Учебное пособие для студентов всех специальностей и направлений ульяновск Улгту 011 (075)

106 
групповой эгоизм блокирует усилия по социальной консолидации общества, созданию 
эффективного государства и продвижению по пути социальной модернизации. 
Поворот к институционализации социального порядка, повышению роли государства 
в экономической, социальной сфере, который характеризует последнее пятилетие 
российской жизни, осуществляется в условиях сопротивления со стороны различных групп, 
действующих по правилам группового эгоизма. Внедрение правовых норм, рациональное 
функционирование социальных институтов и стремление ограничить или нейтрализовать 
искажение социальных практик вызывают негативную реакцию, связанную с потерями 
социальной преференции, издержками социальной ответственности и законопослушания. 
Возникает парадоксальная ситуация, когда большинство россиян выступают за наведение 
порядка, восстановление законности и ответственности, но в отношении собственных 
социально-статусных позиций, объема прав и обязанностей хотели бы сохранить «волю», 
возможность жить и действовать в соответствии со сложившимися конвенциональными 
установками. Люди пытаются возложить ответственность на государство и крупный бизнес, 
не пытаясь осмыслить и принять какие-то действия по обретению «правовой лояльности и 
навыков жить по нормам». В обществе отсутствуют референтные группы, которые могли 
быть ориентированы на принятие социального консенсуса, продемонстрировать образ 
жизни, совпадающий с универсальными правилами социальной жизни, социальным долгом. 
Можно говорить о посттравматическом синдроме, слабости государства и 
маргинальности правовых норм, о непреодолимости социокультурного шока и 
индивидуализации жизненных стратегий как стимулах группового эгоизма. Тем не менее, 
миллионы россиян, привыкших к консенсусу «социального невмешательства», социального 
исключения, ориентированы на сохранение длинной социальной дистанции от общества и 
государства, испытывают гражданское недоопределение и не готовы к интеграции и 
консолидации на базе социальных ценностей порядка и справедливости. Групповой эгоизм 
удобен тем, что переводит социальный протест в социальную девиацию, рассредоточивает 
социальную энергию на социальном микроуровне, но без его преодоления или хотя бы 
нейтрализации трудно добиться изменений в повышении эффективности государства, 
формировании цивилизованного рынка и обеспечении социальной стабильности и 
безопасности. Групповой эгоизм, связанный с «уверенностью в собственных силах», 
предполагает только негативную идентификацию и мобилизацию, является «питательной 
почвой» для эгоцентристских, ксенофобских, локалистских предрассудков и стереотипов. 
Можно сказать, что групповой эгоизм воспроизводит «дисфункциональную стабильность», 
диссонансные социальные взаимодействия и досоциальные формы социального 
обеспечения, что содержит риски социальной деградации и стагнации, доминирования 
долговременных неформальных практик. 
Вышесказанное определяет выбор данной темы, так как по теоретико-
методологическим и социально-практическим основаниям важно выявить характер 
группового эгоизма как самопрезентации и поведения социальных групп, в сфере экономики, 
социальной интеграции, отношения к государству. Осознание масштабов, форм и 
неэффективности группового эгоизма является свидетельством гражданской зрелости 
общества, его способности к рефлексивному мониторингу. 
Исследования группового эгоизма имеют устойчивую социально-психологическую 
традиционность, связанную с работами Дж. Смелзера, Г. Ле Бона, Г. Тарда. Социологическая 
мысль, признавая социологический дискурс групповой деятельности и группового 
мышления, отмечает феномен эгоизма, отталкиваясь от сложности описания эгоизма в 
принятых научной мыслью концепциях. 
Тем не менее, классики социологической мысли Э. Дюркгейм, М. Вебер, Л. Ф. Уорд 
исходили из проблем мотивации поведения привычными социальными ориентациями, 
желаемыми и потребляемыми. Групповой эгоизм, как поведение, ориентирован на 
удовлетворение социального потребления путем социальной дисфункции, социальной 

107 
аномии, нарушения принципов органической солидарности. В классической версии 
групповой эгоизм представляется нарушением социальных норм, социальной патологией, 
вызванной различными возмущающими факторами (низкий уровень социальной 
консолидации, войны, классовая борьба, реформирование общественного сознания). 
Групповой эгоизм признается следствием несбалансированности социальных и групповых 
интересов, утраты влияния интегративных ценностей и легитимации противоречащих 
социальным нормам и правилам средств и способов достижения индивидуальных и 
групповых целей. Классическая социология анализирует групповой эгоизм в контексте 
определенных общественных отношений. По Э. Дюркгейму, эгоизм воспроизводится в 
функциональной зависимости социальных связей и состояния коллективного сознания. 
М. Вебер рассматривает групповой эгоизм как возмещение рационального поведения, 
возможность при недостатке рациональных средств и навыков социальной реакции 
достигать коллективных целей досоциальной солидарностью. 
Таким образом, классическая социология оценивает групповой эгоизм как 
«социальную патологию», которая нормальна в определенных воспроизводящих ее 
социальных отношениях. Подобный подход развивается в теории функциональной 
альтернативы Р. Мертона, согласно которой групповой эгоизм ориентирован и поддерживает 
выполнение социальных функций социальными институтами, служит способом 
консолидации социальной группы и ее социальной идентичности. По Р. Мертону, групповой 
эгоизм является альтернативой функциональному давлению в условиях, когда доминируют 
дисфункции социальных институтов. По его классификации групповой эгоизм можно 
отнести к ритуализму и ретреатизму, так как формальное искажение правил или уход от них 
связаны с возможностями в рамках этих правил добиваться реализации групповых 
ценностей. 
Концепции макроуровня освещают групповой эгоизм в системе социальных 
отношений, предполагая выражение на уровне социальной интеграции, разработанной в 
исследованиях 
Дж. Мида, 
Г. Кули, 
П. Блумера, 
П. Бергера, 
Т. Лукмана. 
Институционализация перемещает акцент на взаимодействие индивидов и интерпретацию 
понимания, осуществляемого в процессе такого взаимодействия. Групповой эгоизм является 
проявлением слабости человека, перемещением индивидуализации в стандартное групповое 
поведение, позиционированием императивного «Я» над рефлексией, достижением взаимного 
согласия на уровне группы с целью «навязывания» групповых интересов как универсальных, 
имеющих общесоциальное значение. Обозначенная собственная (групповая) значимость 
рассматривается как определенное отношение с другими людьми и внедряется в качестве 
конструируемого символа. Эта позиция развивается в работах П. Бергера и Т. Лукмана. 
Групповой эгоизм восходит к объективным условиям существования, интерпретации 
социальных рисков, согласно которой индивид наиболее успешно реализует свои цели, 
действуя в группе, имеет длительную социальную деятельность по отношению к другим 
группам, воспринимает их как «чужих» и поддерживает превосходство по отношению к ним. 
Упорядочивание реальной повседневной жизни достигается через конструирование 
общества, в котором группа воспринимается центром «порядка», оппозицией влиянию 
«чужих». 
В трудах П. Бурдье, Э. Гидденса, Д. Макклеланда, П. Штомпки намечаются пути 
исследования группового эгоизма на основе деятельностного подхода. П. Бурдье в 
концепции диспозиций указывает на применение норм группового эгоизма, как социально 
унаследованных или принятых установок, соответствующих правилам «игры». Им 
подчеркивается присоединение групп к существующему порядку, правилам господствующих 
групп с целью использования социальной компетенции, официальных процедур для 
легитимации собственных групповых интересов. Групповой эгоизм относится к 
символическому 
измерению 
социального 
порядка. 
Позиции 
форм 
группового 
доминирования являются «естественными», несмотря на то, что реализуются в форме 

108 
символического исключения: группа может выполнять функции эксперта в той или иной 
социопрофессиональной сфере, осуществляя легитимацию социальной иерархии. 
Подход Бурдье характеризуется отречением от субстанционализма, отклонением 
группового эгоизма как совместной практики, достаточной действенной и связанной с 
делегированием интересов, чтобы говорить о возможности группового перемещения из 
одной сферы в другую посредством диспозиций. Эгоизм может осмысливаться как ресурс 
достижения, связанный с восполнением политических, экономических и символических 
ресурсов для деятельности в легитимном пространстве. 
Теория структурации Э. Гидденса примечательна тем, что анализирует групповой 
эгоизм в рамках практик акторов, использования «практических схем» в условиях 
недостижимости или ослабления рефлексивного знания. Групповой эгоизм уравнивает 
шансы экспертных и деятельностных групп населения, ограничивая возможности включения 
дискурсивного сознания, которое делало бы деятельность социальных групп 
контролируемой и ограничивало в той же степени потенциал социальной мобильности. 
Групповой эгоизм порочен в том смысле, что упрощает возможность выразить практически 
то, что группы не в состоянии сделать дискурсивным образом. 
П. Штомпка предлагает синтетический подход к проблеме группового эгоизма. Он 
позиционирует мысль о предопределенности группового эгоизма при травматических 
социальных изменениях. Согласно исследовательской схеме П. Штомпки, групповой эгоизм, 
с одной стороны, наследует опыт двойственности человека в социальном обществе, с 
другой – связан со стремлением преодолеть посттравматический синдром. Групповой эгоизм 
представляет стратегию, основанную на интерпретации ситуации, как требующей выхода на 
практику. Отрицание логики и групповой ответственности за прошлое и ориентация на 
социально-стратегические достижения без применения и поддержания стандартов и норм 
рыночной культуры характеризуют поведение социально активных агентов. Групповой 
эгоизм воплощает ретроактивизм и социальную исключительность, предохраняет от 
чрезмерных социальных ожиданий и отдает предпочтение формам социальной 
взаимопомощи или «сделки», при которой участники настроены на получение взаимной 
выгоды. П. Штомпка признает правила группового эгоизма, указывая на вполне возможный 
отказ от индивидуализма и адаптации до тех пор, пока не появятся система ценностей и 
новые групповые идентичности, связанные с легитимацией достиженческой культуры. 
Российская социологическая мысль исследует групповой эгоизм в различных 
аспектах социальной жизни. Т. И. Заславская, М. А. Шабанова, В. В. Радаев, Ю. Г. Волков, 
И. П. Попова рассматривают групповой эгоизм в контексте институционализации 
неформальных практик, расхождения формально-правовых норм и поведенческих стратегий, 
направленных на создание механизмов неправового взаимодействия. Групповой эгоизм 
осмысливается как «переориентация свободы» в обществе с неэффективными правилами, 
рыночными институтами и «сословностью» социальных интересов. 
В исследованиях Л. Д. Гудкова, Б. В. Дубина, А. Г. Левинсона, Е. А. Здравомысловой 
применяется модель тоталитаризма, анализа группового эгоизма, как сословной, навязанной 
идентичности, неразвитости навыков социальной самостоятельности и идентификационного 
выбора в условиях неэффективности государственных институтов. Группа играет роль 
«институционализированного сектора», гаранта социальной уверенности, безопасности и 
поддержания связей с обществом. 
Работы 
Л. А. Беляевой, 
З. Т. Голенковой, 
Т. И. Заславской, 
М. Ф. Черныша, 
Л. А. Семеновой посвящены интерпретации группового эгоизма, как состояния социальной 
дезинтеграции российского общества, невозможности и неготовности к применению форм 
социально-мобильного взаимодействия, обеспечивающего воспроизводство социальных 
коммуникаций, соблюдение базисных социальных ценностей и поддержание паритета 
интересов, направленного на доступ к социальным благам различных социальных групп. 
Гипертрофированные формы социального неравенства, по мнению данных авторов, 

109 
закрепляют групповой эгоизм, так как негативная зависимость между результатом труда и 
вознаграждением ведет к тому, что группы находятся в конкурентных отношениях с целью 
давления, продвижения и использования социальных и властных ресурсов в «свою пользу». 
Исследования М. К. Горшкова, Н. Е. Тихоновой, Т. М. Макеевой, Е. С. Балабановой, 
А. Л. Темницкого показывают групповой эгоизм, как следствие «ускоренной модернизации», 
как формы достиженчества, связанной с актуализацией личных и групповых ресурсов, 
переопределением иерархии социальных ценностей и предпочтений, наследственностью 
традиционных форм идентичности. Предполагается, что групповой эгоизм имеет тенденцию 
к «нивелированию», конкурируя с достижением социально-группового консенсуса. 
Одновременно выявлены его роль в расширении возможностей социальной карьеры и 
влияние на социальную активность по достижению целей группового «комфорта» и 
«уверенности». 
Таким образом, в современной социологической мысли сложились три основных 
подхода к истолкованию проблем группового эгоизма: 
а) структурный, рассматривающий групповой эгоизм как условие воспроизводства 
общественных отношений, связанных с социальным и профессиональным обособлением и 
демонстрацией групповых и социальных интересов; 
б) диспозиционный, анализирующий групповой эгоизм, как символический ресурс, 
воспроизводимый в процессе определения и переопределения групповых позиций 
согласования интересов; 
в) деятельностный, направленный на исследование группового эгоизма как способа 
реализации определенных практических схем и установок в условиях неравного доступа к 
социальным ресурсам, низкого социального доверия в обществе. 
Указанные подходы обладают объяснительным и аналитическим потенциалом, но 
имеется определенная проблема в изучении группового эгоизма, как совокупности 
поведенческих стратегий, направленных на легитимацию неформальных практик и 
использование социальных институтов с целью сохранения «достигнутого положения» или 
получения достаточных социальных привилегий, а также закрепления «особого» положения 
и сокращения или удлинения социальной дистанции с другими социальными группами. 

110 

жүктеу/скачать 1.25 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: