* Эта информационная инфраструктура привела к чрезвычайному росту информационных потоков. Например, экономический журнал Fortune (1993, December, 13, с. 37) сообщает, что международная телефонная связь в Соединенных Штатах за период 1981-1991 гг. выросла на 500% (с 500 млн до 2,5 млрд). Кроме того, повсюду наблюдалось поразительное увеличение финансовых операций по международным информационным супермагистралям (правда, эти операции сконцентрированы в основном в больших городах богатых стран). Валютные торги, разные модели прямого зарубежного инвестирования, рынки ценных бумаг и акций быстро росли, тем самым подтвердив важность финансовых информационных потоков для глобальных рынков.
Закат фордизма?
Глобализация означает, что режим фордизма все труднее поддерживать. И как может быть иначе, если организационная предпосылка фордизма - национальное государство - размывается экспансией транснациональных корпораций и постоянными по-
99
токами информации, циркулирующей по всему земному шару?! Фордизм основывался на существовании суверенных национальных | государств, на способности правительства управлять имуществом! и вводить определенную политику на своих территориях, на отно- ; сительной защищенности местных компаний от иностранной кон-1 куренции и на практике разделения национальных корпораций. Но все эти условия все больше сходят на нет в нашей реальности глобального маркетинга, бешеного темпа зарубежных валютных сделок и предприятий, размещенных по всему миру.
Глупо было бы отрицать, что роль государства остается важной в очень многих областях жизни - от права и охраны правопорядка до образования и социального обеспечения, что государство по-прежнему служит основным элементом самоиндентификации людей, но с экономической точки зрения оно, несомненно, утрачивает свое значение. Особенно ярко свидетельствуют об этом два показателя. Во-первых, стремление транснациональных корпораций к доминированию делает непонятной проблему собственности. Можно спросить, к примеру, насколько General Electric или Hitachi принадлежит тому или иному государству? Подобного рода корпорации обычно навешивают себе ярлык той или иной страны, но поскольку значительная доля их производства и инвестиций размещается за рубежом, очень трудно однозначно определить, является ли та или другая ТНК японской или английской. Уже в 1970-х годах в Великобритании более 50% производственных мощностей в сфере высоких технологий (компьютеры, электроника и т.п.) и в сильно рекламируемых производствах потребительских товаров (бритвы, кофе, бакалея и т.п.) принадлежали дочерним фирмам иностранных компаний (Pollard, 1983). Кому принадлежат предприятия, размещенные в Великобритании, - Nissan (Сандерленд), IBM (Портсмут) и Gillette (Лондон) - Великобритании, Японии или США? В 1983 г. исследование, предпринятое Labour Research, обнаружило, что 44% выработки 50 ведущих производительных компаний приходится на долю предприятий, размещенных за границей, что определенно не соотносится с правительственными стратегиями, поощряющими отечественное производство. Яркой иллюстрацией того, насколько трудно придать национальный характер глобальным корпорациям, стала реакция General Electric на попытки британского правительства создать единую компанию Еигосо. Представители General Electric отвергли эти попытки по следующим причинам: «Мы - транснациональная фирма, шестая из самых крупных в США. Нам не надо, чтобы нас считали английской фирмой, и мы не собираемся говорить на тему Еигосо (Guardian, 1998, June, 1).
100
Возникает поэтому тревожный вопрос: а перед кем ответствен-ны THK? Если существенная часть их инвестиций размещена вне пределов юрисдикции той страны, которую можно было бы назвать страной происхождения, то перед кем они ответственны? Возникает трудно разрешимый вопрос о собственности, но мы можем быть вполне уверены, что собственниками ТНК являются граждане не одной страны. Утверждение, что частные корпорации несут ответственность перед своими акционерами, означает, что эта международная собственность подрывает концепцию национальных интересов и стратегий, вырабатываемых отдельными государствами.
Второе направление размывания национальных государств и, следовательно, фордистских режимов - это давление на их функционирование со стороны глобального экономического окружения (Sklair, 1990). Если национальные государства уже не играют прежней роли в принятии решений в сфере бизнеса, поскольку инвесторы и ТНК ищут наиболее высокие прибыли по всему миру, то отдельным странам, испытывающим сильное давление, придется участвовать в глобальной системе отношений. Становится все более очевидным, что в связи с ростом финансовых потоков и уязвимостью национальных государств в отношении своих валют и инвестиций, правительствам придется что-то предпринимать. Интеграция и взаимопроникновение экономик приводят к тому, что государства должны адаптироваться к международной системе, т.е. мириться с тем, что отдельным странам «стало чрезвычайно трудно сохранять свою целостность перед лицом новых реалий капитализма» (Scott and Sorper, 1986, с. 7).
Большинство стран сейчас более или менее активно стремятся получить инвестиции ТНК, но необходимым предварительным условием для этого является подчинение корпоративным интересам, которые связаны с рыночной практикой (поскольку она в наибольшей степени выражает интересы ТНК) и в то же время не связаны определенными территориями. Следовательно, свобода каждого правительства определять собственную национальную политику ограничена потребностью в иностранных инвестициях.
Результатом унификации мировых финансовых рынков стала также угроза монетарному суверенитету отдельных стран, возникающая каждый раз, когда участники торгов и инвесторы чувствуют малейшие колебания и слабость валют; это испытали на себе в начале 1990-х годов Великобритания, Ирландия, Испания и другие страны. Это означает, что политические предпочтения и автономия правительств уже не существуют, поскольку
101
анонимный глобальный рынок капиталов и его суждения
тельно кредитоспосбности и устойчивости правительств являются,!
последним доводом, значительно более серьезным, чем мнение!
электората той или иной страны. Это раньше перед мнением электората правительства пасовали. Теперь же если они не будут по-*!
слушно следовать политике, с которой согласен рынок, то нц'р-
долги и валюты будут проданы, что принуждает их идти на нежела- it
тельные ограничения своей политики. , И
(Hutton, 1994, с. 13)v
В середине 1960-х годов премьер-министр от лейбористов жаловался на таинственных «цюрихских гномов», которые, торгуя валютой, вынудили его правительство девальвировать фунт и сократить социальные расходы. Этот случай часто упоминается, когда хотят привести пример того, что финансисты своей властью могут ставить условия внутренней политике государств. Все так и есть, однако насколько серьезнее это давление сегодня, когда финансовые центры намного более интегрированы и обеспечены электронной связью!
Постфордизм
Эти тенденции - необходимость разрабатывать глобальные корпоративные стратегии, беспрецедентная конкуренция между транснациональными гигантами, размывание государственного суверенитета из-за глобализации финансовых сделок - вместе с рецессиями, поразившими страны развитого капитализма в 1970-х годах, | стимулировали возникновение нового режима накопления. Предпола- | гается, что после 25 лет стабильности фордизм выдохся. Новые уело- I вия потребовали радикальных перемен, в том числе и коренной ре- 1 структуризации корпоративных организаций, чего требовала дальнейшая экспансия и новые обстоятельства, в которых они оказались. |
Важной составляющей этих перемен стало наступление на организации трудящихся, поначалу на профсоюзы, а потом и на все коллективистские идеи. С одной стороны, это было необходимым ? условием, поскольку традиционная лейбористская практика превратилась в препятствие для глубинных перемен, а с другой - стали вообще симптомом громоздкости и прикрепленности к территории фордистской эры. Глобализация и длящаяся экономическая неопределенность требовали, как мы еще увидим, быстроты и разнообразия реакций, т.е. того, чего фордизм не мог обеспечить по определению.
102
Условием для глубоких перемен стала такая политика в области производственных отношений, подорвавшая профсоюзное движение. В Соединенных Штатах это произошло сравнительно легко, а после решительного поражения, которое в начале 1980-х годов Рейган нанес авиадиспетчерам, переменам уже практически не сопротивлялись. В Великобритании лейбористское движение было значительно сильнее, но и оно потерпело поражение в результате применения различных средств, в том числе и законодательных актов, ослабивших воздействие пикетов. Свою роль сыграли и долги законно признанных профсоюзов, и стремление преодолеть беспрецедентно высокую безработицу, выросшую в период между 1979 и 1981 гг. на 200% и подкосившую промышленность, где был сосредоточен высокоорганизованный рабочий класс, и решительная правительственная политика, которая отбила все нападки, особенно со стороны шахтеров, проводивших упорные забастовки в 1984 и 1985 гг. В результате были приняты предложения о радикальных переменах в промышленности и в сфере занятости вообще.
Тесно связана с вышесказанным появившаяся тенденция избавления от рабочей силы, что было необходимой реакцией корпораций на стагнирующие рынки, но эта тенденция оказалась долгосрочной в двух направлениях. Во-первых, то, что эвфемистически называлось сокращениями, продолжалось до 1990-х годов и далее, при том что многие успешные корпорации оказались способны на рост «при сокращении рабочих мест». Рост производительности в результате интенсификации труда и применения новых технологий - характерное явление для постфордистского режима. Хотя оно и не имело всеобщего характера, подобных примеров немало: с 1983 г. IBM, сократив на четверть штат своих работников, удвоила при этом доходы, British Telecom вдвое сократила свой персонал, прибыли же резко возросли.
Во-вторых, для постфордистской организации, как часто полагают, характерна тенденция к вертикальной дезинтеграции. Это означает, что, вместо того чтобы производить как можно больше в одной структуре (которая не может не быть вертикально интегрированной), фирма стремится заключать как можно больше контрактов со сторонними предприятиями. Такая стратегия аутсор-синга хорошо сочетается с сокращениями персонала, так как она требует относительно меньшего числа работников в центральной организации и облегчает процесс избавления от рабочей силы, когда она становится избыточной (вместо сокращения штата просто не возобновляются контракты). Очень часто приводят пример Фирмы Benetton, итальянского производителя одежды (Murray,
103
1985), которая использует труд 12 тыс. работников, однако непосредственно в своем штате имеет всего лишь 1500 человек. Её стратегия франшиз (более 3000 в 50 странах) - другая грань аутЭ
сорсинга. Она позволяет компании освободиться от той ответственности, которая возникает, когда огромный персонал находится щ|
постоянном штате. J1
Очевидно, что вертикальная дезинтеграция возможна лишь при наличии соответствующей, достаточно сложной инфраструктуры! коммуникаций и компьютерного оборудования, с помощью кото-! рого обеспечиваются контроль и координация деятельности. Как! иначе почти 140 агентов Benetton, работающие каждый в своем! регионе, могут координировать свою работу? Такая инфраструк*! тура - безусловно технологическая, однако требующая персонала! для оказания необходимых информационных услуг - рассматри-1 вается как основной элемент постфордизма по нескольким при- • чинам, каждая из которых подчеркивает роль информации при новом режиме. Я уже говорил об этом, когда мы обсуждали вопрос о том, что глобализация была предвестником постфордизма, но на некоторых существенных чертах информационной инфраструктуры необходимо остановиться подробнее.
Во-первых, наличие такой инфрастуктуры является необходимым условием для управления глобализованными производственными и маркетинговыми стратегиями. Некоторые исследователи считают, что мы стали свидетелями нового международного разделения труда (Frobel et al, 1980), которое проявляется в транснациональных корпорациях, способных руководить производством, дистрибуцией и продажами по всему свету, координируя деятельность десятков отделений в разных странах. Как аутсорсинг зависит от компьютеризированных коммуникаций, которые дают возможность компаниям постоянно наблюдать за поставщиками и дистрибьюторами, не нанимая большого числа работников в центральном офисе, так и глобальная корпоративная стратегия может существовать только на базе сложных информационных сетей. Кроме того, о процессах реструктуризации, о которых мы говорили, во всех своих аспектах, но в первую очередь в «глобальном» (производство в Маниле, комплектующие в Праге, освоение рынка в Москве, отдельные элементы оборудования в графстве Корк) «и помыслить было бы нельзя без развитых информационных технологий и в особенности телекоммуникаций» (Henderson, 1989, с. 3).
Во-вторых, информационная инфраструктура необходима для ведения глобальной финансовой деятельности и представления связанных с ней информационных услуг, которые являются основными составляющими глобализованной экономики. Без надеж-
104
и разветвленных информационных сетей огромные объемы торговли акциями, валютами, связи между банками, между бан-ками и клиентами плюс сопутствующая всему этому деятельность были бы невозможны, и соответственно невозможен был бы и постфордистский режим накопления.
В-третьих, информационная инфраструктура занимает центральное место в совершенствовании продукции и производственных процессов, обеспечивая не только большую производительность и эффективность благодаря более точному мониторингу и, значит, улучшению контроля, но и более легкое внедрение новых технологий, которые способствуют снижению затрат и повышению качества (при этом вспоминаются механизация и автоматизация, особо наглядная в робототехнике, компьютерный контроль и общая компьютеризация офисной работы).
В-четвертых, информационная инфраструктура - условие еще более обострившейся конкуренции. В свете конкуренции на первый план выдвигается то обстоятельство, что компании находятся в авангарде внедрения новых технологий, т.е., по выражению бывшего министра промышленности Патрика Дженкина, выбор только один - «автоматизировать или ликвидировать». Но необходимость усилить свои преимущества в конкурентной борьбе не сводится лишь к внедрению компьютерных технологий в производственных помещениях. Важно и наличие сетей, их оптимальное использование внутри и вне компании, важно, что эффективность может быть увеличена благодаря устранению слабостей дочерних предприятий и поставщиков и поддержке их сильных сторон, важно, что все возможности, предоставляемые рынком, могут быть вовремя поняты. Становится все более очевидным, что успешная корпорация - это корпорация, которая не только имеет высокую степень автоматизации производства и предлагает лучший и доступный продукт, но и обладает первоклассными сетями, обеспечивающими доступ к отличным базам данных о внутренних операциях, о реальных и потенциальных потребителях, одним словом, обо всем, что может так или иначе повлиять на состояние дел, а также способно быстро реагировать на поступающую информацию.
Дэвид Харвей (Harvey, 1986b) полагает, что все эти процессы, как результат того, что он называет «уплотнением времени-пространства» (с. 284), происходили в течение веков, но начиная с 1970-х годов они вошли в интенсивную фазу, когда пространственные ограничения резко сократились (благодаря информационным сетям корпорации могут защищать свои интересы, невзирая на географическую удаленность) и были сняты временные
105
ограничения (торговля в реальном времени все больше становится нормой в век глобальных сетей). Когда-то географические точки находились очень далеко друг от друга и добираться из одной в другую было невероятно долго. Стоит вспомнить, сколько времени век назад занимала дорога до США или даже из Лондона до Парижа. Теперь же и с Соединенными Штатами, и с Парижем благодаря ИКТ можно связаться немедленно. Совершенно верно и то, что важнейшим элементом уплотнения времени-пространства стало распространение быстрых видов транспорта, в первую очередь авиации, которая за несколько десятилетий резко сократила расстояние между континентами. Но еще более важным было создание сложных и подвижных информационных сетей, которые обеспечили постоянное и четкое управление географически разбросанным бизнесом с относительно малыми временными ограничениями. Если подумать, скажем, об ассортименте скоропортящихся фруктов и овощей в типичном супермаркете и о том, что необходимо для круглогодичной их доставки из разных частей мира, начинаешь понимать, что означает «уплотнение времени-пространства» для реальной жизни в начале XXI в. То же касается машиностроения, микрочипов, холодильников, одежды и даже книг.
Все это говорит о некоем качестве, присущем постфордизму и всегда приводимому в его описаниях. Это - гибкость. Как бы ни расходились исследователи в частностях, существует общее согласие относительно того, что гибкость (на уровне дефиниций) быстро становится нормой. И, как правило, это утверждается по контрасту с условиями фордистских режимов, которые характеризовались как громоздкие, структурированные и стандартизованные. Сейчас мы рассмотрим некоторые основные аспекты гибкости, имея при этом в виду, что для времен фордизма были свойственны вроде бы противоположные характеристики.
Для большинства ученых, испытавших влияние школы регулирования, режим «гибкого накопления» (Harvey, 1989b, с. 147) отличается от предшествующего по трем направлениям. Во-первых, гибкость наемных работников. Постфордистские рабочие не связаны строгим профессиональным разделением и вовсе не считают, что, однажды обучившись какому-то делу, они будут заниматься им все жизнь. В отличие от эры «разграничительных споров», когда «став слесарем, останешься слесарем навсегда», теперь главным качеством считается адаптивность, а нормой - разнообразие трудовых навыков и умений. Сюда проецируется образ «пожизненного обучения», понимание, что в «новые времена» перемены происходят постоянно, и наемный работник должен быть
106
в первую очередь «гибким» (McGregor and Sproull, 1992). Ориентация на профессии и обучение - одна сторона этой гибкости, другие проявляются в гибкой оплате труда (индивидуальной оплате труда, а не установленной по соглашению с профсоюзами или государственными тарифами), трудовой гибкости (готовность менять работу раз в несколько лет, чему способствует все более распространенная практика заключения контрактов на определенные сроки) и временная гибкость (быстро возрастает число мест с неполным рабочим днем, широко применяется «гибкий график», есть необходимость в сменной работе и - довольно часто - в работе в выходные дни).
