ТРИЛИСТНИК ПТИЧЬЕГО ПОЛЕТА 4. Темный век (861-960)

В ИСТОРИЮ ВМЕШИВАЮТСЯ ДОЖДИ

Если переселение киданей не вызывает немедленного вопроса: зачем? (ведь большинство историков не ведает очарования степей), то переход в Сибирь требовал объяснения. Кажется на первый взгляд, что здесь нарушение этно-географического принципа, согласно которому народ ищет для поселения ландшафт, сходный с тем, в котором он сложился. Но нет, переселения курыкан совершались по великой реке Лене на плотах, влекомых течением, и оседали курыканы на прибрежных лугах и долинах, окаймляющих прозрачные озера. Однако все красоты северной природы не восполняли потери душистых степей Прибайкалья, уступленных курыканами бурятам, в свою очередь покинувшим еще более сухое Забайкалье [†32].

Вспомним, что тогда же приаральские степи покинули печенеги, а прибалхашские - карлуки. Похоже, что здесь не простое совпадение событий, а какое-то явление общей закономерности, характерной для Центральной Азии в Х в.

Итак, нам известны следствия, но причины неясны. Конечно, проще всего заявить, что шло развитие и народы начали вести себя по-иному. Но ведь точно и бесспорно, что социальное развитие зависит от прогресса хозяйственной деятельности, от технических усовершенствований, а какие могут быть усовершенствования при пастушеском хозяйстве? Форму кнута или аркана менять незачем, Так что же - застой?

И тем не менее изменения происходили, и масштаб их был не меньше, а больше, чем в оседлых, земледельческих странах, если, конечно, мы будем сравнивать равные отрезки времени: например, век с веком. Так принято в естественных науках при сопоставлении функциональных зависимостей, и нет никаких причин отказываться от этого плодотворного метода по отношению к рядам исторических событий, объединенных причинно-следственной связью. Вот на этой базе мы и попробуем решить поставленную проблему.

Аналогом атлантических циклонов в Восточной Азии являются тихоокеанские муссоны, точно так же меняющиеся пути прохождения. Иногда они несут влагу в Монголию, и тогда сужается Гоби, зарастают лесом склоны Хэнтэя и наполняется водой Байкал. Иногда, сдвигаясь к северу, они извиваются на склонах Яблоневого хребта и стекают обратно через Амур, а в третьем случае - орошают Камчатку. Эпохи прохождения муссонов хронологически совпадают с прохождениями циклонов через западные степи. Доказательством этого служит уровень Байкала, на 50% наполняющегося через Селенгу из степной зоны. Он находится в оппозиции к Каспию и совпадает с Аралом и Балхашом [†33]. Несмотря на то что археологические работы вокруг Байкала не ставили себе целью установить исторические колебания его уровня, мы тем не менее можем уточнить эпохи усыхания степей, исходя из того, что нам хорошо известна история Каспия. Благодаря подмеченной закономерности нетрудно сделать вывод, что эпоха повышенного увлажнения степей в IX в. сменилась засухой, закончившейся в начале XI в. За это время произошло выселение из степей на ее окраины тюркских народов и обратное заселение степи приамурскими народами, предками монголов и монголоязычных татар, которые освоив новый богатый район, размножились и усилились.

Рассмотрение исторических фактов в указанном аспекте показывает, что географическая среда, определяющая естественную обстановку, играла колоссальную роль в ходе исторического развития народов лесостепной зоны Евразийского континента и иногда являлась решающим фактором в судьбе могущественных государств. Иной раз таланты и подвиги правителей не могли спасти от гибели их народы, а в других случаях заурядные ханы оказывались в силах поддержать могущество своих орд. Конечно, таланты и мужество вождей при прочих равных условиях имели большое значение, но судьбы народов лесостепной зоны Евразии решали дожди и зеленая трава.

Кроме отмеченного сходства географических условий западной и восточной окраин евразийской степи между ними наблюдается существенное различие, для нашей темы кардинальное: сезонность увлажнения.

