1. Галиев В. З. Декабристы и Казахстан. – А.: «Гылым», 1990, с. 146 – 151
2.Из писем и показаний декабристов. Под ред. Бороздина. - СПб., 1906, стр. 22.
3. См. Барановская М.Ю. Декабрист Николай Бестужев. - М., 1954, стр. 91.
4. Розен А.Е. Записки декабриста. - Лейпциг, 1870, стр. 182.
5.См., напр., Розен А.Е. Указ. соч., стр. 97; Якушкин И.Д. Записки, статьи, письма. – М., 1951, стр. 156—157.
6. См. Из записок Поджио. Избранные социально-политические и философские произведения декабристов. Т. 2. - М., 1951, стр. 331; Завалишин Д.И. Записки декабриста. - СПб., 1906, стр. 194; Якушкин И.Д. Указ. соч., стр. 152.
7. Беляев А. Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном 1805—1850 гг. - СПб., 1882, стр. 188.
8. Декабристы на каторге и в ссылке. - М., 1926, стр. 15.
9. Бестужев Н. Статьи и письма. - М., 1933, стр. 93.
10. 3авалишин Д.И. Переселение народов //Восточное обозрение,1882, № 10
11. Якушкин И.Д. Записки, статьи, письма. - М., 1951, стр. 32.
12. Избранные социально-политические и философские произведения декабристов. Т. III. – М., 1951, стр. 203.
13. Фильгус В.Е. Участники Пермского революционно-демократического кружка в Тобольской ссылке. В сб. «Вопросы истории Урала. Материалы 2-й научной сессии вузов Уральской зоны в г. Перми.20-22 апреля 1965 г.». – Пермь, 1966, с. 197-199.
14. Аристов Н.Я. Жизнь А.П.Щапова //Исторический вестник,1882,№ 10,с.39.
15. Е.Я.Писарев (некролог) //Восточное обозрение, 1888, № 44.
16. См. Л.О./К.В.Лаврский/. Воспоминания о профессорах и студентах в начале 1860-х годов. - Лит. сб. «Былое из университетской жизни». – Казань, 1904, с.202
17 ГАТО, ф.3,оп.2,д.1098, л. 22-23 об.
18. Деятели революционного движения. Био-библиографический словарь. – М., 1928, т.1,ч.2,с.412.
19. Краткая история Сибирского кадетского корпуса. – М., 1909, с. 178.
20. РГИАЛ, ф. 1280, оп.1, д.237, л.4.
21. Галиев В.З. Ссыльные революционеры в Казахстане (вторая пол. Х1Х в.). – А., 1978, с. 31-32.
22. РГИАЛ, ф. 1280, оп.1, д.237, л.397 об.
23. ГАРФ, ф.95,оп.1,д.154,л.52.
24. РГИАЛ, ф.1280,оп.1,д.237, л.3об,,188; РГИА, ф.1282, оп.1,д.13,л.119 об.,131 об.
25. ГИАЛО, ф.14,оп.5,д.707,л. 1,4,6,8; Слепцова М. Штурманы грядущей бури. – Сб. «Звенья», вып.2. – М.-Л., 1933, с. 396,434,437.
26. Письма Г.Н.Потанина. Т.1. – Иркутск, 1977, с.159.
27. Загоскин М. Памяти Николая Андреевича Белоголового //Восточное обозрение, 1895, № 112.
28. ГАОО, ф.3,оп,13,д.18488,л.9.
29. А –в. Славный сибиряк Иван Александрович Худяков. - СПб., 1911, с.8.
30. Цит. по раб. Г.Н.Вульфсон. Разночинно-демократическое движение в Поволжье и на Урале.- Казань,1974, стр.238
31. Потанин Г.Н. Отрывок из истории провинциального кадетского корпуса // Русское богатство, 1859, № 8, отд. III.
32. Потанин Г.Н. Воспоминания // Лит. наследство Сибири. Т.6. – Новосибирск: Западно-Сибирская кн. издательство.- 1983.
33. Пантелеев Л.Ф. Воспоминания.- М.: ГИХЛ.- 1958, стр. 296.
Письма Г.Н. Потанина. Т.1. – Иркутск.- 1976.
34. ЦГАЛИ, Ф. 381, оп. 2, д. 2.
35. ЦГАЛИ, Ф. 1691, оп.1, д.478.
36. Пантелеев Л.Ф. Из личных воспоминаний о Г.Н. Потанине // Биржевые ведомости, 1915, 21 сентября.
37. Лапин Н.А. Революционно – демократическое движение в Западной Сибири начала 60-х годов XIX в. // Исторические записки, Т.80. – М.: Наука. – 1967.
38 ГАОО, ф. 3, оп. 15, д. 7, л. 21
39. П[оникоровский] Д. Воспоминания о Н.М. Ядринцеве // Сибирский сборник, вып. II.- Иркутск.- 1896.
40. Н. М. Ядринцев. К моей автобиографии // «Русская мысль», 1904, кн. 6, стр. 154.
41. ГАОО, ф. 3, оп. 15, д. 14,
42. Русско-польские революционные связи», т. II. М., 1963, стр. 612, 614; «Восстание 1863 г. и русско-польские революционные связи», стр. 646.
43. Лемке М. Полититческие процессы в России 1860 – х гг., стр. 547.
44. П. И. Рощевский. Воспитанник декабристов художник М. С. Знаменский. Тюмень,1954, стр. 46.
45. Н. Лапин. Автор «Конька-Горбунка» на Урале //«Урал», 1965, № 3.
46. ГАОО, ф. 3, оп. 13, д. 1, л. 364.
47. Покушение Каракозова. Документы //Красный архив, 1926, т. 4(17), стр.110.
48. См Захаренко А.Л. Персональный состав сибирских землячеств (1850 – 1865 гг.). //Олкетану – Краеведение, 2004, № 1.
49. 49ЦГАОР СССР, ф. 109, 1-я эксп., 1865 г., д. 196, л. 189 об.; ГАОО, ф. 3, оп. 13, д. 1, л. 235.
50. Лемке М. Политические процессы в России 1860-х гг. – Изд 2-е. – М.-Пг., 1923, стр.547.
51. Писарев Д. И. Избр. соч., т. I. - М. 1934, стр. 511.
52. Писарев Д. И. Избр. соч., т. 2. - М. 1935, стр. 88.
53. Шелгунов Н. В. Григорий Евлампиевич Благосветлов. - В кн.:«Сочинения Г. Е. Благосветлова», СПБ 1882, стр. IX.
54. Михайловский Н. К.-. Литературные воспоминания. Полн. собр. соч., т. VII, СПБ 1909, стр. 297.
55. См. Антонович М.А. Избранные статьи, Л. 1938, стр. 438—439.
56. Чешихин-Ветринский В.Е. Н. Г. Чернышевский, Пг. 1923, стр. 179.
57. Покушение Каракозова 4 апреля 1866 г. Предисл. А.А.Шилова //Красный архив, 1926, т. IV (17), стр. 98.
58. Покушение Каракозова. Т. 2. - М., 1928, стр. 154.
7 Сибирское областничество и возникновение движения «Алаш»
7.1 Возникновение, этапы развития сибирского областничества
Истоки сибирского областничества лежат в разночинно-демократическом движении 1860-х гг., о чем уже говорилось ранее.
Россия как государство сформировалась на протяжении многих веков в результате колонизационного освоения различных территорий, присоединения других народов. Этот процесс сопровождался выработкой представления об этих краях, народах, складывавшегося иногда в стереотип. Устоявшиеся положительные представления способствуют сближению территорий, народов их населяющих, взаимопониманию, взаимодействию, отрицательные – наоборот.
Колонизаторская деятельность правящих кругов изначально накладывала негативный отпечаток и на взаимоотношения, и на представления народов, населения регионов. Но длительное совместное пребывание в составе одного государства вело к необходимости перехода от противостояния к взаимодействию, к выработке приемлемого образа соседей.
Сибирь до середины века преимущественно представляли как место каторги (что и было на самом деле), как край вечного холода, полупустынный и суровый, либо как край несметных богатств, «золотое дно», привлекательное для любителей легкой наживы. Для Сибири, Казахстана официальные власти и поддерживавшие их ученые отрицали лучшее будущее. Это отразилось в представлениях даже такого проницательного администратора, каковым был М.М.Сперанский. Из Тобольска он пишет дочери: «…я смело утверждаю, что Сибирь есть просто Сибирь, то есть прекрасное место для ссылочных, выгодное для некоторых частей торговли, любопытное и богатое для минералогии, но не место для жизни и высшего гражданского образования, для устроения собственности, твердой, основанной на хлебопашестве, фабриках и внутренней торговле»[1].
Подобный взгляд на судьбы Сибири высказывался и в более позднее время. В середине 1840-х гг. Герсеванов утверждал, что край не имеет будущего и не стоит тратить на него средства [2]. Через десятилетие Гегемейстер отмечает, что «…Сибирь не заключает в себе условий для развития городской жизни» и, прежде всего потому, что в городах нет ни многочисленного купечества, ни землевладельцев и пр.[3].
С другой стороны, для жителей Сибири, Казахстана даже в губернском городе дома представлялись «чересчур высокими, огромными каменными палатами», а жители в нем – «хитры и говорят каким-то особенным языком» [4]. Выпускников сибирских семинарий, приехавших продолжить обучение в Казанской академии, поместили в самую холодную комнату. «Вынесли сибирский холод – вынесут и комнатный» - таков был вердикт начальства[5]. Когда в Омском кадетском корпусе уроженцев местного края (и казахов и русских) стали считать людьми второго сорта, это запало в душу Г.Н.Потанина, стало одним из первых толчков к борьбе за равенство регионов.
Любовь к месту своего рождения, местный патриотизм был не исключительным свойством тех, кого во второй половине века назвали областниками. Н.А.Добролюбов в рецензии на книгу писателя – славянофила Н. Жеребцова подверг уничтожающей критике его ложный патриотизм, клонящийся к возвеличению даже недостатков России. Критик пишет, что часто люди неразвитые, неспособные к практической деятельности для славы своего отечества «делаются паразитами какого – ни будь громкого имени, чтобы его величием заполнить собственную пустоту. Нередко это громкое имя бывает – отечество, родина, народность…»[6].
Для Добролюбова неприемлемы и ложны «патриотические» пикировки Петербурга и Москвы – кто главнее, кто лучше и кто хуже. Такое землячество (т.е. приверженность своей земле, местной родине) является забавной детскостью. Человек развитый, осознав нужды человечества, почувствует желание применить свои теоретические познания в практической деятельности. И местом такой деятельности «всего естественнее» будет свое отечество. Так будет не потому, что он не уважает другие народности, а потому, что больше всего знает нужды отечества, может лучше судить о его положении, теснее связан с родиной.
Такой истинный патриотизм, дельное землячество развивается тем сильнее, чем свободнее человек в стране, чем активнее может он участвовать в общественных делах. Патриот не поступится интересами общества, народа ради личных выгод. И как вывод – патриотизм «находится в теснейшей связи с любовью к человечеству» [6, с. 263-266]. Истинный патриотизм – это борьба с «турками внутренними», с бедами свой страны, своего народа.
Таким образом, для Добролюбова приемлем и общий национальный, и местный земский патриотизм. Основное в нем – демократическое содержание: улучшение положения народа, развертывание общественной жизни, свобода от бюрократически – самодержавной опеки.
Великим достижением демократов было то, что среди бед народа они подметили его низкую активность в отстаивании своих интересов, инертность. Н.Г.Чернышевский, искренне страдавшие от этого, с горечью восклицал: «жалкая нация, нация рабов, сверху донизу – все рабы»[7]. Не столь горькие и резкие, но подобные чувства были свойственны и выдающимся казахским просветителям.
В Казахстане к середине Х1Х в. происходили разноплановые изменения. Ломался традиционный, кочевой уклад жизни, уходили старые традиции, устанавливался и усиливался бюрократический строй, казахи теряли ощущение свободы и т.д. На эту ломку «поэты скорби» отвечали воспоминаниями о прежних благословенных временах и воспеванием их.
Разночинцы – демократы считали, что нет смысла печалиться о том, чего не вернешь. В условиях развития товарно-денежных отношений, необходимости светских знаний, они требовали пересмотра, изменений традиционных представлений, понимания места человека в окружающей действительности, его образа жизни, активизации казахов в этих процессах.
Прежде всего, просветители стремились бороться с тем крепостническим, что несло новое время и беспокойный сосед - Россия. Ч. Валиханов, рассматривая причины упадка хозяйства кочевников, писал: «Мы устраивали свою жизнь, приноравливаясь к требованиям скотоводства. У наших предков постоянных зимовок не было, точно так же, как и приуроченных мест для летних пастбищ. Когда в одном месте был голод, отцы наши уходили на другие, более благоприятные, не стесняясь никакими расстояниями. При таком образе жизни понятно, что голодные зимы не имели такого рокового характера, как теперь... Теперь нужно из малого пространства земли извлекать наибольшую пользу, а это совершенно невозможно, пока скотоводство будет в киргизской степи единственным средством существования»[8].
Отстаивая традиции, Валиханов не звал назад. Ограничение кочевок, изъятие пастбищ, бюрократические затруднения должны быть сняты, потому что кочевое скотоводство остается основным видом хозяйственной деятельности. Но это не идеал, не высшее достижение человечества. В перспективе положение изменится, появятся новые отрасли хозяйства. Но при этом нужно учитывать специфику народа, периода. В таком понимании задач времени Валиханов был глубок и не одинок.
И. Алтынсарин сделал первые шаги по приобщению молодого поколения казахов к ремеслу. Протестуя против изъятия земель для переселенцев, он отмечает: «Если будут вести дело так неумело, то предрекаю, что киргизы — этот многообещающий, хороший народ — быстро пойдут к погибели, так что после уже ничем не поправишь...»[9]. Этот протест был не для увековечивания традиционного образа жизни, а для того, чтобы учитывать специфику Казахстана, не отрезать у казахов перспективу перехода к земледелию.
Просветители считали, что в условиях становления новых общественных отношений казахи для того, чтобы выжить и утвердиться, должны быть просвещенным, образованными, трудолюбивыми, активными, понимающими задачи развития в современных условиях. Причины своих успехов и неудач нужно искать не вовне, а в себе. Злословие, невежество, бахвальство, иждивенчество, безделье — вот основные качества, которые не приемлют, и с которыми борются казахские просветители, а утверждают как нравственные основные постулаты знание, науку, трудолюбие, добро.
Стараясь найти пути к новому, просветители страдали и тосковали от медленности дела, от малоподвижности массы народа, от увлечения новыми соблазнами, которые несла новая эпоха. Ч. Валиханов писал, что испытывает «... беспрестанное раздражение от киргизских несообразностей, которые видеть должен каждый час, каждую минуту. Впечатление от всего этого делается тем более невыносимым, что не видишь надежды, вернее, луча надежды когда-нибудь освободиться от гнета окружающей пустоты»[8, т 4. с. 63]. Признаки «жестокой хандры» от малых, по его меркам, успехов своей деятельности испытывал и Алтынсарин[9, с. 20].
Приведенный материал можно существенно расширить, но и изложенное свидетельствует, что у поклонников «Современника», лидеров казахского просветительства и Добролюбова складываются однотипные представления о патриотизме.
В борьбе с традиционными, родовыми представлениями, мировоззренческими установками, в утверждении новых, прогрессивных взглядов, отношений, идеалов, в воспитании нового человека, просвещенного, «разбуженного», деятельного казахские просветители 1860-1880-х гг. не ставили вопроса об автономии или суверенитете Казахстана. Это было понятно и оправдано. Но такие вопросы обязаны были ставить русские просветители. Для этого, прежде всего, нужно было знать казахов и Казахстан, преодолеть негативные стереотипы.
Познание края, его населения началось сразу же после выхода России на рубежи Казахстана. И оно не всегда было мирным, а тем более академическим. Другая вера, другой образ жизни, особенности быта и семейной жизни воспринимались как признаки "дикости", постепенно превращались в систему стереотипов. Известно, что даже у Пушкина тунгус был «дикий», а на бытовом уровне каждый татарин был «князем».
Фундаментальные комплексные исследования, которые могли бы изменить стереотип, организуются после присоединения Младшего и Среднего жузов. Этого требовала практическая потребность российского правительства. Направленные в Казахстан экспедиции изучали страну и народ в рамках идеологии господствующего класса и с точки зрения интересов русского правительства. Но было бы слишком надуманным представлять, что все востоковедение выполняло социальный заказ.
Работы крупных ученых (Г.Ф. Миллера, П.С. Палласа, П.И. Рычкова, А. Левшина, Н.Я. Бичурина, А.В. Попова, Г.Карелина, П.И. Небольсина и др.) способствовали расширению подходов к исследованиям. В работах ученых, путешественников начинают таять традиционные представления, складывавшиеся под влиянием интересов феодального абсолютистского государства и формирования новых буржуазных тенденций. Публикации русских исследователей, путешественников помогали формировать общественное мнение, начинают непосредственно влиять на общественную мысль России. Проблемы окраин страны выносятся за стены бюрократических учреждений, становятся предметом обсуждения общественности.
В Х1Х в. представления о судьбе колоний, «инородцев» вылились в два основных направления: о закономерности и оправданности "колонизаторской дани" с них и о "цивилизаторской миссии" России на востоке страны. При этом цивилизаторская миссия мыслилась по-разному.
Традиционная концепция, выраженная еще Н.Я. Бичуриным, утверждала об изначально - прирожденной "экспансии" номадов, из чего закономерно вытекала необходимость их обуздания и подчинения самодержавной власти [10]. И эта концепция удерживается весь Х1Х век[11]. Когда готовилась военная экспедиция по завоеванию Старшего жуза, Л.Мейер утверждал: "Для нас почти довольно знать, что мы столкнулись здесь с народом кочевым, полудиким и бывшим таковым издревле" [12]. Действия завоевателей в этом духе, в частности генерала Черняева, вызвали органическое неприятие великого казахского просветителя Ч.Валиханова.
Но среди представителей великорусского населения складывается и просветительская позиция. П.И. Небольсин в середине века отрицает и осуждает концепцию об "извечной агрессивности" кочевников [13]. В далеком Иркутске сосланный М.В.Буташевич–Петрашевский считает, что Сибирь, как часть общероссийского единства, должна определить выполняемую функцию, без чего невозможно существование этого единства, как и при развитии одной части России за счет другой. Сибирь, в отличие от метрополий Запада, органически соединена с Азией и воспринимает влияние, как ее, так и Европы. Рассматривать отношения с народами Азии как отношения господства, для достижения которого не нужно стесняться в средствах, нельзя. Это «самостоятельные члены одного свободного братства», т.е. человечества. И это налагает на русское население Сибири сложные обязанности: «…сперва освоить эти народности с практическими результатами науки и цивилизации, а потом уже вполне их ввести в круг общечеловеческого общения». Решение этой задачи дело не правительства, а каждого сибиряка на всем протяжении пограничной полосы в 7 тысяч верст. Для реализации ее сибиряки должны, несмотря на все сложности, сами вполне освоить достижения человечества и ясно осознать свои обязанности перед народами Азии[14].
Подобный подход шел вразрез с «цивилизаторской» позицией приезжих («навозных») чиновников из аристократического дворянства, которые считали, что они осчастливили Сибирь своим присутствием, поскольку все местное – это неразвитое, темное, презренное. Подобные «цивилизаторы» были и в Казахстане.
Большое внимание уделял Сибири А.И.Герцен и Н.П. Огарев. В «Былом и думах» Герцен выступает против представлений о Сибири, как о крае холода, скрытых и неиспользованных богатств, малопригодном для жизни, неразвитом. «Мертвящее русское правительство, делающее все насилием, все палкой, не умеет сообщить тот жизненный толчок, который увлек бы Сибирь с американской быстротой вперед» [15]. «Богатую будущность» в случае переустройства российской жизни предрекал краю и Огарев [16].
Герцен считал: «Централизация, жертвующая самобытностью частей, стремящаяся к полицейскому однообразному фрунту, убивающая все индивидуальное, характерное, местное, всегда будет качаться между Николаем и Бонапартом»[15, т.14, с.22]. То есть, надежду на избавление от феодальной отсталости и уже проявившихся бед буржуазного общества он связывал, в числе других условий, с развитием, самобытности областей, национальных регионов. Более того, выдающийся демократ допускал самоопределение частей России. «Целостность агломерата, хранение его наростов, отстаивание насильно проглоченных кусков, которых желудок не переваривает все это постороннее судьбам народов, враждебное им. Во имя сильной, несокрушимой империи народ был раздавлен, обобран, во имя ее держалось крепостное право, чиновничество, рекрутчина».
Огарев и Герцен признают полное право на «всяческую автономию» на свободное соединение и даже «слитие», на полное «расторжение» не только народов России, но отдельных провинций, которые имеют «самобытность», существенное отличие от других регионов (с какой стати Тульская губерния скажет, что она хочет быть «своей») [15, т. 17, с. 206].
По мнению Огарева, области должны иметь право определять свою территорию, «устраивать свой областной кредит, свое право собственности и наследства по обычаю народному, свое областное выборное управление и свои областные выборные суды»[16. с.365].
В России идеи федерализма, самостоятельного существования входящих в нее народов, высказывает и стремится реализовать Н.И.Костомаров. По Костомарову, на Руси идет многовековая борьба двух начал—демократического федеративно-вечевого и монархического, ведущего к централизации и единодержавию. Носителем демократического «федеративного» начала была южнорусская, или «малороссийская», народность. «В натуре южнорусской не было ничего насилующего, нивелирующего; не было политики, не было холодной рассчитанности, твердости на пути к предназначенной цели». Начало «единодержавия» свойственно «великорусской народности». Она готова рабски подчиниться сильной самодержавной власти, стремится «дать прочность и формальность единству своей земли». «Народный дух», характеризующийся названными чертами является важнейшим фактором исторического развития. Различия в нем обусловили противоположные направления развития украинского и русского народов. Начало этому было положено еще в Древней Руси, которая являлась воплощением личной свободы, инициативы, отличалась неопределенностью форм государственной власти. Это было воплощение «южнорусского общества», с его вышеназванными чертами. Формирование великорусской народности с центром в Москве («москали») привело к незатухающей борьбе двух начал, вплоть до современности[17].
Схематичность и национализм предложенной позиции, которая была порождена и подпитывалась колониальной политикой самодержавия, содействовали укреплению негативного стереотипа образа русских, разобщению народов, что было на руку тому же самодержавию. Но нельзя забывать и того, что все-таки идеалом историка являлись равенство и всеобщая свобода «простого» народа, что он объясняет длительность московского господства не только силой его, но и нарушением идеалов народа правящей верхушкой Украины, защиту от произвола которой народ связывал с центральной властью[18].
Демократические идеи Костомарова были восприняты и развиты А.П.Щаповым. В противоположность господствовавшей «государственной» школе в историографии, уже на первой лекции в Казанском университете при небывалом скоплении студентов он заявляет, что вступает на кафедру не с идей государственности, а с идеей «областности». «Русская история, в самой основе своей, есть по преимуществу история областей, разнообразных ассоциаций провинциальных масс народа – до централизации и после централизации/19/. «Под именем области он понимал «земли, земства, людство, мир».
Благополучие государства зависит не от могущества государственного механизма, который угнетает земство, мир, а от свободного объединения самоуправляющихся общин. «Мир, начинаясь с малых кругов, внутренне самобытных и в себе законченных миров сельских, связуя их общиной, естественно-бытовою связью с мирами городскими, также внутренне-самобытными и в себе законченными, и смыкая те и другие…вместе – в самостоятельные земские областные миры, посредством федеративной совокупности последних, естественно возрастает и расширяется, таким образом, во всенародный русский земский мир»[19, с.765]. Общинам должны принадлежать земля и угодья, право «самоустройства, самоуправления и самосуда», свобода «торгово-промышленного развития»[19, с. 778-779].
«Масса народная, самая жизненная, земство отрицает немецкое, петровское устройство всероссийской империи, отрицает царя со всеми его централизационно-бюрократическими учреждениями, отрицает вельможество, княжество со всем его помещичеством…»[20]. В процитированном письме, ставшем довольно широко известным современникам, Щапов обвиняет царизм в насаждении дворянства, духовенства, чиновничества и солдатчины. Все это отдалилось от народа и гнетет его.
Народ, избравший царя, оказался им обманут, и это породило Разиных, Радищевых, пугачевщину, декабристов, студенческие волнения 1861 г. Народ на Земском соборе должен потребовать уничтожения всех, его гнетущих явлений, в том числе централизации. Нужно «…дать автономию Польше, Украйне, Великороссии, Сибири и всем провинциям и создать федеративную социально-демократическую конституцию, союзное, общинно демократическое земское народосоветие» [20, с. 661]. В упрощенном виде идея областничества была подчеркнута в популярном стихотворении «К Сибири», распространявшемся в списках от Петербурга до Иркутска.
Для реализации предлагаемого устройства Щапов считает, чтобы в провинциях возникла «самопознавательная литература», наподобие журнала «Основа». Она станет средством «возбуждения в провинциальных массах идеи политического самосознания и саморазвития». Названной цели должны служить воскресные школы, областные общества распространения грамотности и т.п. Особая роль в просветительской программе отводится университету, так как он создает «новых людей». «Слишком мало еще их, - пишет Щапов, - но они уже есть. Наше молодое, научно – маслящее, просвещенное меньшинство составляет зародыш, зачаток нового будущего народного поколения, новой народной организации, которая должна нарастать из народа и представлять как можно больше, чаще и все лучше и лучше не только новых Ломоносовых, Радищевых, Белинских, но и новых Кастренов, Банзаровых и т.п.»[19, т.2, с.373].
Касаясь положения коренных народов востока России, Щапов отмечает, что стремление России на Восток имело больше характер завоевания или ссылки и изгнания. Народы Востока не только не приобрели гражданские права в европейском понимании, но и вымирают. «Пора нам, русским, - призывает Щапов, - сознать, что и восточные инородцы – братья наши, что мы исторически обязаны ввести их в общеевропейскую семью. Просвещение, просвещение и свободные права – вот что мы обязаны дать столько же нашим восточным братьям, сколько и своим народным массам»[21].
Эти мысли Щапова, как и многие другие, были восприняты и развиты лидерами областнического движения в Сибири. Н.М.Ядринцев обличает мизерность дел российского правительства по улучшению жизни «инородцев», указывает на факт продолжающегося их вымирания. Он делает однозначный вывод: «До тех пор, пока инородцы будут под опекой, не сумеют сами заявлять нужд своих, не укажут средств для спасения существования и сохранения племени, трудно рассчитывать на посторонние заботы»[22].
В выдвинутых Щаповым положениях содержится не только идея разночинцев-революционеров просветить народ, чтобы пробудить его, но и мысль о соединении «новых людей» с массами, о пробуждении через этих «новых людей» провинций, национальных окраин.
При всей ненависти к централизации, чиновничеству, противопоставлении им общественного уклада жизни, общественного дела, децентрализации лидеры разночинной демократии видели опасность разобщения сил тех, кто противостоит этому злу. «Новых людей» было очень немного, увлекшись решением местных проблем можно было вовсе не оказать влияния на решение общих задач.
Герцен, отстаивая право на самостоятельность каждого народа, каждой самобытной провинции, тем не менее, отмечает, что должны быть условия для реализации этой самостоятельности. Русский народ, имеющий общие корни, экономические, социальные отношения и пр. не может раздробиться на «самобытные суставы». Опыт Германии в этом отношении поучителен: «четвертованная – она лежит в своем расчленении, не имея возможности ни встать, ни двинуться»[15, т.14,с.22].
Огарев, предусматривая широкие права областей, считает, что страна не распадется на «самобытные суставы». «…Устроив областные самоуправления, все увидят необходимость подать друг другу руку на общие интересы и соединиться в федерацию, в общий союз славяно-русских областей, …а для общих дел союза каждая область присылала бы своих выборных для соглашений в устройстве путей сообщения, общих расходов и, наконец, для составления общего союзного банка, управляемого выборными от всех областных банков»[16, с. 384-385].
Самостоятельность – это не самоцель, а средство избавиться от тех бед, которые несет центральная власть. «Если Россия, освободивши крестьян с землею, действительно взойдет в ту новую фазу жизни, о которой мы говорили, я не думаю, чтоб Украина захотела отделиться от нее…»,- пишет Герцен [15, т.14, с.23]. Пока не решены задачи демократического переустройства страны, разночинцы должны объединять свои силы, не растрачивать их на борьбу с частными провинциальными проблемами.
М.Л.Михайлов, отправленный в ссылку и тепло встреченный «новыми людьми» Сибири на всем протяжении пути, с интересом беседовал в Красноярске и Иркутске с Петрашевским и его другом Ф.Львовым. «Слушая Петрашевского, я, признаюсь, не раз подумал, что было бы очень грустно, если б тесный круг местных интересов успел со временем втянуть и меня в свои границы - вспоминал Михайлов. – Повторяю, все эти интересы входят лишь как ничтожная доля в ту общую систему нашего управления и нашей жизни, против которой одной борьба не бесполезна»[23].
Н.Шелгунов, который поехал в Сибирь с целью организовать побег своего сосланного единомышленника и друга Михайлова, писал: «…Сибиряки во всем том зле, какое приходилось им терпеть, обвиняют чиновников и именно заезжих и думают, что зла не будет, если образуются чиновники «местные», но это не верно. Действительно, заезжий чиновник не имел связи с Сибирью, он не жил интересами местных жителей, он смотрел на них свысока, пренебрегая общественным мнением, но все это он делал не только потому, что он заезжий, сколько потому, что он чиновник»[24].
В то же время, Шелгунов отмечает, что жизнь в Сибири труднее, хозяйственные возможности ее улучшить - скуднее, населения здесь меньше и оно условиями российской действительности не приучено к инициативе. Поэтому необходимо дать сибиряку «полную свободу в развитии его экономических сил и в умственном образовании»[24, с. 313]. Смысл предложения Шелгунова состоял скорее не в том, чтобы дать свободу именно сибиряку, а в том, что и развитие окраин страны зависит от свободы человека в России.
Первоначально Шелгунов на основе мимолетного знакомства с общественным движением в Восточной Сибири (нач. 1863 г.) не увидел выработки в нем специфического пути развития, а поэтому и возможности автономии Сибири. «Самая ужасная стороны сибирской жизни – в отдаленности Сибири от Петербурга, в отсутствии внутреннего общественного интереса, в печальной необходимости жить двумя месяцами позже и тратиться в бесполезных словопрениях, не продвигающих ни на волос дела…», - пишет он [24, с. 279].
Но вскоре ситуация изменилась. Шелгунов сумел при помощи местного разночинно-демократического кружка присмотреться к местной жизни. Оставляя неизменными выводы об экономической отсталости Сибири, Шелгунов осенью названного года утверждает, что она от бедности народа, которая проистекает от общих условий его жизни в России. И пока условия не изменятся, бесполезно заводить в Сибири заводы, развивать ремесла. Крестьяне, рабочие не смогут покупать товары, даже если цены на местные товары станут несколько ниже оттого, что их производят в Сибири. Забота о народе, о его благосостоянии это тот идеал, «к которому стремятся более развитые сибиряки», основа местного патриотизма. Патриоты-разночинцы Сибири «представляют собой именно ту прогрессивную силу, ради которой совершается на месте хоть какое-нибудь движение вперед»[24, с. 304-306].
Следовательно, вопрос о возможности самостоятельного развития края решен был положительно. Шелгунов заявляет о необходимости предоставить массам право на самоуправление, создание общин, на самостоятельную экономическую жизнь Сибири, создание своего суда и полиции, развитие образования [24, с. 312-313].
Лидеры разночинной демократии реализацию самоуправления связывали с демократизацией всей России. Но так было до тех пор, пока общественное движение шло на подъем. Наступление реакции с 1862 г. изменило ситуацию. Герцен делает предварительный вывод: «если же Россия, запнувшись на первом шаге, останется под розгой помещика, под палкой полиции, без суда, без прав…, тогда не только Польше, не только Украине не следует оставаться с Россией, но следует им соединиться, идти на Москву и разгромить все это исполинское здание рабства» [15, т.14, с.23].
Разрабатывая планы революционного освобождения России, Огарев считал, что Сибирь «непременная, выгодная, но мало деятельная союзница». Но когда в Лондоне стало больше известно о развитии общественного движения в Сибири, общественной мысли среди сибиряков, когда ситуация изменилась, выводы несколько меняются. В конце 1862 г. Герцен считает, что областям нечего ждать, находясь в составе Российской империи. «Мы признаем не только за каждой народностью, выделившейся от других и имеющей естественные границы, право на самобытность, но за каждым географическим положением. Если б Сибирь завтра отделилась от России, мы первые приветствовали бы ее новую жизнь»[15, т.16, с. 253].
Можно сказать, что патриотизм лидеров разночинной демократии был глубже, гуманнее официального патриотизма, который видел величие страны преимущественно во внешнеполитических успехах, в расширении территории, в возвеличении русского и пр. Идеи лидеров были восприняты достаточно широким слоем разночинцев-демократов, содействовали изменению стереотипных образов «инородцев», российских окраин. Можно сказать, что разночинцы-демократы были носителями идей подлинного патриотизма. Просветительское служение сближало представителей разночинной интеллигенции разных наций, регионов, в процессе его начинает формироваться общественное мнение в полном смысле этого понятия.
Областничество возникло как развитие идей патриотизма, не отделялось от них. Проблема соотношения центра и регионов являлась политически актуальной на протяжении всего последующего времени, особенно для стран с многонациональным составом населения. В решении этой проблемы даже теоретически разночинцы не все смогли решить, допускали неточности и ошибки. Но это была одна из первых попыток решить проблему, не сопровождавшаяся, вследствие противодействия крепостнического правительства, достаточно широкими практическими делами, чтобы можно было увидеть и исправить ошибки. Разночинцы выразили фундаментальную ценность областничества – достижение блага широких масс. Земская реформа царизма была убогой по сравнению с областнической программой разночинцев.
Требование автономии Сибири в этот период субъективно мыслилось разночинцами-демократами как требование революционных преобразований в пользу трудящихся масс и, следовательно, соответствовало программе демократов всей России.
В своем развитии областничество проходит ряд этапов, не остается неизменным, меняя направленность, содержание. На наш взгляд можно выделить в этом течении периоды 1850-1860-х гг.; 1870-1890-х; 1900-1916 гг.; 1917-1920 гг. На первом этапе областничество шло рука об руку с общероссийским освободительным движением, являлось его неотъемлемой частью.
На втором этапе областники, не отмежевываясь от народнического направления, рассматривая те же проблемы общероссийского масштаба, что и народники (например, характер, судьбу крестьянской община), начинают сосредотачиваться на собственно региональных проблемах. Среди них такие, как введение в Сибири реформ, действовавших уже в Европейской части России, открытие университета в Сибири, создание и развитие местной прессы и т.д.
Революционный подъем начала ХХ в. активизировал областничество, заставил искать пути более активного влияния на массы. Создается Сибирский областной союз, который сосредотачивает усилия на введении в улучшенном варианте, (проект разрабатывался под руководством Потанина), земства в крае. Выдвигаются также идеи о создании Областной думы, разработке местного законодательства, основ местного управления и суда. Созданные и принятые на заседаниях, совещаниях общественных организаций проекты отличались большим демократизмом, нежели аналогичные действующие законы и положения. Местное самоуправление, которое венчалось Областной думой, по этим документам должно было ведать законодательством, управлением и судом в регионе.
После Февральской революции в Сибири, Казахстане были введены земства, реализованы демократические свободы. Но это уже не удовлетворяло областников. На 1 Сибирском областном съезде, где участвовало 169 делегатов от Сибири и Степного края, были приняты решения об автономии Сибири, создании Сибирской думы, регулярности съездов, разработке, принятии Конституции Сибири и т.д. Областникам удалось создать Сибирскую областную думу, сформировать Временное правительство автономной Сибири. Однако эти органы под ударами и слева и справа не смогли реализовать ни одного из программных пунктов областничества. В разгоревшейся гражданской войне решались более важные для текущего момента вопросы. Областничество теряет влияние и авторитет, сходит с исторической арены.
7.2 Областничество и формирование казахской интеллигенции
Областничество оказало заметное влияние на пробуждение политической мысли формирующейся казахской интеллигенции. Уже в эпоху падения крепостного права Чокан Валиханов посещал собрания сибирского землячества в Петербурге. Мы не можем сказать, что он стал членом землячества, но сам факт земляческого объединения, основные идеи, во имя которых собирались сибиряки, не могли не обратить на себя внимание Чокана. Порукой тому и тесная давняя дружба его с Потаниным.
Известно, что жена Потанина была сестрой К.В. Лаврского, соредактора областнической «Камско-Волжской газеты». Она была дружна с М. Шормановым, его семьей и пересылает ему в подарок сборник «Первый шаг». Такой необычный подарок, видимо, мог быть прислан лишь в том случае, когда адресат знал о значении его, представлял, какие вопросы поднимаются в сборнике. А в «Первом шаге», имевшем посвящение «В память о КВГ» (имелась ввиду «Камско-волжская газета»), поднимались проблемы развития, пробуждения провинций, перехода к ним инициативы в развитии страны.
Разумеется, и Валихановы, и Шормановы, сторонники сближения с Россией, не считали возможным в то время публично ставить вопрос об автономии Казахстана или Казахстана и Сибири, а быть может, и не разделяли этих идей. Но представление о появившихся проблемах автономизма они имели.
Ситуация существенно изменилась, когда областнические идеи стали пропагандироваться на страницах газет «Сибирь», «Восточное обозрение». Эти издания не только попадали к казахам. В них начинают сотрудничать некоторые представители казахской интеллигенции, хотя и в этом случае мы не встречаем материалов, ставивших вопрос об автономии Казахстана.
Даже газета «Казах» 9 марта 1917 г. писала, что «над казахской юртой взошло само счастье и эта долгожданная весть — радость не только для одних русских, но и счастье общее для всех, кто считает своей родиной Россию». Она призвала казахов поддержать новую власть, напечатала тексты поздравительных телеграмм, исходящих в основном от казахских интеллигентов и имущих слоев населения в адрес председателей Государственной Думы и Совета Министров. Одна из них гласила: «Наш «Казах» будет преданно служить новому правительству..., постарается защитить от внешних врагов нашу всеобщую гордость — Россию. Да благословит сам всевышний на победу над внешними и внутренними врагами!»
В конце Х1Х в. уже сложился заметный слой казахской интеллигенции. В учебных заведениях, городах казахи начинают объединяться в землячества, обсуждать проблемы жизни своей родины. В медресе «Галия» казахи-шакирды основали «Общество по изучению казахского языка», целью которого было создание книг, учебников, содействие изданию газет на казахском языке. Поставленные задачи общество выполняло, создав учебник, книги, распространяя их через редакцию газеты «Казах», помогая тем самым в решении общих задач.
В начале ХХ в. в Омске учится большая группа молодежи, которая выдвигается в первые ряды общественных деятелей: К.Каменгеров, М. Саматов, С. Казыбеков, А. Шорманов, Мухтар Саматов, Муратбек Сеитов Базыкен Оскенбаев, Сакен Сейфуллин, Ахмет Баржаксин, Магжан Жумабаев, Ныгымет Нурмаков, Турганбек Байлин и т.д. Все эти молодые люди испытали влияние областничества и личности Г.Н.Потанина. Создаются условия для объединения казахской молодежи и вовлечения ее в активную общественную деятельность. В 1913 г. в Омске образуется общественная организация «Бірлік», которая позже станет ядром партии «Алаш». Не безынтересно определить, кто же составлял костяк этого движения.
Кошмухамбет Кеменгеров (1898-1937) родился на Баянаульской земле. Выпускник ветеринарно-фельдшерской школы г. Омска, он в 1913-1919 гг. учится в сельскохозяйственном училище, а затем в медицинском институте. В рассказах, пьесах обличал злоупотребления, невежество феодалов, социальную несправедливость. Перевел с казахского языка на русский и с русского на казахский ряд художественных, исторических произведений. Был редактором рукописного журнала «Балапан», выпускавшегося обществом «Бірлік».
Еще один участник организации «Бірлік» - сын переводчика канцелярии Акмолинского генерал-губернатора, уроженец Баянаула Асылбек Сеитов (1894-1937). Окончил гимназию в Омске (1911 г.), медицинский факультет Томского университета (1916). Работал санитарным врачом в Омске (1916-1917), врачом в Баянауле (1917-1922 гг.).[25] В воспоминаниях Клара Сеитова (дочь А. Сеитова) пишет, что А. Бокейханов был близким другом А. Сеитова и существенно повлиял на формирование его политических взглядов. А.Сеитов, как активист Акмолинского областного комитета «Алаш» (в партию он вошел ещё осенью 1917 г. в Семипалатинске) был секретарем на съезде, созванном 20 июля 1917 года, участвовал в обсуждении всех вопросов. [26] На этом съезде он был ибран кандидатом в депутаты Учредительного собрания от Акмолинской области [27].
А.Сеитов опубликовал многочисленные статьи на страницах газеты “Казах” по проблемам здравоохранения и просвещения. Газета в списках кандидатов в Учредительное собрание характеризует Сеитова как молодого доктора с чистой душой, горячо преданного своему народу. Здесь же отмечено, что Сеитов состоял в должности заместителя председателя областного Омского казахского комитета Алаш Орды [28].
В 1917 году А.Сеитов возвращается на родину в Баянаул, где он в условиях гражданской войны работает земским врачом. 1918 году Бокейханов пишет воззвание, с просьбой организовать срочные милицейские отряды для охраны местного безоружного населения. В Баянауле этим был должен заняться Сеитов. Но по ряду причин, в том числе из-за приема многочисленных больных, он не смог приступить к решению этой проблемы.
Брат Асылбека Сеитова – Муратбека – выпускник факультета лесничества Омского сельскохозяйственного института[29; с. 87], один из организаторов кружка «Бірлік». С октября 1917 г. - член партии «Алаш», активный участник Всеказахских съездов [4; 146]. Среди местной интеллигенции Муратбек слыл талантливым переводчиком.
Мусылманбек Сеитов также входил в состав общественно-политической организации «Бірлік». Клара Сеитова сообщает, что он – выпускник одного из Российских вузов, по специальности был экономистом [23; 63]. Был членом областного комитета «Алаш» в Омске [23; 64].
Мухтар Саматов (1896-1938) - родился в Акбеттауской волости Баянаульского округа. В 1917 году он окончил Омское сельскохозяйственное училище. Будучи студентом он являлся активистом молодёжного общественно-политического кружка «Бірлік» (1914 г.). Мухтар Саматов принял активное участие в работе Всеказахского съезда, состоявшегося 5-13 декабря 1917 года. Наряду с А. Сеитовым, М.Жумабаевым, Мусылманбеком Сеитовым был членом Акмолинского областного комитета партии «Алаш» [30]. Вел активную агитационную работу по выборам в Учредительное собраниея в 5 уездах Акмолинской области, являлся организатором местных органов Алаш-Орды.
Был с 1914 г. корреспондентом газеты «Казах». В 1914 году он опубликовал статью «Потанин докладына», где анализирует выступление Потанина Г.Н. на собрании Омского Географического общества и знакомит читателей с его исследованиями [28, А., 1985, т. 10, 395 с.15; 133]. В газете упоминается имя Саматова в связи с оказанием денежной помощи бедствующим студентам, в частности М.Саматову, как учащемуся Омской сельскохозяйственной школы [15; 97].
Жизнь и деятельность Мукыша Боштаева, активиста движения Алаш, тесно связана с Павлодарским уездом. М.Боштаев - выходец из Баянаула –окончил Петербургский университет, по одним данным, по другим- Казанский университет. По специальности он был юристом.
Активность в общественной жизни Мукыш Боштаев проявил, будучи студентом. Вместе с другими студентами, обучавшимися в России, он пишет письмо в редакцию газеты, где приветствует открытие национальной газеты «Казах» и отмечает ее великое будущее [14; 148]. Еще одна статья в газете «Казах», опубликованная Мукышем Боштаевым (1915; № 111), была посвящена проблемам образования. М. Боштаев проявляет инициативу по созданию культурно-просветительского общества «Игілік», которое могло бы помочь студентам в материальном отношении. Статья так и называется «Игілік кауымы». Статья вызвала живейший интерес среди читателей газеты. Через некоторое время в редакцию пришел отклик Хабиболы Лекерова, имама Баянаульской мечети [14; 195], в котором предлагалась оригинальная модель деятельности общества «Игілік». А.Букейханов также проявляет интерес к предложению молодого юриста. Он отмечает дальновидность М. Боштаев, стремление помочь родному народу получить образование, приобщать талантливую молодежь к просвещению независимо от социального происхождения, а особо нуждающимся оказывать денежно -материальную помощь.
Тяжелые события 1916 г. также не обошлись без участия молодого интеллигента. В газете «Казах» М.Боштаев с другими студентами заявляют о стремлений оказывать всяческую помощь джигитам, ушедшим на тыловые работы. Они помогают в организации «Земского союза», органа, который оказывал материальную, юридическую и духовную поддержку тыловикам. За эту помощь они были отмечены А.Букейхановым и другими деятелями «Алаша». В статье Букейханова «Мэскеу хаты» М. Боштаев был особо отмечен. Известны его статьи в газете «Сарыарка». М.Боштаев был активным участником всеказахских съездов. На съезде от 21-26 июля 1917 года, в городе Оренбурге М. Боштаев избран кандидатом депутаты Всероссийского Учредительного собрания от Семипалатинской области. В октябре 1917 г. он принимает официальное членство в партии «Алаш». Газета «Казах» в 1917 г., публикуя списки кандидатов в депутаты Учредительного собрания, дает М. Боштаеву следующую характеристику: «выпускник Казанского университета, молодой юрист, уездный комиссар». Как видно из этой краткой характеристики, М. Боштаев был членом Павлодарского уездного комитета «Алаш Орды».
В этот период М. Боштаев продолжал публикацию своих статей, посвещенных проблемам образования в родном Баянауле, Павлодарском уезде. М.Боштаев вел активную работу по организации местных комитетов Алаш, формированию милицейских отрядов, а также агитационной работы.
Базыкен Оскенбаев (1872-1937) - уроженец Баянаульского района, окончил Омскую центральную фельдшерскую школу (1899), работал рудничным фельдшером на Экибастузских копях (1900-1909), затем фельдшером-надзирателем при приёмном пункте в Зайсане. Он участвовал во многих съездах партии «Алаш», был избран кандидатом в депутаты во Всероссийское Учредительное собрание от партии «Алаш». [31]. За работу в области здравоохранения ему было, как отмечает в воспоминаниях его сын, присвоено звание почетного гражданина России.
Еще один видный деятель партии «Алаш» -Жусипбек Аймаутов (1889-1931) родился в Баянаульском районе. В 1911-1914 гг. – учитель в Баянауле. Он - выпускник Семипалатинской учительской семинарии (1918). Жизнь и деятельность Аймаутова связана с Семипалатинской областью. Город Семипалатинск, политический и административный центр Алаш Орды, был местом проживания многих лидеров национальной интеллигенции. Аймаутов широко известен как просветитель, публицист. Многие его статьи, опубликованные в газете «Казах» посвящены политическим вопросам: партийная борьба, выборы в учредительные собрание, земство (1917 г, № 243); экономическим вопросам, в частности работе продовольственных комитетов в 1917 году; касаются проблем религиозного характера (1916 г, № 180), языкознания (1915 г, № 114) и др. Был редактором газеты «Абай», которая издавалась в городе Семипалатинске, сотрудничал с газетой «Сарыарка». Аймауытов так же широко известен как общественно-политический деятель: он принимал участие в работе партии «Алаш» (1917-1919 гг.) на волостном, уездном и областном уровне.
Приведенные данные свидетельствуют о том, что Баянаульское культурное гнездо, начавшее формироваться в первой половине Х1Х в. активно проявляет себя и на рубеже веков. Общероссийские демократические идеи способствовали развитию национального самосознания, что активно проявилось в участии баянаульцев в движении «Алаш».
В партии «Алаш» принимали активное участие также такие уроженцы Павлодарского уезда, как Кабыш Бердалин (1867-1935) – волостной управитель, активный участник всеказахских съездов Алаш, руководитель Павлодарского уездного комитета партии. Был высокообразованным человеком, знал несколько языков и владел ими в совершенстве, известен как акын, наставник Естая. Публиковался в газете «Казах» (1917, № 237).
Ещё одним активистом «Алаш» был Абикей Зейнулы Сатпаев (1881-1938) – дядя великого ученого Каныша Сатпаева. Окончил в 1905 г. Омскую учительскую семинарию. Аульный учитель русско-казахской школы (1906-1909), преподаватель (1909-1910), директор (1910-1915) Павлодарского русско-казахского училища, инспектор Семипалатинского отдела народного образования. Был широко образованным человеком, публиковался в периодике. В октябре 1917 г. в г. Семипалатинске он был принят в члены партии «Алаш».
Султанмахмут Торайгыров(1893-1920), уроженец Северо-Казахстанской области, пытался учиться в Баянауле в медресе муллы Абдрахмана. Ушел (1911 г.) к приехавшему из Троицка джадиду Н.Таушибаеву. Приобрел научные знания по естествознанию, истории. Работал секретарем редакции журнала «Айкап», но из-за разногласий с М.Сералиным уходит. Возвратившись летом 1914 г. в Баянаул, пытается создать просветительскую организацию «Товарищество Шона» для обучения и просвещения казахских детей. Торайгыров одним из первых встал на сторону движения Алаш. Он активно участвовал в работе съездов партии. В 1917 году в газете «Сарыарка», № 251 была опубликована статья С. Торайгырова о Букейханове и его отчете со съезда сибирских автономистов в городе Томске. Здесь изложены многие идеи казахской автономии. Во время выступления Букейханова торжественные речи были произнесены С. Торайгыровым и Ж.Аймаутовым. С.Торайгыров публиковался во многих передовых печатных органах: «Казах», «Абай», «Сарыарка» и другие. Он поднимает проблему образования казахской степи, социальные проблемы. С. Торайгыров принимал участие в работе партии «Алаш» на уездном и волостном уровне.
В год 80-летия Потанина в газете «Казах» были опубликованы материалы, посвященные жизни и деятельности юбиляра. Мухтар Сеитов в статье «Доклад Потанина» (речь шла о выступлении последнего на собрании ЗСОИРГО) знакомил читателей с научной деятельностью Григория Николаевича. А. Байтурсынов в 1915 выпускает сборник «Ер-Саин», посвященный великому гуманисту. В предисловии автор, касаясь политических идеалов Потанина, делает вывод о том, что идеи областников очень близки казахскому народу. Влияние Потанина испытал и хорошо знавший его А. Букейханов.
Другой представитель этой когорты — друг и учитель Торайгырова, выпускник Томского технологического института, профессор Алимхан Ермеков. Султанмахмут не только очень уважал своего молодого учителя, но и усвоил его мировоззрение, под впечатлением которого принимал активное участие в движении Алаш[32] Алимхан Ермеков был «вице-премьером» Алаш-Орды. В движении Алаш начал участвовать, когда это движение перешло от слов и агитации к реальным делам. Поэт сравнивает Ермекова с соколом, высоко парящим над казахской землей. Отмечая его заслуги, мыслитель упоминает о высокой оценке, данной Г. Потаниным Ермекову.
Особняком, в восприятии Торайгырова, стоит образ Шакарима Кудайбердыева. «Сократ казахского народа» Шакарим предстает в описании поэта истинным философом, настоящим мудрецом. "Несмотря на то, что Шакарим не заканчивал специального учебного заведения, пройдя под руководством Абая курс самообразования, он стал образованнейшим человеком не только в казахской степи, но и во всей Туркестанской округе[33]. Ценя ученость Кудайбердыева, внесшего вклад в дело просвещения казахского народа, Торайгыров ставит его в один ряд с Алиханом Букейхановым и Ахметом Байтурсыновым. Шакарим как истинный гуманист и интернационалист видит в человеке не представителя какой-либо национальности, а прежде всего его личность, личность разумного человека. Велики заслуги Шакарима, который, по словам невежественного казаха, «ходил в народ», наставляя его на путь истины мудрыми советами. Исключительная самобытность фигуры Кудайбердыева в том, что «он сумел сохранить в грязном мире честность, человечность и прямоту взглядов».
И хотя это развитие, пишет Султанмахмут, было направлено далеко не в лучшую сторону, общий пафос поэмы /«Айтыс» - автор/ служит своеобразным гимном степному народу, казахским обычаям и традициям, языку и литературе. Торайгыров обличает «псевдогородских» казахов, культивировавших чуждый подлинным национальным корням образ жизни.
Поэт сожалеет о прошлом казахском ауле, с его беками и ханами, баями и биями, ходжами и ишанами, целителями и - служителями культа, копьеносными батырами и виртуозными акынами; с его старинными обычаями и традициями, издревле обетованной землей — степью и кочевым образом жизни. Вознося старину и критикуя современное общество, То-райгыров хотел выразить основную идею произведения, заключавшуюся в знаменитом положении арабских философов: «в здоровом теле — здоровый дух» и, наоборот, «здоровье тела находится в зависимости от «здоровья» души». Если перенести это положение на общество в целом, то станет очевидным смысл поэмы Торайгырова. Старина с ее наивно-безгрешным укладом жизни порождала истинных героев, будь то ханы или бии, сарбазы или батыры, акыны или народные целители. Испорченное же воздействием городской цивилизации общество породило людей, изуродованных разделением труда и как следствие праздным образом жизни. Через всю поэму проходит мысль о необходимости возрождения "естественного состояния» казахов, с его цельными и поэтическими человеческими натурами.
Поэма Торайгырова служит ответом на один-единственный вопрос, поставленный городским акыном степному: «Что было в жизни казахов положительного, о котором можно было бы сожалеть и за которое стоило бы ратовать?» Начиная с первой главы поэмы, степной акын описывает мир старины, где, как ему кажется, находится обетованная земля казахов. В далеком прошлом Султанмахмут находит ту гармонию человека и мира, индивида и общества, вне которой недостижимо счастье. Человек представлялся Торайгырову стихийным, «природным» существом, не знающим разлада между личностью и окружающей средой и потому живущим в не замутненном ничем довольстве. Окруженный и объятый природой, живя в ее лоне, казах не был чужим для нее. И Сарыарка, и Сарыдала—все было для него родным. Природа постоянно соприкасалась с человеком, и он знал все ее тайны, в свою очередь, человек от благотворного воздействия природы развивался добродетельным и чистым.
Изложенное свидетельствует о том, что значительная, по крайней мере, часть участников движения «Алаш» сформировалась в условиях культурных центров Поволжья, Южного Урала, Западной Сибири. Идеи местного патриотизма, довольно широко распространенные в этих регионах, были восприняты и развиты уроженцами Казахстана применительно к своей родине.
7.3 Сибирское областничество и движение «Алаш»: общее и особенное
Уже на основе того, что было сказано, можно сделать вывод о том, что вся казахская общественная мысль начала ХХ в. в той или иной степени испытала воздействие областнических идей. Это влияние проявилось и в программе, в деятельности партии «Алаш». Сопоставляя программные документы, положения областников и партии «Алаш», мы можем найти ряд основополагающих общих позиций. Прежде всего, требования носили демократический характер. Это была разночинско-просветительская программа. В конечном итоге она отражала буржуазные перспективы развития.
Мощный толчок к пробуждению национально - освободительного движения дала первая российская революция. Казахская интеллигенция впервые стала осваивать такие приемы политической борьбы, как издание газет, журналов и книг, организацию петиций со злободневными общественно-политическими требованиями. М. Дулатов писал позже: «С 1905 года наш казахский народ стал прислушиваться к тому, что происходит у других, а потом, увлеченный примерами, взялся за дело защиты своих национальных интересов. Руководившие народным движением в Семипалатинской области и направлявшие его развитие представители интеллигенции были подвергнуты в отместку гонениям: одних арестовали и заключили в тюрьму, других отправили в ссылку, третьих заключили в разряд неблагонадежных»[34].
Цели и деятельность вступившей на путь политической борьбы национальной интеллигенции имели общенациональный и общедемократический характер. Об этом свидетельствует Каркаралинская петиция 1905 г. [35]. В этом документе, который подписали 14500 человек, выдвигались следующие требования:
-
прекратить религиозное притеснение казахов;
-
организовать обучение на родном языке, казахские интернаты, пансионаты и высшие учебные заведения;
-
учредить газету на казахском языке;
-
прекратить поток переселенцев и ввести в закон о принадлежности земли казахам; прекратить выселение казахов с их исконных земель;
-
пересмотреть «Степное положение»;
-
законодательно ввести делопроизводства в волостных канцеляриях и судах на казахском языке;
-
ввести положение о введении судебных процессов на казахском языке;
-
сократить число чиновников и урядников;
-
положить конец ссылкам властью генерал – губернатора;
- допустить казахских депутатов в верховные органы власти
Но время уже было другое, и помимо общепросветительских задач выдвигаются политические и организационные. В названном году была создана «Казахская конституционно-демократическая партия»[36]. Если областники тяготели к эсеровской программе, то есть тяготели в конечном итоге к социалистическим идеям, то кадетская программа находилась правее.
С кадетами казахская партия не ужилась. Разрыв произошел из-за трех основных вопросов: отказ от передачи земли в частную собственность, отказ от единства церкви и государства, требование национальной автономии/40/.
Букейханов уже до разрыва готовит создание партии «Алаш». Состав ее ЦК и само существование его неизвестны. Программа партии в виде проекта была опубликована в газете «Казах»[41]. Она не обсуждалась и депутатами Учредительного собрания, и на обще казахском съезде. Но в ней были отражены стремление народа к национальной государственности, удовлетворению нужды в земле, созданию народной системы образования и др. В этом выразилось общедемократическое стремление в России учитывать особенности развития национальных меньшинств. А. Букейханов в биографической статье, посвященной юбилею Г. Н. Потанина, подчеркивает его утверждение о том, что не может успешно руководить развитием народа деятель, незнакомый с жизнью, языком, характером данного народа. Из этого логически вытекало требование предоставить народам автономию.
Примечательно и то, что в движении «Алаш» не видно черт национализма. Декабрьский обще казахский съезд 1917 года в своем постановлении указывал: «Все национальные меньшинства, живущие среди казах-киргиз, пользуются равными правами. Вошедшие в состав Алашской автономии все народы будут представлены во всех учреждениях пропорционально их численности. Если в составе Алашской автономии окажутся безземельные народы, то им будут представлены национальная и культурная автономия»[42]. В состав 25 членов Национального Совета ( «Алаш-Орда» ) предполагалось ввести 10 представителей не коренных народов Казахстана.
Были в документах и более конкретные общие для областничества и «Алаш» положения. Наибольшее значение имело требование автономии. Регионализм трансформировался в автономизм, проблема противостояния центру была поставлена в практическую плоскость. Были учтены реалии регионов – автономизм нигде не перерастает в сепаратизм. Среди других общих положений, свойственных обеим политическим силам, назовем такие, как:
мелкобуржуазный характер решения вопросов о политическом устройстве общества, социально-классовых отношениях;
автономия как путь решения проблем, возникающих во взаимоотношениях различных частей империи;
равенство граждан всех наций, населяющих регион;
прекращение переселения в той или иной форме в регион из Европейской части России;
провозглашение максимальных политических свобод;
достойное представительство региона в учреждениях России;
антибольшевистская направленность;
наличие некоторых социалистических норм (общественная или государственная форма собственности на землю, меньшевистские положения по рабочему вопросу, прогрессивный имущественный налог);
особое внимание к духовному развитию и др.
Вместе с тем, в программных документах имелись и заметные различия. Обе программы были буржуазными. Но в Казахстане национальная буржуазия еще не получила существенного развития. Поэтому она не могла претендовать на замещение голоса всех слоев общества, на всевластие. В Сибири буржуазия уже стремится обеспечить свое превосходство, закрепить его, удалить все, что ей мешает, в том числе и регламентацию, конкуренцию центра. Поэтому и автономизм «Алаш» «чистый», в то время как автономизм областников граничит с сепаратизмом, хотя под давлением правых политических сил он постоянно уменьшался.
Партия «Алаш», прежде всего, ставила проблемы развития нации, сохранения национальных традиций, форм, приведения современных нужд в какое-то соответствие с ними. Поэтому основным у нее было требование национальной автономии, национальные проблемы стояли на первом месте.
В программе областников немало места отведено национальным отношениям. Но Казахстан по традиции, изначально маслился в составе региона. И несколько глухо звучат положения о возможном в случае народного волеизъявления образовании автономии казахов или федерации областей и национальностей в составе региона. Программа областников - это программа автономии региона.
В связи с этим, можно сказать, что для «Алаш» автономия – это автономия культурно-административная, а для областников – политически-экономическая.
Исходя из изложенного, никак нельзя считать программу партии Алаш как подражание программам других политических партий, движений России, что связано с отрицанием ее национальных основ. Вместе с тем, никак невозможно говорить и о противостоянии Алаш другим направлениям общественного движения, прежде всего развивавшегося в соседних регионах сибирского областничества.
Несмотря на расхождения, в деятельности обеих сторон проявлялись попытки наладить понимание, взаимодействие. Г.Н. Потанин был участником Всеказахского съезда в июле 1917 г., который принял решение о создании партии «Алаш», наметил основные параметры автономии Казахстана. Он был избран кандидатом в Учредительное собрание от Семипалатинской области.
При решении вопроса о реальности автономии перед «Алаш» встала проблема необходимости поддержки извне, проблема союзников. В альтернативе союза с Туркестанской автономией или Сибирской большинством предпочтение было отдано второй.
На октябрьском 1917 г. Съезде сибирских областников принимали участие делегаты из Казахстана, большинство которых представляло партию «Алаш». Съезд одобрил решение «Алаш» о вхождении Казахстана в состав автономной Сибири. Результаты работы делегации были доведены до сведения общественности в отчете А. Букейханова в Семипалатинске (октябрь), в публикации в газете «Сарыарка».
Идея единства областников и «Алаш» прослеживается и в последующие месяцы. После падения Советской власти в Семипалатинск прибывает отряд Алаш-Орды, который был торжественно встречен представителями Временного Сибирского правительства, т.е. правительства областников. Отряд вступил в город под знаменем, на котором на казахском языке был написан лозунг «Да здравствует Всероссийское и Сибирское Учредительное собрание» [29].
Бурные политические события последующих месяцев не позволили хотя бы в удовлетворительной степени наладить сотрудничество. Закатный период разночинского этапа в российском освободительном движении протекал на фоне образования иных сильных политических формирований. С одной стороны, сумела сорганизоваться, создать свои, во многом самодостаточные, а потому и излишне самоуверенные и эгоистичные, партии буржуазия. С другой – активно проявил себя в политических событиях пролетариат и партии, возглавившие его. Разночинцы – автономисты оказались между двух огней, не получили достаточной социальной и политической поддержки. Это в конечном итоге и определило их неудачу. Но движение свидетельствует о восприятии взаимных ценностей, наличии возможностей, путей и перспектив сотрудничества. Это вошло в цивилизационные ценности обоих народов.
Изложенное позволяет однозначно отметить, что возникновение движения, партии «Алаш» было связано с появлением, прежде всего казахской интеллигенции, усвоением ею демократического наследия России, пробуждением национального самосознания, осознанием общенациональных интересов и задач. С решением основных демократических задач в России – ликвидацией остатков крепостничества, самодержавного строя - демократия оказалась перед лицом новых сложностей, проявившихся уже противоречий буржуазных отношений.
Достарыңызбен бөлісу: |