Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию



Pdf көрінісі
бет120/220
Дата27.01.2024
өлшемі3.07 Mb.
#489988
1   ...   116   117   118   119   120   121   122   123   ...   220
Donald Kalshed Travma i dusha

Случай Синтии
Я буду называть эту пациентку Синтией. Эта разведенная женщина в возрасте около
пятидесяти лет пришла ко мне на консультацию после того, как ее предыдущий аналитик
заболел болезнью Альцгеймера и впоследствии умер. Многие годы Синтия работала с этим
великодушным и по-отечески заботливым человеком, который специализировался на
биоэнергетическом анализе. Понятно, что после его кончины она была в депрессии. Он дал
ей очень много, и она глубоко восхищалась им и его работой. Синтия начала анализ, когда ей
было за тридцать, после того как ее муж завел роман с другой женщиной. Она чувствовала,
что отчасти несет ответственность за его неверности ввиду своих сексуальных ограничений
(она использовала слово «фригидность»), и подумала, что лучше что-то с этим делать, или ее
брак так и будет разрушаться.
К ее радости, ее сексуальная жизнь изменилась к лучшему довольно быстро после
короткого периода биоэнергетического анализа, сфокусированного на соматизированных
аффектах. Эта терапия помогла ей ослабить многие из ее защитных ограничений,
направленных против здоровых приятных ощущений. Однако прошли годы, ее неудачный
брак давно закончился, и она стала задаваться вопросом, почему же она продолжает анализ
со своим быстро стареющим аналитиком, которому она была так предана. Когда он умер, она
стала горевать, но в то же время, как это ни странно, вздохнула с некоторым облегчением.
Это напомнило ей о таких же смешанных чувствах, которые возникли у нее после кончины
отца, задолго до этого. Она хотела в этом разобраться.
В начале нашей работы, собрав данные о личной истории, я предложил Синтии
запоминать свои сновидения и кратко записывать их в блокнот, в который также можно
было записывать свои размышления, в том числе все то, что возникало после наших встреч –
чувства и реакции. За все годы своего предыдущего анализа она никогда не работала
непосредственно со сновидениями. К ее удивлению, она начала регулярно видеть сны. Она
была поражена тем, что ей предлагало бессознательное. На второй год нашей работы она
принесла такое сновидение:
Я в постели с моим бывшим любовником, мы жадно целуемся. Я замечаю,
как люстра на потолке начинает испускать какой-то лиловый пар. Я боюсь, что это
может быть смертельно опасно, но не уверена в этом. Мы собираемся уходить.
Затем я еду на машине неподалеку от фермерского дома, где прошло мое детство
от 7 до 17 лет. Я не могу найти руль, но машина, кажется, сама едет прямо к моему


старому дому, притормаживает и въезжает на дорогу к нему. За мной следует еще
одна машина. Неожиданно из нее высыпала группа мужчин в черном. Они
стреляют в меня острыми дротиками и начинают злобно издеваться надо мной. Их
поведение становится угрожающим. Они окружают машину, и я не могу выйти из
нее. Так или иначе, но, кажется, я попалась.
У Синтии было мало ассоциаций к этому, по ее словам, «странному» сновидению. Мы
вернулись к истории ее отношений с бывшим любовником, к прежним сексуальным
проблемам и т. д. Одновременное присутствие сексуального желания и страха некой
смертельной угрозы снова указывало на ее прежние сексуальные ограничения, но мы не
понимали, почему ее сексуальное удовольствие оказалось связанным в сновидении с образом
смертельной угрозы. Источником «пара» была люстра, в быту – источник света, в
сновидении – символ сознания. Может ли осознание чего-то сексуального быть связано со
смертельной угрозой? А как насчет людей в черном? У Синтии была единственная
ассоциация в отношении людей в черном: они похожи на «мафию», банду, которая
преследует очевидную цель – не дать ей выйти из машины.
Когда мы с ней сидели и обдумывали сновидение, у меня появилась мысль, что
«автопилотируемая» машина может «знать» то, чего она сама не знает. Казалось, она ехала
сама, как если бы ею владело некое намерение или направление, неизвестное Эго, но важное
для бессознательного и, возможно, для какой-то потенциальной целостности, которая может
быть связана с восстановлением утраченной части ее детства. Про себя я предположил, что
какова бы ни была эта утраченная часть, для мужчин в черном это может быть страшной
угрозой, от которой они хотят уберечь Синтию. Они, видимо, не хотят, чтобы Синтия
встретилась с чем-то в доме ее детства, к которому ее подвезла автоматически движущаяся
машина.
Я сказал об этих предположениях, но, казалось, они ни к чему не привели. Затем я
спросил у Синтии более целенаправленно: произошло ли что-то в этом доме, и если да, то
что это могло быть, о чем какая-то ее часть не хочет, чтобы она мне рассказала. Ее
взгляд на мгновение стал пустым, а затем она вспыхнула от смущения и осознания. И
рассказала свою историю.
Это началось, когда ей было около 10–11 лет. По воскресеньям ее мать уходила в
церковь. Пока ее не было, отец приходил в комнату дочери и напоминал о каком-нибудь ее
проступке на прошедшей неделе, стягивал с нее штаны и шлепал по попе. Это было
ритуалом, который явно возбуждал его. Это продолжалось годами, даже когда у нее уже
начались месячные, пока она, наконец, не остановила его.
Рассказывая об этом на сессии, она осознала, что никогда не позволяла себе по-
настоящему почувствовать влияние всего этого на нее. Умом она знала об этих ритуальных
шлепках, но до сих пор никогда не переживала эмоциональное воздействие этих событий.
Теперь аффект, неразрывно связанный с этими воспоминаниями, полными стыда, получил
выход в сознание. Это стало возможным после того, как в анализе она ощутила безопасность
и контейнирование. В какой-то момент «транспортное средство» в сновидении, двигающееся
на автопилоте, вернуло ее к месту преступления. Такая интегрирующая активность психики
оказалась чрезмерной для людей в черном, которые, будучи дезинтегрирующими силами
психики, попытались предотвратить появление новых связей.
Синтия почувствовала, как ее внезапно переполнили чувства стыда и негодования. Она
ощутила себя глубоко преданной! И это сделал человек, которого она – маленькая девочка –
обожала! Ее красивый артистичный отец, который руководил местным театром и блистал во
многих главных ролях, который летними вечерами читал ей пьесы на веранде, с которым они
как самые близкие люди прогуливались по окрестностям города по выходным… Как только
он мог так с ней поступить! И это были не просто отношения с отцом, которые ее ранили.
Огромный разрыв произошел в непрерывности всего ее существования как личности. Теперь
она приняла к сердцу то значимое прерывание ее жизни… «Девочку прервали» – сказала она.
Шлепки стали ритуальными. Затем ее отец захотел, чтобы она отшлепала его. Она


отказалась. Позже, прямо перед смертью, он вспомнил о шлепках и спросил ее, были ли они
ей тоже приятны. Она почувствовала отвращение и ярость, но не смогла позволить себе их
проявить. Она сказала «нет» и вышла из комнаты.
Раскрытие детской тайны, которую люди в черном из ее сновидения явно хотели
помешать ей вспомнить, привело к целому пласту ранее скрытых детских воспоминаний.
Теперь Синтия вспоминала, как одиноко ей было после того, как это началось, какой
отчужденной от себя и своих друзей она тогда была, какой дистанцированной от родителей
она себя чувствовала, как одна бродила по лугам и брела до старой мельницы через дорогу
под грузом какой-то безымянной печали и меланхолии. Все шло не так. Она недоумевала,
как после всего этого она сможет спуститься к ужину? Она была какой-то запятнанной,
загрязненной – переполненной мучительной тоской. Это был конец ее детства.
После этой сессии мы продолжали исследовать детское травматическое событие, и
вечерами моя пациентка стала ощущать внезапные наплывы тревоги, чувствуя себя
незащищенной, уязвимой и очень юной. Ощущение, что ей сделали ужасно больно, будто
она снова стала маленькой девочкой, чередовалось с отвращением к себе и яростью «до
белого каления» на своего отца. Она была сердита на себя за то, что за многие годы такой
хорошей заботы со стороны ее предыдущего аналитика она так и не добралась до этого
материала.
Синтия постепенно отказывалась от использования диссоциативных защит, и это
влекло за собой возвращение в сознание ощущения «смерти» той себя, какой раньше себя
знала, той, какой она раньше была. Филипп Бромберг заметил, что при этом возникает
особого рода горе:
Диссоциация… фактически прекращает, по крайней мере, на время
существование того я, с которым могла случиться травма, так что в каком-то
смысле это можно назвать «квазисмертью». Восстановление связей, возвращение в
жизнь сопряжены с болью, как при работе горя. Возвращение жизни означает
признание смерти и встреча с ней лицом к лицу; не просто признание смерти своих
ранних объектов, как реальных людей, а смерти тех аспектов я, которые были
тесно связаны с этими объектами… Боль, сопровождающая это горевание, является
очень сильной. Это одно из самых болезненных переживаний в нашей жизни. Все
же мы идем на это из-за огромной психологической цены, которую мы вынуждены
платить, если продолжаем избегать этого.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   116   117   118   119   120   121   122   123   ...   220




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет