Турсун Султанов Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть

Когда Темучин стал всемонгольским ханом, традиция, по которой его род обменивался невестами с кунгратами, была официально узаконена. Был издан императорский указ Чингиз-хана, где, согласно «Юань ши», говорилось: «Когда в роде хун-цзи-ла (кунгират) рождаются девочки, они из поколения в поколение становятся императрицами; когда рождаются мальчики, они из поколения в поколение женятся на принцессах. Пусть непрерывно из поколения в поколение объявляют этот жалуемый указ в первую луну четырех времен каждого года» (цит. по: Мэн‑да бэй‑лу, с. 152, прим. 212).

Как показывает обзор генеалогической истории, кунграты сохранили за собой роль брачных партнеров мужских потомков Чингиз-хана на всем протяжении существования династии Чингизидов, и девушки этого племени были главными женами большинства монгольских ханов и принцев крови. Востоковед Ю. А. Зуев предлагает именовать кунгратов хатунским племенем в составе династийной коалиции монголов. С этим предложением следует согласиться.

Для обозначения наложниц Чингизидов и других знатных лиц монгольских улусов в мусульманских источниках обычно употребляется слово кумма (мн. ч. куммайан) и очень редко слово суррий (мн. ч. суррийат). Наложницами были обычно девицы-красавицы двух категорий: собственно монгольские девушки и юные пленницы из покоренных монголами народностей. Так, согласно предписанию Чингиз-хана, которое соблюдалось и его наследниками, по всей Монголии в начале каждого года (а иногда каждые два или три года) по племенам производили набор наиболее красивых девушек для самого государя и для принцев крови. После каждой победы в походах военачальники, выбрав луноликих девушек, захваченных в полон, приводили их к государю. Девушки, которых государь не пожелал оставить для себя, раздаривались его женам (хатунам) или раздавались его родственникам и придворным (Джувайни, изд., Т. 1. С. 24; Рашид-ад Дин. Т. 3. С. 209–210)³.

Статус наложниц не был, однако, неизменным. По истечении какого-то времени наложницы хана, как водится, выдавались замуж, например, за эмира или другого сановника, а отдельные наложницы становились женами самого государя. Этот акт перехода кумма в ранг хатун в средневековых мусульманских источниках описывается обычно так: такой-то наложнице «возложили на голову бугтак, и она стала хатун». Бугтак – головное украшение замужних женщин; оно подробно описано в донесениях Иоанна де Плано Карпини и Вильгельма де Рубрука, а также в книге Ибн Баттуты⁴.

В «Тарих-и Джахан-гушай-и» Джувайни (закончена в 1260 г.), в разделе «Сыновья Чингиз-хана», говорится, что старшей женой (хатун-и бузургтар) Чингиз-хана была Йусунджин-беки (в тексте источника ошибка: старшей женой Чингиз-хана была Борте-хатун), и утверждается, что, «по монгольскому обычаю, ранг детей от одного отца определяется в соответствии со степенью их матерей, так что детям старшей жены предоставляется определенное преимущество и первенство» (Джувайни, изд. Т. 1. С. 29).

Действительно, четыре сына Чингиз-хана, которые родились от его старшей жены Борте-хатун, пользовались большим почетом, чем остальные его дети; внук Чингиз-хана Хубилай (правил в 1260–1294 гг.) имел двенадцать сыновей, но из них влиятельнее были те четверо, матерью которых была Чабун-хатун, старшая жена Хубилай-хана. Есть и другие примеры, подобные приведенным.

Тем не менее не следует, видимо, генерализировать цитированное утверждение Джувайни: каждый такой случай различения ранга детей от одного отца имеет, как показывает исторический материал, свое объяснение (в частности, вопрос о рангах детей Чингиз-хана будет рассмотрен дальше). Степень матерей, конечно, определяла положение их детей. Но такое правило сохраняло свою силу лишь до той поры, пока были живы их матери, да и степень матерей подчас резко менялась за супружескую жизнь. В целом же в монгольском обществе и, соответственно, в жизни Чингизидов действовало правило, согласно которому дети наследовали положение отца и отец сам определял степень своих детей. Эта особенность отмечена в донесении Иоанна де Плано Карпини, причем сведения получены им от людей, хорошо знавших монгольские обычаи: «Между сыновьями от наложницы и от жены нет никакой разницы, и отец дает каждому из них, что хочет. И если он из княжеского рода, то князем является и сын от наложницы, так же как и сын от законной жены» (LT, IV. 9)^[1].

