Stephen king стивен Кинг podpaľAČKA
жүктеу/скачать 3.46 Mb.
|
9Milovaná Charlie! Чарленок! Po prvé, keď tento list dočítaš, odhoď ho do záchodu a spláchni, dobre? Первое. Когда прочтешь, отправь это в унитаз, ладно? Po druhé, ak všetko pôjde tak, ako to plánujem – v čo dúfam – budeme budúcu stredu odtialto preč. Človek, čo ti dal tento lístok, pracuje pre nás, hoci sám o tom nevie… Chápeš? Второе. Если все пойдет так, как я наметил (как мне хотелось бы), в следующую среду нас здесь уже не будет. Записку передаст тебе наш человек, хотя он сам об этом не подозревает… поняла? Po tretie, od teba chcem, aby si bola v stredu o jednej hodine popoludní v stajni. Je to jedno, ako sa ta dostaneš – trebárs pre nich zapáľ ďalší oheň, ak to pomôže. Ale buď tam. Третье. В среду в час дня ты должна быть в конюшнях. Придумай что хочешь — если надо, зажги для них еще один костер. Но ты должна быть там. Po štvrté – najdôležitejšie: NEDÔVERUJ JOHNOVI RAINBIRDOVI! Toto ťa asi rozruší. Viem, že mu veríš. Ale je to veľmi nebezpečný človek, Charlie. Vôbec ti nemožno vyčítať, že mu veríš – Hollister hovorí, že dokáže byť taký presvedčivý, že by za to mohol získať Oscara. Ale musíš vedieť toto: práve on viedol chlapov, čo nás prepadli u Granthera. Dúfam, že ťa to nerozruší priveľmi, lenže viem, ako na tom si, a tak asi áno. Nie je nijako zábavné zistiť, že ťa niekto zneužil na vlastné ciele. Počúvaj, Charlie: ak Rainbird príde – a on asi príde – bude VEĽMI DÔLEŽITÉ, aby si myslel, že tvoje city k nemu sa nezmenili. V stredu popoludní nám tu nebude zavadzať. Четвертое, самое главное. Не доверяй этому Джону Рэйнберду. Мои слова могут тебя огорчить. Я знаю, ты ему верила. Но он очень опасный человек, Чарли. Ты все приняла за чистую монету, оно и неудивительно, — по словам Холлистера, это такой актер, хоть завтра Оскара давай. Так вот, он командовал людьми, которые схватили нас у дома Грэнтера. Надеюсь, тебя это не слишком огорчит, но, зная тебя, боюсь, что огорчит. Кому приятно узнать, что тебя используют в своих целях. Чарли, запомни: если Рэйнберд появится, а скорее всего он появится, очень важно, чтобы ты вела себя с ним так, будто ничего не произошло. В среду он нам помешать не сможет. Pôjdeme do Los Angeles alebo do Chicago a myslím, že viem, ako pre nás zorganizovať tlačovú konferenciu. Mám dávneho priateľa, volá sa Quincey, a rátam s tým, že nám pomôže. Verím – musím veriť – že to pre nás spraví, ak sa mi podarí nadviazať s ním kontakt. Výsledkom tlačovej konferencie bude, že sa o nás dozvedia po celej krajine. Aj potom nás budú držať na nejakom mieste, ale budeme spolu. Dúfam, že to ešte vždy chceš tak veľmi ako ja. Чарли, мы полетим в Лос Анджелес или в Чикаго. Я, кажется, придумал, как организовать пресс конференцию. Я рассчитываю на помощь Квинси, моего старого друга, который, наверное, пожалуй даже наверняка, вылетит нам навстречу, надо только дать ему знать. А что такое пресс конференция? Это значит, что про нас узнает вся страна. Даже если они нас опять куда нибудь упрячут, по крайней мере мы будем вместе. Надеюсь, ты хочешь этого не меньше, чем я. Byť zavretý nie je až také zlé, lenže títo chcú, aby si podpaľovala z dôvodov, ktoré sú zlé. Ak máš nejaké pochybnosti, či vôbec ujsť, pamätaj si, že je to naposledy a že mamička by to tiež tak chcela. Наше нынешнее положение можно было бы считать сносным, но они заставляют тебя поджигать, преследуя самые гнусные цели. Если ты сейчас думаешь, «ну вот, опять куда то бежать», поверь мне, это в последний раз… и мама, я уверен, сказала бы то же самое. Chýbaš mi, Charlie, bozkáva Ťa Я по тебе соскучился, Чарли, и очень тебя люблю. ocko Папа 12Charlie si z noci pamätala málo. Iba to, že bolo horúco, vstala a zbavila sa horúčavy. Pamätala si sen, no iba nejasne – pocit slobody Мало что от той ночи запомнилось. Запомнилось, что среди ночи ей стало жарко, она встала и погасила жар. Смутно запомнился сон — ощущение свободы, (vpredu bolo svetlo – koniec lesa, šíra krajina, cez ktorú budú s necromancerom bežať navždy) (там впереди свет — там кончается лес и открывается равнина, по которой Некромансер будет нести ее не зная устали) zmiešaný s pocitom strachu a s pocitom straty. Bola to jeho tvár, bola to Johnova tvár, celý čas. A asi to vedela. Asi to vedela к которому примешивался страх и чувство потери. Так вот чье лицо это было, вот кто ей все это время снился — Джон. Да разве она не догадывалась? Разве не догадывалась (lesy horia neubližuj koňom ó prosím neubližuj koňom) celý čas. (леса горят, только не трогай лошадей, пожалуйста, не трогай лошадей) все это время? Keď sa ráno zobudila, jej strach, zmätok a stiesnenosť sa začali takmer nevyhnutne meniť na ostrú čepeľ zlosti. Когда она утром проснулась, ночные страхи, и растерянность, и боль от сознания, что ее предали, уже переплавлялись со всей неизбежностью в гнев — твердый и пылающий, как алмаз. Spraví lepšie, keď nám tu v stredu popoludní nebude zavadzať, pomyslela si. Naozaj spraví lepšie. Ak je pravda, že to urobil, spraví lepšie, ak sa ku mne a k ockovi ani nepriblíži. Пусть только попробует помешать нам в среду, повторяла она про себя. Пусть только попробует. Если все это правда, пусть только посмеет показаться нам на глаза. 13Neskôr predpoludním prišiel dnu Rainbird, tlačil svoj vozík s čistiacimi potrebami, s handrami, s hubkami, s prachovkami. Biela upratovačská rovnošata mu mäkko plieskala o telo. Ближе к обеду открылась дверь, и Рэйнберд вкатил свою тележку со шваброй, полиролями, губками и тряпочками. Полы его белого халата развевались. „Čau, Charlie,“ pozdravil. — Привет, Чарли, — сказал он. Charlie sedela na pohovke, prezerala si obrázkovú knihu. Pozrela hore, v tvári bledá, bez úsmevu a v prvom okamihu plná opatrnosti. Zdalo sa, že pokožka na lícnych kostiach sa jej napäla. Potom sa usmiala. No nebol to, pomyslel si Rainbird, jej zvyčajný úsmev. Чарли сидела на кушетке и разглядывала книжку с картинками. Она подняла глаза — бледненькая, неулыбчивая… настороженная. Кожа обтянула скулы. С опозданием улыбнулась. Не ее улыбка, подумал Рэйнберд. „Ahoj, John.“ — Привет, Джон. „Nevyzeráš dnes veľmi dobre, Charlie, prepáč, že ti to hovorím.“ — Вид у тебя сегодня, Чарли, ты уж меня извини, неважнецкий. „Nespala som dobre.“ — Я плохо спала. „Ach, naozaj?“ vedel, že spala zle. Ten švihnutý Hockstetter penil, lebo v spánku vytiahla teplotu o tri či štyri stupne. „Mrzí ma, že to počujem. Kvôli ockovi?“ — Правда? — Он был в курсе. Этот болван Хокстеттер закатил форменную истерику по поводу того, что ночью температура в ее комнате поднялась на пять или шесть градусов. — Бедняга. Из за папы? „Asi áno.“ Zavrela knihu a vstala. „Myslím, že si pôjdem na chvíľu ľahnúť. Nevládzem už ani rozprávať.“ — Наверно. — Она захлопнула книжку и встала. — Пойду полежу. Даже разговаривать неохота. „Jasné. Choď.“ — Ложись, ясное дело. Pozeral, ako odchádza, a keď sa za ňou zavreli spálňové dvere, vošiel do kuchyne a napustil si vodu do vedra. Niečo v spôsobe, akým naňho pozrela. Úsmev. Nepáčilo sa mu to celé. Mala zlú noc, dobre, v poriadku. Každý máva z času na čas takú a na druhý deň vrčí na ženu alebo zíza do prázdna a podobne. Iste. No čosi v jeho vnútri zazvonilo na poplach. Takto sa naňho pozerala pred mnohými týždňami. Dnes ráno k nemu neprišla dychtivá a spokojná, že ho vidí. Ani to sa mu nepáčilo. Dnes si zachovávala odstup. Znepokojovalo ho to. Možno to boli len nepriaznivé dozvuky zlej noci a možno zlé sny predchádzajúcu noc spôsobilo niečo, čo zjedla, ale aj tak ho to znepokojovalo. Он проводил ее взглядом и, когда дверь в спальню закрылась, отправился на кухню набрать воды в ведро. Странно она на него посмотрела. И улыбнулась странно. Все это ему не понравилось. Плохо спала — что ж, бывает. Все время от времени плохо спят, а утром кидаются на жен или бессмысленно таращатся в газету. Бывает. И все же… внутри звенел тревожный звоночек. Он уже забыл, когда она так на него смотрела. И не бросилась к нему, как обычно, что тоже ему не понравилось. Затворилась в каком то своем мирке. Это его тревожило. Может, все дело в бессонной ночи… а дурной сон позавчера — может, не то съела… и все равно это его тревожило. A ešte čosi ho hrýzlo: včera večer ju bol pozrieť kapitán. Nikdy predtým nič podobné nespravil. И еще одно: вчера под вечер к ней заглянул Кэп. Такого еще не бывало. Rainbird postavil vedro a vzal handru. Namočil ju, vyžmýkal, obkrútil ňou zmeták a začal pomalými pohybmi v dlhých pásoch utierať dlážku. V zjazvenej tvári mal chladný a pokojný výraz. Рэйнберд поставил ведро и надел на швабру пористый валик. Окунув швабру в ведро, он отжал валик и принялся размашисто и не спеша протирать пол. Его страшное лицо было спокойным и невозмутимым. Vrazili ste mi nôž do chrbta, kapitán? Odhadujem správne, že toho máte po krk? Alebo sa ma usilujete len podviesť? УЖ НЕ ХОЧЕШЬ ЛИ ТЫ, КЭП, ВОНЗИТЬ МНЕ НОЖ В СПИНУ? ДУМАЕШЬ, САМОЕ ВРЕМЯ? РЕШИЛ МЕНЯ УДЕЛАТЬ? Ak bola pravda to druhé, potom sa v kapitánovi poriadne zmýlil. Keby šlo o Hockstettera, to by bol iný prípad. Hockstetterove skúsenosti s výbormi a podvýbormi Senátu sa rovnali takmer nule. Sračičky sem a sračičky tam. Podporný materiál. Mohol si dovoliť taký prepych, že sa poddá svojmu strachu. Kapitán nemohol. Kapitán vie, že nejestvuje nič ako dostatočný dôkazový materiál, najmä ak ide o niečo také potenciálne explozívne (doslova) ako Charlie McGeeová. Если так, то он здорово недооценил Кэпа. Одно дело Хокстеттер. Ну, появится в комиссии или подкомиссии сената — и что? Там вякнул, тут брякнул, а в результате пшик. Начнет потрясать доказательствами. Может даже позволить себе роскошь повспоминать, какой там на него нагнали страх. Другое дело — Кэп. Кэп прекрасно понимает, чем оборачиваются все доказательства, когда речь заходит о таком взрывоопасном материале (чем не каламбур?), как Чарли Макги. A nebude to obyčajné financovanie, o čo bude kapitán žiadať. Keď bude stáť pred uzavretým zhromaždením, z jeho pier vyjde najhrozivejšia a najmystickejšia zo všetkých fráz: dlhodobé financovanie. A v pozadí budú striehnuť nevypovedané, no mocné záležitosti eugeniky. Rainbirdovi zišlo na um, že kapitán na konci zistí, že sa nevyhne návšteve skupiny senátorov, ktorí sa prídu pozrieť, čo Charlie dokáže. A možno by si mohli priviesť aj svoje detičky, pomyslel si Rainbird. Je to senzačnejšie ako cvičené delfíny v morskom akváriu. Поэтому, когда в закрытом заседании выступит Кэп, он будет говорить о другом — об ассигнованиях, причем размениваться не станет, а просто обронит одно из самых зловещих и загадочных выражений из бюрократического лексикона: долгосрочные ассигнования. И хотя ничего не будет произнесено вслух, все присутствующие отлично поймут, что в подтексте — вопрос евгеники. Конечно, рано или поздно, рассуждал дальше Рэйнберд, Кэпу все же придется пригласить группу сенаторов на аттракцион Чарли. «Может быть, даже с детьми, — подумал Рэйнберд, намачивая пол и протирая. — Это будет поинтереснее, чем дрессированные дельфины в океанариуме». Kapitán vie, že potrebuje všetku pomoc, ktorú môže získať. И тут, Кэп это знает, ему очень понадобится кое какая помощь. Prečo potom včera za ňou šiel? Prečo rozhojdal čln? Так зачем он к ней приходил вчера? Зачем раскачивает лодку, в которой сам сидит? Rainbird vyžmýkal handru, špinavá sivá voda z nej stiekla nazad do vedra. Pozrel cez otvorené kuchynské dvere na zavreté dvere Charlinej spálne. Zatvorila sa pred ním, a to sa mu nepáčilo. Рэйнберд отжимал пористый валик, наблюдая, как грязная мутная вода стекает в ведро. Он снова бросил взгляд на закрытую дверь спальни. Чарли от него отгородилась, и это ему не нравилось. Bol z toho veľmi, veľmi nervózny. Тут было, было отчего забеспокоиться. жүктеу/скачать 3.46 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|