других отправили рабами на галеры, а некоторых, облачив в шутовской наряд,
сожгли на кострах аутодафе.
Даже спасение тех, кто избежал когтей инквизиции, было безнадежным
делом. Оставалось только отомстить за них, покарать Испанию, преподав ей
урок мести, который запомнится и отучит ее впредь проявлять подобное
рвение, спасая английских еретиков.
Королева не могла действовать от своего имени. Несмотря на присущую ей
смелость и, несомненно, переполнявшее ее негодование, здравомыслие
подсказывало, что не следует ввязываться в открытую войну с могучей
Испанией, ибо Англия, судя по всему, не была к ней готова. Но королева была
готова дать полную свободу авантюристам, от которых в случае необходимости
можно отречься.
Этим и объяснялось отплытие флотилии Дрейка из двадцати пяти каперов.
В этом путешествии Джервасу Кросби предстояло пройти посвящение в рыцари
этого нового рыцарского ордена, где ристалищем были морские просторы. Оно
продолжалось десять месяцев, но по насыщенности событиями и приключениями
стоило многих лет обычного плавания - такой огромный опыт дала ему эта
щедрая школа воинственной морской вольницы.
Поначалу они зашли в прекрасный галисийский порт Виго. Их приход
прервал сбор урожая с виноградников. Дрейк тут же опубликовал свой
картель*, из которого можно было понять цель визита столь внушительной
флотилии. Посланцам взволнованного губернатора, пожелавшего узнать, кто эти
вооруженные люди и что им надо в Виго, Дрейк задал вопрос: объявил ли
король Испании войну королеве Англии? Когда его испуганно заверили в
обратном, Дрейк поинтересовался, почему же тогда английские корабли,
зашедшие в испанские порты, полагаясь на указ короля Филиппа, были
захвачены, их владельцы и команды заключены в тюрьму и после надругательств
уничтожены. На это он не получил вразумительного ответа. Собственно, Дрейк
и не добивался ответа: его вполне удовлетворило то, что он заставил
губернатора призадуматься; английские моряки не потерпят подобного
обращения с их братьями. Потом он потребовал пресной воды и провизии. Затем
последовал небольшой грабеж, чтоб слегка припугнуть жителей. Пополнив
запасы, флотилия отчалила, предоставив Испании, охваченной стыдом и гневом,
гадать, куда он направляется, чтоб предупредить коварные замыслы
англичанина, дьявола во плоти, и уничтожить его.
______________
* Договор о выдаче преследуемых лиц.
Ноябрь застал его в Кейп Верде, где он упустил выслеживаемый караван
судов. Его захват возместил бы Англии потери от конфискации зерна. Тогда
Дрейк обратил взор на прекрасный город Сантьяго, захватил его, отдал на
разграбление матросам и вполне довольствовался бы местью, если бы не
варварски убитый юнга, напомнивший ему о принявших здесь мученическую
смерть плимутских моряках. Сэр Фрэнсис предал город огню и отплыл, оставив
после себя груду пепла, чтобы показать королю Филиппу: варварство отнюдь не
привилегия Испании, и закон мести всегда существовал и будет существовать,
пока есть люди, способные мстить. Пусть его самое католическое величество
уразумеет, что краеугольный камень христианства, самым ревностным
защитником коего он себя почитает, заповедь: "Как хотите, чтобы с вами
поступали, так поступайте и вы"* и напротив: не причиняй другим горя, от
которого страдал сам. И чтобы король, так страстно увлеченный спасением душ
других, не утратил возможности спасти свою собственную, предав забвению
великую заповедь, сэр Фрэнсис был намерен напоминать ему об этом при каждом
удобном случае.
______________
* Мф 7:12.
Флотилия отпраздновала Рождество в Сан-Киттс и, отдохнув, направилась
с визитом в Сан-Доминго, великолепный испанский город, где, прославляя
величие Испании, великие замыслы Старого света воплотились в дворцы, замки,
соборы. Он оказался орешком покрепче, чем Сантьяго. Испанцы пытались всеми
силами воспрепятствовать высадке англичан. Они палили из пушек, и осколком
ядра был убит офицер, командовавший десантным отрядом, в котором был
Джервас Кросби. Преисполненный отваги, Джервас принял командование десантом
на себя, умело вывел свой отряд на соединение с авангардом, которым
командовал Кристофер Карлайль, и она ворвались в город.
Впоследствии Карлайль доложил Дрейку о смелом поступке Джерваса, и
Дрейк узаконил самовольно присвоенное Джервасом звание.
Тем временем замок сдался, и англичане потребовала выкупа. Сокровища
уже были вывезены, и Дрейк смог вытрясти из губернатора лишь двадцать пять
тысяч дукатов, да и то, когда превратил в груду обломков шедевры из
мрамора.
За Сан-Доминго последовала Картагена, оказавшая еще более упорное
сопротивление, но взятая с бою. Здесь молодой Джервас Кросби снова
продемонстрировал свою неустрашимость, когда штурмовал со своим отрядом
стены замка и отражал атаки испанской пехоты. Захваченный город избежал
участи Сантьяго и Сан-Доминго, уплатив безоговорочно выкуп в тридцать тысяч
дукатов.
Цель была достигнута: король Филипп убедился, что английские моряки не
намерены терпимо относиться к деятельности инквизиции.
Разрушив по пути испанский порт во Флориде, флотилия Дрейка взяла курс
домой и вернулась в Плимут в конце июля, доказав всему миру, что
могущественная империя не так уж неуязвима, и сделав войну неизбежной, ибо
еще колебавшийся король Испании не мог проигнорировать брошенную ему латную
перчатку.
Джервас Кросби, вернувшийся в Арвенак, был не чета юноше, ушедшему в
плавание почти год тому назад. Риск, преодоление опасностей закалили его, а
накопленный жизненный опыт и знания, включавшие хорошее знание испанского
языка, придали уверенности в себе. К тому же он был загорелый и бородатый.
Джервас явился в поместье Тревеньон, самодовольно полагая, что тому, кто
завоевал испанские города, завоевать сердце леди Маргарет сущий пустяк. Но
леди Маргарет, ради которой он описывал свои подвиги графу, осталась
равнодушной, а граф и вовсе не желал его слушать. Когда Джервас все же
навязал ему роль слушателя, его светлость назвал Дрейка бессовестным
пиратом, а узнав, что он приказал повесить несколько монахов в Сан-Доминго,
и убийцей. Дочь была того же мнения, и Джервас, чьи славные подвиги у
берегов Испания были восприняты с таким презрением, возмутился до глубины
души.
А объяснялось это тем, что граф Гарт был воспитан в католической вере.
Он уже давно не исповедовал христианство в любой форме. Твердолобая
нетерпимость священников разных конфессий отвращала его от религии, а
ученые занятия и размышления, в особенности о философских взглядах Платона,
вызывали у него настоятельную потребность в более благородном и широком
представлении о Боге, чем в известных ему вероучениях. Но в подсознании,
независимо от философских взглядов, жила неискоренимая привязанность к вере
отцов, вере своей молодости. Конечно, это была сентиментальность, но она
определяла его суждения в тех редких случаях, когда граф позволял себе хоть
как-то откликаться на проблемы, волнующие его сограждан. Подспудная
слабость графа к католичеству невольно создавала в доме Тревеньонов ту
атмосферу, в которой росла и воспитывалась Маргарет. К тому же, как и
большинство людей ее круга - а у нас нет оснований сомневаться в
правильности сведений об общественном мнении в Англии, которые поставляли
королю Филиппу - Маргарет не могла вырвать из сердца симпатию к обреченной
на смерть королеве Шотландии, томившейся в английской тюрьме. Разумеется, и
леди Маргарет испытывала почти повсеместную в Англии антипатию к Испании,
досадовала на зверское обращение с ее сородичами; она, дрожа от ужаса,
слушала рассказы о злодеяниях инквизиции, но все это умерялось в ней
склонностью считать короля Филиппа испанским Персеем, вознамерившимся
спасти шотландскую Андромеду.