Это правило в целом сохранялось на всем протяжении существования царского дома Чингиз-хана в Азии, и сыны Чингизидов, рожденные от наложниц, и их мужские потомки с полным правом ввязывались в борьбу за власть и часто вступали на престол. Примеров тому в источниках много, но мы приведем только два рассказа.

У Джучи, старшего сына Чингиз-хана, было много жен (хаватин), пишет автор генеалогического сочинения «Муизз ал-ансаб». Наложниц (куммайан) же у него было бесчисленное множество, но поименно известны только две: «одна – Карачин-хатун, мать Бувала, а другая – Кагри-хатун из племени меркит, мать Тука-Тимура» (Муизз ал-ансаб, л. 18а). Примечательно здесь то, что сын кумма (наложницы) Тука-Тимур вкупе со своими сводными братьями Орда-Иченом, Бату, Берке, Шибаном и другими, рожденными от главных восьми жен Джучи-хана, не только принимал активное участие в создании государства Джучидов в Дешт-и Кипчаке и в решении других общеимперских дел своего времени, но впоследствии его потомки стали правителями в Золотой Орде, а затем в Крыму и Средней Азии; и эта ветвь династии Чингизидов получила в мусульманских источниках наименование ханедан-и Тукайтимурийан – «династия Тукайтимуридов» (Бахр ал-асрар. Т. 6. Ч. 3, л. 122б).

Ханы, правившие в Моголистане (Семиречье и Восточный Туркестан) и в Яркендском ханстве с середины XIV в. и до конца XVII в., были потомками Чагатаида Туглук-Тимура, матерью которого была наложница (подробнее см. Раздел II, глава 4).

Итак, все дети Чингизидов, как рожденные от супруги (хатун), так и прижитые от наложницы (кумма), считались законными и получали долю наследства в соответствии с порядком их рождения (старший сын, младший сын). Это положение важно для нашей темы, и мы еще вернемся к нему при рассмотрении вопроса о практике престолонаследия. Что же касается особого ранга сыновей Чингиз-хана от его старшей жены Борте, о чем пишет Джувайни, то это объясняется как важной ролью Борте-хатун в жизни Темучина – Чингиз-хана, так и деятельностью ее четырех славных сыновей.

Согласно официальной монгольской хронике 1240 г., Есугей-бахадур просватал Борте, дочь Дай-Сечена из племени кунграт, за своего старшего сына Темучина, когда тому было всего девять лет. По старинному монгольскому обычаю, Темучин в качестве жениха прожил в семье своей десятилетней невесты Борте какое-то время. Вскоре Есугей-бахадур погиб, но, несмотря на трагическую перемену в положении семьи жениха, Дай-Сечен выдал за Темучина свою дочь.

Испытывал ли Темучин любовь к Борте, мы не знаем. Но в течение всей долгой супружеской жизни встреченная еще в детстве Борте оставалась не просто первой женой, но и неизменно старшей женой Чингиз-хана, и он всегда относился к ней с чувством глубокого уважения и особой привязанности. В источниках Борте изображена как мудрая ханша и воспитательница; она, по словам самого Чингиз-хана, всегда «говорила дело».

Борте родила от Темучина четырех сыновей и пять дочерей. Имена ее сыновей: Джучи, Чагатай, Угедей, Тулуй. Согласно Рашид ад-Дину, от других жен у Чингиз-хана было еще четыре сына, а именно: Кулкан, Джаур, Джурчитай и Орчакан; последние три сына скончались в детстве и у них не было детей; у Кулкана было четыре сына, а сам он погиб от боевых ран осенью 1237 г. (по другим данным, в январе 1238 г.) во время похода монголов на русские княжества при осаде Коломны. Чингиз-хан установил Кулкану «степень (мартабэ) четырех упомянутых старших сыновей»; однако судьба детей Чингиз-хана сложилась так, что «людьми особо авторитетными» и наиболее известными стали именно четверо его сыновей от кунгратки Борте (Рашид ад-Дин. Т. 1. Кн. 2. С. 68–72; Т. 2. С. 38–39).

Ни один из них не унаследовал высоких дарований отца, но все четверо были людьми небездарными, дельными, энергичными. «Эти четыре сына Чингиз-хана, – сообщает автор «Джами ат-таварих», – были умны, исполнены достоинств и совершенны, отважны и мужественны, ценимы отцом, войском и народом. Государству Чингиз-хана они служили как четыре основных столпа. Каждому из них он уготовил государство и их называл четырьмя кулуками, а кулуками называют тех из людей, коней и прочих, которые выделяются, превосходят других и стоят впереди» (Рашид ад-Дин. Т. 1. Кн. 2. С. 69–70).

После покорения государства хорезмшаха (1219–1224) Чингиз-хан выделил каждому из «четырех кулуков» особые земли, «называемые йуртом». В исторической литературе розданные Чингиз-ханом земельные владения с населением принято именовать уделами или улусами. Степень отдаленности улусов соответствовала при этом возрасту влиятельных сыновей; оттого Тулую, младшему из четырех сыновей от старшей жены Борте-хатун, был назначен коренной йурт Чингиз-хана – Центральная Монголия, а также 101 тысяча из 129 тысяч человек монгольской регулярной армии. Свою долю наследства Тулуй получил лишь после смерти отца. Завоеванные территории к западу от Монголии были поделены между тремя старшими сыновьями. Угедею, третьему сыну Чингиз-хана от его старшей жены Борте, были назначены Западная Монголия с Тарбагатаем. Владения Чагатая, второго сына Чингиз-хана, включали Восточный Туркестан, большую часть Семиречья и Мавераннахр (междуречье Амударьи и Сырдарьи). Улус старшего сына Чингиз-хана, Джучи, занимал земли к западу от Иртыша и от границ Каялыка (в Семиречье) и Северного Хорезма до Нижнего Поволжья, т. е. все нынешние Казахские степи⁵⁶.

Мусульманских авторов XIII в., писавших о монголах, больше занимал феномен внезапного появления на исторической арене ранее неизвестных монголов, история быстрых и обширных завоеваний, а вопросы генеалогии монгольских ханов не получили у них достаточного освещения. Сказанное в полной мере относится к современникам монгольского нашествия на мусульманские страны – Ибн ал-Асиру и ан-Насави, писавших по-арабски. Много путаницы в этом вопросе и у персоязычных историков XIII в. Так, например, Джузджани в своем «Табакат-и Насири» (составлено в Индии в 1260 г.) ошибочно утверждает, что у Туши (т. е. Джучи, старшего сына Чингиз-хана) было четыре сына: старший по имени Бату, второй Чагата (так!), третий Шибан, четвертый Берке (The Tabaqat-i Nasiri. Vol. 1, p. 379). Иранский историк Джувайни, составивший между 1253–1260 гг. свой знаменитый «Тарих-и джахангушай», также приводит неточные и неполные сведения: у Туши, пишет он, было семь сыновей: Бамхал, Хорду, Бату, Шибакан (так!), Тангут, Берке и Беркечар (Джувайни, изд., Т. 1. С. 221–222). И у Джузджани, и у Джувайни перепутаны также имена главных и старших жен Чингиз-хана, действительное количество детей, порядок рождения его внуков и т. п.

Как передают достойные доверия повествования, пишет Рашид ад-Дин, у Джучи-хана «было около сорока сыновей и от них народилось несчетное количество внуков, но из-за дальности расстояния [Ирана от Улуса Джучи] и из-за того, что не нашлось ни одного знающего человека, все их потомки не выявлены и не установлены в точности». После этих слов в «Сборнике летописей» приводится «памятка» о тринадцати сыновьях Джучи и их известных потомках (Рашид ад-Дин. Т. 2. С. 65 и сл.). В «Муизз ал-ансаб», генеалогическом сочинении, составленном при дворе Тимуридов в 1426 г., приведены имена восемнадцати сыновей Джучи-хана (Муизз ал-ансаб, л. 18б). У Чагатая было восемь сыновей. Угедей имел семерых сыновей. У Тулуя, четвертого сына Чингиз-хана, было десять сыновей. У пятого сына Чингиз-хана по имени Кулкан, который родился от Кулан-хатун, дочери предводителя племени меркит, было четыре сына.

Таким образом, общее число мужских потомков Чингиз-хана достигло к концу его жизни, т. е. к 1227 г., примерно ста человек – это его пятеро сыновей, не менее сорока взрослых внуков и много дюжин подрастающих правнуков. История Монгольской империи после смерти ее основателя сложилась, однако, так, что только первые четыре сына Чингиз-хана от его старшей жены Борте, его «четыре кулука», стали родоначальниками царевичей и государей чингизидских улусов, т. е. прародителями алтан уруга («золотого рода»). Вот как это обстоятельство воспринято разведывательной миссией францисканцев 1246 г. Брату Иоанну известно о сыновьях Чингиз-хана следующее: «Имел он четырех сыновей. Одного звали Оккодай, второй звался Тоссук-хан, другого звали Чаадай, а имени четвертого мы не знаем. От этих четверых произошли все монгальские вожди» (LT, V. 20)^[2]. Имя Тулуя осталось неизвестным францисканцам в силу монгольского запрета называть и использовать имена умерших людей. Тулуй умер в 1232 г.

Из потомства братьев Чингиз-хана только потомки Хасара (Джочи-Касара) получили права царевичей; остальные вошли в состав аристократии (Рашид ад-Дин. Т. 1. Кн. 2. С. 51). Известен случай, когда в 1336 г. на престол Табаристана (область на южном побережье Каспийского моря) был возведен потомок Хасара, по имени Тога-Тимур (Муджмал-и Фасихи, с. 62; Хамдаллах Казвини, с. 101, 137). Однако в действительности даже в самой Монголии на потомков Хасара смотрели косо, «как бы не совсем признавая, порой, их равноправными настоящими тайджи (царевичами)»⁷⁸.

Словом, с позиции политического сознания той эпохи, настоящими представителями алтан уруга были только Джучи, Чагатай, Угедей, Тулуй и их мужские потомки, рожденные как от законных жен, так и от наложниц или служанок. По мере естественного роста числа царевичей, дробления алтан уруга и распада империи образовалось несколько параллельных династий Чингизидов – династия Джучидов (правила в Золотой Орде), Чагатаидов (правила в Средней Азии и Восточном Туркестане), Хулагуидов (правила в Иране) и династия Юань (правила в Монголии и Китае).

В самой Монголии и в восточных областях Монгольской империи царевичей дома Чингиз-хана именовали кобегун, со времени монгольской династии Юань (1260–1368) – тайджи, словом, взятым из китайского языка⁹.

В западных улусах Чингизидов для обозначения принцев крови употреблялись совсем иные слова и титулы. В сочинениях мусульманских авторов XIII – начала XIV вв. первые Чингизиды обычно именуются шахзаде, падишахзаде («царский сын») или просто персидским словом песар (букв. «сын»), а для обозначения представителей династии Джучидов, Чагатаидов и Хулагуидов третьего, четвертого и последующих поколений употребляется уже тюркское слово огул или оглан (букв. «сын», «ребенок»), которое обычно ставится только после собственных имен принцев. С XIV в. наиболее употребительным титулом каждого представителя династии становится слово султан. Для нашей темы важно отметить, что в государствах Джучидов и Чагатаидов султанами называли и принцев крови, и принцесс; причем титул султан ставился как перед собственным именем его обладателя, так и после него.

Чингизиды составляли замкнутое высшее аристократическое сословие и своим юридическим положением резко выделялись среди остального населения страны, где они представляли правящую династию. Право быть провозглашенным ханом сохранялось только за представителями «золотого рода», для которых это право в силу его наследственности превратилось как бы в естественно присущий им атрибут. Только «золотой род» давал инвеституру новому хану и принимал от него присягу. Только для представителей «золотого рода» и немногих вельмож был открыт доступ к Великой Ясе Чингиз-хана (собранию законов и приказов) и к Алтан-дафтар – «Золотому свитку» (официальной истории ханского рода Чингизидов), которые хранились в ханской сокровищнице (ни Великая Яса, ни Алтан-дафтар не сохранились до наших дней в полном объеме и известны лишь в пересказах и по упоминаниям). Представителя ханского рода можно было предать наказанию только с общего решения царевичей, и творить суд над Чингизидом мог только сам хан или старший в роде. Свои права и привилегии Чингизиды приобретали по праву рождения независимо от экономических обстоятельств, а также нравственных, умственных и физических качеств того или иного лица. Словом, Чингизидом можно было только родиться. Родство по женской линии с «золотым родом» не делегировало зятю никаких прав и привилегий Чингизидов, кроме почетного титула гурган – «зять ханского рода».

Чингизиды сохранили за собой свои особые права и сословные привилегии на всем протяжении существования их царского дома в Азии. Например, в XVIII–XIX вв. в Казахских ханствах, где сохраняли свою силу традиции и принципы политической идеологии степной государственности, султаны, представители политической элиты, не несли никаких повинностей, кроме военных. Все Чингизиды казахских улусов имели единую тамгу (знак собственности) и один особенный уран (пароль), выражаемый словом аркар; простой народ – кара-суйек – не мог использовать этот уран. Другие привилегии султанов перед другими членами общества заключались в том, что они были избавлены от телесных наказаний и не подлежали суду биев (родоначальников). Простые люди в разговоре не могли называть их по имени, но вместо имени должны были употреблять слово таксыр (господин). При встрече с султаном всякий простолюдин сходил с лошади и, становясь на одно колено, приветствовал его. Султан в ответ на приветствие клал ему на плечо свою руку и отвечал: аманба. Таким же образом поступали и в юртах. Одним из внешних признаков султанского достоинства считалась белая кошма. На общих собраниях и во всех остальных торжественных случаях все представители белой кости – султаны, саййиды и ходжи – садились только на белые кошмы. Если простолюдин присваивал себе из тщеславия титул султана, то подвергался наказанию от 15 до 30 ударов нагайкою. Если же человек черной кости, выдавая себя за носителя султанской крови, женился на султанской дочери или на другой его родственнице, то подвергался наказанию, выражавшемуся в выплате полного куна, как за убийство мужчины¹⁰.

Важно отметить, что при этом султаны казахских улусов не относили себя ни к одному из тюрко-монгольских племен, ни к одному из казахских жузов, не разделялись на колена. Они были только представителями правящей династии и продолжали составлять замкнутую сословную организацию еще в начале XX в.

Совсем по-другому сложилась этническая и политическая судьба кочевых родов и племен Монголии, которые в полном составе или отдельной частью переселились в эпоху великих завоеваний в западные улусы Монгольской империи. Точных статистических данных о численности монголов, поселившихся в Улусе Джучи, Чагатайском улусе и в государстве Хулагуидов, нет: разные исследователи приводят разные цифры¹¹. Уверенно можно утверждать лишь одно: в каждом из названных выше трех западных улусов оказалось несколько десятков тысяч монголов. С течением времени они приняли язык и веру народов покоренных ими стран и ассимилировались в их среде. Насколько известно, из потомков монголов, пришедших на запад при Чингиз-хане и его преемниках, только две небольшие группы сберегли свой язык до новейшего времени – это афганские монголы в составе хазарейцев и толмукгунцы в Кукунорской области. Данные источников позволяют исследователям сделать вывод о том, что особенно интенсивно процесс слияния монголов с местным населением и образования новых этнических общностей шел в Кипчакских степях.

Мы не будем рассматривать вопрос о влиянии монголов на строй местной жизни покоренных ими стран; эта проблема с той или иной степенью полноты рассмотрена в трудах академика В. В. Бартольда и других авторов. Для нашей темы достаточно отметить, что в политической жизни покоренных монголами стран довольно скоро и прочно укрепилась государственная идея, согласно которой хан – только Чингизид, т. е. право Чингизидов править, о котором говорилось выше, вошло в состав политического обычая, получило общее признание. В этом отношении весьма показательно, что даже в XIX в. в Средней Азии и Казахстане происхождению от Чингиз-хана и титулу султан придавалось такое же значение, как и происхождению от пророка Мухаммада и званию саййид. Об этом звании следует сказать особо.