На западе, вплоть до Алтая и Тянь-Шаня, характерно почти полное отсутствие осадков летом и влияние атлантических циклонов зимой. Это значит, что летом степь выгорает, а зимой покрывается настолько толстым слоем снега, что скот не может его разгрести. При этом с циклонами связаны частые оттепели, при которых возникает гололедица, и тогда животные гибнут массами. Поэтому кочевники используют степи под весенний выпас, а на лето угоняют скот в горы, где находятся роскошные альпийские луга в долинах между хребтами. На зиму же они заготовляют сено [*59].

Каждая из горных долин принадлежит особому роду, и, следовательно, здешние кочевники большую часть года проводят в своем кругу. Поэтому у них не возникает привычки к широкому социальному общению [*60]. Они всегда уклонялись от объединения в большие орды, предпочитая им союзы племен или родов, и соответственно их роль в мировой истории сводилась к защите от внешних врагов, обороне, которая редко бывает успешной [†34].

К тому же наличие гор, кое-где увенчанных ледниками, склонов, то выжженных горячим солнцем (в зависимости от того, куда повернут склон, к югу или к северу), множество ключей и ручьев создали для саяно-алтайского и тянь-шаньского кочевника исключительно благоприятные условия существования сравнительно с резко континентальным климатом Монголии. Однако пульс истории бился не здесь, а на востоке

В Монголию муссоны приносят влагу летом, а зимой над степью располагается центр огромного антициклона. Зимой стоят ясные солнечные дни и тихая безветренная погода. Слабые ветры наблюдаются только по окраинам антициклона. Снега выпадает столь мало, что скот может круглый год находиться на подножном корму, причем на окраине Гоби выпавший за ночь снег не тает, а испаряется (вследствие инсоляции) на рассвете.

Летом Центральная Азия раскаляется солнцем, и в ней образуется континентальный тропический воздух, но дождей хватает на поддержание растительного покрова, и скот находит себе достаточно пищи даже на равнинах. Стада и пастухи находятся на пастбищах круглый год, встречаясь между собой. Поэтому у восточных кочевников возникает привычка к постоянному общению друг с другом в широких масштабах, и это дает им возможность объединяться и активно отражать натиск оседлых соседей, самым опасным из которых была Китайская империя. Силы Китая превышали силы хуннов в 20 раз, а силы тюрков - в 50 раз, но спаянность и способность к организации кочевников, воспитанные повседневной жизнью, давали им победу над страшным врагом.

Но если так, то отсутствие в степи крупной военной державы означало либо полное отсутствие населения, либо крайнюю его разреженность. Как было показано выше, количество людей в степи лимитируется количеством воды. Значит, то, что в Х в. письменные источники не упоминают никакого государства на территории Монголии, свидетельствует о возникновении здесь пустыни, а как только муссоны вернулись на свое южное направление, в степи начали возникать новые народы и новые державы, история которых была немедленно [†35] зафиксирована соседями. Это случилось в XI в.

Мы замкнули цепь анализа, проделав его двумя путями, и получили единый вывод. Значит, он верен. Теперь наша задача в том, чтобы показать, для чего этот вывод может быть использован.

СОПЕРНИКИ

На этом фоне проявилась сила народов Маньчжурии, для которых уменьшение осадков было скорее благом, так как климат ее достаточно влажен и сокращение паводков и буйной растительности шло только на пользу сельскому хозяйству. Это усиление нельзя рассматривать как абсолютное. Нет, сила маньчжурских племен, объединенных киданьской империей, осталась прежней, а ослабели соперники и враги, благодаря чему Кидань получила возможность претендовать на гегемонию в Восточной Азии.

Наибольшей помехой для киданьской империи было собственное непреодоленное прошлое - племенной быт. Не только приамурские и приморские племена охотников и рыболовов (шивэй, тилэ, уги, чжурчжэни), не только земледельческое население Центральной Маньчжурии (Бохай), но и многие члены киданьского восьмиплеменного союза не понимали необходимости жертвовать жизнью и свободой ради величия династии Елюев. Да и в самой царской фамилии не было единства. После смерти Амбаганя императрица, используя свое влияние на войско (женщины у киданей занимали чрезвычайно высокое положение и имели решающий голос во всех делах, кроме военных), возвела на престол своего любимца - младшего сына Дэгуана [†36], а старший, законный наследник, Дуюй вынужден был бежать к шато, в империю Позднюю Тан, т.е. искать помощи у врага своей страны. Но что ему оставалось делать? Дать себя убить, что ли?

Совсем иное дело сложилось у тюрок-шато. Они одержали блестящую победу в 923 г., использовав последние силы кочевников усыхающей Великой степи. Но на этом степные резервы иссякли, и для того чтобы держать в покорности многомиллионный народ, приходилось привлекать к делам правления собственно китайцев. Мы уже видели, что основатель династии Ли Цун-сюй заплатил жизнью за пристрастие к китайскому театру (актеры становились фаворитами императора и получали государственные должности) и доверие к евнухам-чиновникам. Новый император. Ли Сы-юань, неграмотный, но храбрый, умный и благородный по характеру тюрк, столкнулся не только с той же проблемой, но и с новой, еще более сложной, даже неразрешимой. Шатоские офицеры, назначаемые правителями южных областей, волей-неволей оказывались в китайском окружении и незаметно, мало-помалу начинали себя вести как китайские чиновники, с той лишь разницей, что они не знали даже простой грамоты. Одержать победу было легче, чем ее реализовать.

Господство центральной власти над Южным Китаем было чисто номинальным, но даже таковое было невозможно осуществить. Так, в 927 г. инспектор, посланный для ревизии в Шу (Сычуань), был казнен правителем области, и вслед за тем началось приобретение областных правлений путем применения военной силы, как при феодализме. Воспользовавшись смутой, правитель У (Юго-Восточный Китай) объявил себя императором. Еще опаснее было восстание на северо-востоке, где правитель Ван Ду, страшась отставки, отложился и призвал на помощь киданей, что вызвало открытую войну между шато и киданями, или между империями Поздняя Тан и Ляо.

Шато победили. Мятежник и его союзники были осаждены в крепости Динчжоу. Кто-то из горожан открыл ворота, и крепость пала. Ван Ду сгорел в своем доме, подожженном победителями, а киданьский предводитель сдался, был привезен в цепях в столицу и казнен.

В 929 г. кидани ответили на поражение вторжением в Шаньси, но, потеряв много людей убитыми и пленными, отступили. Шато не могли развить успех, так как снова отпала Шу, где восстали офицеры их собственной армии. Попытка усмирить их окончилась поражением правительственных войск, и война угасла только в 931 г., когда причина восстания - неугодный войскам министр был казнен.

У шато было достаточно денег и людей для обороны, но не для наступления, и они искали мира с киданями. Поэтому в 931 г. они вернули им всех пленных, удержав лишь наиболее доблестного офицера по имени Чже Ла. Но кидани, придравшись к случаю, разгромили северо-восточные области Китая. Тогда император назначил правителем Хэдуна (территории к востоку от излучины Хуанхэ) самого способного шатоского полковника Ши Цзинь-тана, но это обеспокоило губернатора города Ю (Пекин), и он передался вместе с городом и областью киданям в 932 г.

В 933 г. произошло два несчастья: снова отпала Шу, а правитель ее провозгласил себя императором, и умер правитель города Сячжоу [*61] в Ганьсу, оставив малолетнего сына. Император хотел назначить в Сячжоу нового правителя, но город его не принял и выдержал осаду регулярной армии. На помощь к мятежникам из степи пришло 10 тыс. дансянов [†37], которые страшно опустошили страну, разбили танское войско и гнали его, рубя бегущих, до полного истребления. Император вынужден был признать мятежника правителем. Трудно сказать, во что мог вылиться такой невероятный разгром, если бы кидани, видимо обеспокоенные усилением дансянов, не послали против них сильную армию [†38], которая хотя и не достигла ощутимых результатов, но оттянула войска дансянов в степь для защиты своих поселений. Империя Поздняя Тан была спасена, но, увы, своим смертельным врагом.

Тут даже железное здоровье Ли Сы-юаня не выдержало, но как только он заболел, его старший сын ввел во дворец войско, чтобы обеспечить себе престол. На защиту больного выступил его внук Ли Цун-хоу и с помощью верных войск выгнал мятежника из дворца. Во время схватки мятежный принц был убит, а император скончался.

Ли Цун-хоу, вступив на престол, попытался упорядочить управление и для этого перевести некоторых губернаторов на другие посты. Но те привыкли к насиженным местам и отказались повиноваться. Восстание возглавил приемный сын Покойного императора, китаец по имени Ван, получивший при усыновлении имя Ли Цун-кэ. Он имел правление на западной границе, где стояло много войск, обороняясь от набегов дансянов и тибетцев. С этими войсками Ли Цун-кэ двинулся на Лоян, не встречая сопротивления. Как это могло случиться?Прямого ответа или анализа этих событий в истории Китая нет, но вспомним, что лучшие, шатосские войска были сосредоточены на северо-восточной границе под командованием шатосца Ши Цзинь-тана, удерживавшего натиск киданей. А китайские войска видели в претенденте своего земляка. Вот и все!

В 934 г. законный император был взят в плен и удавлен, а повстанец Ван сел на престол. Во главе китайской империи наконец оказался китаец, и вся страна покорилась ему, включая Щи Цзинь-тана и его шатосские войска.

Первое, что сделал новый император, - это было установление слежки за правителями областей. Китайские губернаторы с этими порядками мирились, так как каждый из них знал, что, будь он императором, он поступил бы так же. Но для тюрка такая система казалась противоестественной и невыносимой. Ши Цзинь-тан уведомил Вана, что не считает усыновление действительным родством, и предложил передать власть законному наследнику, сыну удавленного Ли Цун-хоу. Ван в ответ на ультиматум казнил двух сыновей Ши Цзинь-тана, находившихся при дворе, и двинул войска на Хэдун. Тогда Ши Цзинь-тан открыл границу и пригласил на помощь киданей, признав киданьского императора "отцом", что по терминологии того времени, означало отношение подданного к государю. 150 тыс. киданей прошли через укрепленный проход Яймынь, не выпустив ни одной стрелы, и в 936 г. на равнинах Шаньси обратили в бегство китайское войско.

После этого Дэгуан отрезал от Китая 16 округов, в том числе Ю (Пекин), оставил Ши Цзинь-тану 5 тыс. всадников и предоставил ему докончить войну, что тот и сделал. Шато и кидани обложили Лоян, где укрылся узурпатор. Этот последний, чтобы не достаться в руки врагу, сжег себя вместе со своей семьей в своем доме, на чем война и кончилась.

Новая династия получила название Поздней Цзинь, по имени первого княжества, основанного шатосцами после разгрома восстания Хуан Чао. Князьями Цзинь были знаменитый "Одноглазый дракон" Ли Кэюн и его сын Ли Цунь-сюй, пока он не стал, на свою беду, императором. Выбор названия говорит о возвращении к тюркским традициям, в числе коих был союз с киданями против Китая. И тем не менее это не была тюркская империя. Большая часть неокитаенных тюрок-шато продолжала кочевать севернее китайской стены, и подавляющее большинство подданных империи Поздней Цзинь были китайцы. А не считаться с собственными подданными можно, только имея большую силу. Ее-то Ши Цзинь-тан обрел в союзе с киданями, вассалом которых стала его империя.

Таким образом, Кидань стала гегемоном Восточной Азии, но не столько благодаря своей доблести, сколько за счет деморализации южных соседей, оскудения западных и дезорганизованности северо-восточных. Но самым значительным событием этого периода было то, что часть исконных китайских земель, пусть незначительная, попала под власть иноземцев. Это определило ход истории на много веков вперед.

ИМПЕРИЯ ЛЯО

Переходом на сторону врага Ши Цзинь-тан спас свою жизнь, но не более. По отношению к киданьскому Дэгуану он был вассалом, несмотря на приобретенный им пышный императорский титул. Часть правителей областей отказала ему в повиновении, другая, сохраняя внешнюю покорность, плела сети заговоров. Население городов, переданных киданям, возмутилось, но было жестоко усмирено. Однако это восстание предрешало грядущие смуты. В 937 г. Юго-Восточный Китай отложился и его правитель принял титул императора Южной Тан. Теперь уже китайцы воспользовались этим славным именем как знаменем.

В империи Поздней Цзинь царил полный разброд, который был полезен только киданям, занявшим в 937 г. Ляодун и давшим десять лет спустя своей империи китайское название (Железная) Ляо [†39].

