильника: замедло.
Viacero pomocných vedeckých asistentov sa spomalene rozbehlo k jednému z lôžok, ktorá stálo pri tabuli v miestnosti číslo 70. Chlapcovi, čo na ňom ležal, sa zdalo, že sa mu čosi robí s očami. Áno, určite mal čosi s očami, lebo mal v nich zakvačené prsty a zdalo sa, že si vyberá očné gule z jamôk. Ruky mal ohnuté ako pazúry a z očí mu striekala krv. Striekala spomalene. Ihla z jeho ruky vyletela do vzduchu spomalene. Wanless bežal spomalene. Chlapcove oči na lôžku teraz vyzerali ako spľasnuté volské oká, nezaujato si uvedomil Andy. Samozrejme.
Несколько ассистентов выпускников замедло бежали по комнате 70 к одной из коек, поставленной около грифельной доски. Парень на кушетке вроде бы что то делал со своими глазами. Да, он определенно что то творил с глазами, его пальцы были запущены в них, и он, похоже, норовил вырвать глазные яблоки из глазниц. Оттуда замедло текло. Игла замедло выскочила из его руки. Уэнлесс бежал замедло. Глаза у парня на койке теперь выглядели, как расплывшиеся яйца всмятку, хладнокровно заметил Энди. Да, в самом деле.
Vtom sa biele plášte zhromaždili okolo lôžka a chlapca viac nebolo vidieť. Priamo za ním bola zavesená schéma. Znázorňovala jednotlivé časti ľudského mozgu. Andy na ňu chvíľu so záujmom pozeral. Veľľľmi pozzzoruhodné, ako vravieval Arte Johnson v Zasmejme sa.
Затем вокруг кушетки собрались белые халаты, и парнишка исчез из виду. Прямо над ним висела схема. Она показывала полушария головного мозга. Энди некоторое время с интересом смотрел на нее. «Оч чень ин тер р ресно», — так говорил Арт Джонсон в телепередаче «Обхохочешься».
Z chumľa bielych plášťov sa vystrčila zakrvavená ruka, ako ruka topiaceho sa. Prsty boli postriekané zrazenou krvou a viseli z nich franforce tkaniva. Ruka narazila na schému, šmykla sa a nechala na nej krvavú škvrnu v tvare obrovskej tlačenej čiarky. Schéma sa s rachotom navinula na vrchnú tyč a zaplesla sa.
Из толчеи белых халатов поднялась окровавленная рука, подобная руке тонущего. Пальцы были в крови, с них свисали кусочки ткани. Рука хлопнула по плакату, оставив кровавое пятно в форме большой кляксы. Схема с чмокающим шумом поползла кверху и навернулась на валок.
Vtom lôžko zdvihli (ešte vždy nebolo vidieť chlapca, ktorý si vyškriabal oči) a energicky ho vyniesli z miestnosti.
Потом койку подняли (парня, вырвавшего себе глаза, не было видно) и быстро вынесли из комнаты.
O pár minút (hodín? dní? rokov?) prišiel k Andyho lôžku jeden z pomocných vedeckých asistentov skontrolovať infúziu a vstreknúť ešte jednu dávku L 6 do Andyho vedomia.
Через несколько минут (часов? дней? лет?) к кушетке Энди подошел один из ассистентов, осмотрел капельницу, ввел еще немного «лот шесть» в мозг Энди.
„Ako sa cítiš, chlapče?“ spýtal sa ho pomocný vedecký asistent, no samozrejme to nebol pomocný vedecký asistent, nebol študentom, nikto z týchto naokolo ním nebol. Po prvé chlapík vyzeral, že má okolo tridsaťpäť, a teda bol pristarý na univerzitného študenta. A po druhé tento chlapík pracoval pre Firmu. Andy to zrazu vedel. Bolo to absurdné, ale vedel to. A volal sa…
— Как себя чувствуешь, парень? — спросил ассистент, который, конечно же, не был ни выпускником, ни студентом — никем из них не был. Во первых, этому типу около тридцати пяти — несколько многовато для студента выпускника. Во вторых, этот тип работает на Контору. Энди вдруг осенило. Казалось абсурдным, но он знал это. А звали его…
Andy tápal, ale už to mal. Ten človek sa volal Ralph Baxter.
Энди напрягся и нашел имя. Мужчину звали Ральф Бакстер.
Zasmial sa. Ralph Baxter. Dosť.
Он улыбнулся. Ральф Бакстер. Здорово сработано.
„Cítim sa celkom fajn,“ povedal. „Čo je s tým chlapcom?“
— Хорошо, — сказал он. — А как тот парень?
„S akým chlapcom, Andy?“
— Какой тот парень, Энди?
„S tým. čo si vyškriabal oči,“ povedal Andy nevzrušené.
— Тот, что вырвал себе глаза, — спокойно сказал Энди.
Ralph Baxter sa zasmial a poplieskal Andyho po ruke. „Ozaj divoká vízia. Fuj, chlapče!“
Ральф Бакстер улыбнулся, похлопал Энди по руке:— Довольно реальная галлюцинация, а, друг?
„Nie, naozaj,“ pridala sa Vicky. „Aj ja som to videla.“
— Нет, правда, — отозвалась Вики. — Я тоже видела.
„To si len myslíte,“ nedal sa asistent, ktorý nebol asistentom. „Mali ste obaja spoločnú halucináciu. Tam vzadu pri kraji bol chlapec, čo mal svalovú reakciu… niečo ako kŕče. Nijaké vyškriabané oči. Nijaká krv.“
— Вам кажется, что видели, — сказал ассистент, который был совсем не ассистент. — Просто вам показалось одно и то же. Там около доски действительно лежал парень, у него сработала мускульная реакция… нечто вроде судороги. Никаких выдавленных глаз. Никакой крови. Он двинулся дальше.
Andy povedal: „Človeče, nie je možné, aby sme mali obaja spoločnú halucináciu bez predchádzajúcej konzultácie.“ Cítil sa ohromne šikovný. Logika bola neomylná, nevyvrátiteľná. Vzal Ralphovi Baxterovi vietor z plachát.
— Дорогой, разве может показаться одно и то же без предварительной договоренности? — спросил Энди. Он ощущал себя жутко умным. Логика была безупречной, неопровержимой. Вроде бы он положил старину Ральфа Бакстера на лопатки. Ральф с улыбкой оглянулся, неубежденный.
Ralph sa nato zasmial, nič ho neodrádzalo. „Pri tejto droge je ľahko možné všetko,“ prehodil. „O minútku sa vrátim, dobre?“
— При этом лекарстве такое вполне возможно, — сказал он. — Я сейчас вернусь, хорошо?
„Dobre, Ralph,“ povedal Andy.
— Хорошо, Ральф, — сказал Энди.
Ralph sa zarazil a vykročil naspäť k Andymu. Vracal sa spomalene a zamyslene sa na Andyho zadíval. Ten sa naňho uškrnul širokým, bláznivým narkomanským úškrnom. A máš to, Ralph, synáčik. A príslovečný vietor z plachát je fuč. Zrazu ho zaplavili prúdy informácií o Ralphovi Baxterovi, haldy všeličoho: mal tridsaťpäť, s Firmou spolupracoval šesť rokov, predtým dva roky pracoval s FBI, počas…
Ральф остановился и вернулся к койке Энди. Он возвращался замедло, раздумчиво глядя на Энди. Энди отвечал широкой, дурацкой, обалделой улыбкой. Поймал тебя, старина Ральф. Уложил тебя на лопатки. Внезапно на него навалилась куча сведений о Ральфе Бакстере, целые тонны: ему тридцать пять лет, он шесть лет работает в Конторе, до того два года был в ФБР, он…
Počas svojej kariéry zabil štyroch ľudí, troch mužov a jednu ženu.
За время своей работы он убил четверых — троих мужчин и одну женщину.
Bola to novinárka na voľnej nohe a dozvedela sa o…Táto časť bola nezreteľná. Ale nebolo to ani dôležité. Andy to zrazu nechcel vedieť. Úškrn mu zmizol z pier. Ralph Baxter naňho ešte vždy pozeral a Andyho zachvátila čierna paranoja, ktorú si pamätal z dvoch predchádzajúcich zážitkov po LSD… No toto bolo hlbšie a omnoho desivejšie. Netušil, že vie o Ralphovi Baxterovi také veci – a ako je vôbec možné, že pozná jeho meno – pochytil ho však strach, že keby sa Ralph dozvedel, čo vie, mohol by aj Andy zmiznúť z miestnosti takisto rýchlo ako chlapec, čo si vyškriabal oči. Alebo to možno naozaj všetko bola len halucinácia, koniec koncov, teraz už nič z toho nevyzeralo skutočne.
Она работала на «Ассошиэйтед пресс» и знала о… Дальше было неясно. Да и не имело значения. Внезапно Энди не захотелось знать. Улыбка сошла с его губ. Ральф Бакстер попрежнему смотрел на него сверху. Энди охватил жуткий страх, запомнившийся с тех пор, как он дважды попробовал ЛСД… Но на этот раз страх был более глубоким, более пугающим. Он не имел представления, откуда может знать такие вещи про Ральфа Бакстера — и как вообще узнал его имя, — но если он скажет Ральфу, что знает все это, он может исчезнуть из комнаты 70 Джейсон Гирни Холла с той же быстротой, с какой исчез парень, вырвавший себе глаза. Или это действительно была галлюцинация? Сейчас все казалось нереальным.
