Сибирская областническая организация

Разночинно-демократическое движение эпохи падения крепостного права в Сибири, Северном Казахстане протекает в основном в рамках Сибирской областнической организации, один из основных центров которой располагался в контактной зоне этих двух регионов. Возникновение названной организации всецело связано с разночинно-демократическим движением в Европейской части России, с землевольческими силами в этом движении. Сказанное верно как в отношении истоков идей областников, так и в их пробуждении и начале общественного служения. Вполне естественно, что и начало формирования Сибирской организации связано с акциями «Земли и Воли» 1860 – х гг.

Среди социальных сил общественной борьбы землевольцы обратили внимание не только на крестьянство в целом, но и на раскольников, как наиболее непримиримую к существующим порядкам категорию. Уделено было внимание также и еще одной, овеянной романтикой свободолюбия, социальной категории - казачеству. В этой работе активно участвовал Г.Н.Потанин.

Интерес Потанина к казачеству не ограничивается 1862-1863гг. Казачье происхождение, воспитание, обучение в Омском кадетском корпусе содействовало формированию «казачьего патриотизма» [31,с.9]. Из этого вытекал интерес к литературе о казаках, в частности, к «Тарасу Бульбе» Н.В. Гоголя. С творчеством этого писателя познакомил кадет Н.Ф. Костылецкий, земляк Г. Потанина, также казак и по происхождению, и по службе. Знакомство с романтической повестью Гоголя привело Потанина и его товарищей к изучению казачества Украины, в т.ч. борцов за свободу края Наливайко, Сагайдачного, Дорошенко и др.[32,с.43].

Самоуправление казачества, «республиканский строй» стали предметом серьезного внимания Потанина после чтения статей Н.Г. Чернышевского о русской общине, ее социалистических началах. С идеями и работами Чернышевского более глубоко и разносторонне Потанина и других познакомил товарищ Николая Гавриловича В.П. Лободовский. В кадетский корпус он прибыл после окончания его Потаниным. Но новые подходы к преподавательской деятельности, жизни обеспечили ему широкую популярность в городе. На этой основе, видимо, через круг членов кружка С.Капустина, произошло знакомство Потанина с Лободовским, который обещал дать рекомендательное письмо к Чернышевскому. Не случайно в первых письмах из Петербурга Потанин интересуется у Ф.Усова делами Лободовского и просит передавать ему приветы.

К 1862г. Потанин имел уже стойкие взгляды, сформировавшийся интерес к общине. Поэтому-то он и пишет, что поехать на Урал его заставили «отчасти» уже сложившиеся социалистические «тенденции» [32,c.140]. Для всероссийской революционно-демократической организации «Земля и Воля», членом, который к этому времени стал Г.Н. Потанин, после несбывшихся в 1861г. надежд на крестьянское восстание было, видимо, важно расширить поиски социальные опоры движения, как территориально, так и социально. Казачество Урала, Сибири представлялось той силой, к которой следовало «присмотреться». А.А. Слепцов, руководитель организации попросил Л.Ф. Пантелеева порекомендовать человека «для поездки в казачий Уральский край. Там надо установить отдел нашей организации» [33]. Пантелеев рекомендовал Потанина, которого знал со времени прибытия его в Петербург, по совместному участию в студенческих волнениях 1861 г. и другим делам.

Сообщение Пантелеева подтверждает и уточняет Потанин: «Деньги на поездку мне доставил Л.Ф. Пантелеев,…я должен был собрать сведения об оппозиционных элементах в том крае, куда я еду, установить с ними сношения впредь» [32,с141]. Слова Потанина более точно отражают суть задания – за два месяца невозможно создать комитет, тем более в незнакомой местности. Присмотреться стоило и в массе населения, и к среде разночинцев демократов. Впрочем, и Л.Ф. Пантееев позже уточняет (в работе над воспоминаниями он обращался к Потанину [34, л.55-55 об.; 35, л. 14-14 об.] свои слова, отмечая, что в летнее время, а поездка к Уральским казакам состоялась летом 1862г., Потанин совершал экскурсии «большей частью по апостольскому хождению»[36]. Известно, что апостольскими хождениями землевольцы называли первые попытки «хождение в народ».

В период пребывания в казачьих землях Г.Н. Потанин действительно, благодаря помощи войскового старшины М.К. Курилина, совершает поездку по казачьим станицам, знакомясь с людьми, их жизнью, бытом. Результатом стала статья «Современный Яик», опубликованая в газете «Очерки». Газету редактировал Г.З. Елисеев, сибиряк, член ЦК «Земли и Воли», принимавший близкое участие во всех делах земляков, в том числе и Г.Н. Потанина, Н.М Ядринцева, И. Худякова.

Результаты поездки, судя по воспоминаниям Потанина, были двоякие. Уральская казачья община – это «последний результат русской кристаллизующийся жизнью», итог развития общины. Ее строй, - «замечательны»: нераздельная общая земля, общие рыбные ловли, луга, соляные озера и т.д. Объединяет казаков периодические сборы на лов рыбы, призыв на действительную службу и т.п.

Но в общине, во-первых, нет полной преграды индивидуалистическим инстинктам, во-вторых, сплоченность общины напрямую связана с ее отчужденностью от соседей – крестьян, казаков [32,с.150]. «Застоя» (т.е. заступник) уральских казаков И.И. Железнов писал: «Я тоже гуманист, но если интересы уральского казачества расходятся с интересами наших соседей, то я буду биться до смерти за интересы своих казаков, не вдаваясь в оценку, насколько это борьба справедлива или несправедлива» [Цит. по 33, с.151]. Отметим, что такая позиция Железнова, человека глубоко порядочного, привела к личной трагедии – самоубийству писателя. И Потанин делает вывод: «Уральская община – самая консервативная часть русского народа», «подкупленная царская масса», «Уральцы – самые верные слуги старого порядка и представляют великолепно сплоченную опору для него» [32, с.156-157].

Думается, что столь суровая и во многом справедливая оценка – результат наблюдений на протяжении 50 лет. Но, безусловно, какое-то разочарование в таком «оппозиционном» элементе, как уральское казачество было и в 1862г. Дело в том, что Потанин объезжает станицы в тот период, когда нарастают волнения среди массы казаков из-за противодействия решению администрации возвратить часть общинных земель казаков по восточному берегу реки Урал казахам, скот которых зимой погибал от бескормицы и холодов. Видимо, в землевольческих кругах о волнениях стало известно, но характер их, направленность предстояло выяснить Потанину и для этого совершается им объезд станиц. Результат, очевидно, был неблагоприятен для надежд на демократическую революцию.