Это была поистине железная империя, настолько безжалостная к покоренным народам, что кочевники и китайцы объединились для борьбы с угнетателями. В 941 г. несколько пограничных племен [†40] предложили Ши Цзинь-тану выставить 100 тыс. войска, чтобы напасть на киданей, но получили отказ. Это деморализовало повстанцев, некоторые племена разбежались, а оставшиеся потерпели поражение в 942 г. Однако волна негодования продолжала расти, и после смерти Ши Цзинь-тана вопреки его завещанию его сын был отстранен от престола, на который вступил его племянник Ши Чжун-гуй [†41], немедленно попытавшийся освободить свою страну. Он арестовал киданьского чиновника и киданьских купцов и конфисковал их товары. Это означало войну.

Первое наступление киданей в 944 г. было отражено, но в 946 г. Дэгуан, использовав продажность китайских военачальников, взял столицу Китая - Кайфын [*62] и захватил в плен императора. Недолго думая, он сам взошел на престол, и все губернаторы, за исключением двух, выразили ему покорность. Возвращаясь домой в 947 г., он увел огромное количество китайских пленных, позднее осевших в Маньчжурии и смешавшихся с киданями. Шаванн [*63] и Виттфогеяь утверждают, что "этот монарх основал династию Ляо, поистине китайскую [†42]. По дороге домой он скончался.

Да, с этого времени династия стала как бы китайской. Дэгуан переменил свой костюм на китайское парадное облачение, окружил себя китайскими чиновниками [†43], установил в своей стране порядки, больше похожие на ранний феодализм, чем на старый племенной строй [†44]

[†44] и еще до победы, в 944 г., отказал уйгурскому Арслан-хану в династическом союзе. Как это не похоже на то время, когда основатель империи, Амбагань, объявив в 916 г. благоволение к буддизму, мотивировал это для своих соплеменников так: "Буддизм - не китайская религия" [†45]. Прошло 30 лет - и Кидань выпала из кочевого мира, больше того - она стала ему враждебна.

Но пошло ли это на пользу империи Ляо, не говоря уже о киданьском народе? Как только труп завоевателя был отвезен в Маньчжурию, Китай восстал. На этот раз шато и китайцы объединились, и наместник Хэдуна, Ли Чжи-юань, при активной помощи населения, перебившего киданьских чиновников, разосланных в китайские города, выгнал иноземцев и основал новую династию - Позднюю Хань. Но союз тюрок с китайцами оказался непрочным. В 951 г. китаец Го Вэй низверг сына освободителя, начавшего казнить генералов своего отца, и основал чисто китайскую империю - Позднюю Чжоу. резко враждебную всему иноземному. Остатки шато попытались организовать сопротивление в Шаньси, где создали царство Северное Хань. которое благодаря союзу с киданями продержалось до 979 г., но эта эпопея, равно как и войны между империями Ляо и Сун, сменившей Чжоу в 960 г., относятся к истории Китая, тогда как наша тема будет связана с историей кочевого мира, независимого от китайских влияний.

Отметим некоторые черточки, важные для нашей темы. Во-первых - перестановку сил. В начале Х в. китайцы были против традиций Тан, которые защищали тюрки-шато. Тогда они победили, но четверть века спустя к власти пришли китайцы, потомки Хуан Чао, а шато вернулись в свои старые земли. Вектор истории повернулся на 180 градусов.

Во-вторых - резкое ослабление сил шато и даже их вырождение за два поколения. Пока это было тюркское племя, с боевой выучкой степняков - оно побеждало. Перемешавшись с китайцами, оно не слилось с ними. Императоры из шато принуждены были пополнять свои войска и администрацию представителями местного населения, и в результате образовался конгломерат людей, где немногие тюрки правили, а метисированная прослойка управляла китайским населением. Племенные традиции, конечно, исчезли, и народность, рассредоточившись, превратилась в прокочевническую партию, разумеется, непопулярную в массах народа, но уже малобоеспособную.