Когда взбешенный Джервас ушел не прощаясь, она проводила его улыбкой.
Но потом Маргарет призадумалась. А вдруг ему нанесли такую глубокую рану,
что он больше не вернется? Она честно призналась себе, что будет очень
сожалеть, если ее опасения сбудутся. В конце концов, они с Джервасом были
друзья, и она вовсе не хотела, чтобы старая дружба оборвалась таким
образом. Очевидно, и Джервас не собирался порывать с ней. Через два дня,
поостыв, он явился снова, и в ответ на приветствие: "Рада видеть вас,
господин пират!" - благоразумно рассмеялся, расценив ее слова как шутку.
Джервас решил поцеловать Маргарет по давнему обычаю, но она уклонилась,
сославшись на его бороду: мол, целоваться с бородатым все равно, что
обниматься с медведем.
Приняв к сведению это заявление, Джервас явился на следующее утро
выбритый, как пуританин, и это вызвало у нее приступ смеха; Джервас
рассердился, грубо схватил ее и несколько раз поцеловал насильно, просто со
злости, чтобы показать: у него хватит мужества получить желаемое, не унижая
себя просьбами.
Наконец он выпустил ее из объятий, готовый повеселиться в свой черед.
Но не тут-то было. Маргарет стояла напряженная, как струна, еле переводя
дыхание; лицо ее побледнело, на скулах выступили красные пятна, золотистые
волосы растрепались, голубые глаза метали молнии. Маргарет молча глядела на
него. Он прочел в ее лице лишь оскорбленное достоинство и сдержанную
ярость, и это обескуражило его. Джервас понял, что вел себя глупо.
- Клянусь честью, - начала она со зловещей холодностью, - вы,
вероятно, полагаете, что находитесь в Сан-Доминго?
- В Сан-Доминго? - повторил он, вникая в тайный смысл слов Маргарет.
- Разумеется, там вы и научились обращаться с женщинами подобным
образом.
- Я? - Джервас почувствовал себя уязвленным. - Маргарет, клянусь
Богом...
Но Маргарет не собиралась слушать клятвы и резко оборвала его:
- Но здесь поместье Тревеньон, а не город, захваченный пиратами, и я -
леди Маргарет Тревеньон, а не какая-нибудь несчастная испанка, жертва
пиратского набега.
Теперь Джервас, в свой черед, дал волю негодованию.
- Маргарет, как вы могли подумать, что я... что я...
Джервас не находил слов от возмущения. Те, что приходили на ум, не
предназначались для ушей женщины. И Маргарет, обнаружив его ахиллесову
пяту, метнула в рану стрелу мести:
- За такими привычными ухватками, несомненно, большой опыт, сэр. Я
рада даже ценой оскорбленного достоинства узнать, о чем вы умолчали,
бахвалясь своими подвигами перед моим отцом. Вы похвалялись, что многому
научились в тех краях. Но на вашем месте я бы поостереглась применять свои
навыки в Англии.
Джервас понял по ее намеренно язвительному тону, что она осуждает его
безоговорочно, и все оправдания и доводы бесполезны. Чтоб оправдаться,
нужны доказательства, а где взять доказательства? К тому же Маргарет и не
собиралась их выслушивать, и оставила его одного, обескураженного и
бесконечно униженного. Он решил, что бежать за ней бессмысленно, и вернулся
в Арвенак, положив, что скверное впечатление, произведенное им, со временем
сгладится, а ужасные подозрения рассеятся.
Но времени, как оказалось, у Джерваса было мало. Не прошло и месяца,
как сэр Фрэнсис снова затребовал его в Плимут. В любви Джервасу не везло,
но Дрейк прочил его в морские волки, ему были очень нужны такие люди. Война
была неизбежна. Теперь уже в этом никто не сомневался. Огромная флотилия
строилась на испанских верфях, а тем временем во Фландрии принц Пармский
собирал в кулак отборные воинские части в Европе, чтоб начать вторжение в
Англию, когда прибудет флот.
Джервас отправился попрощаться с Маргарет и ее отцом. Лорда Гарта он
нашел, как всегда, в библиотеке. Высокий, сухопарый, он сидел, закутавшись
в халат, в черной бархатной танке с наушниками, погруженный, по
обыкновению, в ученые размышления. Безделье Нерона при пожаре Рима
показалось бы Джервасу куда более простительным, нежели поглощенность лорда
Гарта научными трактатами тысячелетней давности в такое время. Чтобы
пробудить его от непатриотичной летаргии, Кросби заговорил об испанском
вторжении, как будто оно уже произошло. Но человека, увлеченного
космогонической теорией Платона, по которой Земля, Солнце, Луна и все
видимые небесные тела - всего лишь песчинки во Вселенной, не заставишь
интересоваться такими пустяками, как империи.
Традиции и аристократическое воспитание не позволяли графу выказать
раздражение, хоть его оторвали, к его неудовольствию, от научных занятий.
Он вежливо пробормотал: "Бог в помощь", - тем самым положив конец прощанию.
Джервас отправился на поиски графини. Стоял чудесный осенний день, и
Маргарет сидела в саду в компании кавалеров. Среди них был красивый
бездельник Лайонел Трессилиан. Джерваса беспокоило, что он зачастил в
поместье Тревеньон. Молодой Питер Годолфин приходился родственником
Маргарет, но дальним, и наверняка хотел стать близким. Было там и с
полдюжины других любителей побренчать на лютне, в кружевах и лентах,
затянутых в модные, узкие в талии камзолы, в коротких, расклешенных на
испанский манер штанах. Джервас надеялся, что известие о войне потрясет их,
выведет из состояния беспечного легкомысленного довольства собой.
Не обращая внимания на кавалеров, он обрушил новость на Маргарет:
- Я пришел попрощаться. Меня вызывает адмирал. Принц Пармский готовит
вторжение в Англию.
Известие произвело бы большее впечатление, если бы не дерзкое
замечание Годолфина:
- Вероятно, принц Пармский не слышал, что адмирал вызвал мистера
Кросби.
Последовал взрыв смеха, однако Маргарет даже не улыбнулась. Это
подбодрило Джерваса.
- Он еще услышит, сэр, - парировал Джервас. - Если вы, джентльмены,
остающиеся дома, хотите что-то передать принцу, я постараюсь вручить ему
ваши послания.
Джервас с удовольствием повздорил бы с любым из них или со всей
компанией. Но они не доставили ему этого удовольствия. Они были слишком
хитры, эти лощеные джентльмены, а присутствие Маргарет не позволяло ему
открыто выразить им свое презрение.
Вскоре он откланялся, и Маргарет зашла вместе с ним в дом. В холодном
зале, облицованном серым камнем, она остановилась, и он понял, что пришла
пора прощаться. Когда Маргарет подняла глаза, в них была печаль.
- Стало быть, начинается война, Джервас?
- Судя по письмам и срочности вызова - да. Адмирал требует, чтобы я
выехал немедленно. Ему нужны люди.
Она положила ему на предплечье руку, прекрасную руку с длинными
пальцами. Она казалась беломраморной на темно-красном бархате его камзола.
- Храни тебя Бог, Джервас, да поможет он тебе вернуться живым и
невредимым, - сказала она.
Это были обычные слова, приличествующие случаю. Необычным был тон,
которым она их произнесла. Он должен был подбодрить Джерваса, хоть тот был
не робкого десятка, а порой, как мы видели, слишком смел. Он мог поцеловать
Маргарет и не заслужить упрека. Но Джервас не догадался. А ведь не
воспользоваться поводом, который дает женщина, еще оскорбительней, чем
воспользоваться поводом, который она не дает. И хоть ласковый тон и печаль
в глазах Маргарет заставляли сильнее биться его сердце, тревога не
оставляла Джерваса.
- Ты... ты будешь ждать меня, Маргарет? - запинаясь, спросил он.
- А что мне еще остается? Ты бы хотел, чтоб я последовала за тобой?
- Я имел в виду... Ты будешь ждать меня, моего возвращения?
- Скорее всего - да, сэр, - Маргарет улыбнулась.
- Скорее всего? Ты не уверена, Маргарет?
- О, вполне уверена.
Ей не хотелось иронизировать. Он отправлялся туда, откуда не всегда
возвращаются. Сама мысль об этом наполняла ее нежностью, она как бы заранее
предвкушала печаль при известии о том, что Джервас убит. Маргарет сжалилась
над ним и великодушно ответила на вопрос, который он не решился задать:
- Не думаю, что я выйду замуж за кого-нибудь другого, Джервас.
Сердце его готово было выпрыгнуть из груди.
- Маргарет! - воскликнул он.
Но тут явился, семеня ногами, Питер Годолфин и справился, почему ее
светлость покинула гостей.
Джервас, проклиная его в душе, был вынужден ускорить прощание.
Но он был вполне удовлетворен и почтительно поцеловал ее тонкую руку.
- Эти слова, Маргарет, будут мне панцирем, - произнес Джервас и,
словно устыдившись своего поэтического заявления, резко повернулся и ушел.
ГЛАВА III
РЕЙД У КАЛЕ
Война началась отнюдь не сразу, как полагал Джервас. Разумеется,
существовали веские причины, по которым ни Испания, ни Англия не могли
принять бесповоротного решения объявить войну.
Король Филипп, подстрекаемый Папой исполнить свой долг мирской
карающей руки Веры и свергнуть с престола отлученную от церкви невестку,
был кто угодно, но не дурак, безрассудный и своекорыстный. Он, естественно,
задавался вопросом, какую выгоду извлечет для себя из этого дела. Бог,
Время и он сам - король Филипп любил размышлять о существующей между ними
связи - были весьма медлительной троицей. Никаких надежд превратить Англию
в испанскую провинцию, вроде Нидерландов. Единственное, чего он мог сейчас
добиться, это посадить на английский трон Марию Стюарт. Политическим
последствием этого акта стало бы укрепление французского влияния, благодаря
союзникам Марии Стюарт во Франции. Единственным способом избежать войны и
извлечь выгоду для Испании оставалось для Филиппа жениться на Марии Стюарт
и разделить с нею английский трон. Но Филипп этого никак не хотел.
Возможно, он заметил, что мужья королевы Шотландии плохо кончали. А потому
зачем проливать испанскую кровь и тратить впустую испанское золото, если
это прибыльно только для Франции? Так пусть этим займется король Франции, а
не он, Филипп. Впрочем, к такой проблеме можно было подойти и с духовной
точки зрения - восстановления в Англии истинно католической веры, что снова
привело бы к ее духовному подчинению Риму. Стало быть, это дело Рима, и
если Папа так хочет перепоручить ему свое дело, пусть возмещает расходы. Но
когда Филипп изложил свои разумные соображения Папе, его святейшество
великий Сикст V так прогневался, что принялся бить тарелки.
Такая ситуация сложилась в Испании осенью и зимой 1586 года.
Англия была безмерно далека от намерения объявить Испании войну, ведь
Испания считалась в то время самой могущественной империей. Ее владения
были огромны, богатство сказочно, влияние колоссально. К ее услугам были
неиссякаемые сокровища Вест-Индии, под ее знаменами сражались лучшие в мире
войска. Бросить вызов такой империи было опасно, но, поскольку опасность
исходила от нее, следовало готовиться к ее отражению, согласно старой
римской пословице: "Хочешь мира, будь готов к войне".
Этим и объяснялась небывалая активность на флоте и срочный вызов,
полученный Джервасом. Строились корабли, муштровались команды, пополнялись
запасы оружия, налаживалось производство пороха. Противоречивые приказы,
шедшие от двора, отражали неуверенность в верхах. В понедельник поступал
приказ мобилизовать флот, в среду объявлялась демобилизация, в субботу -
снова приказ о мобилизации и так все время. Но авантюристы, капитаны
каперов, не обращали внимания на взаимоисключающие приказы. Они непрестанно
готовились к войне. Возможно, сэр Фрэнсис полагал, что если война и не
разразится, работа для них все равно найдется: можно вырвать у Испании еще
кой-какие перья из роскошного вест-индийского плюмажа. Дрейк без всякого
сомнения был пиратом в глубине души. И пусть Англия не укоряет его за то, а
хранит о нем благодарную память.
В начале года картина резко изменилась: была казнена королева
Шотландии. Дальновидные государственные мужи давно ратовали за ее
устранение, полагая, что это положит конец не только заговорам и интригам
тех, кто решил возвести на престол Марию Стюарт, а заодно и католическую
религию, но и угрозе войны, разжигавшейся с той же целью.
Однако казнь шотландской королевы произвела обратный эффект. Король
Филипп решил, что если он теперь занесет карающую руку церкви над Англией,
плоды победы уже не достанутся Франции. Поскольку королевы Шотландии,
претендовавшей на английский престол, больше нет, он может занять его сам,
превратив Англию в испанскую провинцию. Для этого надо лишь исполнить свой
долг и добиться исполнения воли Папы - отлучить от церкви и сместить с
престола невестку-еретичку. Теперь, когда война сулила прямую выгоду,
король Филипп стал готовить новый крестовый поход против погрязших в грехах
еретиков. Братьев из ордена доминиканцев разослали по всему свету -
проповедовать святость задуманного им дела. Иностранные
авантюристы-католики являлись толпами, предлагая свои шпаги королю. Псы
господни рвались с привязи. Наконец-то король Филипп собирался спустить их
на еретическую Англию, чтоб они перегрызли ей горло.
Здравый смысл подсказывал Фрэнсису Дрейку, что надо как-то помешать
этой подготовке к войне, ибо сидеть и ждать, пока твой заклятый враг
вооружается до зубов, - просто безумие.
И сэр Фрэнсис направился в Лондон к королеве. Она встревожилась,
услышав его предложения. Елизавета все еще вела мирные переговоры с
Филиппом через испанского посла. Ее заверили, что король Филипп хочет мира,
что сохранять мир настоятельно советует ему и принц Пармский, которому
хватает дел в Нидерландах.
- Ну раз уж мы хотим мира, мадам, - грубовато ответил сэр Фрэнсис, - я
должен принять кое-какие меры, чтобы его обеспечить.
Королева поинтересовалась, что именно он хочет предпринять. Сэр
Фрэнсис уклонился от прямого ответа: он-де намерен кое-где побывать - пока
точно не знает - где - и решить на месте. Любой мирный договор можно
заключить на выгодных для тебя условиях, если продемонстрируешь силу. Тогда
отпадут подозрения, что ты пошел на заключение договора, потому что позиции
ослабли.
- Сыграем с ними в покер, ваше величество. - Адмирал засмеялся.
Под пристальным взглядом удлиненных серых глаз Дрейка у людей
пропадала охота с ним спорить. Дрейк, которому шел сороковой год, был
среднего роста, как говорится, неладно скроен, да крепко сшит; у него было
располагающее лицо, вьющиеся каштановые волосы, остроконечная бородка,
скрывавшая жесткую линию рта. Королева, скрепя сердце, согласилась.
Уловив ее внутреннее сопротивление, Дрейк не терял времени даром. Он
снарядился в поход и чудесным апрельским утром отплыл на "Удаче" с
флотилией из тридцати кораблей за несколько часов до прибытия курьера с
приказом задержаться в порту. Очевидно, его предупредили, что контр-приказ
уже отдан.
Шесть дней спустя, когда Дрейк со своей флотилией подошел к Кадису,
ему сразу стало ясно, что надо делать: вся гавань была запружена кораблями.
Достарыңызбен бөлісу: |