Ralph naňho ešte vždy pozeral. Pomaličky sa začal usmievať. „Vidíš,“ zašepkal. „S L 6 môžeš zažiť bohovské veci.“
Ральф продолжал смотреть на него. Понемножку он начал улыбаться. — Видите? — произнес он мягко. — С «лот шесть» всякие причуды случаются.
Odišiel. Andy si vydýchol od úľavy. Pozrel na Vicky a videl, že naňho hľadí naširoko otvorenými vydesenými očami. Zachytáva tvoje pocity, pomyslel si. Ako rádio. Upokoj ju! Nezabúdaj, že je pod vplyvom drogy, nech je už toto záhadné svinstvo čokoľvek!
Он ушел. Энди медленно, облегченно вздохнул. Он взглянул на Вики, она смотрела на него, глаза у нее были широко открытые, испуганные. Ей передаются мои эмоции, думал он. Как по радио. Щади ее! Помни, что она под действием лекарства, какою бы дрянью оно ни было!
Usmial sa a po chvíľke mu Vicky úsmev neisto vrátila. Spýtala sa, či je všetko v poriadku. Odpovedal, že nevie, ale asi áno.
Он улыбнулся ей, и через мгновение Вики ответила ему неуверенной улыбкой. Она спросила его, что не так. Он ответил, вероятно, все в порядке.
(lenže nehovoríme — vicky nepohybuje perami)
(но мы же не разговариваем — ее губы не двигаются)
(hovoríme?)
(разве нет?)
(vicky? si tam?)
(Вики? это ты?)
(je to telepatia, andy? je?)
(это телепатия, Энди? да?)
Nevedel. Čosi to muselo byť. Pevne zvieral oči.
Он не знал. Но что то было. Он опустил веки.
Sú to naozaj pomocné vedecké sily? spytovala sa znepokojená. Nevyzerajú tak. Je to od tej drogy, Andy? Neviem, povedal s očami ešte vždy zavretými. Čo sa stalo tomu chlapcovi? Tomu, čo ho odniesli? Znovu otvoril oči a pozrel na ňu. ale Vicky pokrútila hlavou. Nespomínala si. Andyho prekvapilo a ohromilo zistenie, že si sotva spomína sám na seba. Zdalo sa, že sa to prihodilo pred mnohými rokmi. Chlapec dostal kŕče. či nie? Svalové sťahy, to je všetko. On…
Эти люди действительно ассистенты выпускники? — обеспокоено спросила она. Они не похожи на тех ассистентов. Это действует лекарство, Энди? Не знаю, сказал он, все еще с закрытыми глазами. Я не знаю, кто они. Что случилось с тем парнишкой? Тем, которого они унесли? Он снова открыл глаза и посмотрел на нее, но Вики качала головой. Она не помнила. Энди с удивлением и смятением обнаружил, что он сам едва помнил. Казалось, это произошло годы назад. Схватила судорога того парня, не так ли? Просто свело мускулы, только и всего. Он…
On si vyškriabal oči.
Вырвал себе глаза.
Ale čo na tom v skutočnosti záležalo?
Но, в общем, какая разница?
Ruka sa vystrkuje z chumľa bielych plášťov ako ruka topiaceho sa človeka.
Поднятая рука из толчеи белых халатов подобно руке тонущего.
Ale stalo sa to v dávnych časoch, akoby v dvanástom storočí.
Но это произошло давным давно. Словно в двенадцатом веке.
Zakrvavená ruka. Naráža na schému. Schéma sa s rachotom navíja na vrchnú tyč a vydáva plieskavý zvuk.
Окровавленная рука. Хлопающая по плакату. Плакат, с чмокающим шумом сворачивающийся на валок.
Je lepšie vznášať sa. Vicky vyzerala opäť znepokojená.
Лучше лежать спокойно. Вики, кажется, снова нервничает.
Zrazu začala všetko zaplavovať hudba z reproduktorov pod stropom, a bolo to príjemné, oveľa príjemnejšie ako spomienky na svalové kŕče a vytečené oči. Hudba bola mäkká a súčasne veľkolepá. Oveľa neskôr (po porade s Vicky) Andy prišiel na to, že to bol Rachmaninov. A hocikedy potom, keď počul Rachmaninova, privolalo mu to spomienku na snové vznášanie sa v nekonečnom čase a mimo času v miestnosti číslo sedemdesiat v Jason Gearneigh Hall.
Внезапно из динамиков в потолке полилась музыка, это оказалось приятно… гораздо приятнее, чем думать о судорогах и вытекающих глазах. Музыка была нежной и в то же время величественной. Позднее Энди решил (проконсультировавшись с Вики), что это был Рахманинов. И с тех пор при звуках музыки Рахманинова на него наплывали неясные, туманные воспоминания о бесконечном, вечном времени в комнате 70 Джейсон Гирни Холла.
Čo z toho bola skutočnosť a čo halucinácia? Dvanásť rokov Andy McGee špekuloval nad touto záhadou a nedospel k nijakému rozlúšteniu. Istú chvíľu bolo vidieť, ako sa v miestnosti vznášajú predmety, ani čo by bol fúkol neviditeľný vietor – papierové poháre, masky, manžeta tlakomeru, smrtiace krupobitie pier a cerúz. Druhý raz, niekedy neskôr (alebo to bolo v skutočnosti skôr? nemalo to nijakú časovú následnosť), jeden z testovaných objektov dostal svalový záchvat, po ktorom nasledovalo zastavenie srdca – aspoň to tak vyzeralo. Zúfalo sa pokúšali prebrať ho umelým dýchaním z úst do úst, potom akousi injekciou priamo do hrudnej dutiny a nakoniec prístrojom, ktorý vydával vysoké kvílivé zvuky a na tenkých drôtikoch mal pripojené dve čierne prísavky. Andymu sa zdalo, že si spomína, ako jeden z „pomocných vedeckých asistentov“ reval: „Švihom! Švihom! Ach, daj to sem, ty debil!“
Что было реальностью, а что галлюцинацией? Размышления на протяжении двенадцати последующих лет так и не дали Энди Макги ответа на этот вопрос. Однажды ему показалось, что по комнате летают предметы, словно дует невидимый ветер, — бумажные стаканчики, полотенца, манжетка для измерения давления, смертельно опасный град из ручек и карандашей. В другой раз, несколько позже — или на самом деле это случилось раньше? определенной последовательности просто не было — одного из подопытных свела судорога, а затем остановилось сердце — или это тоже показалось? Были предприняты суматошные попытки оживить его с помощью искусственного дыхания, и укола непосредственно в грудную клетку, и, наконец, с помощью аппарата, издававшего высокий звук и состоящего из двух черных колпаков с протянутыми от них толстыми проводами. Энди казалось, он помнил, как один из «ассистентов выпускников» орал: «Качни его! Качни его! Или давай их мне, балда!»
Potom spal, upadal do omámenia a preberal sa. Zhováral sa s Vicky a každý z nich rozprával tomu druhému o sebe. Andy jej povedal o autohavárii, pri ktorej prišla o život jeho matka, a o tom, ako strávil nasledujúci rok s tetou, temer nervovo zrútený od žiaľu. Ona sa mu zdôverila, že keď mala sedem, znásilnila ju jej teenagerská varovkyňa a teraz sa strašne bojí sexu, oveľa väčšmi, ako keby bola frigidná. a práve toto, viac než čokoľvek iné spôsobilo, že sa rozišla s priateľom. Chcel, naliehal na ňu.
И еще он спал, то будто погружаясь в туман, то выходя из него. Он разговаривал с Вики. Они рассказали друг другу о себе. Энди поведал об автомобильной аварии, в которой погибла его мать, и о том, как он после этого провел год у своей тетки в состоянии нервного шока от горя. Она рассказала ему, что, когда ей было семь лет, парнишка из бюро дежурств, которого вызвали, чтобы присмотреть за ней, пытался ее изнасиловать, а теперь она ужасно боится интимной близости, это было главной причиной разрыва между нею и ее приятелем. Он все время настаивал на постели.
Porozprávali si veci, ktoré si muž a žena povedia, až keď sa poznajú roky, veci, ktoré si muž a žena niekedy nepovedia vôbec, ani po tme v manželskej posteli, po mnohých rokoch spolužitia.
Они рассказывали друг другу подробности, о которых мужчина и женщина не говорят, если не знакомы друг с другом много лет… О которых мужчина и женщина зачастую вообще никогда не говорят, даже в темноте супружеской постели, спустя десятилетия совместной жизни.
Ale hovorili?
Но разговаривали ли они вслух?
To sa Andy nikdy nedozvedel.
Этого Энди никогда не узнал.
Čas sa zastavil, ale akoby aj tak plynul.
Время остановилось, и все же оно прошло.
Достарыңызбен бөлісу: |