И третье, самое важное - китайская реакция на иноземное засилье. Приведем несколько характерных фактов. Го Вэй, несмотря на бурное время, покровительствовал изучению классической литературы, хотя сам был неграмотен. И он же осквернил и разграбил 18 гробниц императоров Тан [†46]. Направление политики ясно. Преемник Го Вэя, Чай Жун, закрыл 30 тыс. буддийских монастырей, оставив только 2694. для престарелых монахов и монахинь [†47], а бронзовые статуи будд переплавил в монеты [†48]. Типичная секуляризация, которой добивался основатель "китайского гуманизма" Хань Юй [†49]! А потом, при династии Сун, эти традиции окрепли и выжали из Китая всю мировую культуру, воспринятую при династии Тан [†50]. И тогда, в конце Х в., буддисты нашли приют в оазисах предгорий Наньшаня и на берегах Ляохэ, а несториане - в Великой степи. Сердца изгнанников ожесточились. Вместо вольнодумных, мечтательных подданных Китай получил неутомимых и непримиримых врагов. Такова была плата исторической судьбы за осуществление единомыслия.

КУШАНЬЕ С ПРИПРАВОЙ

Наше краткое изложение событий имело только одну цель - проследить механизм раскола между китайцами, киданями и тюрками-шато. Но теперь мы можем вернуться к главной линии исследования и посмотреть, как выглядит этот эпизод в подаче китайского историка XX в. Победа киданей, разумеется, приписывается измене полководца, к сожалению, не тюрка-шато, а китайца, который, "бесстыдно обманув солдат, заставил их разоружиться. Скорбные возгласы солдат потрясли всю равнину" [†51]. Так, но что же это за армия, которая будто бы хочет воевать, а потом, плача, сдается малочисленному врагу?

Ну хорошо, дальше еще крепче: "Мощное движение народных масс (которые убивали одиноких чиновников. - Л.Г.) породило страх и смятение в душе Елюя Дэгуана, который, обращаясь к свите, сказал: "Я не знал, что будет так трудно подчинить людей Китая!" В панике он бежал на север, угнав с собой большое количество населения и захватив много имущества..." Начать с того, что спутана хронология событий. Сначала Дэгуаи уехал домой и умер по дороге, а потом вспыхнуло восстание, и именно тогда, когда киданьских войск осталось мало [†52]. Затем, что за "паника", когда победитель возвращается с огромной добычей? Да он только для того и воевал, чтобы ее получить. И наконец, почему он "бежал", когда на самом деле он оставил в Кайфыне наместника? И именно наместника выгнал шатосец Ли Чжи-юань, подлинный спаситель китайского народа, но о нем только сказано: "в это время бывший цзе-души (военный губернатор) Хэдуна провозгласил себя императором в Тайюане". Ну и отплатили же китайцы своему защитнику! Го Вэй, выходец из солдат, ставший генералом, предал и убил сына Ли Чжи-юаня, но о нем сказано, что он "был хорошо знаком со страданиями народа", и дальше панегирик его добродетелям. А то, что он толкнул тюрок-шато в объятия киданей, благодаря чему Китаю пришлось воевать 30 лет, только чтобы вернуть Шаньси, - об этом читатель, может быть, догадается, хотя автором сделано все, чтобы запутать сюжет. А ведь весь текст построен на цитатах из источников. Ну как? Неплохо, не правда ли?

А вот и другая крайность - сухая выжимка сведений из тех же источников. Таковы книги А.Кордье и Р.Груссе [*64]. Как справочник они полезны, но для того, чтобы возникла потребность в справках, необходим интерес к предмету, а он тонет в калейдоскопе имен, дат и фактов. Просто читать эти книги так же трудно, как технический справочник Хютте [*65], да и незачем. Эстетического наслаждения не возникает, память бесплодно утомляется и выкидывает сведения, не нанизанные на какой-либо стержень. Но стоит ему появиться - и сведения становятся в красивые ряды.

Под стержнем я понимаю аспект. Историю героического племени шато можно рассматривать под разными углами зрения. История их побед и гибели - это проблема неслияния разных культур в аспекте гуманитарном, проблема вынужденной смены ландшафта этносом и невозможность вторичной адаптации в аспекте исторической географии, проблема метисации при несходстве психического склада в аспекте биологическом и, наконец, проблема регресса в аспекте философии истории. В любом случае это выход к стыку наук. Но есть и чисто исторический аспект - логика самих событий - например, вторжение врага вызывает сопротивление или бегство, угроза жизни наместника - восстание или измену, ограбление народа - нищету государства, покровительство чужим - недовольство своих и т.д. Исследуемые нами здесь события IX-Хвв. были бедствием той разновидности причинной связи, которую в начале XIX в. именовали "силой вещей" (А.. С. Пушкин), а теперь предлагают назвать "цепной реакцией" (Б.Ф.Поршнев) [*66]. Это - закономерность второго порядка. Накладываясь на закономерность первого порядка - развитие производительных сил и производственных отношений - и суммируясь, эти закономерности образуют ту канву событий, которая является исходным пунктом исторического анализа. Ведь на поверхности явления видны только последствия глубоко скрытых причин. Войны и договоры, законы и реформы, сведенные в синхроническую таблицу, позволяют историку путем сложного анализа сначала вскрыть мотивы событий, а затем синтезировать ход процесса, что будет венцом исторического исследования.