Более результативным было решение другой основной задач поездки – установление связи с оппозицией среди казачьих офицеров. Видимо по рекомендации (не верится, что Потанин наобум обратился к гуляющей компании в городском саду и сразу же вышел на лидера местной оппозиции) Г.Н. Потанин устанавливает отношения с А.Ф. Акутиным. Это был недавний выпускник Неплюевского кадетского корпуса, любимец атамана войска А.Д. Столыпина, его адъютант, отличавшийся глубокими знаниями. Акутин был сторонником реформ, «западником» в казачьей среде, в противовес Железнову, почитателем Писарева.

Именно он придавал внутренне содержание реформам Столыпина в Уральске:

- обсуждение нового положения о казачьем войске на собрании депутатов, созванных из станиц;

- учреждение в каждом поселке школ, где преподавали бы офицеры;

- замена престарелых учителей в войсковом училище на друзей и единомышленников А.Ф. Акутина;

- открытие публичной библиотеки, читальни, музея в том же училище;

- создание библиотечного общества, которое должно было обеспечивать читальню периодической печатью.

Общество собиралось один раз в неделю в читальне для знакомства с новой литературой. Эти собрания посещал Столыпин и иногда приносил свежий номер «Колокола». Понятно, что приносить революционное издание, распространение которого преследовалось третьим отделением, даже генералу, полновластному хозяину края можно было лишь в среду доверенных лиц. И первым среди них был А.Ф. Акутин. Недаром уже после отставки, в период пребывания в Уральске Потанина, Столыпин сообщает Акутину добытые им в третьем отделении туманные сведения о революционном эмиссаре в Уральск, советуя остерегаться, поскольку он может быть провокатором. Речь шла о Потанине. Недоразумение уже вскоре разъяснилось. Но важно то, что Столыпин знал о несовместимости кружка Актина и третьего отделения.

С уверенность можно сказать, что Потанину удалось достичь взаимопонимания с Акутиным и его кружком. «… Мы с вами [Потаниным] были вполне откровенными и так поверили вам…», - передает Потанин адресованные ему слова Акутина [32,с.146-147].

Кружок Акутина (в него входили братья Темниковы, Курилин, Хорошевский, сестра Акутина и др.) занимался революционным просветительством. Занял он прогрессивную позицию и в вопросе о привилегиях казачества. Акутин заявлял друзьям: «Не долго проскрипят наши уральские привилегии. Дворянские привилегии трещат, затрещат и наши. Отнимут у нас и учуг [перегородка на реке, чтобы не пропускать рыбу] и Бухарскую сторону [левобережье реки Урал]. С какой стати мы не даем каспийской рыбе хода вверх по реке выше Уральска и лишаем верховья реки выгодного промысла? С какой стати мы захватили луга по реке Яик и пользуемся ими, не давая клочка сена киргизам [казахам], у которых скот мрет от голода, тогда как наш скот обильно довольствуется?» [32,с.156]. Видимо, обсуждение острого вопроса шло на заседание кружка во время пребывания и присутствия Потанина или вскоре после его отъезда в Петербург.

Установив связи с кружком, выяснив ситуацию с волнением среди казачества, Потанин возвращается в Петербург, сообщает свои наблюдения Пантелееву, члену Петербургского комитета «Земли и Воли». Видимо, было принято решение о превращении кружка Акутина в отделение общества, об усиление его проверенными работниками. Состоялась встреча Потанина, Акутина, младшего из братьев Темниковых, Хорошихина с Л.Ф. Пантелеевым, на которой было принято решение направить в Уральское училище С.Л. Гудиму, бывшего учителя школы Л.Н. Толстого, Ганкина, товарища Потанина по Омскому кадетскому корпусу. Присоединились к кружку М.М. Березовский, доктор Огранович. У Пантелеева кандидата на место преподавателя естественной истории не нашлось. И он, и уральцы предлагали ехать Г.Н. Потанину, но его ждала работа в Сибири и переезд не состоялся.

Как видно из изложенного, вся поездка и деятельность Потанина на реке Урал протекала в тесной связи с землевольческими кругами. Новое начинание Г.Н. Потанина находилось в русле все тех же забот «Земли и Воли» о расширении базы массового движения. Примечательно, что вопреки словам А.А. Слепцова о том, что «на Сибирь мы не надеялись», положение в Сибири освещает Н.В. Шелгунов, совершивший поездку по краю, П.А. Ровинский, видный деятель «Земли и Воли». Но раньше их в Сибири начал активную деятельность Потанин.

Осенью 1962 г. он прибывает в Омск, где развернулась работа, аналогичная деятельности в Уральске. Как обычно, в поездке Потанина сочеталась общественно-политическая и естественнонаучная сторона. Официально Потанин прибыл в Омск, чтобы веной 1863г. отправиться с экспедицией Струве на Алтай. Но это было прикрытие, так как в деле подготовки экспедиции участия Потанина не видно. Потанин прибыл в Омск вместе с павлодарцем Ф.Н. Усовым, бросившем ради этого обучение в академии генерального штаба, окончание которой сулило блестящие служебные перспективы. Несколько позже в Омск приехал Ядринцев. «Мы все явились в Сибирь, - вспоминал Ядринцев,— в каком-то восторженном состоянии экзальтированных прозелитов новой идеи, одушевлявшей нас» [40].

В Омске Потанин и Усов укрепляют широкие связи с молодыми казачьими офицерами, в большинстве своем выпускниками омского кадетского корпуса. Прежде всего, Потанин, опираясь на их поддержку, предпринимает меры, чтобы общинное самоуправление казаков было развернуто по всей вертикали от станичного схода до «казачьего круга» и закреплено в новом «Положении» о казачестве. С этой целью им были организованы выборы от казаков (20 от офицеров и 20 от рядовых) в собрание, которое совместно с комитетом, состоявшим из престарелых полковников, не способных поступиться своими командирскими правами, должно было выработать новое «Положение». В члены собрания и секретарями его были избраны Потанин Ф.Н. Усов и А.П. Нестеров, все близко знавшие друг друга активные участники демократического движения. Вокруг них в городе сложился кружок единомышленников, куда входили А. Бабиков, Е.Я. Колосов, П.С. Пахоруков, А. Подкорытов, А.Д. Шайтанов, В.А. Бедрин, Г.Усов и др. [см.37,с 166].

Члены кружка инициируют устройство воскресной школы, библиотеки и общества распространения грамотности среди казаков. Библиотека стала центром собраний кружка, где обсуждались свежие номера «Современника», опубликованный в журнале роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?». Ф. Усов, популшяризируя произведение, писал: «В романе показывается, что люди, последователи материализма и нигилизма, — очень хорошие люди и умеют жертвовать собой и устраивать счастье других не хуже кого другого»[38].

Кружок получал и такие нелегальные издания, как «Письма» Герцена из «Полярной звезды», прокламации «К молодому поколению», «Великорусе» и др.[38, оп. 13, д. 5, лл. 281—281 об.]. Идеи философского, социально-политического характера о равенстве и свободе, о революции и республике и т. п. привлекают внимание кружковцев в работах Фейербаха, Луи Блана, Прудона, Герцена, Огарева, Шевченко, Добролюбова.

А. П. Нестеров и Г. Н. Потанин в 1863 г. создают воскресные школы в Усть-Каменогорске и Верном, группу единомышленников в Семипалатинске, во главе с разжалованным казаком В. А. Бедриным и отставным писарем М. Е. Серебряковым. По различным каналам члены кружка получают сведения о действиях революционных организаций центра и периферии. Например, Ф. Усов в одном из своих писем сообщал о распространении в Кургане прокламаций «Земли и Воли» под заголовком «Свобода» (№№ 1 и 2) и брошюры «Русское правительство под покровительством Шедо-Ферроти». К этому были причастны студенты А. Щербаков и Е. Михаэлис, высланные за участие в студенческих волнениях, ссыльные поляки.

Кружок стал опорой в развернувшейся борьбе между комитетом и собранием за демократическое обсуждение проекта «Положения», за предотвращение развала общинного казачьего землевладения, за пресечения имущественного, правового расслоения общины. Проект «Положения», по существу, вырабатывался кружковцами, которые по списку Потанина заменили депутатов – офицеров предпочитавших уехать в свои станицы торговать баранами. Основную работу выполнили Потанин, Нестеров и Усов. «Положение» было подготовлено в духе готовившейся земской реформы, увезено в Петербург, где администраторы обещали использовать его общие принципы при составлении «Положения» для всего казачества России. Обещание не было выполнено. Но не в этом была основная неудача.

Как сообщает друг Н.М. Ядринцева еще с гимназических лет Д. Поникаровский, Потанин при работе над «Положением» «употреблял, насколько было возможно, меры, чтобы сделать войско участником общего сибирского движения» [39,с 29]. Но и этой надежде не суждено было сбыться. «Офицеры не проявили конституционных чувств», казаки были освобождены от депутатских обязанностей начальством - «казачья республика прекратила свое существование» [32,с 170]. Попытка поднять на активную борьбу за политическую свободу, волю сословие не удалась. И на Иртыше, как и на Урале, казаков устраивало существующее положение. К тому же, вследствие растянутости поселений в линию и других обстоятельств, здесь не формировалась, как на реке Урал, сплоченная община, территориальный патриотизм. «Приходилось искать другой фундамент для постройки нормального общественного организма [демократического общества - авт.]… Предстояло [Потанину – авт.] из казачьего патриота превратится в патриота всей необъятной Сибири»[32,с 174].

Но и в последующем работа среди казачества не прекратилась. Борьба за прогрессивное «Положение» принесла Потанину известность в казачьей среде как «застои» интересов низших ее слоев. Своим примером он пытается побудить и научить казаков бороться за свои интересы. Столкнувшись с бедственным положением кокбектинских казаков, лишенных единственного источника существования – рыбной ловли в озере Зайсан, Потанин инспирирует обращение казаков к атаману о предоставлении им приемлемых условий аренды и вместе с ними добивается желаемого. Думает он вмешаться и в жизнь казаков – земледельцев Павлодарского Прииртышья, не имевших плодородных пахотных земель и вынужденных арендовать отдаленные участки земли, принадлежавшие царскому Кабинету. Но все эти местные нужды сужали поле деятельности и повторяли путь Железнова.

Примечательно, что в этот период Потанин поддерживает переписку с уральцами Акутиным, Ганкиным- руководителями землевольческого кружка в Уральске. Потанин, при явно недостаточной конспиративности в переписке, что было использовано царской охранкой в будущем, тем не менее, не счел возможным сохранить ни одного из этих писем. Можно предположить, что в них речь шла о координации деятельности по созданию «общего сибирского движения». Но «казачий эпизод» закончился, началось создание общесибирской организации, борьба за общесибирские интересы. И в ней казакам тоже нашлось место, но уже не в качестве основной силы.

Потанин переезжает в Томск, где должность секретаря губернского статистического комитета давала возможность изучать природу и население. В начале 1865 г. в Томск переехали из Омска Колосов и Ядринцев. Для создания более сильной организации, охватывающей всю Сибирь, больше возможностей предоставлял этот город с его срединным положением в Зауральском регионе, разнообразием социальных слоев, групп, более многочисленной и свободной интеллигентской прослойкой.

Томский кружок стал центром формировавшейся организации, опиравшейся на разночинную интеллигенцию, учащуюся молодежь, политических ссыльных. Отсюда осуществлялась постоянная связь, руководство группами и кружками в Омске, Тобольске, Семипалатинске, Павлодаре, Уральске, Верном, Красноярске, Иркутске, на Алтае.

По размаху деятельности томское отделение организации значительно превосходило все остальные, что определяется его ролью политического, организационного центра. Здесь рассматривались и оценивались текущие политические события в России, в Сибири, обсуждалось состояние общественного движения в стране, освещавшееся на страницах «Колокола» и других сохранившихся передовых изданий. В Томске анализировались теоретические проблемы перспектив развития России и Сибири, соответствие им практических дел, к которым призывали нелегальные и легальные издания.

В Томске был создан своеобразный центральный орган областнического движения – неофициальный отдел «Томских губернских ведомостей», редактором которого был Д.Л.Кузнецов. О взглядах, деятельности его речь шла уже в предыдущих разделах пособия. Здесь важно отметить, что газета из «губернской прихожей, где литературничали угодливые чиновники», как называл ее Ядринцев /40 /, превратилась в орган публикации программных статей областников. Не было ни одного номера, в котором не находились бы материалы членов организации, выражавшие единое направление, что обеспечивалось постоянным обсуждением дел газеты, содержания ее очередных номеров своеобразной нелегальной редакцией, В ее состав входили Кузнецов, за что он позже был привлечен к следствию, Ядринцев, Потанин. Газета целенаправленно распространялась по всем городам региона, направлялась в землячества Петербурга, Москвы и Казани. Через Томск шло снабжение других городов легальной и нелегальной литературой. Близкий друг Потанина и Ядринцева Худяков в 1863—1865 гг. поддерживал с ними связь, выполнял их задания о посылке в Сибирь нелегальной литературы[41, л. 187].

В городе дело формирования взглядов молодежи в мужской и женской гимназиях, духовной семинарии, частной школе Колосова, по существу, находилось в руках организации. Среди учащихся работали Потанин (преподаватель в мужской и женской гимназиях), Кузнецов, Пичугин, А.Федоров. На адрес учителя Е.И. Парамонова, находившегося на хорошем счету у начальства, пересылалась нелегальная литература. Учащиеся не только получали демократические взгляды, но и привлекались к общественным акциям в городе. Именно они, по предварительному согласованию с Пичугиным, скандировали после лекции С.Шашкова «Нам нужен университет!». Выше уже сообщалось о работе Сибирской организации со студенческими землячествами Петербурга, Москвы и Казани. Для пополнения их была организована работа по направлению выпускников средних учебных заведений Сибири.

Было обращено внимание и на работу среди других социальных слоев. Чиновник особых поручений при губернаторе Колосовский предоставлял материалы о положении крестьян и ссыльных, что использовалось в статьях для различных изданий, разработки программы развития Сибири. Он же, рискуя своим положением и свободой, снабжал паспортами беглых политических ссыльных. Через него осуществлялась связь с подпольной организацией ссыльных поляков [42].

Выше уже говорилось о работе членов организации среди казачества. Велась просветительская работа среди приказчиков, которых немало было в крупном торговом центре, и которые отличались демократическим происхождением, определенным уровнем образования, энергичностью. Это давало надежду на возможность использования их для работы среди крестьянства.

Потанин обратил внимание и на такую категорию трудящегося населения, как рабочие. «Вопрос о рабочих на приисках и заводах был мало разработан, и я хотел посвятить ему несколько лет, но не успел. До последнего времени моя деятельность по этому делу ограничивалась только указыванием своим знакомым на этот вопрос, как на самый важный, и убеждением, что революционеры должны заняться этим вопросом» /П/оникаровский/[39, стр.29]. Но реальных шагов к сближению с рабочими, как и оценки их значения в перспективе развития сделано не было.

Омский кружок, наиболее крупный, состоял главным образом из офицеров и кадетов. Вместе с тем, памятуя изложенное ранее о С.Я.Капустине, о его связи с молодыми чиновниками, выпускниками Казанского университета, из которых, по его наблюдениям ни один не запачкал имя учебного заведения, можно предполагать, что и эта категория не осталась чуждой делам Омского кружка. Но для перспектив революционной борьбы военное сословие, особенно молодое его пополнение, считалось наиболее значимым. Не случайно на это обращал внимание такой опытный и вдумчивый революционер, как М.Муравский. Ядринцев, в письмах к хорунжему Г. Н. Усову, служившему в Омске, а затем в Павлодаре, настаивал, чтобы он подготавливал сибиряков к революции через музыкантов войскового хора и воспитанников сибирского кадетского корпуса. Есть все основания считать, что все три брата Усовых действовали в этом направлении.

В Омске, по примеру Уральска, Ф.Н. Усовым была открыта публичная казачья библиотека. Она стала центром притяжения всех прогрессивных сил не только Омска, но и прилегающих городов. Создается общество поддержки нуждающихся студентов. Объединившаяся вокруг Потанина и Ядринцева молодежь в 1863— 1864 гг. организовывала в городе публичные лекции, концерты, литературные вечера. Наиболее крупным событием общественной жизни Омска был литературный вечер 11 ноября 1864 г., на котором Ядринцев произнес большую речь о нуждах Сибири, а Бабиков прочитал реферат по статье «Современника» об эмансипации женщин. Критика самодержавных порядков Ядринцевым на литературном вечере произвела большое впечатление, мещанской и верноподданнической частью жителей была воспринята как якобинская.

Революционно-демократический кружок в Тобольске сформировался около приехавшего сюда в 1864 г. Н. И. Наумов и художника М. С. Знаменского. Знаменский, закончивший в 1853 г. иконописный класс Петербургской духовной академии, вернулся в Тобольск и преподавал рисование в семинарии и женской школе. С конца 1850 – х гг. он активно сотрудничал в «Искре», опубликовав с 1859 по 1862 г. в этом журнале более 70 обличительных карикатур [44/.

В соответствии с тактикой, выработанной в начале 1860 – х гг. в революционных кружках Петербурга, Перми, Казани, к освободительному движению, особенно в просветительской его части, привлекались все прогрессивные люди. Таким был близкий друг Знаменского, автор популярнейшего «Конька-Горбунка» П. П. Ершов, с 1857 г. являвшийся директором Тобольской гимназии. Сторонник либерального просветительства, тем не менее, он содействовал открытию новых школ, повышению качества образования, внедрению прогрессивных идей среди преподавателей[45].

К настоящему времени установлено точно, что в Уральске к организации Потанина – Ядринцева принадлежал учитель уездного казачьего училища Е. А. Ганкин. Но кружок, куда входил Ганкин, несомненно, был гораздо шире. К сожалению, этот вопрос в литературе разработан явно недостаточно. Для подтверждения существования в Уральске сильного подполья можно привести ряд косвенных фактов. Выше уже написано о том, что в Уральске в 1862 г. сформировалась землевольческая группа, в которую вошел ряд казачьих офицеров во главе с А.Ф.Акутиным. Одним из опорных пунктов группы стало Уральское училище. Решение о переходе в него Ганкина принималось в Петербурге на специальном совещании по проблемам перспектив работы группы в Уральске.

В более поздний период Ганкин не изменил своих взглядов и не отошел от революционного движения. В 1863 г. он пишет Е.Колосову: «Если бы ты предположил, что во мне больше ненависти к существующему порядку, ты бы сказал правду»[46]. Примечательно, что и Ганкин, и Колосов работали учителями. Известно, что ученики школы Колосова были привлечены им к участию в легальных делах Томского кружка областнической организации, воспитывались в духе идей сибирского областничества. Регулярная переписка между Ганкиным и членами организации поддерживалась на основе общности идей, дела.

Причастность Ганкина к организации стала известна следственной комиссии благодаря захваченной переписке. Но Потанин, поддерживавший связь с А.Акутиным, Ганкиным, товарищем еще по кадетскому корпусу, успел большую часть писем уничтожить. Каких-либо свидетельств о его связях с Уральском обнаружено не было. Лишь значительно позже в «Воспоминаниях» он очень осторожно и неполно упоминает об этом.

Существовала революционная группа и в Кургане. Арестованный в Омске купеческий сын И. П. Нечаев утверждал, что всю обнаруженную у него подпольную литературу он получил из Кургана[46. л.281]. Однако жандармам не удалось раскрыть эти связи Нечаева. Видную роль в курганской группе играли В. В. Трувеллер, сосланный в 1864 г. за связи с А. И. Герценом, и ссыльный поляк К. Малиновский[37, стр. 160]. Через Омск курганская группа поддерживала связь с Потаниным. В Верном вел агитацию А. С. Бабиков.

Сибирская организация налаживает связи не только с землячествами в Петербурге и Москве, но через них и с революционной организацией Ишутина – Худякова. Худяков на следствии говорил, что «…предполагалось, что г. Странден — если достанет денег — поедет в Сибирь и, сошедшись с сибиряками, именно с Наумовым и Шашковым, нашел бы случай на месте дать ему /Чернышевскому – авт./ возможность бежать»[47]. Установить связи Сибири, Петербурга и Москвы комиссии не удалось. 2 июня 1865 г. в докладе военному министру сообщалось: «В бумагах их /подследственных – авт./ упоминается о каких-то петербургском и московском кружках, но до сих пор следственной комиссии не удалось дознать, из каких личностей состоят эти кружки»[41, л. 135 об.]. Сегодня можно это уже достаточно уверенно это сделать[48].

Вершиной деятельности сибирских кружков была подготовка ими выпуска печатных прокламаций. Потанин говорил: «Перед моим отъездом из Петербурга стало выходить много прокламации. Эти обстоятельства и меня привели к мысли об областной прокламации»[49].

Находясь в Омске, Потанин и Ядринцев подготовили проект прокламации, который обсуждали с Ф. Н. Усовым и другими молодыми офицерами, «сверх того, от Ядринцева вышел списанный неизвестною рукой экземпляр той прокламации, которая найдена в кадетском корпусе/. Вариантов рукописных прокламаций было несколько. Авторами основного текста были всего вероятнее Потанин и Ядринцев. Печатание прокламаций должен был организовать в Омске Ф. Н. Усов, который приобрел два гектографических станка со всеми принадлежностями[49].

Прокламации «К патриотам Сибири» (в Омске) и «К сибирским патриотам» (в Иркутске) написаны в основном в духе прокламаций начала 60-х годов, таких как «К молодому поколению», «Молодая Россия». Присутствует одинаковая оценка реформы 1861 г., неприемлемость самодержавия, бюрократии, требование созыва Народного собрания. В заключении - призыв бесстрашно идти на великое дело, за спасение отчизны, за демократическую республику.

Но есть и отличия:

• 
  декларируется будущее политическое устройство (демократическая республика), но не называется социальное.
  
• 
  идея независимости Сибири.
  

Зная историческое развитие региона в последующем, можно говорить о несбыточности и авантюризме подобных планов. Но нельзя, во первых, мерить прошлое нормами сегодняшнего дня, во вторых, такие идеи разделяли многие революционеры, в том числе Герцен и Огарев, в третьих, не все участники движения разделяли эту идею. Одна из сибирских прокламаций, например, связывала борьбу за освобождение Сибири с борьбой всех народов России, по окончании которой Сибирь должна будет созвать свое народное собрание и определить свои будущие отношения к России («К сибирским патриотам»).

Наряду с разработкой вопроса о путях освобождения, областническая организация в 1863-начале 1865 гг. сумела разработать программу региональных требований, куда входили отмена уголовной ссылки в Сибирь, распространение на регион проведенных в России реформ, решение «инородческого» вопроса, уничтожение колониальных отношений региона с центром, широкую автономию. Именно эти идеи были в основе широкой просветительской работы, пропаганды среди населения и т.д. Деятельность была прервана арестами, последовавшими репрессивными мерами.

21 мая 1865 г. у кадетов в Омске была случайно обнаружена рукописная прокламация. После ареста, допроса и изъятия бумаг у Арестованный в связи с этим к Г. Н. и Ф.Н.Усоввых, созданной 26 мая 1865 г. в Омске особой следственой комиссией были отданы приказания об арестах повсеместно в Сибири и Северном Казахстане. В тюрьму были заключены Потанин, Колосов, Кузнецов, Ядринцев, Наумов, Шашков, Павлинов, Щапов, Щукин, Шайтанов, Лукин, Перфильев, Подкорытов.

Комиссия ориентировалась на обвинение в стремлении подследственных отделить Сибирь от России и в этом направлении собирала сведения. Однако реальных доказательств такого стремления, несмотря на все давление, добыть не удалось. Отсюда и обвинение подследственных, прежде всего Потанина, в неискренности, в отягчающем вину отсутствии раскаяния, и вывод о том, что допросы не позволили выявить истинный рамах деятельности организации. Отсюда и попытка Потанина ускорить следствие признанием в стремлении к сепаратизму и взваливанием всей вины на себя. Следствие не выявило в связи заранее принятой неверной ориентацией характера организации, ее состав, ее связи. Отметим еще раз, что в этом ей активно помогли и подследственные. В результате репрессии оказались меньшими, чем предполагалось, когда лишь за одну прикосновенность к организации арестованных запугивали перспективой расстрела. Тем не менее, организация оказалась разгромленной, деятельность разночинцев-демократов региона ослабленной.
6.4 Народники и Северный Казахстан

Реальное отношение к ситуации, сложившейся в середине 1860 – х гг., не остановило развитие общественного движения в пореформенный период. Новым толчком в развитии его явилось выступление Писарева. Молодой и решительный противник существующего строя, он с первых выступлений обозначил свою ясную позицию - «Чтобы при теперешнем положении дел не желать революции, надо быть или совершенно ограниченным, или совершенно подкупленным в пользу царствующего зла династия Романовых и петербургской бюрократии…»[50] Находясь в тюремном заключении в течение почти четырех лет, он продолжал работать для «Русского слова», поместив в нем ряд своих лучших статей. После освобождения, совсем незадолго до своей смерти, Писарев стал сотрудничать в перешедшем тогда в руки Некрасова и Щедрина журнале «Отечественные записки».

Понятие «нигилизм», вошедшее в широкий обиход после появления романа Тургенева «Отцы и дети» (1862 г.), в устах противников демократического движения означало течение, проповедующее будто бы беспринципную «критику для критики», «разрушение ради разрушения». Утверждения относительно существования и распространения в среде левой интеллигенции подобного направления представляли собой выдумку реакционеров, предназначенную для запугивания обывателя.

