Германо-советская концессия «Дерулюфт» – первая концессия в области воздушных грузопассажирских перевозок в отечественной истории

21 июля 1921 г. – датскому «Большому северному телеграфному обществу»;

11 августа 1921 г. – смешанному германо-советскому обществу «Дерутра», куда с германской стороны вошла компания «Гамбург-Америка Лайн» (ГАПАГ);

25 октября 1921 г. – группе американских рабочих (Автономная индустриальная колония «Кузбасс»);

2 ноября 1921 г. – американской компании «Аламерико» Арманда Хаммера;

31 декабря 1921 г. – смешанному германо-советскому обществу «Дерулюфт», куда с германской стороны вошла фирма «Аэро-Унион» («Аэро-Ллойд»)¹⁶³.

Впоследствии Главный концессионный комитет при Совете Народных Комиссаров СССР (Главконцесском) отмечал, что первые договоры являлись несовершенными по разработанности своих условий и были неточны в формулировках. Однако опыт первых договоров помог выработать стандартные (типовые) условия, которые стали использоваться для большинства концессий, сдававшихся в Советском Союзе¹⁶⁴.

Среди утвержденных в 1921 г. концессий числилась концессия, сданная германо-советскому обществу «Дерулюфт» на организацию воздушной линии Кенигсберг – Москва. Это была вторая по счету смешанная концессия в советской истории. В то же время, это была первая концессия в российской истории, предоставленная на осуществление международных воздушных грузопассажирских перевозок.

Смешанное акционерное «Германо-Русское общество воздушных сообщений» («Дерулюфт») было учреждено 24 ноября 1921 г. с целью осуществления воздушного сообщения между Советской Россией и Германией. С советской стороны в общество вошли Народный комиссариат внешней торговли РСФСР (Наркомвнешторг) и Народный комиссариат путей сообщения РСФСР, а с немецкой – компания «Аэро-Унион» («Аэро-Ллойд»). К 1927 г. парк пассажирских самолетов «Дерулюфта» насчитывал 10 самолетов¹⁶⁵ марки «Фоккер»¹⁶⁶.

По концессионному договору 1921 г. общество взяло на себя обязательство организовать грузопассажирские перевозки по линии Москва – Кенигсберг. В конце 1926 г. оно стало действовать на основании нового концессионного договора, согласно которому «Дерулюфт» обязался ежегодно в период с 1 мая по 31 октября поддерживать также регулярное пассажирское сообщение по линии Москва – Берлин, причем 6 раз в неделю и в обоих направлениях¹⁶⁷.

Новый концессионный договор зафиксировал изменения в составе участников АО «Дерулюфт». Место компании «Аэро-Ллойд» заняла известнейшая ныне в мире компания «Люфтганза», которая была образована в январе 1926 г. путем слияния транспортной группы «Аэро-Ллойд» и промышленного концерна «Юнкерс».

Капитал «Дерулюфта» стал определяться в 1,3 млн германских марок, из которых 300 тысяч марок было оплачено по предыдущим соглашениям, а 1 млн марок вносился на паритетной основе правительством СССР и «Люфтганзой». С лета 1928 г. деятельность «Дерутры» была расширена за счет организации полетов по новой линии Ленинград – Ревель – Рига¹⁶⁸.

В 1926/1927 хозяйственном году общество перевезло свыше 1088 пассажиров, 22 тонны почты и 50 тонн грузов и багажа. В следующем – 1927/1928 году – количество перевезенных пассажиров составило 2859 человек. Почты было перевезено 28 тонн, а грузов и багажа – 69 тонн¹⁶⁹.

В 1926/1927 г. на территории СССР и за границей операции «Дерулюфта» обслуживали 73 человека, из них 44 человека были германскими подданными. В 1927/1928 г. число служащих на территории СССР составляло 32 человека. Из них 18 человек принадлежали к летному составу (10 советских летчиков и 8 немецких)¹⁷⁰.

По концессионному договору, заключенному с «Дерулюфтом» в 1921 г., советское правительство взяло на себя обязательство оплачивать все расходы общества с начислением дополнительных 15%. При перезаключении договора в 1926 г. стороны решили установить иную схему выплаты субвенции. Советская сторона бралась выплачивать 45% субвенции, а германская – 55%. Например, в 1928 г. советская сторона выплатила 628 тыс. марок субвенции, а германская – 962 тыс. марок.

Вопрос о субвенции был главным финансовым вопросом деятельности «Дерулюфта», ибо она являлась основным доходом общества. Так, в 1927 г. удельный вес субвенции в валовом доходе общества составил 73,5%. На коммерческий доход падало всего 26,5%. В 1928 г. на субвенцию приходилось 71,0%. На коммерческий доход – 29,0%. Кстати, в 1928 г. коммерческая прибыль составляла ничтожную сумму, исчисляемую в 1 тыс. 94 марки¹⁷¹.

Растущие из года в год суммы субвенции, выплачиваемые советской и германской сторонами, позволили самолетам общества ежегодно наращивать километраж. Об этом можно судить из следующих данных: 1924 г. – 346 тыс. км; 1925 г. – 444 тыс. км; 1926 г. – 495 тыс. км; 1927 г. – 630 тыс. км; 1928 г. – 790 тыс. км¹⁷².

Концессия смешанного общества «Дерулюфт» была ликвидирована в 1936 г. По состоянию на 1 января 1937 г. в списке действующих в СССР концессий она уже не значилась¹⁷³.