ОПЫТ ПРОСТРАНСТВЕННОГО АНАЛИЗА

Приведенная краткая справка о шато и киданях может показаться лишней, потому что специалисты по истории Дальнего Востока знают и даже просто держат в памяти гораздо большее количество информации, но ведь другие специалисты, историки Ближнего Востока, археологи, тюркологи и даже историки Средней Азии, в отношении истории Дальнего Востока являются, как правило, образованными читателями, и только, как, впрочем, и наоборот. При осмыслении истории Азии и Европы как единого целого полезнее отобрать и привести нужные данные, чем адресовать читателя к редким, толстым книгам, которые он не всегда может найти и прочесть. Равно не следует заставлять его самого делать выборку из калейдоскопа событий, потому что для этого нужны профессиональные навыки, а они у разных специалистов различны. Поэтому хотя краткий очерк образования киданьской империи сам по себе не является исследованием, но в общем плане нашей темы это один из краеугольных камней воздвигаемого здания.

Вторая необходимая опора - это западная граница кочевого мира [*67]. Но здесь наша задача проще, ибо читатель будет встречать знакомые имена, привычные места и события, о которых он не мог не слышать с детства. Нам остается только напомнить о них да расположить их в нужном порядке для того, чтобы "белое пятно" истории сузилось до предела. Для начала напомним, что главным врагом кочевников был так называемый "мир ислама", невольным союзником - Византия, а объектом их вторжений - латино-германская Западная Европа, и особое место занимала языческая Русь. Попробуем разобраться в этом калейдоскопе путем применения панорамного метода.

В то время когда Хуан Чао потрясал устои династии Тан, а дансяны, шато и кидани еще робко ютились по границам некогда грозной империи, рухнула мощь Аббасидского халифата. Турецкие гвардейцы в Багдаде меняли халифов по своему произволу, атаман разбойничьей шайки Якуб ибн-Саффар захватил восточные области Ирана и диктовал условия наместнику пророка, в низовьях Междуречья восстали рабы, привезенные с невольничьих базаров Занзибара (зинджи), а греки перешли от обороны к наступлению и отняли у мусульман Малую Азию. Тогда же двинулись из Семиречья на юг карлуки и в 861 г. взяли Кашгар. А на западе развалилась империя Карда Великого, сначала на три королевства: Францию, Лотарингию и Германию, а затем на десять и продолжала дробиться. И на фоне этого распада выросла папская власть, противопоставив себя византийскому императору: папа Николай I отлучил от церкви патриарха Фотия, чем положил начало расколу между Западом и христианским Востоком.

Прошло 20 лет. Империя Тан пала, а восемь киданьских племен объединились. В это время на Ближнем Востоке зинджи были уже перебиты, но против халифата выступили бедуины Бахрейна - карматы, взявшие под свой контроль всю Аравию и Сирию. А в Средней Азии вместо разбойников Саффаридов создалась мощная держава Исмаила Самани, лояльная халифу, но по существу независимая [*68]. Она сумела остановить натиск "неверных тюрок" на Среднюю Азию, но этого не смогли сделать европейцы. Мадьяры проникли в Паннонию (895) и вскоре превратили ее в Венгрию. Печенеги, проиграв войну с гузами, пробрались в причерноморские степи (889) и дошли до устьев Дуная (900). Византия героически отражала натиск болгар, а Западная Европа стала объектом набегов норманнов и венгров, причем последние дважды доходили до Испании. Тогда лишены были власти бездарные Каролинги и за дело обороны взялись феодалы, которым показал пример Эд, граф Парижа, отстоявший город от норманнов (886).