Нельзя сказать, что «нигилисты» не преувеличивали принципа отрицания, не выступали против таких общественно-культурных ценностей, которые следовало, напротив, поддержать, которые можно и должно было не уступать реакции, а как можно лучше использовать в интересах самой демократии. Это относится к так называемому разрушению эстетики, к отрицанию Писаревым значения и пользы несловесных искусств на современном ему этапе, на его нашумевшую попытку развенчать Пушкина и т. д. Все это было выражением не страсти разрушать, во чтобы то ни стало, а эмоциональное, подчас узкое и одностороннее понимание полезного в искусстве. Сказывалось и реакция на то, что либеральные и реакционные критики прикрывались «эстетическим» знаменем в борьбе против демократии. Отмечая преувеличения и ошибочность взглядов Писарева, отметим, что его критика преимущественно направлялась против таких сторон и явлений жизни, которые служили защите старого, отжившего и заслуживали разрушения.

Суть позиции Писарева состояла в отрицании самодержавия и крепостничества, всех его пережитков, борьба против всякой патриархальщины, против всего, мешающего развитию личности, индивидуальности, ее независимости. В этом состояло глубокое новаторство Писарева, далеко опередившего эпоху. Писареву были свойственны и другие родовые качества просветителя – пламенная защита просвещения, самоуправления, свободы, европейских форм жизни. Писарев, в отличие от господствующего среди разночинцев-демократов подхода, не говорил об особых путях развития России, придавал громадное значение росту технического прогресса в России и пропагандировал необходимость широкого развития в ней промышленности, основанной на самой усовершенствованной технике. «Русская жизнь, в самых глубоких своих недрах, не заключает решительно никаких задатков самостоятельного обновления; в чей лежат только сырые материалы, которые должны быть оплодотворены и переработаны влиянием общечеловеческих идей», - писал он[51]. Писарев считал, что страны, в которых промышленность достигла высокого уровня развития, являются счастливыми по сравнению с теми, «в которых свирепствует исключительно земледелие».

В то же время счастье страны Писарев понимал как счастье, благополучие и благосостояние ее народа. «Конечная цель всего нашего мышления и всей деятельности каждого честного человека, - писал Писарев, - все-таки состоит в том, чтобы разрешить навсегда неизбежный вопрос о голодных и раздетых людях; вне этого вопроса нет решительно ничего, о чем бы стоило заботиться, размышлять и хлопотать»[52].

В поисках решения вопроса о путях развития России Писарев явно, стоял на позициях социализма, хотя его социалистические убеждения не имели столь последовательного характера, как у Чернышевского и Добролюбова. В «Очерках из истории труда» Писарев смеялся над «очень близорукими» мыслителями, воображающими, будто капитализм вечен. «Средневековая теократия упала, феодализм упал, абсолютизм упал; упадет когда-нибудь и тираническое господство капитала»[51, стр. 479-480]. Но иногда позиция Писарева была непоследовательной: преобладание «образованных и достаточных классов» над трудящейся массой—правомерно, и выступать против этого - значит «стучаться головой в несокрушимую и непоколебимую стену естественного закона». Поэтому выход - примирение интересов трудящихся и предпринимателей. Дайте капиталисту «полное, прочное, чисто человеческое образование», — писал Писарев в статье «Реалисты» (1864г.),—и он сделается «мыслящим и расчетливым руководителем народного труда»[52. cтр. 105].

Писарев, с одной стороны, в прокламации, написанной в 1862 г., прямо призывает к революционному ниспровержению монархии, с другой - в первые годы развернувшейся реакции довольно скептически расценивает ближайшие революционные возможности. Он строит свою схему преодоления нищеты и бедствий народа путем распространения в среде «образованных классов» естественных наук, которые будто бы смогут «независимо от исторических событий», привести к коренному улучшению всей общественной жизни[52,стр. 106]. Из этого вытекало, что расширение круга «мыслящих людей», «реалистов», овладевших естествознанием и готовых применить его выводы в практической жизни, является важнейшей общественной задачей, «альфой и омегой» общественного прогресса[51, стр.527].

«Реализм» Писарева зажигательно воздействовал на интеллигенцию. Под влиянием Писарева посвятили себя изучению естественных наук К.А. Тимирязев, И.П. Павлов, А.Н. Бах и др. Но теории реализма могла угрожать уходу от активной революционной борьбы. Сам Писарев был к этому не склонен. К концу 1865 г. у Писарева намечается новый поворот в сторону признания исторической роли масс и революционных методов борьбы. Но недостаточно теоретически просвещенная и зрелая молодежь в ряде случаев именно в «реализме» видела перспективу свою и перспективу развития России. Н. В. Шелгунов писал, что «Писарев... деспотически овладел умами молодежи, частью разрушая старое и ниспровергая авторитеты и заблуждения, а частью указывая на спасительный выход в реализме и естествознании»[53]. Сложность ситуации подчеркивал и Н. К. Михайловский: «Последователей — страстных, слепых — у Писарева было много, и не скоро остыла эта наивная вера в единоспасающую мощь естествознания»[54].

Потеря позиций грозила «Современнику», идейному ориентиру молодежи того времени. В одном из писем в редакцию журнала корреспондент требовал, чтобы ошибки «Русского слова» критиковались «снисходительно, осторожно и со всей деликатностью», что Писарев «может увлекаться, может ошибаться, делать промахи, - но все-таки это лучший цветок из нашего сада, - грубо сорвавши его цвет и неделикатно отнесясь к нему, вы восстановите окончательно против себя всю молодежь»[55].

Писарев был самым крупным, самым влиятельным в читательской массе представителем целой группы литераторов, имевшей свой орган—журнал «Русское слово», основанный в 1869 г. К ней принадлежали Г. Е. Благосветлов, В. А. Зайцев, Н. В. Соколов и др. Видным сотрудником «Русского слова» был Н. В. Шелгунов, ранее, при Чернышевском, участвовавший в «Современнике». Деятельность «Русского слова» была направлена против социально-политических и духовных основ существовавшего в России строя, против помещичьего господства и царско-бюрократического режима, против поповщины и идеализма. «Русское слово» в начале 60-х годов активно поддерживало «Современник» в его борьбе против враждебной демократии прессы. Обличение антидемократических и реакционных элементов в литературе и печати оставалось до конца существования журнала одной из главных задач его ведущих сотрудников. Вместе с тем «Русское слово» далеко не полностью сходилось во взглядах с «Современником»; его направление отличалось рядом особенностей, с наибольшей определенностью выразившихся в период 1863— 1865 гг.

Слабые стороны взглядов Писарева у некоторых его товарищей по журналу приняли формы еще более крайние и резкие. Перенося центр тяжести своей пропаганды на вопросы распространения науки и знания, переоценивая роль личности, «Русское слово» выдвигало вместе с тем на особо видное место темы быта и личной морали или, по писаревской терминологии, темы «частной нравственности и житейских отношений». Это еще в большей степени было свойственно части читательской среды, поддерживавшей «Русское слово».

К сожалению, между «Современником» и «Русским словом» разгорелась полемика, в которой были излишества, резкости и пр. Сотрудники «Современника», считавшие себя обязанными хранить во всей чистоте идейное наследие Чернышевского и Добролюбова, не хотели мириться с теми уклонениями от него, которые они видели, порой не совсем обоснованно, в пропаганде «Русского слова». Редакцию «Современника», возобновленного в начале 1863 г., после вынужденного восьмимесячного перерыва составляли Н. А. Некрасов, М. Е. Салтыков-Щедрин, М. А. Антонович, Г. 3. Елисеев, А. Н. Пыпин.

Полемика была начата Щедриным, но в дальнейшем велась главным образом Антоновичем. «Современник» в полемике субъективно стремился защитить целиком идеи Чернышевского—Добролюбова. Задача эта оказалась ему не вполне по плечу не только вследствие гнета цензуры, мешавшей точному и ясному изложению сути спорных вопросов, но частью и вследствие не вполне четкой идейной позиции ряда новых членов редакции «Современника». Спор шел по поводу некоторых вульгаризаторских взглядов Зайцева в области философии и «нигилистических» излишеств Писарева в области эстетики, по проблемам, поставленным драматургией Островского и ее истолкованием в критике Добролюбова, по поводу романа Тургенева «Отцы и дети» и пр. Эти вопросы имели большое значение. Защита Антоновичем философских традиций Чернышевского, хотя и не всегда полноценная, составляет его заслугу, как и его возражения против отдельных сторон эстетической концепции Писарева. Но особенно животрепещущие вопросы — о народе, его революционных возможностях, о революционном или мирном пути развития России—были в силу разных обстоятельств слишком бледно отражены в полемических выступлениях «Современника». Относительно широко и последовательно (в меру цензурных возможностей) эту тему выдвинул Щедрин; у М. Антоновича, основного участника полемики со стороны «Современника», она звучала обычно более приглушенно. К тому же, в самом «Современнике» Г.3. Елисеев развивал в большем или меньшем противоречии со взглядами Чернышевского идеи самобытного развития России, высказывался иногда далеко не в революционном духе и прокладывал в известной мере путь к полулегальной форме народничества. В конце 1864 г. из редакции вышел Салтыков-Щедрин, заменил его Ю. Г. Жуковский.

Ю. Г. Жуковский использовал «Современник» как трибуну для широкой пропаганды прудонизма, а другой влиятельный сотрудник журнала, Э, К. Ватсон, на его страницах стремился «дополнить» материализм кантовским позитивизмом. Словом, наследие Чернышевского отчасти подвергалось вольно или невольно, созна­тельно или бессознательно оппортунистическому пере­смотру в ряде материалов самого «Современника» 1863—1866 гг., хотя журнал при всем том оставался и тогда во главе русской демократической публицистики и литературы.

Спорные вопросы обсуждались не только в журналах, они занимали видное место в жизни кружков интеллигенции столиц и провинции. Среди молодежи наряду с писаревскими настроениями, были также сильные антиписаревские настроения. Одним из кружков, которые действовали в этот сложный период, был кружок Ишутина. Ишутинцы считали себя верными последователями Чернышевского, воспитывались на произведениях его. На них исключительно большое впечатление произвел роман «Что делать?». Они считали, что только Чернышевский может правильно разъяснить вопрос о сущности социализма. Одной из ближайших своих практических задач ишутинцы считали организацию побега Чернышевского с каторги[56]. При всем том вполне отождествлять их взгляды со взглядами Чернышевского было бы неверно: ишутинцы оказались не в состояний достаточно правильно воспринять и практически проводить линию столь высоко ими чтимого ученого и революционера.

Кружок ишутинцев действовал с 1863 по 1866 г., объединяя вокруг Николая Андреевича Ишутина П. Ермолова, Д. Юрасова, М. Загибалова, Н. Страндена, Д. Каракозова, В. Шаганова, П. Николаева, О. Моткова и др. К нему же принадлежал и петербургский кружок, группировавшийся около сибиряка, талантливого литератора-фольклориста И. А. Худякова.

Побудительными мотивами создания кружка, как утверждал в показаниях на следствии Ишутин, являлось то, что «скорбь народа дошла до молодежи и больно отозвалась в их сердце и они хотят помочь ему»[58]. Цель - «экономический переворот», устройство общества на «социальных началах»[57, стр. 118, 122]. Представления о цели и средствах к ее достижению у ишутинцев были туманны. Большое место отводилось артелям, ассоциациям. Были созданы переплетная и швейная мастерские, велась работа по устройству более крупных артельных предприятий—хлопчатобумажной фабрики в Можайском уезде, а также чугунолитейного завода в Жиздринском уезде Калужской губернии. На этом заводе Мальцева ишутинцы через близких им людей (А. А. Бибикова, А. К. Маликова и др.) имели определенные связи. Цель этой деятельности - «устройство образцовых ферм, производительных ассоциаций, чтобы показать народу новую форму жизни, показать, что «общий труд не в пример прибыльнее единичного, и жизнь общая не в пример прибыльнее, чем жизнь единичная...»[58]. Устраивались также библиотеки, небольшие школы, как опорные пункты для пропаганды и организации привлеченных в кружок.

Первоначально члены его склонялись преимущественно к легальной деятельности. Но уже к началу 1865 г., по свидетельству члена кружка Загибалова, «Ишутин начал говорить, что мы занимаемся пустяками и что для достижения нашей цели нужно употреблять самые энергичные меры»[58, т.2, стр. 366]. В течение 1865 г. кружок расширился в составе, укрепляется организационно, и не случайно принимает название «Организация». «Предполагалось, - говорил Ишутин, - когда будет достаточно приготовлен народ, предложить правительству устроить государство на социалистических началах, и если [оно] не согласилось бы, то произвести революцию, чтобы достичь непременно своей цели и основать новое правительство на началах социальных»[57, стр. 119]. Одним из важнейших средств для уничтожения существующего общественного строя и для возбуждения народных масс к борьбе Ишутин признавал террор, что поддерживалось частью участников кружка[58,т. 1, стр.177]. По крайней мере, эти взгляды разделял Каракозов, совершивший покушение на Александра II. «Справится народ с своим главным врагом, остальные, мелкие его враги - помещики, вельможи, чиновники и другие богатеи - струсят, потому что число их вовсе незначительно. Тогда-то и будет настоящая воля. Земля будет принадлежать не тунеядцам, ничего не делающим, а артелям, обществам самих рабочих. И капиталы... будут принадлежать тем артелям рабочих. Артели будут производить выгодные обороты этими капиталами и доход делить между всеми работниками артели поровну» - так писал в подготовленной перед покушением прокламации Каракозов [58. т.1, стр. 294].

