97
4 Н. А. Ерофеев
мическими, социальными и политическими факторами, и в результате русский наблюдатель порой видел в Англии не совсем то, что было на самом деле. Так, слишком высокая оценка роли торговли, отождествление богатства с деньгами и золотом, а также преувеличенное представление об этом богатстве были связаны с нехваткой свободных капиталов в России: в эту трудность упирались и организация промышленных предприятий, и любая попытка улучшения в сельском хозяйстве58. Жалобы на это постоянно звучали в экономической литературе той поры. Видимая легкость мобилизации средств в Англии создавала преувеличенное представление об их обилии. Отсюда же и тенденция отождествлять богатство с наличными средствами, с деньгами и кредитом.
Различие условий и проблем в обеих странах порождало и непонимание. Примером могут служить бытовавшие тогда объяснения экономических кризисов. Так, в 1825 г. русская пресса, которая внимательно следила за ходом кризиса и давала о нем довольно подробную информацию, главную его причину усматривала в сфере обращения и торговли. «Сын отечества» утверждал, что причиной кризиса являются бумажные деньги и «огромные предприятия вместе с бесчисленными спекуляциями во всех отраслях торговли и промышленности», а также «большие займы, производимые в Англии европейскими и американскими государствами» (1826, кн. 8, с. 397) 59. «Журнал мануфактур и торговли» считал главной причиной кризиса банкротства иностранных должников, в частности некоторых государств Латинской Америки. Ссылаясь на газету «Тайме», журнал сообщал, что почти 60% этих займов придется просто списать (1826, кн. 8, с. 138).
В середине 1827 г. два русских журнала, сообщая почти в одинаковых выражениях о «критическом положении торговых и денежных оборотов» в Англии, видели в кризисе прежде всего следствие «безудержных спекуляций»60. «Вестник Европы» критиковал англи-
58 См.: Библиотека для чтения, 1848, кн. 10, отд. 4, с. 53. Автор
статьи спрашивал: «Что мешает развитию сельского хозяйства в
России?» — и отвечал: «Недостаток капиталов».
59 Там же, 1827, кн. 14, с. 186.
60 Сын отечества, 1827, кн. 4, с. 403; Исторический, статистический
и географический журнал, 1827, кн. 7, с. 29. Первым это сообще
ние опубликовал «Сын отечества», не ссылаясь на источник. «Ис-
* 98 *
чан за «неблагоразумное» стремление «употреблять свои капиталы на заграничные займы и спекуляции вместо того, чтобы употребить их на обороты, имеющие связь с земледелием, ремеслами и торговлей внутри отечества» (1825, кн. 3, с. 235—236). Позднее по поводу банкротства крупного лондонского банка Голдсмита тот же журнал заявлял: «Упадок кредита и почти неслыханный в деньгах недостаток приписывают — и, кажется, справедливо— огромным предприятиям капиталистов и их сверхъестественным напряжениям» (1826, кн. 4, с. 315— 316). Спустя два десятилетия, в период экономического кризиса 1847 г., журналы по-прежнему искали его причины почти исключительно в сфере торговли и спекуляций, а не в сфере производства и его периодических циклах. Впрочем, истины ради следует заметить, что и в самой Англии понимание характера циклов перепроизводства пришло значительно позднее.
Своеобразие русского видения мы можем проследить также на тогдашнем понимании причин экономического возвышения Англии. В чем русские наблюдатели усматривали «английский секрет», чему они приписывали ее возвышение? Ответы на это давались самые разные.
Некоторые усматривали главную причину в географических особенностях. «Журнал мануфактур и торговли» высказывал догадку, что Англию обогатили «неисчерпаемые руды каменного угля и железа» (1840, кн. 8, с. 378). По мнению «Журнала министерства государственных имуществ», «главнейшею причиною пробуждения с такою силою промышленного духа сей нации было ее морское положение» (1842, кн. 4, с. 304).
Некоторые в поисках объяснения подчеркивали большую роль государства. Сумароков в такой последовательности перечислял причины возвышения Англии: «Ободрение от правительства, твердость законов, полная свобода без малейшего стеснения, неизменяемые навсегда правила, взаимная доверенность граждан, сложение воедино огромных капиталов, постоянно торгующих, пребывание в сословии и, наконец, глубокое познание своего дела — суть вернейшие причины к процветанию» ". На первое место автор выдвигал, как видим, политику правительства в целом.
4*
торический журнал» указал, что заимствовал его из «Гамбургского политического журнала». 61 Сумароков П. И. Указ. соч., с. 246.
* 99 *
Другие авторы акцентировали какую-то, отдельную сторону правительственной политики. «Журнал мануфактур и торговли» подчеркивал «дух торговый, питаемый благоразумными узаконениями» (1825, кн. 5, с. 151—152). «Журнал общеполезных сведений» на первое место ставил поощрительную политику в области промышленности, науки (1834, кн. 10, с. 297—298), а «Исторический журнал» — в области внешней торговли, в частности заботу о создании активного торгового баланса (1825, кн. 6, с. 185). Некоторые на передний план выдвигали внутреннюю безопасность и внешний мир. Англичане, по словам «Журнала мануфактур», «были свидетелями разрушения государств, слышали отдаленные раскаты грома, но никогда стрелы его не разражались над их головами» (1836, кн. 1, отд. 4, с. 14).
В поисках объяснения английских экономических успехов нередко обращались к свойствам английского характера. Назвав Англию «лабораторией всех хозяйственных систем и открытий», «Телескоп» замечал, что ее «причудливые обитатели» успешно преодолевают все препятствия и «как бы нарочно издеваются над природою: они подкапываются под реки, расстилают везде чугунные скатерти и, как будто похитив тайну тучегонителя Зевса, катаются по ним при эфирном сиянии газов, без коней в колесницах» (1831, кн. 1, с. 15—16). «Англичан ничто не останавливает,— подтверждал „Московский телеграф",— и трудности как будто только увеличивают их упорство» (1828, кн. 2, с. 286). В другой раз тот же журнал, сообщив о сооружении искусственного морского порта между Нориджем и Лоустофтом, писал: «Это сооружение показывает, как умеют англичане пользоваться каждым шагом земли, как велика там потребность средств общественной деятельности и как велики способы привести в исполнение всякую полезную мысль» (1831, кн. 3, с. 421). Англия, по словам «Сына отечества», «предупреждает ход просвещения, она первая стремится на сию стезю, подавая знак ко всем открытиям, ко всем улучшениям, и далеко оставляет за собой народы, одаренные, может быть, еще блистательнейшими способностями, но не обладающими столь неутомимою твердостью и силой желаний» (1830, кн. 12, с. 290). «Дух трудолюбия, предприимчивости, порядка и бережливости» — вот те качества англичан.
* 100 *
которые, по Мнению одного автора, обеспечили им перевес над другими народами62.
Своеобразие русского видения особенно отчетливо проявлялось в оценке английской экономической системы и ее успехов. Эти успехи, приведшие к превращению Англии в самую могущественную в экономическом отношении страну мира, вызывали у большинства русских наблюдателей только удивление, в котором нельзя было заметить ни зависти, ни восхищения. Связано это было с убеждением в том, что английское процветание непрочно и недолговечно. На эту мысль русских наблюдателей наводила в первую очередь та гипертрофия промышленности за счет сельского хозяйства и в ущерб ему, какая имела место в Англии. Действительно, быстрая индустриализация страны сопровождалась ростом городов: в 1821 г. в них проживало уже 25% жителей Англии, а к середине века цифра возросла до 36%-Население одного Лондона в этот период выросло с 1,5 млн. до 2,5 млн. человек63. Рост городского населения означал увеличение спроса на продукты питания, и сельское хозяйство не поспевало за ним; в результате на протяжении второй четверти XIX в. ввоз хлеба (в ценностном выражении) вырос более чем в пять раз64.
Русские наблюдатели усматривали в этом явный отход от естественного порядка вещей, нарушение законов природы: в ходе предыдущей истории человечества сельское хозяйство всегда занимало в экономике основное место, занятие им преобладало над остальными, и это казалось единственно правильным. Англия впервые в истории опрокидывала это привычное соотношение, что должно было казаться чудовищной аномалией, нарушением естественных законов, а потому и преходящим, временным явлением. Такой ход мыслей опирался на убеждение, распространенное не только в России, в первостепенной важности сельского хозяйства. Это убеждение уходит корнями в глубокое прошлое, его мы можем обнаружить в учении физиократов, которые доказывали, что истинным источником народного богатст-
62 Библиотека коммерческих и хозяйственных знаний: В 12-ти ч.
СПб., 1841—1844, ч. 2, с. 2.
63 Abstracts of British Historical Statistics. Cambridge, 1969 p 8,
22—24.
64 Ibid., p. 289—291.
* 101 *
ва может быть только земледелие, которое обогащает всех, в то время как промышленность и торговля обогащают лишь отдельных личностей.
В аграрной России это убеждение было широко распространено. Формулируя его, «Журнал министерства внутренних дел» риторически вопрошал: «Что может быть важнее и благодетельнее этой отрасли промышленности?», т. е. сельского хозяйства. «Она составляет самое верное и прочное основание благосостояния народного в физическом, нравственном и политическом отношениях». В то время как мануфактура «истощает силы человека беспрестанным и неослабным напряжением», занятие сельским хозяйством способствует здоровью, а также благоприятно для нравственности. Наконец, промышленная мануфактура неустойчива: «Несчастная война, перемена обычаев и моды, открытие новых путей для торговли могут в основании поколебать благосостояние народов, опирающихся на мануфактуру и торговлю». Россия, которая опирается на сельское хозяйство, может не бояться ничего (1838, кн. 10, с. 35— 36, 39). «Земледелие,— писал экономист С. Чаплин,— составляет важнейший предмет государственного хозяйства и не только по необходимости своих произведений, но и по нравственному влиянию на гражданственность заслуживает внимания и усовершенствования»65. Эту мысль повторял «Журнал министерства государственных имуществ», утверждавший, что земледелие важно с материальной стороны, но «еще важнее как средство и для нравственного развития человека, и для упрочения успехов гражданственности» (1845, кн. 1, с. 19—20). «Земледелие,— замечал профессор Петербургского университета Линовский,— есть источник домашнего, семейного счастья, внутреннего спокойствия и всеобщего в народе довольства, благополучия»66. Напротив, по словам Жукова, «на фабриках страдает нравственность, слабеют семейные узы, расстраивается здоровье»67. «Библиотека для чтения» со своей стороны выступала против увеличения численности рабочих: «С какой стати,— спрашивает журнал,— создавать и умножать класс людей самый тягостный и самый опасный для общества, класс фабричных работников, с которыми уже и сама
65 Чаплин С. Земледелие и земледелец в России. СПб., 1839, с. 23.
66 Линовский Я- Беседы о сельском хозяйстве. М., 1845, с. 7.
67 Жуков И. А. Указ. соч., с. 272.
* 102 *
Англия не знает, как сладить, несмотря на свое богатство?» (1847, кн. 2, с. 40).
Убедительное подтверждение этого многие усматривали в остроте английских социальных проблем, о которых более подробно будет сказано далее.
Некоторые факты как будто подкрепляли сомнения в отношении экономического развития Англии. Особенно часто наблюдатели указывали на опасность, которой чревата чрезмерная зависимость этой страны от внешних рынков.
Русский экономист Бекетов доказывал, что такие страны, как Англия, «находятся несравненно более в зависимости от разных превратностей, нежели страны земледельческие». Особенную опасность представляет зависимость в продовольствии, поскольку, по мнению автора, «содержание, пища составляют важнейшую, постоянную и самую трудную потребность в удовлетворении»68. «Вестник Европы» в 1825 г. предвидел, что уже в ближайшем будущем может возникнуть положение, когда «Англия и другие мануфактурные государства дойдут до невозможности прокормить своих жителей» (1825, кн. 12, с. 292). Русские публицисты не раз возвращались к критике взятого Англией курса на развитие промышленности в ущерб другим отраслям. «Московский телеграф» в 1825 г. перепечатал статью Ж-Си-смонди, который критиковал Англию за то, что она попыталась на практике осуществить учение Ж- Сея и Д. Рикардо, видевших цель государственной политики в поощрении производства товаров. «Английское министерство,— писал Сисмонди,— старалось из Англии сделать мануфактуру для целого света», а все остальные страны превратить в покупателей своих товаров. Нынешний кризис показал порочность этой политики, а заодно и того учения, на котором эта политика покоилась (1825, кн. 7, с. 318—319). Даже «Журнал мануфактур и торговли», в целом стоявший за поощрение промышленности, в 1846 г. осуждал Англию за «крайности», которые привели к «несоразмерности между промышленными фабриками и земледелием». Англия, по словам автора журнальной статьи, расплачивается ныне за свое «пренебрежение развитием земледелия» и интересами крестьянства. Платой за это пре-
68 Бекетов Ф. Рассуждения о влиянии богатства. М., 1833, с. 7—8.
* 103 *
небрежение является «совершенная зависимость от всякого коммерческого переворота и от потребностей иностранцев»: любая заминка в делах «оставляет целые сотни и тысячи ее жителей без куска хлеба» (1846, кн. 4/6, с. 342, 347). В 1848 г. в связи с новым кризисом русский экономист Клементьев в журнале «Северное обозрение» писал, что в Англии все меры к развитию торговли «не оправдали вполне ожиданий, не доставили ей мира и безмятежного преуспеяния» (1848, кн. 2, отд. 4, с. 61).
Не менее опасной представлялась растущая зависимость Англии от внешних рынков сырья и сбыта. В эти годы Англия пожинала плоды ранней индустриализации, ее товары еще довольно успешно конкурировали с товарами других стран, побивая их дешевизной и качеством. Однако все чаще появлялись признаки, что такое положение не может продолжаться очень долго: другие страны, в особенности европейские, хотя и с опозданием, вступали на путь строительства собственной промышленности и стремились заменить английские товары предметами собственного производства. Правительства этих стран пытались защитить свою молодую промышленность от губительной английской конкуренции. В этой обстановке английский вывоз в другие страны наталкивался на растущие трудности.
В результате перспектива будущего для английской внешней торговли представлялась довольно мрачной. Опасения на этот счет раздавались и в самой Англии. В 1826 г. «Журнал мануфактур и торговли» цитировал высказывание английской газеты «Тайме», которая с тревогой обращала внимание на быстрый рост текстильного производства в Европе и на усилившуюся конкуренцию, которую встречали английские ткани. «Прода-вателей больше, чем покупателей»,— заявляла английская газета, прибавляя: «С ужасом мы предвидим величайший переворот, угрожающий мануфактурной нашей промышленности» (1826, кн. 8, с. 128). Тот же журнал позднее от себя подтверждал это наблюдение: по его словам, Англия «на твердой земле Европы и особенно на германских рынках с каждым годом все более уступает промышленности немецких и нидерландских фабрикантов» (1834, кн. 5, с. 104—105). «Исторический журнал» также обращал внимание на эту тенденцию: «Уже указываются издали признаки важных перемен для пред-
* 104 *
будущего времени, и между ними Наиболее бросаёТсй в глаза успех по части фабрик на Европейском материке и особливо в Соединенных штатах Северной Америки» (1825, кн. 9, с. 197). Создание в 30-х годах германского таможенного союза под главенством Пруссии способствовало усилению этих опасений.
Наблюдение за развитием английской экономики наводило русских публицистов на более общие выводы и размышления. Так, русский экономист Р. Зотов в «Сыне отечества» считал, что пример Англии убедительно доказывает опасность для государства жить одной торговлей, что известно еще из истории Генуи и Венеции. Англия, «держащая в руках своих всемирную торговлю, обращающая грудами золото, производящая неимоверное количество изделий, наводняющая Европу пряностями Ост-Индии и покрывающая все моря своими кораблями, не может похвалиться внутренним благосостоянием и действительною государственною силою». «Кто знает, какую роль в будущем будет играть Англия, если все народы пробудятся от усыпления и захотят жить собственными изделиями?!» Автор усматривал в опыте Англии убедительное доказательство той истины, что «торговля не составляет главной основы могущества державы и благосостояния народа» (1827, кн. 2, с. 174).
Русские наблюдатели видели и другие слабости английской экономики, в частности государственную задолженность. На опасность с этой стороны обращал внимание еще П. И. Сумароков, который подсчитывал, что общая задолженность Англии составляет 800 млн. ф. и в 16 раз превышает годовой доход страны: она не приводит к банкротству только благодаря доверию к правительству, но стоит этому доверию пошатнуться, как «вопиющая нищета испровергнет твердые основания» и приведет страну к банкротству69. «Вестник Европы», ссылаясь на данные французской статистики, указывал, что в расчете на каждого жителя Англии приходится долга в шесть раз больше, чем во Франции (1828, кн. 11, с. 204). Только одни проценты по нему составляют около 30 млн. ф. в год, сообщал «Журнал мануфактур и торговли», подчеркивая тяжесть этого бремени (1829, кн. 2, с. 63). «Нельзя не ужасаться за будущее, когда подумаешь об этом долге»,— писал
69 Сумароков П. И. Указ. соч., с. 350.
* 105 *
«Московский телеграф», цитируя английский источник (1830, кн. 9, с. 370). «Ни одно государство не имеет такого огромного долгу, как она»,—заявлял журнал «Живописное обозрение» и добавлял, что некоторые наблюдатели видят именно здесь главную угрозу будущему страны (1842, кн. 8, с. 331).
Действительно, английский государственный долг достиг в эти годы огромных размеров: только за годы войны с Францией он возрос на 1,5 млрд. ф. ст.70 и продолжал нарастать. Большинство русских наблюдателей были уверены, что это бремя невыносимо и в конце концов раздавит государство, сделает его банкротом. «Журнал мануфактур и торговли» с удивлением отмечал в 1826 г.: «Нет сомнения, что в последние 30 лет богатство Англии, невзирая на чрезвычайные ее расходы в войне против Франции, на ужасное приращение государственного долгу, увеличивалось с непостижимою быстротою» (1826, кн. 7, с. 97). Однако тот факт, что Англия все еще не обанкротилась, не означает, что это рано или поздно не произойдет; все дело во времени.
Такой взгляд на английскую экономику вызывал сомнения в действительном могуществе этой страны: последнее начинало представляться мнимым. «Исторический журнал» в 1826 г. писал, что «пространство и народонаселение Великобритании обманчивы: большая часть их, находясь вне Европы, важна только в денежном и торговом отношении, и вместо подкрепления государства она требует пожертвования сил от самой Великобритании». Что касается Англии, то население ее скучено, и по мере дальнейшего роста под угрозой оказывается его снабжение продовольствием. «Источники богатства Великобритании велики, но государственный ее долг втрое больше французского и гораздо более российского». Сравнивая могущество и прочность Англии и России, журнал приходил к выводу, что первая никак не может равняться с великой континентальной державой. К тому же ненадежно положение Англии и на море, ибо оно в результате введения паровых машин может поколебаться. Главное богатство Англии — промышленность и колонии, но «обладание последними ненадежно», а промышленность встречает растущую конкуренцию (1826, кн. 1, с. 33—34).
Sherwig J. M. Op. cit., p. 17.
Экономический кризис 1825 г. как бы подтверждал эти опасения, отсюда — повышенный интерес к нему русских журналов. По мнению «Сына отечества», кризис показал нереальность богатства Англии: оно заключалось лишь в бумагах, и их обесценение в любой момент сведет все богатство на нет. Реальные богатства, добытые промышленностью и торговлей «перешли посредством чрезвычайных налогов в руки правительства, а оттуда в чужие края», т. е. в займы другим государствам. Банкротство последних, по мнению журнала, «показывает, что мануфактурный и торговый класс также не воспользовались огромными барышами, которые они собрали трудами своими» (1827, кн. 2, с. 186—187). Некоторые русские журналы и публицисты ссылались на тяготы кризиса в Англии для доказательства порочности того курса, которого она придерживалась в отношении своей экономики, развивая промышленность в ущерб сельскому хозяйству. Так, «Вестник Европы» писал: на примере Англии «можно видеть, сколь горькие плоды породила та бешеная страсть к промышленности, которою тщеславятся наши преобразователи» (1825, кн. 5, с. 62—63).
Итак, высоко оценивая богатство Англии и ее успехи в области производства и торговли, русские наблюдатели в то же время высказывали серьезные критические замечания. Мы увидим далее, что на характер этой критики, степень ее резкости оказывала влияние классовая позиция наблюдателя: круги, связанные с сельским хозяйством, были особенно склонны подчеркивать отрицательные последствия английского пути. Для доказательства они постоянно преувеличивали опасности, которыми чреваты «ненормальное» развитие английской промышленности, нарушение «естественного» соответствия между городом и деревней. Они подчеркивали также опасность растущей зависимости Англии от внешнего мира. Оценка английской действительности не была и не могла быть беспристрастной и объективной, она оказывалась в теснейшей связи с борьбой внутри господствующих классов России.
Сторонники промышленных интересов отвергали аргументацию аграриев и их преувеличения. Орган этих кругов, «Журнал мануфактур и торговли», который издавался департаментом торговли министерства финансов, в своем первом номере поместил нечто вроде про-
* 107 *
106
граммной статьи, в которой указывал, что его главная цель — рассказывать русским читателям об успехах в области промышленности как в самой России, так и в других странах. Ныне, говорилось далее в статье, вслед за Англией все европейские государства постигли важность и пользу, которые приносит промышленность, и вступили на путь ее поощрения и развития (1825, кн. 1, с. IX—X). Активный пропагандист промышленного развития Полевой, редактор «Московского телеграфа», в своей аргументации неоднократно ссылался на пример Англии, считая его положительным. Только обращение к фабричной промышленности, писал он, открыло этой стране и другим западным государствам выход из постоянной бедности. «Было время, когда Англия и самая Франция — ближайший предмет нашей подражательности—-терпели десятками лет голод, потери в жителях. И отчего? За недостатком хлеба. Что же впоследствии отвратило сокрушительные бичи и каким пособием сии страны приведены теперь в цветущее состояние? Конечно, промышленностью...» (1829, кн. 11, с. 291).
«Отечественные записки» поддерживали эту аргументацию. По словам публициста Вестмана, английский народ давно понял, что «промышленность сельского хозяйства...не могла долго составлять главную отрасль народного хозяйства», и занялся торговлей, искусством и мануфактурой. Вот почему он стал постепенно оставлять сельское хозяйство — «промысел не столь, по-видимому, выгодный». Ныне ей не хватает своего хлеба, и, однако, значительные площади не обрабатываются. Видимо, англичане считают это более выгодным (1829, кн. 6, с. 22—45, кн. 7, с. 398—399).
Другие авторы также подчеркивали выгоды промышленной деятельности, ее преимущества перед аграрной. «Журнал общеполезных сведений» со ссылкой на французские источники писал в 1834 г., что еще недавно Англия не могла прокормить даже 3 млн. своих жителей, а ныне кормит более 10 млн. человек, причем жители ее лучше одеваются, питаются и живут, чем ранее. Все это результат развития промышленности и машинного производства, которые помогли ей также с успехом вести трудные и долгие войны (1834, кн. 10, с. 296—300). «Одним земледелием государство процветать не может,—утверждал в 1844 г. в «Журнале министерства внутренних дел» публицист П. И. Иванов.—•
* 108 *
Исключительно земледельческий народ среди благословенного изобилия может быть в нищете и среди богатства природы терпеть нужду». Англия, несмотря на обширное народонаселение и жертвы, понесенные в войне с Францией, «не перестает быть государством могущественным и богатым. Что причиной этому, как не процветающая в ней мануфактурная промышленность?» — спрашивал автор и сам отвечал: «И вот рынки Европы завалены ее произведениями, обилие и богатства текут к ней рекой, кораблями ее покрыты моря» (1844, кн. 3, с. 398—399).
Две нации
Л нглийская социальная действительность подкрепля-■**■ ла впечатление о непрочности богатства и могущества этой страны. Острота социальных проблем здесь бросалась в глаза. Еще Сумароков характеризовал английское общество как «смесь единственных богачей и страдающих лазарей. Или погружаются в миллионы, могут купить города, области, или осуждаются влачить жизнь при посторонней помощи, не располагают куском хлеба»". Аналогичную картину рисовал посетивший Англию в 30-е годы публицист Глаголев. «В Англии несколько тысяч владельцев размежевали между собою все земли и урочища и несколько сотен капиталистов овладели всеми грудами сокровищ, оставив всех прочих без домов, без недвижимой собственности и даже без средств существования»72. «Аристократия, купечество, мануфактуристы закапываются в груды золота, утверждал Милютин, бедные поселяне Ирландии умирают с голоду, и Англия покрыта нищими»73. «Что такое есть Англия?— спрашивал Паулович и отвечал.— С одной стороны, огромное богатство и роскошь, а с другой — большой недостаток и бедность»74. В этой стране одновременно «высокая ступень благосостояния,
71 Сумароков П. И. Указ. соч., с. 258—259, 261.
72 Глаголев А. Г. Записки русского путешественника с 1823 по
1827 г. СПб., 1837, с. 164—165.
73 Английский дневник Д. А. Милютина 1841 г.— В кн.: Проблемы
британской истории. М., 1974, с. 214—215.
74 Паулович К. П. Указ. соч., с. 78.
* 109 *
но вместе с тем и великой бедности»,— констатировал «Журнал мануфактур и торговли» в 1846 г. (1846, кн. 2, с. 342).
«Современник» приводил свидетельство американского наблюдателя: «Нигде в Европе не поражает так резко социальное неравенство, как в Англии. Баснословное богатство и утонченное образование высших классов и поразительное невежество низших невольно бросаются в глаза» (1847, кн. 9, отд. 8, с. 34). Наличие этого контраста признавали сами англичане. Буржуазный радикал Дж. Уорд говорил в парламенте в 1839 г.: «Я посетил многие страны, но без колебаний могу сказать, что ни в одном месте земного шара нет такого ужасного контраста между богатыми и бедными классами, как в нашей стране, нигде водораздел между ними не проходит так глубоко, нигде переход не совершается так резко, и ни в какой другой стране крайности богатства и нищеты не находятся в столь ужасном и опасном противопоставлении»75.
Ф. Энгельс, наблюдавший эту картину своими глазами, считал, что«ни одна страна в мире не знает таких вопиющих контрастов между крайней нищетой и колоссальными богатствами»76. На этом основании Энгельс говорил о наличии в Англии не одной, а двух наций. «Буржуазия,—- писал он,— имеет со всеми другими нациями земли больше родственного, чем с рабочими, живущими у нее под боком» 77.
О двух нациях, стоящих друг против друга, говорит Б. Дизраэли в своем романе «Сивилла, или Две нации».
На фоне огромного богатства положение бедняков представлялось особенно тяжелым. Еще Карамзин указывал на то, что в Англии бедность служит предметом презрения. «Здесь бедность делается пороком! Она терпит и должна таиться! Ах! Если хотите еще более угнести того, кто угнетен нищетою, пошлите его в Англию: здесь среди предметов богатства, цветущего изобилия и кучами рассыпанных гиней узнает он муку Тантала!»78 Спустя более чем полвека это наблюдение Карамзина подтверждал Герцен, говоривший, что Англия — «стра-
75 Hansard's Parliamentary Debates. Third Series, Vol. 48, Col. 842.
76 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 5, с, 300—301.
77 Там же, т. 2, с. 356.
78 Карамзин Н. М. Указ. соч., с. 269—270.
* 110 *
на, которая не знает слова более оскорбительного, чем слово beggar (нищий)»79.
Статистика подтверждала впечатления наблюдателей. По подсчетам французского исследователя, опиравшегося на официальные данные, в 30-е годы 0,2% населения Англии, или всего 40 тыс. человек, присваивали 99% национального дохода80.
В то же время, по официальным данным, которые приводил в 1827 г. «Сын отечества», в стране насчитывалось 1,5 млн. человек, существовавших на скудные пособия по бедности (1827, кн. 14, с. 183). «Коммерческая газета», ссылаясь на другие источники, называла цифру в 3 млн. (1832, 30 янв.). В одном только Лондоне, по официальным данным, сообщал «Исторический журнал», зарегистрировано 117 тыс. нищих (1828, кн. 10, с. 18). «Улицы Лондона и всех больших городов заполнены нищими»,— замечал «Журнал мануфактур и торговли» (1833, кн. 6, с. 66).
В состоянии нищеты или на ее грани находилась значительная часть населения. «Московский телеграф», ссылаясь на английского публициста Бартона, считал, что нищие составляют 'Д населения страны (1825, кн. 3, с. 296), а «Московский вестник» полагал, что там «на одного богача есть сто нищих» (1828, кн. 1, с. 115). По различным статистическим подсчетам, в 30—40-х годах XIX в. в общей массе английского населения доля нищих, т. е. людей, живущих частными подаяниями и общественной помощью, составляла от 9 до 16%; заметим, что во Франции она не превышала 5% 8i. Таким образом, в богатейшей державе уровень нищеты был выше, чем в других странах. При этом число нищих возрастало, о чем свидетельствует рост расходов на помощь беднякам. Согласно официальным данным, расходы по этой статье за 20 лет, как писал «Московский вестник», выросли вдвое, а за 40 лет — в четыре раза (1827, кн. 17, с. 25). Русские журналы приводили цифры, подтверждавшие эту тенденцию. В 1834 г. парламент, стремясь сократить эти расходы, принял новый закон о помощи беднякам, который установил более жесткие
79 Герцен А. И. Собр. соч., т. 5, с. 844.
80 Villeneuve-Bargemont A. Economie politique chretienne. P., 1834,
t. 2, p. 123.
81 Thornton W. T. Overpopulation and its Remedies. L., 1846, p. 71;
Villeneuve-Bargemont A. Op. cit., t. 2, p. 3, 78—80.
* 111 *
правила получения помощи82. Это не уменьшило нище гы, но расходы по этой статье стали медленно сокращаться.
Эти факты, становясь известными в России, не могли не производить сильного впечатления. Именно Англия позволила русским понять принципиальное своеобразие социальной проблемы в России и на Западе. Белинский в 1847 г. в письме из Дрездена писал, что только в Западной Европе он «понял ужасное значение слов павперизм и пролетариат». «Бедность есть безвыходность из вечного страха голодной смерти. У человека здоровые руки, он трудолюбив и честен, готов работать— и для него нет работы: вот бедность, вот павперизм, вот пролетариат!»83
Своеобразие английского пауперизма состояло в том, что здесь в отличие от всех других стран Европы и, уж конечно, от России социальный вопрос в сущности совпадал с «рабочим вопросом». Основная масса бедняков в городе и деревне состояла из рабочих и батраков, лишенных всякой собственности. В городе прослойка ремесленников, обладающих орудиями производства, быстро таяла под напором фабрики. В деревне самостоятельное крестьянство фактически уже давно сошло со сцены: фермеры были по существу теми же капиталистами, которые вкладывали свой капитал в землю и прибегали к найму рабочих, из которых состояла основная масса жителей деревни. Часть батраков проживала в коттеджах хозяина и пользовалась клочком его земли, но это лишь маскировало их положение пролетариев. Английский экономист в 1833 г. констатировал: «В настоящее время большинство населения Британских островов состоит из наемных рабочих, то есть людей, которые для своего повседневного существования зависят от заработка, получаемого повседневным трудом; у них нет почти никакой собственности, кроме приобретенной сноровки и физической силы»84. По словам «Вестника Европы», «кроме Голландии, в целой Европе нет земли, где число жителей, питающихся трудом еже-
82 Согласно новым правилам, помощь оказывалась только в так на
зываемых «работных домах», где были созданы невыносимые и
унизительные условия, царили тюремная дисциплина и тяжелый
непроизводительный труд.
83 Белинский В. Г. Поли. собр. соч., т. 12, с. 383—384.
84 Scrope P. Principles of Political Economy. L., 1833, p. 299.
• 112 *
дневной работы, было бы сголь велико относительно ко всему народонаселению, как в Англии» (1825, кн. 8, с. 313).
Русская информация о положении английских рабочих была недостаточно полной. Особенно скудными были сведения о фабричных рабочих — основной массе рабочего класса. Отчасти это объяснялось тем, что фабричная промышленность находилась за пределами Лондона, а русские там, как уже говорилось, не бывали. Тем не менее сведения о наиболее вопиющих фактах эксплуатации все же проникали в Россию. Это, в частности, относится к труду женщин и детей. «Отечественные записки» подробно рассказывали об эксплуатации лондонских модисток (швей): по словам журнала, участь 15 тыс. человек в этой отрасли «гораздо ужаснее, чем негров-рабов на антильских плантациях». В период с апреля по август, когда в Лондоне светский сезон и у них много заказов, они работают по 18 часов в сутки, нередко ночи напролет, чтобы исполнить срочный заказ богатых светских щеголих. Особенно горячая пора наступает в период придворных балов,—-одна швея рассказывала, что работала три месяца подряд по 20 часов в сутки. От этой работы люди нередко слепнут. Живут они при мастерской хозяина, работают здесь же, по 50 человек и более в одной комнате (1843, кн. 2, отд. 8, с. 138).
В русских журналах подробно освещалась работа парламентской комиссии, изучавшей труд женщин и детей в шахтах, и борьба, развернувшаяся в палате общин вокруг закона об ограничении детского труда. Русские журналы публиковали и некоторые материалы об эксплуатации детей на фабриках85. «Московский наблюдатель» приводил в 1837 г. официальную статистику возраста фабричных рабочих, из которой следовало, что в бумагопрядильнях на каждые 100 рабочих было занято трое детей в возрасте от 8 до 12 лет, 9—12—13 лет и 30 — от 12 до 18 лет. В шерстепрядильном деле доля детей была еще выше: на каждые 100 рабочих здесь приходилось 6 детей в возрасте от 8 до 12 лет, 12 — в возрасте 12—13 лет и 30 — до 18 лет. В шелковых мануфактурах мальчики до 12 лет составляли 20% всех рабочих. При этом дети обычно работали на фабриках
85 Сын отечества, 1833, кн. 33; 1850, кн. 7; Журнал мануфактур и торговли, 1833, кн. 4; 1847, кн. 4—5; Отечественные записки, 1843, кн. 2.
* 113 *
с шести утра до девяти вечера (с двухчасовым перерывом на отдых) (1837, кн. 8, с. 543—544). По данным «Отечественных записок», в Ноттингеме, центре кружевного производства, на вязальных машинах, не требующих квалификации, использовали труд совсем малолет-riHX детей, заставляя их работать по 16—20 часов в сутки (1843, кн. 2, отд. 8, с. 138).
В русских журналах приводились сведения о неудовлетворительном питании английских трудящихся и серьезном ухудшении здоровья народа. «Исторический журнал» утверждал, что уровень жизни и питание английских рабочих заметно ниже, чем на материке: «Заработок немногим более, чем на твердой земле, между тем как жизненные припасы в Англии втрое дороже тамошнего» (1828, кн. 10, с. 18). «Журнал мануфактур и торговли» подсчитывал, что ткачи зарабатывают едва одну шестую часть того, что получали 40 лет назад (1826, кн. 8, с. 125). Характеризуя питание английских трудящихся, «Сын отечества» приводил официальные данные, из которых следовало, что на одного рабочего человека в неделю приходилось 122 унции питательных продуктов (унция — около 28 граммов), в то время как ссыльные, ожидающие отправки в колонии, получали в неделю 330 унций (1837, кн. 9, отд. 5, с. 265).
С недостаточным питанием наблюдатели связывали низкий уровень здоровья и высокую смертность рабочего населения. «Московский телеграф» описывал внешний вид рабочих лондонского района Спиталфилд, где было сосредоточено ремесленное производство шелковых изделий. Жители этих кварталов, сообщал журнал, «мелки, тщедушны, изнурены, болезненны». «Непомерная работа и бедность сгибают в Спиталфилде под рав-новременною старостью молодого двадцатилетнего человека, который кажется сорокалетним... Таковы следствия рабочей жизни! Несчастные сгорбились над ткацким станком своим, истинным орудием мучения, которое едва дает им хлеб и уничтожает их с первого возраста» (1833, кн. 17, с. 33—34).
«Журнал мануфактур и торговли» заявлял, что «в классе людей фабричных дознана несравненно скорейшая и вместе сильнейшая смертность, нежели в народонаселении, посвящающем себя одному земледелию». В доказательство журнал приводил данные официальной статистики, которые констатировали, что из каждых
* 114 *
10 тыс. человек в Великобритании до 40 лет доживают в земледельческих округах 4457 человек, а в мануфактурных— всего 3541 (1835, кн. 4, с. 31). «Журнал министерства внутренних» дел приводил еще более яркие данные: из каждой тысячи жителей в Англии до 70 лет в аграрных графствах Йоркшир, Нортумберленд и Вестморленд доживали 250 человек, а в промышленных районах Манчестера и Ливерпуля — всего 63 (1845, кн. 4, с. 524). Эти сведения были взяты из официального доклада Комиссии по изучению положения крупных городов Великобритании. Из того же доклада следовало, что средняя смертность по стране в целом составляла 2,16%, а в городах — 3%.
«Журнал мануфактур и торговли» утверждал, что, как правило, английские рабочие могут рассчитывать на занятость лишь до 45-летнего возраста, после чего их обычно увольняют. В качестве примера приводились две крупные текстильные фабрики в Шотландии, где в 1832 г. из 1600 человек только 10 достигли этого возраста, все остальные были моложе (1837, кн. 7/в, с. 14).
Многие русские наблюдатели связывали с промышленностью, в особенности фабричной, рост преступности в стране. «Вестник Европы», ссылаясь на английские материалы, утверждал, что «в течение одного года более: преступлений замечается в одном графстве Англии, нежели во всех столь обширных землях империи Австрийской» (1825, кн. 5, с. 59—60). По подсчетам «Московского телеграфа», в Англии один преступник приходится на каждые 5 тыс. жителей, т. е. больше, чем где-либо-в мире (1825, кн. 12, с. 413). При этом, как сообщал «Сын отечества», численность преступлений все время возрастала: за 12 лет (с 1812 г.) она выросла более чем в два раза (1827, кн. 2, с. 153), а по подсчетам «Московского телеграфа» — почти в четыре раза (1828,. кн. 2, с. 294—295). Тот же журнал утверждал, что в одном только Лондоне в 1823—1825 гг. совершалось в среднем 2700 преступлений в год, а в 1825—1827 гг.— 3400. Автор статьи, где приводились эти данные, признавал, что в земледельческих округах преступность возросла даже более, чем в мануфактурных, но ответственность за это возлагал в конечном счете на промышленность: «Капиталы были изъяты из земледелия, от того произошло уменьшение занятий и малая плата за работу». Причину роста преступности он усматривал
* 115 *
в усиливающейся нищете народа (1828, кн. 9, с. 139— 140, 144): «Число воров доказывает бедность и нищету низших классов народа Англии» (1828, кн. 2, с. 294— 295). «Главная причина преступности,— вторил ему „Журнал министерства внутренних дел",— постоянно умножающееся число людей без средств к честному существованию, без образования, без работы, без хлеба» (1845, кн. 9, отд. 9, с. 534—535).
Русская пресса внимательно следила и за социальными движениями. Правда, сообщения об этом носили, как правило, отрывочный и несистематический характер, в поле зрения прессы попадали только наиболее крупные факты этого рода. Так, в 1826 г. «Вестник Европы» сообщал о «волнениях и беспорядках» в связи с введением паровых машин (1826, кн. 9, с. 58). «Сын отечества» в следующем году писал о «мятежных волнениях ста тысяч рабочих в больших мануфактурных городах» (1827, кн. 4, с. 41). «В Манчестере,— сообщал в 1829 г. „Вестник Европы",— опять возникли волнения. Работники грозят истреблением всех машин на фабриках» (1829, кн. 6, с. 153). Такие сообщения постоянно фигурировали в русских журналах.
Особенное внимание в России привлекло движение батраков, которое развернулось в конце 20-х годов в ряде аграрных графств Восточной и Юго-Восточной Англии. Протест батраков вылился в поджоги, главным образом скирд и овинов86.
Волнения начались в 1829 г. «Сын отечества» сообщал о тревожных настроениях в среде имущих: под влиянием страхов в графствах Кент и Суссекс «многие зажиточные люди выезжают из сих областей» (1829, кн. 6, с. 57). В 1830 г. движение в деревне усилилось. «Пожары в графстве Кентском не прекращаются,— сообщал летом 1830 г. «Сын отечества».— Они распространились и в Кембриджском и Оксфордском графствах и даже приближаются к столице. Виновники оных суть большей частью работники, которые хотят увеличения платы и понижения арендных цен» (1830, кн. 1, с. 179). Спустя две недели тот же журнал с тревогой сообщал, что «пожары распространяются, к несчастью,
В литературе это движение получило наименование «свинг» по имени мифического вождя «капитана Свинга», см.: Hobsbawm E J Rude G. Captain Swing. L., 1970.
* 116 *
до Кумберленда, на границе Шотландии» (1830, кн. 3, с. 304).
Волнения в английской деревне, в частности поджоги овинов, продолжались ив 1831 г. «С некоторого времени,— сообщал „Сын отечества" в августе,— поджигательства в графстве Кентском сделались весьма часты, несмотря на меры правительства» (1831, кн. 8, с. 244). «Пожары распространяются с ужасной быстротой,— сообщал тот же журнал в 1833 г.— Из Норфолка, Эссекса, Суссекса, Гемпшира и других мест получаются весьма плачевные известия: огромные запасы хлеба, фермы, даже стада делаются добычей пожаров, зажигаемых остающимися без дела работниками» (1833, кн. 4, с. 307).
Из сказанного явствует, что многие русские наблюдатели прямо связывали рост преступлений в Англии с ее социальным развитием, и прежде всего с развитием промышленности. Для правильной реконструкции тогдашних представлений и тогдашнего видения следует принять во внимание также особенности тогдашнего словоупотребления, в частности слова «преступление». Его объем был несколько шире, чем теперь: в эту категорию зачисляли не только всякое нарушение законов по отношению к собственности и властям, но и любое участие в каком-либо действии, нежелательном для властей. В результате под категорию «преступлений» подпадали рабочие волнения и стачки, вообще всякие беспорядки, или, по-тогдашнему, «смуты».
Причисляли сюда и различные факты рабочего движения. В русской прессе появлялось немало сведений о различных фактах этого рода, о попытках организации рабочего класса. Журналы бегло сообщали о попытке создания всеанглийского рабочего союза. В 1833 г. «Сын отечества» опубликовал такую заметку: «10 мая полиция задержала в Боу-Стрите человека хорошо одетого, который продавал революционную книгу под заглавием «Национальный конвент как единственное средство спасения». Человек сей находится, по-видимому, в сношении с Союзом рабочих классов...». Журнал сообщал далее о собрании этого союза, которое состоялось 13 мая и послужило поводом для столкновения с полицией (1833, кн. 5, с. 328).
В России были довольно хорошо информированы о деятельности Р. Оуэна, в особенности в ранний период,
* 117 *
когда он выступал как буржуазный реформатор и филантроп. Отрывочные сообщения о нем появлялись в печати и позднее. В 1829 г. «Московский телеграф» опубликовал статью «О чрезвычайных успехах бумажных мануфактур». Редактор журнала в примечании в этой статье писал: «Благотворное действие фабрик на рабочий класс народа скажется только тогда в полной мере, когда фабриканты восчувствуют обязанность своего звания и вместо того, чтобы содержать работников хуже скота или считать их бессловесными машинами, или же удручать их работами наподобие негров на американских сахарных плантациях, станут подражать примеру почтеннейшего английского фабрикатна г. Овена, который умел свою огромнейшую прядильную фабрику, где занимаются более 2000 работников, сделать не только обильнейшим источником своего благосостояния, но и училищем благонравия и воспитания народного» (1829, кн. 7, с. 13) 87. «Библиотека для чтения» упоминала о деятельности «овенистов» (сторонников Оуэна), которые, по словам журнала, «вообразили, что право собственности есть причина всякого совместничества, и предлагали ограничения, которые отвращали бы значительное накопление богатства, сосредоточение его в руках небольшого числа людей» (1838, кн. 5, отд. 3, с. 74).
С середины 30-х годов в русской прессе появляются сообщения о движении «хартистов» (чартистов), требующих, как выражался один журнал, «окончательной и полной парламентской реформы». «Сын отечества» в 1840 г. сообщал о волнениях чартистов в Бирмингеме и о попытке чартистского восстания в Ньюпорте, где группа чартистов была встречена выстрелами (1840, кн. 1, с. 187—188). В том же 1840 г. журнал дал информацию о суде над участниками восстания и приговоре над ними: пять человек сначала были приговорены к смертной казни, но затем их отправили на каторгу (1840, кн. 4, с. 674—675; кн. 5, с. 206). «Современник» в 1842 г. сообщал о волнениях рабочих под влиянием чартистской агитации в мануфактурных округах (1842, кн. 4, отд. 6, с. 102). К концу 40-х годов русские читатели могли узнать о грандиозной манифестации чартистов в Лондоне. После этого сообщения о чартистском
87 Считаю долгом поблагодарить Я- А. Иванченко, обратившего мое внимание на это примечание.
* 118 *
движении на страницах русских журналов становятся все более редкими и вскоре совсем исчезают.
Поступавшая в Россию информация о положении английских трудящихся и их выступлениях, хоть и неполная, все же давала некоторое представление о далеко не спокойной внутренней жизни этой страны. Вопиющие социальные контрасты, пауперизм и массовые волнения вызывали критическое отношение к самому экономическому развитию Англии. Все чаще раздавались голоса о том, что английский опыт непригоден для России. «Библиотека для чтения», например, заявляла: «Желательно, чтоб ужасный пример бедствий и уничтожения рабочего народа в Англии предостерег другие европейские общества от подобного направления их промышленности» (1835, кн. 5, отд. 7, с. 8—10). «Московский телеграф» утверждал, что Лондон лишь поначалу поражает приезжего своим богатством и величием. «Но вскоре, обратя взоры на бесчисленную толпу, вас окружающую, коей наружный вид не показывает ни величия, ни счастья, вы станете сомневаться, тот ли это самый город, который почитается в Европе самым богатым, самым счастливым» (1826, кн. 12, с. 331).
«Читая часто о новых открытиях, изобретениях и усовершенствованиях в мануфактурных работах,— писал „Атеней",— редко видим, чтобы они улучшали жребий работников, еще реже — чтобы не делали оный тя-гостнейшим... С возрастающей промышленностью, например в Англии, возрастает число бедных, и с заведением новых мануфактур распространяются селения Ботани-бея» (т. е. преступность) (1828, кн. 7, с. 239—240) 88-89.
С «Атенеем» перекликался «Сын отечества»: «Паровая машина есть, без сомнения, одно из полезнейших изобретений нашего времени. Но оно рождает важный вопрос: истинно ли полезна для Англии сия замена рук человеческих в такое время, когда государство обременено излишеством бесполезных и праздных людей, когда немалая часть населения содержится общественным подаянием?» (1831, кн. 4, с. 100). Ту же мысль высказывал Одоевский, признававший, что, конечно, промышленность творит чудеса, но в то же время усиливает нищету и преступность90. Официальные документы, по мнению «Журнала мануфактур и торговли» «ясно дока-
88-89 Ботани-бей — место ссылки в Австралии.
90 Одоевский В. Ф. Соч.: В 3-х т. М., 1844, т. 1, с. 325.
* 119 *
зывают, что бедность, сия страшная Язва гражданского общества, расширяет свои опустошения по мере того, как рабочий класс народа, занимающийся мануфактурами, делается многочисленнее» (1832, кн. 4, с. 28).
Профессор Казанского университета Е. Г. Осокин в «Журнале министерства народного просвещения» тоже говорил, что бедность «увеличивается беспрерывно и параллельно с возрастающим усилением промышленности и гражданской образованности» (1845, кн. 4, отд. 2, с. 78). Таким образом, признавая несомненные успехи промышленного прогресса богатейшей державы мира, в России видели и оборотную сторону такого развития. При тогдашних умонастроениях это укрепляло сомнения в пользе и целесообразности индустриализации вообще. Последняя казалась первопричиной всех социальных бедствий, переживаемых Англией. Бекетов подвергал критике всю экономическую систему, на которой зиждилась английская промышленная политика, усматривая корень зла в неограниченном господстве свободной конкуренции, и делал вывод: «Посему основывать экономию политическую на начале неограниченного совместничества значит усиливать каждого против общества и жертвовать участью человечества современному действию всех прихотей частных людей» ".
«Сын отечества» спрашивал: что дала Англии промышленность? Возросло ли в стране народное благосостояние? «Уменьшилось ли число нищих?.. Уменьшилось ли число преступлений, к несчастью неразлучных с нищетой?». Автор статьи категорически заявлял: «Увеличение деятельности английской промышленности не послужило на пользу производительному классу» (1827, кн. 2, с. 183).
Признав, что Англия «одолжена своим богатством и могуществом своей торговли» механическим изобретениям, М. Михайлов в журнале «Северный архив» указывал, что в то же время они принесли ей «много зол», в частности сократили число работников. «Сие не есть ли во многих отношениях зло, не есть ли одна из причин чрезмерного размножения в Англии бродяг и преступников?» Автор задавал вопрос: что же будет, когда там все будет делаться машинами? (1828, кн. 6, с. 191—192).
81 Бекетов Ф. Указ. соч., с. 26—27.
* 120 *
А такой момент, по общему мнению, приближался. «Журнал мануфактур и торговли» писал: «Нет сомнения, что ручное ткачество в скором времени будет совсем оставлено», как это уже произошло в прядении (1832, кн. 6, с. 47). «Исторический журнал», сообщая о непрерывных изобретениях и усовершенствованиях производства, также считая, что, «может быть, скоро совсем не нужно будет человеческих рук» (1825, кн. 6, с. 186).
Сторонники промышленного развития России отвергали подобные утверждения. «Телескоп» считал, что во всех странах идет прогресс, человеческая жизнь делается все более продолжительной и промышленные города Англии не являются исключением: так, в Лондоне в 1811 г. умирал один житель из 33, а еще в середине XVIII в.— один из 20. Такая же картина наблюдается и в других городах, в частности в промышленном Манчестере (1831, кн. 6, с. 271—280).
«Московский телеграф» категорически утверждал, что «учреждение нынешней мануфактурной системы имело весьма выгодное влияние на здоровье, нравы и образование народа» (1828, кн. 6, с. 151). «Журнал министерства внутренних дел» в доказательство этого приводил результаты медицинского обследования, проведенного в Манчестере и Стокпорте — городах с преобладанием рабочего населения. Оказалось, что 74% обследованных были совершенно здоровы, у 20% состояние здоровья «довольно хорошее» и только 6% были «слабого здоровья». По мнению автора заметки, это опровергает мнение о широком распространении болезней среди английских рабочих (1836, кн. 6, с. 140).
«Журнал министерства внутренних дел» опровергал вообще все предположения о том, что промышленное развитие Англии является причиной ее нынешних трудностей и ей грозит скоро упадок. «Впрочем,— прибавлял автор статьи,— если бы благосостояние Англии и пришло в упадок, то сим не опроверглась бы еще возможность долгого существования промышленности, доведенной до высшей степени совершенства и развития. Англия долго пользовалась своими преимуществами... Пока Англия будет иметь довольно способов сбывать свои произведения, благосостояние ее не подвержено сомнению» (1835, кн. 3, с. 645—650).
Особенно решительно и последовательно спорил с противниками промышленности «Журнал мануфактур и
* UX *
торговли». Отвергая тезис о том, что промышленность ведет к ухудшению положения рабочих, журнал писал: «Чтобы удостовериться в умножающемся благосостоянии среднего класса граждан, стоит только проехать по деревням, посетить лавки, осмотреть мастерские и магазины. Везде найдете удобство; жизнь сделалась доволь-ственнее, приятнее; жилища способнее, красивее. Предметы роскоши, к удобствам жизни служащие, найдете почти во всех жилищах». Автор утверждал, что «состояние низшего класса жителей улучшилось»: в рационе питания вместо ячменя основное место стал занимать белый хлеб, потребление мяса и сахара возросло, мыла ныне покупают почти в три раза больше, чем сорок лет назад (1826, кн. 7, с. 100—102).
Журнал старался рассеять предубеждение против промышленности и подчеркнуть многочисленные выгоды, проистекающие из нее. Одно из ее «благодетельных последствий» журнал, в частности, усматривал в том, что «она может употреблять и самых развращенных и беднейших людей, не требуя от них ни много мастерства, ни большой силы телесной, а только прилежания, точности, честности и хорошего поведения» (1829, кн. 7, с. 12). Тот же журнал возражал против утверждения, будто «большие города истощают народы»: напротив, они «многократ увеличивают народное богатство, способствуя к развитию всякого рода промышленности». На этом основании автор заметки называл большие города «плавильными горнами, в коих приготовляются полезные изобретения и новые улучшения» (1832, кн. 10, с. 3). Журнал также категорически оспаривал мнение об ухудшении здоровья английского народа в результате развития промышленности и о зловещем влиянии промышленности на нравственность рабочих: английские рабочие стали за последние годы опрятнее и трезвее (1832, кн. 7, с. 17—23).
Журнал не раз возвращался к этой теме. Так, в 1834 г. он на своих страницах подробно пересказывал книгу английского публициста лорда Брума, в которой расписывались благодетельные последствия промышленного развития. Некоторые факты последних лет, писал автор обзора,— «умножающаяся бедность в рабочем классе народа, заговоры между мастеровыми» и т. п.— «заставили думать, что причиной тому были машины». «Сочинитель означенной книги опровергает сие ложное
* 123 *
мнение силою убедительнейших доказательств, не оставляющих ни малейшего сомнения в неисчислимой пользе машин как для потребителей разных изделий, для распространения довольства и многочисленных удобств между всеми классами народа, так и в особенности для мастеровых работников». Завершался обзор словами: «Желательно, чтобы чтение сего сочинения распространялось, особенно между промышленными людьми: оно способно искоренить множество предрассудков, обыкновенно встречаемых всякой вновь возникающей промышленностью» (1834, кн. 8, с. 63—64).
«Коммерческая газета» отвечала на аргументы тех, кто связывал с машинным производством рост безработицы. Газета утверждала, что если это и имеет место, то лишь временно: в конечном счете число рабочих не уменьшается, а возрастает. Польза же машины в том, что она освобождает людей от тяжелых работ и увеличивает потребление товаров (1832, 3, 6 февр.). Подобные рассуждения лишь повторяли аргументацию английских апологетов фабричной системы (А. Юра и др.), которые отвергали связь между введением машин и ростом безработицы и пытались теоретически доказать, что в конечном счете машины ведут не к уменьшению, а к увеличению спроса на рабочие руки. К. Маркс называл этот тезис «теорией компенсации»92. Та же «Коммерческая газета» утверждала, что причиной огромной численности бедняков в Англии являются не фабрики и машины, а чрезмерная концентрация земельной собственности (1832, 30 янв.).
Итак, противники и сторонники промышленности в России по-разному оценивали и истолковывали особенности социального развития Англии. Однако и те и другие сходились на том, что все, что переживает эта страна, свойственно только ей. Как заявлял «Журнал мануфактур и торговли», описав некоторые отрицательные последствия фабричного производства в Англии: «У нас, благодаря бога, этого быть не может» (1837, кн. 7/8, с. 14).
На чем покоилось это убеждение? М. Михайлов в журнале «Северный архив» утверждал, что машины повредили Англии только из-за «тесноты», т. е. нехватки территории. Там, где такой тесноты нет и земли доста-
82 Маркс К-, Энгельс Ф, Соч, 2-е изд., т. 23, с. 448—451.
* 123 *
точно, например в России, заявлял автор, промышленное развитие только полезно (1828, кн. 6, с. 201). «Коммерческая газета», рисуя «ужасное положение» мастеровых за границей, усматривала главную причину этого в «дороговизне жизненных припасов». В России, заявлял журнал, они дешевы, а работы много, поэтому положение мастеровых гораздо лучше. Газета доказывала, что кризисы, которые поражают английскую экономику, в России невозможны: «К счастью России, ей неизвестны банкротства, которые, как, например, во Франции, в Англии, в Нидерландах, поражают купечество, проистекая из причин, не зависящих от торговых дел его» (1842, 26 окт.).
Критику английской социальной системы порой пытались использовать для восхваления российских порядков. Правительственный «Журнал министерства внутренних дел» самодовольно заявлял, что такие «зловещие» вещи, как «пауперизм» и «пролетариат», не имеют в нашем языке соответствующих слов (1846, кн. 10, с. 335). «Северная пчела» передавала слова некоего англичанина, который, побывав в России, утверждал, что он «нигде не встречал такого довольства низшего класса народа и так мало нищих, как у нас» (1841, № 216). А редактор «Библиотеки для чтения» Сенков-ский ссылкой на положение «простого народа» в Англии пытался даже оправдать крепостное право. «Крепостная собственность в России,— писал он,—-доставляет то бесценное преимущество, что при ней, по крайней мере в теории, не может и не должно быть ни одного нищего из землевладельческого рабочего класса: каждый человек имеет право на участок земли или на средство к пропитанию от своего природного владельца». Напротив, на Западе рабочие свободны, но и хозяева не несут никаких обязанностей по отношению к ним. «Там нищенство составляет естественное состояние весьма значительной части простого народу» (1842, кн. 10. отд. 7, с. 60). Любопытно, что о превосходстве России над Англией в смысле социального устройства говорили даже такие люди, которых никак невозможно причислить к реакционерам. Например, П. А. Вяземский в письме А. И. Тургеневу, возражая против его критики крепостного права, писал, что в Ирландии «несколько миллионов умирают от голода», а в России, «когда не-
Достарыңызбен бөлісу: |