Во-вторых, гибкость производства. Здесь выдвигается предположение, что фордистские методы вытесняются распространением (благодаря информационным сетям) более подвижных и эффективных способов производства, как, например, система «точно в срок», когда фабрика начинает работать лишь по получении заказа, что позволяет экономить на складировании и, разумеется, на нераспроданной продукции. Чтобы такая система функционировала, она должна быть достаточно гибкой и оперативной - заказчики долго ждать не захотят. Рыночная конкуренция поощряет такую гибкость и заставляет корпорации инвестировать в информационные системы, которые могут ее обеспечить. Другая форма гибкости производства - вертикальная дезинтеграция, о которой уже говорилось. Очевидно, что возрастающее число субконтрактов дает корпорации возможность менять поставщиков и продукцию, не испытывая неприятной необходимости избавляться от собственного персонала.
В-тертьих, гибкость потребления. Предполагается, что электронные технологии дают возможность фабрикам выпускать более разнообразную продукцию, чем это было при стандартизованном фор-дистском производстве. Компьютеризация придает производственным линиям беспрецедентную подвижность, и краткосрочные заказы становятся выгодными. В дополнение - и к этому я еще вернусь - покупатели отворачиваются от стандартизованных фордистских товаров, они ищут особые вещи, которые отражали бы их особый образ жизни и предпочтения. За этим следует такой аргумент: в пост-фордистскую эру благодаря информационной и коммуникационной инфраструктуре желания потребителя могут быть удовлетворены, так как кастомизация товаров, т.е. ориентирование их на запросы покупателя, происходит во все больших размерах.
Следует понимать, что все эти компоненты гибкости на практике сочетаются в большей или меньшей степени. Таким образом, ар-хетипическая постфордистская компания получает заказ, его характеристики передаются на фабрику, где производство запрограмми-
107
ровано так, чтобы учитывать индивидуальные спецификации, и пер- • сонал, обладающий разнообразными профессиональными навыка-; ми и адаптивностью, принимается за работу и быстро производит требуемое. Обратите внимание, что весь процесс в целом и каждая его стадия основаны на обработке, применении и дистрибуции информации. От заказа до поставки условием sine qua поп является скоростная, сложная и подвижная информационная сеть.
Из этих тенденций следует, что в постфордистскую эру мы наблюдаем упадок массового производства. На месте огромного и централизованного промышленного предприятия возникают - и распространяются по всему миру - небольшие производства, на каждом из которых работает как максимум несколько сот человек, но в целом организующая производство корпорация может иметь гораздо больше дочерних производств, чем раньше. В крупных центрах метрополий возможность для транснациональных корпораций реорганизовать свое производство в международных масштабах довела эту тенденцию до логического предела, и производство переводится за границу и за пределы городов, тогда как банковское дело, страхование и бизнес в сфере услуг растут там в неимоверных масштабах (в Великобритании - более чем вдвое с 1970-х годов).
Это означает глубокие изменения в распределении рабочей силы по профессиям и занятиям в таких странах, как Англия. Промышленный рабочий-мужчина становится все более редкой фигурой, фабричное производство неуклонно превращается в анахронизм, теперь на первый план выходят работницы-женщины, занятые неполный рабочий день, которых нанимают по контракту с оговоренным сроком в сферу услуг. Начиная примерно с 1970 г. заводской труд упорно и, по-видимому, необратимо сокращается, а «гибкую рабочую силу» (Hakim, 1987) составляют в основном женщины. К 1990-м годам в промышленности оставалось чуть более четверти рабочих мест, тогда как на сферу услуг приходилось 70%, причем большую часть работ выполняли женщины. В связи с этим началось размывание профсоюзов, безуспешно пытающихся организовать работников нового типа. Кроме того, во многих компаниях привычным стало сокращение числа постоянных сотрудников до основной группы и достижение гибкости за счет использования периферического труда (работников на неполный рабочий день, у которых в компании положение неопределенное). Это называется временной рабочей силой (те работники, которых нанимают при благоприятной конъюнктуре и увольняют при неблагоприятной), по оценкам, она составляет Д5% рынка труда в США. Главной фигурой становится подвижный, информационно-ориентированный работник, который на высших уровнях вошел в
108
группы менеджмента, количественно выросшие в связи с реструктуризацией и глобализацией, но и на низших уровнях «информационных рабочих мест» становится все больше в таких областях, как делопроизводство, продажи и секретарская работа.
Возникновение постфордизма трансформирует и географические регионы, которые раньше были тесно связаны с тем или иным производством. Упадок промышленного производства и рост занятости в сфере услуг - это вопрос и тендерных перемен, и переноса наибольшей активности с севера на юг. Последняя тенденция особенно наглядна в США, но даже в Великобритании север переживает относительный упадок, тогда как на юге количество фирм и рабочих мест растет.
Достарыңызбен бөлісу: |