К. Д. Воробьев. Убиты под Москвой

К. Д. Воробьев. Убиты под Москвой

К. Воробьев то и дело останавливается, чтобы зафиксировать наше внимание то на согласном, молодцеватом шаге почти как на параде идущей роты; то выхватывает из безликого множе­ства одно-два веселых лица, дает услышать нам чей-то звонкий мальчишеский голос, и тогда сама рота — отвлеченная армей­ская единица — становится для нас живым организмом, полно­правным и полнокровным действующим лицом повести; то оста­новит взгляд на главном герое — Алексее Ястребове, несущем в себе «какое-то неуемное притаившееся счастье,— радость этому хрупкому утру, тому, что не застал капитана и что надо было еще идти и идти куда-то по чистому насту, радость словам связного, назвавшего его лейтенантом, радость своему гибкому молодому телу в статной командирской шинели — «как наш ка­питан!» — радость беспричинная, гордая и тайная, с которой хо­телось быть наедине, но чтобы кто-нибудь видел это издали».

Это переполняющее героев чувство радости и счастья все больше усиливает откры­вающийся уже на первых страницах трагический контраст, резче обозначает два полюса — молодой, бьющей через край жизни и неизбежной — всего через несколько дней — смерти. Ведь мы-то знаем уже о том неумолимо страшном, о чем не знают еще сами курсанты, что ждет их там, впереди, куда так весело идут они сейчас. Знаем сразу, по одному названию уже, начинающемуся с жуткого в своей неизбежной определенности слова — убиты. Контраст становится еще резче, а ощущение надвигающейся трагедии достигает осязаемой почти плотности, когда мы сталки­ваемся с обескураживающей наивностью курсантов. Они, оказы­вается, в сущности, мальчишки еще, надевшие военную форму и брошенные на фронт неумолимым законом военного времени. А сам фронт представляется им (мальчишки ведь!) красочно-зримым и «величественным сооружением из железобетона, огня и человеческой плоти, и они шли не к нему, а в него, чтобы заселить и оживить один из его временно примолкнувших бастио­нов...»

Чеканным гвардейским шагом перешагнув черту, отделяющую прошлое от настоящего, мир от войны, герои Воробьева внут­ренне, существом своим остались там, в мирной жизни. Сознание их не пере­строилось, не вместило — да и не могло сразу вместить — всего происходящего, всего, что обрушила на них вдруг жестокая действительность войны. «Невероятная явь войны» явилась неожиданностью не только для молоденьких бойцов и лейтенантов, но и в значитель­ной степени и для их командиров. Потому-то, видимо, и не смог до конца сориентироваться в сложившейся обстановке бравый и решительный капитан Рюмин — любимец и идеал курсантов, застрелившийся после гибели роты. Многое, очень многое произойдет за эти несколько дней, очень существенное и важное, что перевернет, перепашет душу героев.

И все это будет в первый раз. Первые погибшие това­рищи и первый, убитый в рукопашной схватке враг; первый бой и первый безумный, животный страх перед смертью; впервые испытанное чувство полного душевного опустошения после страш­ной гибели роты и после собственного малодушия и первый — один на один — бой с фашистским танком.

Эти эпизоды, как ступеньки, по которым Константин Воро­бьев ведет своего героя Алексея Ястребова к тому моменту, когда уже сам он почувствует себя не просто повзрослевшим человеком, но солдатом и гражданином, ответ­ственным и за собственную судьбу, и за судьбу Родины. И все время художник пристально следит за малейшими движениями души Алексея Ястребова, психологически очень точно фиксируя его меняющееся отношение к себе и к окружающему миру.

В. Аставьев писал: «Повесть «Убиты под Москвой» не прочтешь просто так, на сон грядущий, потому что от нее, как от самой войны, болит сердце, сжимаются кулаки и хочется единственного: чтобы ни­когда не повторилось то, что произошло с кремлевскими курсантами, погибшими под Москвой».

К. Д. Воробьев. Это мы, Господи

Рассказ лейтенанта прост и безыскусен, но не возникает желания отложить книгу и отдохнуть. Между тем в ней описываются страшные вещи. Вот солдатик Коля "с синим прозрачным личиком", у которого на ногах осталось всего три не отвалившихся отмороженных пальца. Или жуткая сцена забивания эсэсовцами людей лопатами, как скота, после чего все чаще приходит мысль о "последней возможности: разогнаться и об острый угол барака самому".

И все же о кошмаре, который пережил автор и его герой, рассказано не с целью подавить воображение читателя. Голос рассказчика обращен к неизбывной потребности человека любить жизнь и стремиться к ней всеми своими силами.

А. Чаковский. Победа

«Победа» - роман документальный, но именно роман, художественное осмысление истории, а не историко-документальное описание Потсдамской встречи. Действие романа длится в течение двух недель. Но до того как реальные герои романа предстанут на сцене международного форума, автор обстоятельно знакомит читателя с политическим прошлым каждого – пишет их художественно-публицистические портреты.