Ишутинцы, в отличие от террористов-народовольцев, не считали цареубийство средством борьбы за политическую свободу, поскольку конституцию будут составлять среднее и в высшее сословия, которые «вставят жизнь русскую в рамку западной жизни», добудут для себя личную свободу, свободу промышленности и коммерции, но не гарантируют предотвращение пауперизма и пролетариата, а скорее, наоборот, будут способствовать им»[57,стр. 127]. В этом отношении более зрелым был петербургский кружок. Его руководитель И.А. Худяков придавал громадное значение завоеванию демократических политических свобод, признавал необходимость демократической конституции и земского собора на основе всеобщего голосования[57, стр. 110, 124-126].

Для реализации террористических замыслов был создан внутри «Организации» более узкий, особо законспирированный кружок, которому предполагалось дать название «Ад». Ему, помимо покушения на царя, предстояло взять на себя тайный надзор за действиями и настроениями всех революционных кружков, предупреждать злоупотребления с их стороны, понуждать пассивных «к непременной деятельности»[57, стр.119]. Толчком к образованию «Ада» явились события, связанные с поездкой И.А. Худякова в 1865 г. за границу. Худяков, якобы, сообщил(по свидетельству Ишутина), что «существует Европейский комитет, что он помогает революционным движениям во всех государствах, что к числу членов комитета могут принадлежат и русские, и французы, и англичане, потому-то называется он Европейским комитетом»[58,т. 1,стр. 200; т.2, стр. 26-29]. До сих пор неясно, были ли эти сведения мистификацией Ишутина, или это был отзвук образования 1 Интернационала.

План цареубийства кружком не разрабатывался и не обсуждался, хотя в принципе вопрос о терроре вызвал расхождения. Организацию и исполнение дела принял на себя двоюродный брат Ишутина Д.В. Каракозов(весна 1866 г.). Неудачное покушение привело к разгрому всей организации. Ишутин и Худяков умерли в ссылке в Сибири. Аресты и высылки подозрительных, на взгляд правительства, людей приняли массовый характер. Окончательно были закрыты журналы «Современник» и «Русское слово», были запрещены всякие студенческие объединения и кружки, «нигилистам» было запрещено носить синие очки и длинные волосы (женщинам наоборот – короткие), запрещены частные школы, библиотеки и т.д. Начался «белый террор». Но это не остановило жизнь и общественное движение.

В 1870-1880-х гг. в регионе продолжается движение разночинцев как в направлении, свойственном всей России, так и в русле дальнейшей разработки областнической программы. В 1870 г. среди гимназистов Оренбурга формируется кружок, стремившийся развить политический кругозор. С этой целью создается библиотека нелегальной литературы, где были «Положение рабочего класса в России» В. Берви-Флеровского, «Капитал» Маркса, статьи Чернышевского, «Исторические письма» П. Лаврова и т.п. Библиотека была рассеянного типа – книги хранились у разных лиц, в том числе у учителя Марсова, у М.Д. Муравского и др.

Кружок начал и поддерживал переписку с другими нелегальными формированиями, через приезжавших в Оренбург и выезжавших в Петербург участвовал в общих делах. Часть кружковцев с целью активизации деятельности переезжает в Петербург, но сохраняет связи с кружком. Развертывается пропагандистская деятельность среди крестьян и пр.

Целью оренбуржцев было установление всеобщего равенства в мире, формирование у крестьян убеждения в необходимости равенства. В кружке действовало около 30 человек (П.А Орлов, Марсов, Якимов, Телесницкий, С.С. Голоушев, Л.Н. Щеголев, Д Аитов, Е.П.Малышевич, М.Д. Муравский и др.). Кружок установил связи не только с Петербургом, Казанью, Уфой, Орском и др. местностями, населенными пунктами, но и с аналогичным кружком в Уральске.

Кружок в Уральске (1873-1875) сформировался по инициативе сосланных студентов Казанского и Петербургского университетов. Н. Болдырев участвовал в революционном движении в Казани, а затем – в Петербурге, также как и Е. Ганкин. Среди кружковцев были Я. Шелудяков, О. Шелудякова, Шапошников, Шустов, М.П. Оганович, А. Назарова, Г.К. Ерыклинцев, А. Темников и др. Перечисление даже только этих имен говорит о преемственности вновь возникшего кружка с более ранним кружком А.Акутина. Естественно, что кружок особое внимание обратил на работу среди казачества.

Народническую революционную литературу распространял учащийся Омской военной гимназии Н.П. Щеголев, в какой то степени поддержанный своими товарищами-гимназистами. Через сетру Щеголев поддерживал связь с центром страны.

Народнические поселения в конце 1870-х гг. были созданы в Уральске (в нем мы вновь видим О.С. Шелудякову, М.П. Огановича, А.Темникова, М.К. Курилина), кружок – в Троицке. В 1880-е гг. народнический кружок действовал в Акмолинске (в состав его входила А.А. Ровинская, И. Рафаилов, С. Урманов и др.), Оренбурге, Омске, Петропавловске. Многочисленные ссыльные народники (а их насчитывалось в Казахстане по подсчетам В.З. Галиева более 500 человек), занимались просветительской деятельностью, имели разносторонние связи друг с другом.

Другим направлением, как уже упоминалось, являлась дальнейшая разработка областнической программы и меры по ее реализации. В начале 1870-х гг. Потанин и Ядринцев, еще находясь в ссылке на севере Европейской части России, принимают участие в «Камско-Волжской газете», издававшейся в Казани Н. Агафоновым. Вокруг газеты объединились последователи идей Щапова, бывшие и действовавшие участники революционного подполья в Казани, Поволжье и Приуралье сторонники областнических идей А. Гацисский, Христофоров, К.В. Лаврский и др. Лучшая провинциальная газета настойчиво проводила курс на самоуправление областей, на ослабление влияния и сил бюрократического центра. Этот курс привел к быстрому удушению газеты. Попытки заменить ее изданием периодических литературно-публицистических сборников закончилась, не по вине издателей и авторов, на «Первом шаге». Во всех изданиях Ядринцев и Потанин обозначили свою активную позицию. Сибирский регионализм звучал ярче и четче, чем другие голоса.

Возвратившись из ссылки, Ядринцев, Потанин создают, по существу, собственную сибирскую печать – газеты «Сибирь», «Восточное обозрение» и приложения к ним. В землячествах студентов Петербурга, собраниях на квартире Ядринцева в Омске продолжается обсуждение злободневных политических проблем России, Сибири. Возникает центр объединения культурных, политических сил региона.