А в те годы, когда киданьский Дэгуан создал империю Ляо и посадил на престол Китая своего клеврета (936), на западной окраине степи, вокруг Черного моря, развернулась жестокая война развалившегося халифата и окрепнувшей Византии. Греки вели планомерное наступление на арабов и отобрали у них Самосату, Малатию и западную Армению. Но мусульмане сумели ответить ударом на удар: они обрели новых союзников. Обращенные в ислам волжские болгары [*69] (922) и иудейское правительство Хазарии, связанное с Передним Востоком торговыми узами, обеспечили мусульманам приток доходов в виде ценных мехов из лесов Биармии, или Великой Перми. Около 932 г. Хазария вступила в войну, принудив алан отречься от православной веры. В ответ на это византийский император Роман Лекапин начал преследование евреев в Византии, и они массами выселились в ту же Хазарию. Русь, где княжил в 912 г. Игорь, выступила на стороне Византии, но уже в 915 г. хазары натравили на Русь печенегов, а около 940 г. русский воевода Хельгу, пытавшийся захватить крепость Самкерц (Тамань), был принужден капитулировать перед превосходящими силами хазарского правителя Песаха [*70]. Русские были отпущены при условии заключения военного союза против греков [†53], к этому же хазары принудили и печенегов. Однако в 941 г. поход Игоря на Константинополь кончился полным поражением, а второй. несмотря на печенежскую помощь, захлебнулся.

Можно думать, что на Руси тогда не было единого мнения по поводу внешней политики, потому что одновременно с походами Игоря какая-то русская дружина проникла по Волге через Хазарию и разграбила город Бердаа в Азербайджане. Этот поход тоже не принес русским ни богатства, ни славы. Эпидемии унесли много жертв, а уцелевшие были вытеснены мусульманскими войсками. Однако пройти в Каспий русские могли только с позволения хазар. Поэтому следует признать, что в 40-е годы Х в. гегемония в Восточной Европе принадлежала правительству Хазарии.

Предполагаемая нами интерпретация событий расходится с общепринятой, сформулированной С.М.Соловьевым, опиравшимся на умолчание летописца о столкновениях Хазарского каганата и русского княжества Олега. Чуткий историк обратил на этот пробел в цепи событий специальное внимание, но, не имея достаточно фактических данных, предположил, что печенежская угроза связала силы Хазарии [†54]. Теперь, при наличии сводной работы М.И.Артамонова, стало ясно, что первую войну с хазарами русские проиграли [†55]. Вот потому-то дружинники Игоря стали жаловаться князю на свою бедность и вынудили его на самоубийственный поход в древлянскую землю в 946 г.

Тяжелое положение молодого Киевского княжества выправилось только к 957 г., когда Ольга восстановила союз с Византией, приняв крещение и став крестницей самого императора Константина Багрянородного. После этого в византийской армии появились русские отряды, сражавшиеся в 960-962 гг. на Крите и в Серии, а сама Русь собралась с силами для борьбы с Хазарским каганатом. Но удача улыбнулась русским воинам в 60-х годах Х в., а до этого был нелегкий период, о котором летописец предпочитал говорить уклончиво.

Расстановка сил менялась во всем мире. Началось усиление Европы. Германский король Оттон I разбил на Лехе венгров (955), после чего началось наступление европейцев на мир.

А кочевники? Они по-прежнему стремились к окраинам степи, чего бы им ни стоило, ибо степь иссыхала. Не будучи в силах прорвать оборонительные линии, сооруженные Саманидами в Средней Азии, они начали принимать ислам, чтобы быть допущенными в области, где еще была вода. Сначала это были туркмены-сельджуки, затем карлуки (960) и, наконец, племя ягма (около 1000). Точно так же рвались печенеги к великим рекам Днепру и Дунаю, потому что за их спинами ширилось великое безмолвие пустыни, поглощавшей степные травы и засыпавшей песком ручьи.

Вот почему молчат летописцы Х в. о событиях в центре континента. Там долгое время не происходило событий, а когда они начали совершаться снова, то немедленно попали в хроники и географические трактаты. Но это уже новая эпоха, и о ней речь впереди.

жүктеу/скачать 2.9 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: