Аналогично рассуждению о деревьях различной высоты легко представить ситуации, в которых обладание 49 процентами глаза окажется недостаточным, а 50 процентами — спасет жизнь животного. Плавные переходы в данном случае возникают в силу разной освещенности, разного расстояния, на котором удается разглядеть добычу или хищника. И, подобно примеру с крылом, возможные промежуточные варианты глаза не являются лишь продуктами нашего воображения — они повсеместно встречаются в животном мире. Глаз плоского червя, по любым меркам, недотягивает и до половины возможностей человеческого глаза. Глаз наутилуса (и, возможно, его вымерших близких родственников аммонитов, изобиловавших в морях палеозоя и мезозоя) по качеству занимает промежуточное положение между глазом плоского червя и человека. В отличие от глаза плоского червя, способного различать свет и тень, но не образы, глаз наутилуса устроен по принципу камеры-обскуры и видит изображения, хотя по сравнению с нашими они туманны и расплывчаты. Строгую количественную оценку качества зрения в данном случае трудно осуществить, но никакой здравомыслящий наблюдатель не может отрицать преимущество того, что у беспозвоночных животных есть подобные глаза, как и глаза у многих других моделей, по сравнению с полным их отсутствием. Все они занимают свое место на пути, который медленно и непрерывно ведет к вершине пика невероятностей; наши глаза находятся неподалеку от вершины — не на самой вершине, но близко от нее. В книге "Поднимаясь на пик невероятного" я посвятил глазу и крылу целую главу, показывая, насколько просто они могли возникнуть путем постепенного накопления небольших изменений в ходе медленной (а может, и не такой уж медленной) эволюции; поэтому здесь мы этот вопрос дальше обсуждать не будем. Таким образом, мы видим, что глаза и крылья не являются нечленимо сложными объектами; однако еще более интересен полученный из этих конкретных примеров урок. Тот факт, что многие люди жестоко заблуждались в отношении таких очевидных примеров, должен предостеречь нас от поспешных выводов в менее очевидных случаях, например относящихся к области биологии клетки или биохимии, о которых трубят в настоящее время, прикрываясь политически выгодным эвфемизмом, теоретики "разумного замысла" — креационисты. Давайте не будем забывать: не стоит впопыхах объявлять вещи нечленимо сложными; вполне может оказаться, что вы упустили из виду какие-то детали или не продумали их достаточно глубоко. С другой стороны, нам, ученым, также не следует слишком легко успокаиваться и останавливаться на достигнутом. Возможно, в природе действительно существует что-то, что своей реальной нечленимой сложностью исключает возможность медленного, постепенного покорения пика невероятного. Креационисты правы в том, что, найдись реальный объект, нечленимую сложность которого можно убедительно продемонстрировать, он разобьет теорию Дарвина в пух и прах. Дарвин сам это сказал: "Если бы возможно было показать, что существует сложный орган, который не мог образоваться путем многочисленных последовательных слабых модификаций, моя теория потерпела бы полное крушение. Но я не могу найти такого случая". Дарвину не удалось найти такого случая; так же, как и никому другому с того времени, несмотря на усердные, можно сказать отчаянные, попытки. На престижное место "святого грааля" креационизма предлагалось немало кандидатов. Но ни один из них не выдержал проверки. И еще — даже если когда-нибудь найдется реальный объект нечленимой сложности, который разрушит теорию Дарвина, где гарантия, что он не разрушит также теорию "разумного замысла"? Строго говоря, он ее уже разрушил, потому что, как я говорил раньше и повторяю еще раз, как мало мы ни знаем о боге, бесспорно одно — он должен бы быть очень, очень сложным и, по всей вероятности, нечленимым! Поклонение "белым пятнам" 
В ЫИСКИВАНИЕ ПРИМЕРОВ НЕЧЛЕНИМОЙ СЛОЖНОСТИ является довольно ненаучным способом поиска истины: это один из частных случаев аргументации на основе еще не изученного. И здесь используется ошибочная, осужденная теологом Дитрихом Бонхоффером логика бога "белых пятен". Креационисты усердно выискивают в современном знании и понимании мира "белые пятна". Если находится явный пробел, то автоматически полагается, что перед нами — дело рук божьих. Однако добросовестных теологов, подобных Бонхофферу, беспокоит, что по мере развития науки и уменьшения количества "белых пятен" загнанному в угол богу в конце концов совсем нечего будет делать и негде прятаться. Ученых же волнует другое. Признание своего невежества в определенных вопросах является необходимой частью научного процесса; более того, отсутствие знания воспринимается как призыв к будущим победам. По словам моего друга Мэтта Ридли, "большинству ученых скучно заниматься тем, что уже известно. Неизвестное же воспринимается ими как вызов". Мистики обожают тайны и во что бы то ни стало стараются их сохранить. Ученые их любят по другой причине: тайны открывают для них поле деятельности. Обобщая сказанное — но я еще коснусь этого в главе 8, — отмечу: одним из самых пагубных действий религии является пропаганда идеи о том, что отказ от познания является добродетелью. Настоящая наука нуждается в признании своего невежества, в существовании пока еще не разгаданных тайн. Поэтому, мягко говоря, печально, что главной стратегией апологетов креационизма стали выискивание пробелов в научном знании и претензия на заполнение их по умолчанию "разумным замыслом". Вот, например, гипотетическая, но очень типичная ситуация. Креационист: "Локтевой сустав малой пятнистой скользкой лягушки устроен нечленимо сложно. Ни одна из его частей не смогла бы работать в отсутствие других. Могу поспорить, что вам не удастся объяснить, как локоть малой пятнистой скользкой лягушки мог возникнуть посредством цепочки медленных постепенных изменений". Если ученый не сумеет мгновенно дать исчерпывающее объяснение, креационист по умолчанию делает вывод: "Ага, альтернативная теория "разумного замысла" победила по умолчанию". Заметьте, как подтасована логика: если теория А не в состоянии чего-либо объяснить, то теория В, без сомнения, верна. Излишне добавлять, что менять теории местами в данном аргументе не разрешается. Нас призывают признать теорию правильной по умолчанию, даже прежде чем мы рассмотрим, лучше ли она объясняет вопрос, который оказался не по силам предыдущей теории. "Разумный замысел" получает карт-бланш, а заодно — и полную свободу от предъявляемых к эволюции жестких требований.
Достарыңызбен бөлісу: |