Львиную долю в доходе общества составляли субвенции советского правительства и компании «Люфтганза» (с 1927 г.). Исходя из этого, стоит предположить, что долевые отчисления в пользу правительства СССР концессия «Дерулюфт» не производила. Как считал американский исследователь Энтони Саттон, цитируя германского дипломата Густава Хильгера, советско-германское предприятие существовало лишь «из-за обоюдной необходимости» его участников¹⁷⁴.

Компания «Люфтганза», впрочем, не была удовлетворена участием лишь в концессии общества «Дерулюфт». С самого начала своего существования она попыталась усилить свою деятельность в Советском Союзе.

В 1926 г. «Люфтганза» обратилась в Главконцесском с предложением об учреждении смешанного общества для организации воздушного сообщения Москва – Пекин.

Его планировалось создать на паритетных началах с капиталом в 10 млн руб. При этом «Люфтганза» соглашалась кредитовать в течение первых пяти лет советскую сторону как в отношении взносов в основной капитал смешанного АО, так и в отношении приходящейся на советскую сторону доли субвенции. Сумма субвенции за первые 6 лет прогнозировалась в размере 10 млн руб., на долю советского участника приходилось бы 5 млн руб. Однако начавшиеся переговоры закончились неудачей из-за расхождения сторон в вопросе условий концессии¹⁷⁵.

Следует отметить, что по своей отраслевой принадлежности первые концессии, сданные в советский период отечественной истории, относились к области связи, транспорта и горной промышленности. В дальнейшем, концессии стали сдаваться также в сельском хозяйстве, лесном хозяйстве, обрабатывающей промышленности, в области эксплуатации водных биоресурсов (промыслы), строительстве и коммунальном хозяйстве, и даже в области кинематографии. Таким образом, концессии в СССР нашли себе применение практически во всех отраслях.
Булатов Владимир Викторович, кандидат экономических наук, доцент Волгоградского государственного университета .

Гоманенко Олеся Александровна, кандидат исторических наук, доцент Волгоградского государственного университета.

И.В. Черказьянова

(Санкт-Петербург)
Е.Г. Кагаров и П.Г. Пеннер: историография и новые источники по этнографии российских немцев
В рамках деятельности АН СССР изучение советских немцев началось в конце 1920-х годов и связано с именем этнографа Евгения Георгиевича Кагарова (1882–1942), опубликовавшего несколько аналитических и научно-информационных материалов по результатам экспедиции в Поволжье в 1929 г. Наиболее известна его статья «Венчание покойников у немцев Поволжья» (1936), построенная по итогам поездки 1929 года. В Музее антропологии и этнографии (Кунсткамера) (далее – МАЭ) хранится коллекция керамики, изготовленная и приобретенная в Куккусе Зельманского кантона АССР НП. Впервые она была представлена в сводном каталоге «Быт и культура российских немцев в музеях Санкт-Петербурга» (2003).

Личный фонд Кагарова (ф. 324), хранящийся в Отделе рукописей РНБ, а также документы Петербургского филиала Архива РАН отражают научно-педагогическую и научно-организационную деятельность ученого, исследовательские интересы, связанные с темой немцев СССР и Германии. Документы фонда практически не изучались исследователями, документы, связанные с немцами, до нас вообще никто не запрашивал.

Огромную тематическую библиотеку и архив ученого, умершего в блокадном Ленинграде в 1942 г., спасли сотрудники Публичной библиотеки, специально занимавшиеся выморочными библиотеками ленинградцев. Особую ценность для настоящего исследования представляют никогда не публиковавшиеся дневниковые записи о поездках в немецкие колонии под Ленинградом в 1930 г., подробности экспедиции 1929 г., фотографические материалы о немцах Поволжья, не попавшие в фонды МАЭ, характеризующие свадебные обряды немцев, фотографии о производстве керамической посуды. Документы этого фонда позволяют установить авторство юбилейной брошюры «АССР немцев Поволжья» (1938) – нами доказано, что в основе лежит рукопись Кагарова, дополненная, вероятно, партийными деятелями. Опись коллекции, хранящейся в МАЭ, дает материал и для диалектологов, т.к. содержит названия каждого предмета на местном диалекте.

Бесценным документом в фонде Кагарова является диссертация его аспиранта Петра Гергардовича Пеннера (1899–1937), расстрелянного в 1937 г. Диссертация была первой в СССР обобщающей работой по этнографии немцев.

О научной деятельности Пеннера можно было судить лишь по двум публикациям – статье «О состоянии музеев АССР НП» в журнале «Советская этнография» (1933) и тезисам кандидатской диссертации «Отражение первобытных форм брака в свадебных обрядах немцев СССР» (1936), опубликованным по распоряжению Академии наук СССР.

Полный текст диссертации, переписка Кагарова, руководителя Пеннера с вышестоящими организациями по поводу прохождения учебы в аспирантуру позволяют реконструировать работу Пеннера. Сбор материала велся среди студентов Немецкого педтехникума в Ленинграде и во время поездок в немецкие поселения Северного Кавказа, Алтая, Поволжья, Ленинградской области и политической работы среди немцев Украины. Было собрано около 1000 различных записей бытового характера, свадебных песен, поговорок и т.п.

Материалы академического архива (отчеты, бумаги делопроизводства, трудовые списки) дают возможность проследить трудовую деятельность Пеннера в Сибири, Москве, на Украине и в Ленинграде до поступления в аспирантуру АН СССР в 1933 г., его учебу в аспирантуре и общественную деятельность этого периода. После защиты предполагалось, что Пеннер останется сотрудником Академии наук.

В условиях обостряющегося политического и военного противостояния СССР и Германии роль ученых-этнографов, изучающих немцев Германии и СССР, а Кагаров и Пеннер были именно такими, была бы велика. С учетом немецкого происхождения Пеннера он мог бы занять одно из лидирующих мест в идеологической борьбе с западной наукой того времени, которая находилась под контролем фашистского режима. Но подъем в историко-этнографическом и лингвистическом изучении советских немцев, наблюдавшийся со второй половины 1920-х годов, был кратковременным и насильно прерван. Были репрессированы и расстреляны многие исследователи, работы В.М. Жирмунского и Г.Г. Дингеса в области диалектологии были негласно запрещены в начале 1930-х годов, историк А.И. Клибанов, написавший диссертацию о меннонитах с антирелигиозных позиций, был репрессирован в 1936 г.

В настоящее время имеются все предпосылки для объединения усилий ученых России и Украины для более глубокого изучения периода 1920–30-х годов, чтобы как можно шире и глубже реконструировать сам процесс изучения немцев СССР в области истории, этнографии, диалектологии.
Черказьянова Ирина Васильевна, доктор исторических наук, ответственный редактор научно-информационного бюллетеня «Российские немцы».

Н.А. Ефремова-Шершукова

(Томск)
Национальная политика большевиков и внутренний мир немецкой общины Казахстана (1920-1930-е годы)
Немецкая община в дореволюционном Казахстане начала формироваться с середины 60-х годов XIX в. Перед I мировой войной немцы стали одним из наиболее крупных народов, населявших дореволюционный Казахстан, вписавшихся в экономическую жизнь региона, сохраняя при этом свою идентичность.

Пришедшие к власти большевики вынуждены были заниматься национальными проблемами: привлечение на свою сторону нерусского населения России, составлявшего в то время большую часть населения страны, было первоочередной задачей. Законодательно закрепило политику советской власти принятие первой Конституции (1918 г.), в тексте которой признавались равные  права всех наций¹⁷⁶, в том числе и на создание автономий в составе РСФСР¹⁷⁷. Однако для крестьян Конституция не стала документом, защищавшим их права. Пытаясь в аграрной стране повысить роль рабочего класса, пришедшие к власти большевики провели положение о том, что рабочие имеют преимущество при выборах перед крестьянами. Большая часть немецкого населения страны традиционно занималась сельским хозяйством, а потому имела мало шансов участвовать в работе властных структур. Для немцев, проживавших в азиатской части России, вхождение во властные структуры было объективно затруднено еще и тем, что там все преимущества при отборе в руководящие органы имели представители местного казахского населения, в менталитете которых принадлежность к руководству имела крайне высокую значимость.

Становление советской государственной системы потребовало формирования особого государственного аппарата, строго-централизованного, жесткого и охватывающего все сферы жизни. В многонациональном Казахстане привлечение этносов на сторону советской власти было особенно важным. Инструментом такого вовлечения в партийно-государственные структуры была политика коренизации, предпринятая государством в середине 1920-х гг. Факт признания советской властью особой важности проведения мероприятий по коренизации подчеркивается во многих документах партийно-правительственного назначения. В партийных инструкциях того времени подчеркивалось, что только правильный подход к национальным проблемам поможет развернуть в Казахстане строительство социализма¹⁷⁸, что политика коренизации государственного аппарата является важнейшей частью государственной национальной политики¹⁷⁹. Однако привлечение во власть представителей местного казахского населения было объективно затруднено тем, что автохтонный этнос не имел достаточного количества образованных людей которые были способны заниматься управленческой деятельностью. В этих условиях власть вынуждена была обращаться к представителям иных национальностей, проживающих на территории региона.

Привлечение немецкого населения к участию в партийно-государственных структурах стало для советской власти особой проблемой. В условиях восстановления народного хозяйства после гражданской войны важной представлялась проблема обеспечения страны продовольствием. Рост сельскохозяйственного производства в немецких колониях был в целом выше, чем по всей стране.

В 1926 г. предпринимаются первые практические шаги по вовлечению немцев в партийно-государственные структуры. Бюро Казахского краевого комитета партии поручило Орграспредотделу подобрать кандидатов для работы с немецким населением Казахстана¹⁸⁰. Выполнить же это распоряжение оказалось практически невозможным из-за отсутствия необходимых кадров. Сами немцы игнорировали практически любые попытки привлечения их во власть, а у представителей партийного руководства на местах просто не было людей, хорошо владевших немецким языком.

Немцы понимали непоследовательность социально-экономической политики новой власти и сотрудничать с ней не хотели. Прежде всего, их глубокое недовольство вызывали мероприятия советской власти в области земельной политики. Власть нарушила традиционные для них формы землепользования и способы хозяйствования и, как результат, немцы доверять такой власти не могли и не хотели ее поддерживать. По мнению А. Германа, у советской власти и немцев практически не было точек соприкосновения¹⁸¹.

Составной частью политики советской власти по работе с немецким населением страны стало создание при отделе агитации, пропаганды и печати ЦК ВКП(б) немецкой секции. В Казахстане немецкая секция была создана при Казахском краевом комитете ВКП(б) в 1927 г. и состояла из разветвленной сети областных отделений. С созданием официального органа по работе с немецким населением начинается массированная пропагандистская кампания с целью их вовлечения в партийно-государственные структуры, в строительство социализма. Однако количество немцев, участвовавших в работе партийных организаций, было невелико: из 51 094 человек, проживавших в республике, в 1926 г. – 77 человек, в 1927 – 119¹⁸².

Сотрудничества с советской властью немцы избегали в силу ряда причин. Это и особое отношение немцев к частной собственности, и традиционный индивидуализм. Часть немецкого населения не хотела сотрудничать с новой властью из-за сложившихся религиозных убеждений. Развернутая советским правительством в 1920–1930-х гг. антирелигиозная пропаганда особенно сильно ударила по той части немецкого населения, которая относила себя к меннонитам. Религия для них являлась основой мировоззрения и потому религиозные утеснения были восприняты как наступление на сами основы жизни. Советская же власть предприняла попытку воздействовать на немецкое население в идеологическом плане через детей и молодежь. В связи с этим особым вниманием стали пользоваться национальные школы в местах компактного проживания немцев. Школы, уже существующие в них, предлагалось включить в государственную школьную сеть. Там, где колонисты не смогли или не успели построить свои школы, государство начало открывать государственные школы. Но на строительство школьных зданий средств не было и поэтому школы начали открывать в конфискованных строениях, к которым зачастую принадлежали и молельные дома. Отрицательное отношение немецких колонистов к таким школам было вполне предсказуемым. Они отказывались отдавать детей в такие школы, бойкотировали и те учебные заведения, которые перешли в государственное ведение из-за отсутствия в них религиозного компонента обучения.

Параллельно процессу наступления на традиционные немецкие школы в среде немецкой молодежи велась активная пропаганда за вступление в комсомольскую и пионерскую организации. В условиях, когда практически все дети школьного возраста в немецких поселениях посещали церкви и молельные дома, такого рода работа с ярко выраженной антирелигиозной направленностью была воспринята немецким населением как разрушение важнейших для них ценностей – религии и семьи.

В результате к концу 1920-х гг. в немецкой среде сформировалось мнение о несовместимости политики советской власти с традиционными ценностями этноса. В результате проведенной коллективизации у них отобрали собственность. Были наложены ограничения на отправление религиозных обрядов, традиционная школа заменена на советскую. Пострадала и национальная культура, тесно связанная с религией. Тем самым были в значительной степени утрачены традиционные устои их жизни.

В Германии очень сильными были настроения нормализации отношений с советской Россией. Здесь повсеместно были созданы региональные комитеты содействия эмиграции немецких рабочих, желающих переселиться сюда и способствовать по мере сил строительству первого в мире социалистического государства. В Берлине размешалось правление "Русской государственной комиссии", которая оказывала желающим уехать необходимую финансовую поддержку и отправляла их, по мере комплектования, группами в Москву в распоряжение Наркомата труда.

При Совете Труда и Обороны (СТО) была создана специальная комиссия, которая и координировала всю работу по иммиграции. Требования к въезжающим в советскую Россию были высокими. Предполагался тщательный отбор людей по уровню квалификации, здоровью и другим показателям. И лишь убедившись в том, что группа может адаптироваться к реальным условиям полуразрушенной страны, комиссия СТО давала разрешение на приезд.

Заявок было много, поэтому главной задачей стала необходимость как-то упорядочить и внести в плановое русло иммиграционную деятельность. Поэтому, не случайно этот вопрос обсуждался на 1У-м Конгрессе Коминтерна (5 ноября- 5 декабря 1922 г.), проходившем под руководством В.И.Ленина. В ходе многочисленных дискуссий возобладала точка зрения, что " массовое переселение иностранных рабочих в Россию при настоящем положении русской экономической жизни означает не поддержку, а обременение работы по воссозданию России и ни в коем случае не должно поощряться. При переселении иностранных рабочих в Россию следует ограничиваться отдельными специалистами, особенно необходимыми в некоторых отраслях производства"(1).

Выполняя решение Коминтерна и российских властей, Общество технической помощи советской России в циркулярном письме своим местным организациям сообщало: "Помните только следующие два условия, необходимые для организации хорошей коммуны. Первое. Нужны опытные люди, знающие хорошо сельскохозяйственное дело, серьезные, выдержанные, стойкие, выносливые, преданные Союзу Советских Социалистических республик. Второе. Нужен капитал для оборудования коммун". Далее в письме Центральное бюро общества напоминало своим членам, что в советской России "нет еще молочных рек и кисельных берегов, о которых мечтают многие наивные люди" (2).

Зарубежные рабочие, прибыв в Россию, трудились в основном на промышленных предприятиях, и лишь небольшая часть - в сельском хозяйстве. К 1926 г. в РСФСР насчитывалось всего 17 иммиграционных сельскохозяйственных артелей и коммун (3),которые в подавляющем большинстве располагались в европейской части страны. Очень скупые и противоречивые сведения об аграрных структурах этого типа за Уралом свидетельствуют о том, что две сельскохозяйственные артели немецких иммигрантов-коммунистов были в Семипалатинской губернии в Казахстане и небольшая немецкая коммуна была образована летом 1921 г. на бывшей Ломовской лесной даче под Новониколаевском, организатором которой был М.Кесбауэр (4).

Это объяснялось тем, что зона Сибири и Урала, а также европейский Север не вошли в проект заселения иммигрантами свободных земель, утвержденной специальной комиссией СТО из-за крупных затрат и значительной удаленности этих регионов от центра (5).

Тем более самое пристальное внимание и интерес вызывает история но сути дела единственного на территории Сибири в этот период хозяйства такого типа - Улалинского совхоза в Горном Алтае. Это тем более показательно, что в этом частном факте прослеживается судьба широко пропагандируемой в это время идеи образцово-показательных хозяйств, которые бы служили примером для окрестных хозяйств и местного населения. В.И.Ленин в 1921 г. отмечал огромное принципиальное значение работы нескольких образцовых хозяйств в деле "успешного строительства действительно пролетарского земледелия"(6). Немецкая секция Сиббюро ЦК на своем заседании летом 1920 г. приняло решение о создании образцового советского хозяйства, "которое должно послужить как для экономических, так и политических целей"(7). Как мы предполагаем, подобная модель безуспешно внедрялась на Ломовской даче. Следующий случай представился только только тогда, когда в Сибирь по линии Коминтерна летом 1921 г. прибыла группа немецких коммунистов-иммигрантов из Баварии в количестве человек. Руководителем группы был Генрих Роотмунд .По решению Сиббюро ЦК, видевшем в этом факте событие большого значения, группа была направлена в Горный Алтай, где разместилась на землях бывшего Улалинского женского монастыря. Главной задачей,которая стояла перед коллективом, заключалась в том, чтобы создать в этом отсталом экономическом регионе культурно-показательное, образцовое хозяйство скотоводческого направления по тирольскому образцу, при котором бы дойка коров осуществлялась бы в местах выпаса скота на горных пастбищах, а молоко затем доставлялось с гор на центральную сборную станцию для переработки.

Сибревком оказал иммигрантам финансовую помощь в размере 71 млн. рублей. Им также было обещано передать земельный фонд в 4500 десятин и стадо коров в 50 голов, а также предоставлялись льготы по продовольственному налогу и гужевой повинности (8). Общее курирование всей работы совхоза возлагалось на немецкие секции Сиббюро ЦК и Алтайского губкома РКП. Руководство совхоза было наделено особыми полномочиями и имело прямую связь с Сиббюро ЦК и Сибревкомом.

Состав участников группы был очень разнородным. Часть иммигрантов так и не добрались до Улалы, осев в Новониколаевске и Барнауле, часть - по партийной разнарядке для укрепления местных немецких секций, а другая часть, понимая свою непригодность к сельскохозяйственному труду. В итоге в Улалу прибыл 61 человек, из них только 8 имели у себя на родине непосредственное отношение к сельскому хозяйству, причем только два человека (маслодел и агроном) имели сельскохозяйственное образование. Остальные прежде трудились на промышленных предприятиях и имели специальности токарей, слесарей, шоферов, кочегаров, электротехников и бетонщиков.(9).

Начинать работу пришлось в чрезвычайно сложных условиях. В Горном Алтае в это время свирепствовал бандитизм. По прибытию в Улалу выяснилось, что многого из обещанного не оказалось в наличии и было расхищено. Полученные семена содержали 60 % сорных примесей, а большая часть породистых коров и лошадей была угнана. Часть здания бывшего монастыря была занята под служебные помещения Ойротского (Горно-Алтайского) земельного управления. Ойротский уком (затем обком) РКП(б) в силу ряда причин не сумел должным образом обеспечить материальную поддержку совхозу и, как указывалось в документах того времени," не обратил внимание на политический момент этого начинания". Возникли трения и конфликтные ситуации. Во-многом это можно было объяснить тем, что органам местной советской власти главные усилия приходилось сосредотачивать на борьбе с белобандитизмом. С оружием в руках немецкие переселенцы дважды, зимой 1921 и весной 1922 гг, отражали нападения бандитских шаек, которые угрожали захватить Улалу.

Вначале противоречия и конфликты развивались вокруг недвижимости. 21 августа 1922 г. Ойротский обком РКП(б) принял решение использовать свободные помещения монастыря под областное земельное управление. С этой целью в Новониколаевск выезжали секретарь обкома П.Я.Гордиенко и председатель облисполкома Н.Ф.Иванов, но там на свои предложения они получили отказ (11). Отказ был мотивирован тем, что свободные площади Сиббюро и Сибревком предполагали использовать для приема еще 300 иммигрантов из Швейцарии. Информация об этом пришла в Сибирь еще в мае 1922 г., а Алтайскому губкому РКП(б) со стороны Сиббюро ЦК было дано поручение подобрать для них опытного переводчика (12).

Немецкие иммигранты, попав в новую для себя среду, не сумели адаптироваться к этим условиям, к позиции властей и местного населения. Руководитель совхоза Генрих Роотмунд самовольно использовал культовые атрибуты монастыря и, в частности, продал русским крестьянам с.Бирюля икону Николая Чудотворца и распятие Христа на Голгофе за 10 пудов меда, что вызвало резкое недовольство верующих местных жителей (13).

Острые конфликты постоянно сотрясали коллектив. По словам своих сородичей, прибыв в Горный Алтай, Г.Роотмунд повел себя как диктатор. В одной из жалоб, подписанной десятью членами совхоза в адрес Сибревкома, ему ставили в вину массу прегрешений: "Террорист, а не коммунист", "окружил себя подхалимами", "привез из Барнаула мандат, по которому может уволить все», «срочно организовал для управления "рабочий совет", куда включил свое окружение, вместо управления совхозом из трех лиц", "стрелял из винтовки по гражданам, едущим по дорогам, прилегающим к совхозу", "называет русское население "челядью", "живет как буржуй" и т.д. В жалобах и письмах приводились также факты, когда он заставил выйти на полевые работы 14-летнюю девочку, хотя у той на руках после смерти матери осталось четверо малолетних братьев и сестер. В другом случае Г.Роотмунд погнал на полевые работу на девятый день мать, родившую ребенка. Сообщалось и о том, что при малейшей провинности он отнимал у рядовых работников совхоза хлебный паек. Заканчивался перечень обвинений членов совхоза в адрес своего руководителя таким фактом: "Он (Г.Роотмунд - авт.) требовал от Сибревкома реэмиграции немцев в Германию и говорил, что если он возвратится на родину, то предаст Российское правительство суду с целью получения компенсации за убытки"(14).

Постоянные разборки, взаимные обвинения разлагающе действовали на коллектив и не способствовали нормальной работе. С целью разрешения конфликтной ситуации только в течение 1922 г. вопрос об Улалинском немецком совхозе четырежды рассматривался на заседаниях Сиббюро ЦК в Новониколаевске(15), а также неоднократно обсуждался Алтайским и Горно-Алтайским партийными комитетами в Барнауле и Улале. Туда выезжали многочисленные комиссии. Одна из них, от немецкой секции Алтайского губкома РКП(б), прибыв на место, отметила в своем отчете, что "работа немцев в совхозе хорошая. Они действительно отдавались труду всей душой и вина не должна ложиться на них. И вот почему - они все время работали на заводах и фабриках и были переброшены совсем в другую область труда" (16)

Совместная комиссия из представителей немецкихсекций Сиббюро ЦК и Алтайского губкома РКП(б) (руководители - П.Обст и И.Дигерер) с участием членов Горно-Алтайского обкома и Сибирского земельного управления, работавшая в сентябре-октябре 1922 г.,проверила работу совхоза по всем направлениям и пришла в итоге к тривиальному выводу, что общая причина всех конфликтных ситуаций кроется в отсутствии должной политико-воспитательной работы среди членов совхоза. Секретарь партячейки совхоза В.Гартнер был привлечен к ответственности за неподчинение партийной дисциплины. После окончании проверки было решено подобрать кандидатуру политического комиссара из числа "проверенных работников" и командировать его в Улалу (17). Поиски были недолгими и вскоре немецкая секция Алтайского губкома утвердила кандидатуру И.Климэка.(18).Прибыв в совхоз, И.Климэк не сумел нормализовать обстановку в коллективе совхоза, сразу же принял сторону Ойротского обкома РКП(б), и в результате оказался не у дел. Ему не платили жалование по причине того, что "на работу его не приглашали и он является как политрук лишним". В конечном счете И.Климэк, не проработав и года, в апреле 1923 года перешел на должность секретаря отдела ОГПУ Ойротской области (19).

Ойротское земельное управление, остро нуждаясь в свободных площадях и видя, что закрепленные за совхозом техника, земля ,сенокосные угодья и т.п. используются малоэффективно, выступило с предложением подчинить совхоз ему, тем самым сделало попытку игнорировать его особый статус. Предложение было подкреплено односторонними действиями . Управление самовольно заняло часть домов совхоза, в его коровниках разместило свой скот, допустило порубки леса в угодьях совхоза и ряд других нарушений (20). Позиция земельного управления по этим вопросам находила поддержку Горно-Алтайского обкома РКП (б).

К лету 1922 года экономическое положение совхоза стало наиболее критическим. Сиббюро ЦК на своем заседании 20 июля 1922 г. специально рассматривало создавшуюся ситуацию и приняло решение сохранить Улалинский совхоз "во чтобы то ни стало", для чего предусматривалось изыскать необходимую финансовую помощь. Член Сиббюро ЦК Ем. Ярославский предложил в этой связи провести через Сибревком решение о прямом подчинении совхоза ему, имея ввиду "огромное культурное влияние" совхоза на жизнь региона (21).

Однако в свою очередь руководство Горно-Алтайского обкома РКП(б) обратилось с просьбой к Сиббюро ЦК о немедленном отзыве членов совхоза за пределы области и передаче инвентаря, тягловой силы и семенного материала местному земельному управлению. На содержавшиеся в письмах и указаниях Сиббюро ЦК требованиях о внимательном и бережном отношении к немецким интернационалистам последовал резкий ответ. Обком, увидев в этом прежде всего подрыв своего авторитета и неспособность проводить интернационалистскую политику, решил "категорически протестовать против выдвинутых обвинений в национализме" горно-алтайских партийных руководителей, затребовав при этом от вышестоящей власти опровержения в печати (22). 12 октября 1922 года Сиббюро ЦК вторично постановило оставить совхоз в ведении немецких коммунистов-иммигрантов. По этому решению совхозу дополнительно передавалась элитная пасека, а взятые у совхоза коровы и лошади должны были быть возвращены им обратно. При обсуждении этого вопроса в Сиббюро, проходившем очень бурно, с особым мнением выступил член Сиббюро ЦК А.А.Ширямов. Он акцентировал внимание, прежде всего на идеологический и политический факторы, и основная идея его сводилась к тому, что "Улалинская группа имеет для нас более политический, чем хозяйственный интерес, так как шла через Коминтерн"(23).

Узнав об этом постановлении Сиббюро ЦК, Горно-Алтайский обком 19 октября созвал пленум, где специально обсуждался только этот вопрос. В ходе дискуссий пленум принял решение, в котором указал "на невозможность при создавшемся положении нормальных взаимоотношений с совхозом без определенного подрыва своего значения и авторитета" и настаивал на пересмотре вопроса в свою пользу. Пленум поручил секретарю обкома П.Я.Гордиенко настаивать на этой точке зрения перед Сиббюро ЦК, так как полагал, что нельзя вышестоящей власти игнорировать мнение местных органов. (24). Также было жестко заявлено, что разрешение вопроса об Улалинском совхозе в другой плоскости поставит областной комитет партии перед фактом невозможности управлять областью (25).

Таким образом, масштабы конфликта властей вышли не только за пределы Алтая и Сибири в целом. О них сразу же стало известно в Москве. В органе ЦК РКП(б) - крестьянской газете "Беднота" была помещена статья "Из одного лукошка, да разные яйца", автором которой был член коллегии Сибземуправления И.Прудников. К этой проблеме он подошел, в отличие от А.А.Ширямова, только с точки зрения экономической. В начале статьи он привел факты многочисленных льгот совхозу со стороны земельного управления, в частности, освобождение от продовольственного и гужевого налогов, предоставление семенной ссуды, напомнил о том, что в свое время совхоз получил от управления 50 коров, 22 лошади, 56 единиц сельскохозяйственной техники, в то время как окрестные хозяйства несли все государственные повинности и налоги с них взыскивали полностью. В конце статьи автор подвел итоги хозяйственной деятельности немцев-иммигрантов и сделал вывод: " Пора бы, кому следует, заглянуть и почистить яму, лживо называемую колхозом и лишь позорящую лучшие хозяйства"(26). Одновременно и в местной газете "Ойротский край" была опубликована заметка "Улалинский бес", где также в плачевных результатах и промахах обвинялись только немецкие иммигранты (27).

Реакция последовала незамедлительно. Проанализировав факты и обстоятельства дела с точки зрения политической, Сиббюро ЦК на закрытом заседании 23 ноября 1922 г., проходившем под председательством первого секретаря С.В.Коссиора, строго указало Горно-Алтайскому обкому "на совершенную недопустимость травли немецких коммунистов" и осудило обе статьи. Секретарю обкома ПЯ.Гордиенко, бывшему одновременно и редактором газеты "Ойротский край", было поставлено на вид. Автор статьи был отозван из Горного Алтая и ему на год было запрещено заниматься журналистской деятельностью. Член Сиббюро А.А.Ширямов прямо обвинил обком в склочничестве и нездоровом разжигании националистических настроений у отдельных руководителей Горно-Алтайского обкома РКП(б) (28).

В этой связи руководство обкома оказалось в сложном положении. Однако подчиняясь указаниям свыше, Горно-Алтайский обком РКП(б) летом 1923 года в циркулярном письме всем секретарям ячеек РКП(б) и ответственным руководителям хозяйственных, профсоюзных, кооперативных, военных организаций области был вынуждены признать, что членам Улалинского совхоза не оказывалась необходимая материальная и моральная поддержка и обязал местные власти установить нормальные товарищеские отношения с немецкими коммунистами, "идя во всем им навстречу" и загладить все недопустимые ненормальные отношения, которые были до этого. За неисполнение этого циркуляра были предусмотрены самые строгие меры, вплоть до исключения из партии и снятия с должности (29).

В вышедшей затем специальной брошюре эта идея была развита более детально. Работа совхоза; была названа "хорошим показательным примером для населения" и поэтому местным властям " необходимо решать зародившееся у населения недоверие к немецкой инициативной группе посредством правильного разъяснения значения Улалинского совхоза".

В заключительной части брошюры, разосланной всем руководителям, ставилась задача добиться того, чтобы "наше малоразвитое население училось у более культурных и опытных товарищей" (30).

В течение лета 1923 года совхозу со стороны горно-­алтайских органов власти было сделано немало. 2 июля 1923 г. областное земельное управление заключило с инициативной группой совхоза соглашение на основе типового договора Наркомзема. По этому соглашению с немцев сняли патентные сборы и отменили штрафы за произведенную торговлю. Командному составу 87-й дивизии войск ОГПУ была запрещено косить сено на угодьях совхоза. (31).

Однако эти меры оказались все же запоздалыми. Так и не сумев поднять на должный экономический уровень совхоз, чтобы сделать его образцовым, несмотря на то, что "отдавались делу всей душой", члены совхоза стали постепенно покидать Улалу. А первая часть из них уехала еще в начале 1923 г. (32).

Вскоре телеграммой местные власти известили о том, что присылка для становления совхоза второй партии немецких иммигрантов в количестве 212 человек ( руководитель -Макс Клемм) из г. Галле не состоится. По решению комиссии Совета Труда и Обороны РСФСР по сельскому хозяйству и промышленной иммиграции, ввиду экономической слабости группы М.Клемма ( "полное отсутствие всякого капитала и орудий груда") ей было отказано в приезде в советскую Россию.(ЗЗ). Немецкая секция Алтайского губкома РКП(б), которой первоначально было поручено встречать вторую партию, в августе 1923 г.. узнав об изменении плана, сообщила в Улалу, что в ближайшей перспективе пополнения из Москвы не будет, так как часть прибывших в_: столицу иммигрантов, выдававших себя за специалистов сельского хозяйства, при проверке не соответствовали своему назначению .

Стало ясно, что идея образцового хозяйства провалилась. 6 августа 1923 года была организована комиссия для передачи имущества Улалинского совхоза областному земельному управлению. К этому времени в совхозе осталось только 7 взрослых членов хозяйства (Генрих и Катерина Роотмунд, Фриц и Анна Тиман, Густав и Эмма Вальтер, Эдуард Гернер), 6 детей и две русские семьи, помогавшие им в работе. В своем последнем письме из Улалы в адрес Сиббюро ЦК РКП(б) они сообщали, что не могут провести даже сенокос и просили помочь им выехать обратно на родину, оказав "помощь всякого рода на 13 человек с багажом"(35).

Сиббюро ЦК постаралось извлечь уроки работы с немецкими коммунистами-иммигрантами, создав для этого специальную комиссию под председательством первого секретаря С.В.Коссиора. Итоги работы были заслушаны на закрытом заседании Сиббюро ЦК 23 ноября 1923 г. С.В.Коссиор вскрыл ряд причин объективного и субъективного характера, приведшие к неудаче. Была названа, по мнению комиссии, главная причина - "неудачный подбор работников с точки зрения профессиональной". Одновременно Сиббюро не отказалось от этой идеи и приняло решение считать в дальнейшем приезд в Сибирь немецких иммигрантов желательным. (36).

Судьба выехавших из Улалинского совхоза оказалась различной. Большая часть немецких иммигрантов была отправлена в Москву в распоряжение Центрального бюро немецких секций при ЦК РКП(б) и затем выехала на родину. Другая часть осталась работать в Сибири, как правило, на партийной и хозяйственной работе. Бывший политический комиссар совхоза Иоганнес Климэк перешел на работу в органы ОГПУ, впоследствии руководил немецкими секциями на Алтае и в Омской губернии, участвовал в репрессиях против немецких колонистов. Бывший заместитель управляющего совхоза Валентин Йохум по распоряжению немецкой секции Алтайского губкома возглавил сельский совет в селе Мариенбург Рубцовского уезда и за небольшой срок вывел его в число передовых. Другой бывший член совхоза учитель Якобсон в с.Мариенбург довел число учеников в немецкой школе, где работал директором, с 35 до 117 учащихся(37). Судьба остальных пока неизвестна.

Таким образом, "результаты и достижения" инициативной группы Улалинского совхоза оказались плачевными. Благая идея создания образцово-показательного хозяйства с передовой аграрной технологией в Горном Алтае оказалась утопической. Хотя теоретически можно было бы предположить, что подобное дело могло бы и состояться при должной квалификации работников, реальной поддержки властей, тесной связи с местным населением. Этого, как видим, не произошло. Печальный опыт постарались поскорее забыть, а все материалы понадежнее упрятать в архивы. Властям не нужны были дополнительные аргументы и факты, свидетельствующие об их фиаско.

1. 
   Коммунистический Интернационал в документах. Решения, тезисы и воззвания конгрессов Коминтерна и пленумов ИККИ. 1919-1932.- М,- 1933.- С.328.
   
2. 
   Исторический архив.- 1961.-№4,- С.62.
   
3. 
   Тарле Г.Я. Участие зарубежных трудящихся в восстановлении народного хозяйства СССР (1920-1925 гг.): Автореф. дисс.канд. истор. наук.- М.- 1965.- С.12.
   

5. Тарле Г.Я. Друзья страны Советов. Участие зарубежных трудящихся в восстановлении народного хозяйства СССР. 1920-1925. -М.- 1968.- С.192.

6. 
   Ленин В.И. Полн.собр. соч.- Т.53.-С.224.
   
7. 
   ГАНО (Государственный архив Новосибирской области ). Ф.П-1, оп.1, д.1247, л.4 об.
   
8. 
   ОХСДГАСРА (Отдел хранения спецдокументов Государственной архивной службы Республики Алтай), Ф.1, оп.1, д.16, л.20.
   
9. 
   Там же, д.16, л.19-22,; Колхозы Сибири. - С.18.
   

10. 
    ОХСДГАСРА, Ф.1, оп.1,д. 16, л.44.
    
11. 
    Там же, д.З, л.5.
    
12. 
    ЦХИДНИАК (Центр хранения и изучения документов новейшей истории Алтайского края), Ф.2, оп.З, д.373, л.38,
    
13. 
    ОХСДГАСРА, Ф.1, оп.1, д.16, л.82.
    
14. 
    ГАНО, Ф.П-1, оп.1,д.1624, л.32, 34, 35.
    
15. 
    Там же, оп.3, д.30, л.106, 141, 166, 170.
    
16. 
    ЦХИДНИАК, Ф.2, оп.5, д.373, л.31; Ф.2, оп.4, д.393, л.7.
    
17. 
    ГАНО, Ф.П-1, оп.3, д.30, л.41, ОХСДГАСРА, Ф.1,оп.1,д.16,л.9.
    
18. 
    ЦХИДНИАК, Ф.2, оп.2, д.373, л.38.
    
19. 
    ГАНО, Ф.П-1,оп.1, д.1624, л.24-26.
    
20. 
    ОХСДГАСРА, Ф.1, оп.1, д.50, л.49.
    
21. 
    ГАНО, Ф.П-1, оп.3, д.30, лл.105,106.
    
22. 
    ОХСДГАСРА, Ф.1, оп.1, д.З, л.12-а.
    
23. 
    ГАНО, Ф.П-1,оп.3, д.30, л.170.
    
24. 
    ОХСДГАСРА, Ф.1. оп.1, д. 16, л.44.Там же, д.З, л.23.
    

25. 
    Там же, л.12-а.
    
26. 
    Беднота, 1922, 2 декабря; ОХСДГАСРА, Ф.1, оп.1, д.16, л.48
    
27. 
    ОХСДГАСРА, Ф.1,оп.1, д.16, л.42.
    
28. 
    Там же, д.16,лл.39,42.
    
29. 
    Там же, д.53, л.4.
    

32. 
    ОХСДГАСРА, Ф.1, оп.1, д. 50, лл.46,52,62.
    
33. 
    Там же, д.16, л.54.
    
34. 
    Там же, д.16, л.79.
    
35. 
    ЦХИДНИАК, Ф.2, оп.4, д.399, л.7.
    
36. 
    ГАНО, Ф.П-1, Д.1624, л.20.
    
37. 
    Там же, д.1624. л.9.