Раздел VI
СУДЬБЫ РОДСТВЕННИКОВ ОСУЖДЕННЫХ
Исследователи истории политических репрессий отмечают проведение репрессий «по семейному принципу» в качестве одного из важнейших проявлений репрессивной политики 1920-1930-х гг.* Уже в период Гражданской войны получила распространение практика арестов родственников «контрреволюционеров» и участников антибольшевистских восстаний. Особенно большие масштабы репрессии по семейному принципу приняли в период коллективизации, когда в стране были раскулачены и сосланы сотни тысяч крестьянских семей. Приказом НКВД СССР № 00447, основным репрессивным актом периода Большого террора 1937-1938 гг., устанавливалось, что члены семей лиц, репрессированных в рамках его реализации, «как правило, не репрессируются». Исключение составляли «семьи, члены которых способны к активным антисоветским действиям»: они, «с особого решения тройки» подлежали «водворению в лагеря или трудпоселки». Кроме того, подлежали выселению в другие районы семьи лиц, репрессированных по первой категории (приговоренных к расстрелу), проживавшие в пограничной полосе, а также в столице и ряде других крупных городов европейской части страны".
Роганский А., Даниэль А. Аресту подлежат жены // Узники «Алжира». М, 2003. С. 8. ** Приказ № 00447 // Юнге М, Биннер Р. Как террор стал «Большим». С. 89. "* Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. Т. IV. Барнаул, 2002. С. 256, 279, 465 и др.
На Алтае, как и в других районах с преимущественно сельским составом населения, «семейный подход» в проведении репрессивной акции на основе приказа № 00447 проявился главным образом в том, что арестовывались не только главы «кулацких» семей, но часто и их сыновья (причем не только проживавшие в отцовской семье во время раскулачивания, но и отделившиеся еще до начала коллективизации и по социально-экономическим характеристикам своих хозяйств не попавшие в 1930-1932 гг. под раскулачивание, а нередко и «кулацкие дочери», в том числе вышедшие замуж и изменившие фамилии). Об этом свидетельствуют как материалы конкретных архивно-следственных дел, так и списки репрессированных, опубликованные в книге памяти «Жертвы политических репрессий в Алтайском крае»*". В по
давляющем же большинстве случаев члены семей не подлежали аресту, однако над ними устанавливался политический надзор.
Согласно предписанию, направленному наркомом внутренних дел Ежовым начальникам республиканских, краевых и областных управлений НКВД от 9 сентября 1937 г. о порядке конфискации имущества лиц, осужденных по 1-й категории (к расстрелу), конфискации подлежало имущество, «лично принадлежавшее осужденным по 1-й категории и остающееся в связи с арестом владельца безнадзорным или бесхозяйственным». Если же у осужденного имеются «совместно с ним проживающие и состоящие на его иждивении жена, дети и нетрудоспособные родители, то имущество общего пользования такой семьи (дом, усадьба, поле, сад, скот, предметы сельхозинвентаря и домашнего обихода) конфискации не подлежит и оставляется семье»*.
Однако, как свидетельствуют публикуемые ниже документы, были случаи, когда представители сельского актива (на почве личной неприязни к осужденному, либо из боязни обвинений в попустительстве семьям врагов народа) конфисковали принадлежавший семье репрессированного скот, жилые и хозяйственные постройки (см. документы № 253, 256), отказывались выдавать женам хлеб и деньги, заработанные их мужьями на трудодни до ареста (см. документ № 255). В особенно тяжелом положении оказывались лишившиеся кормильцев многодетные семьи, они вынуждены были влачить полуголодное существование, просить милостыню, надеться на помощь и сострадание односельчан, у матерей возникали трудности с устройством на работу, в лучшем случае они могли рассчитывать только на низкооплачиваемую работу, часто из-за тяжелого материального положения не могли дать своим детям необходимого образования (см. документ № 252).
Страдали и уже совершеннолетние дети репрессируемых: они могли лишиться работы, оказаться исключенными из вуза, изгнанными из комсомола (см. документ № 249). «Темное пятно» в биографии, связанное с осуждением родителей по ст. 58 УК, могло иметь отрицательные последствия для профессиональной карьеры детей и через много лет после осуждения (см. документ № 250).
* Юнге М, Бордюгов Г., Биннер Р. Вертикаль большого террора. История операции по приказу НКВД № 00447. М., 2008. С. 205.
Долгосрочный характер последствий репрессий 1937-1938 гг. проявился и при введении пенсий для колхозников в 1960-е годы. Колхозное руководство отказывалось дать ход документам, необходимым для назначения пенсии женам репрессированных. Как сказано в публикуемом ниже заявлении семьи ГЛ., репрессированного в 1937 г., «жена в 1943 г. ослепла, а в 1967 г. ВТЭК повторно установил ей I гр. инвалидности по зрению. Но пенсии по инвалидности ей к[олхо]з не устано
вил. И по возрасту колхоз тоже не начислил». Несмотря на наличие 20-летнего стажа работы в колхозе, инвалидность и социальный статус многодетной матери, «представленные документы к[олхо]з оставил без движения, а председатель] к[олхо]за Л. заявил: «Кто нас посчитает за умных, если мы начислим им пенсию?» (см. документ № 260).
Велика была и тяжесть моральной ответственности. В глазах подавляющей части окружающих родственники осужденных являлись членами семьи «врага народа», становились объектами оскорблений и издевательств со стороны части односельчан. Вместе с тем, хотя присущая русскому народу сострадательность и давала в данном случае немалые сбои, вызванные вакханалией террора, это не исключало и проявления сострадания, оказания материальной помощи семьям репрессированных односельчанами, соседями, сослуживцами и пр.* Были случаи, когда односельчане ставили свои подписи под характеристиками, прилагавшимися к просьбам родственников об освобождении своих попавших в лагерное заключение земляков. Так, характеристику на М. С. Гончарова, члена колхоза им. Тельмана Поспелихинского района, приложенную к жалобе, направленной его женой в мае 1938 г. на имя генпрокурора СССР Вышинского, подписали 45 его односельчан**.
В целом публикуемые ниже документы, отражающие последствия репрессий для родственников осужденных, расширяют представление об антигуманных проявлениях политики массового террора, проводившейся сталинским режимом.
ЖАЛОБЫ РОДСТВЕННИКОВ ОСУЖДЕННЫХ (ДОКУМЕНТЫ)
№ 249
Письмо председателя Песчановского сельского Совета начальнику Парфеновского РО НКВД об исключении из института сына кулака К.
20 сентября 1937 г.
Нач[альнику] Парфеновского НКВД
* Такие факты получили отражение в литературе и воспоминаниях: Судьба сельского активиста (воспоминания Анны Сергеевны Вангоковой об отце — Ванюкове Сергее Григорьевиче) // Алтайская деревня в первой половине XX века. Барнаул, 2007. С. 220-221. " См.: ОСД УАДААК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 17566. Л. 35-36 об.
Песчановский с/совет сообщает вам в том, что сын К. учится в Новосибирске в комвузе, которого необходимо нужно снять, так как
сын бандита кулака. И второй сын Петр работает в Алтайском заготзерно, которого снял с работы и исключил из ВЛКСМ Парфенов-ский РК ВЛКСМ.
Председатель] с/совета (подпись)
ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 6089. Л. 18. Рукописный подлинник.
№ 250
Из заявления детей осужденного Л. на имя министра внутренних дел СССР Л. П. Берия о реабилитации отца
18 апреля 1953 г.
Наш отец, гражданин Л., рождения 1892 года, по специальности ветеринарный фельдшер, будучи заведующим Сычевским зоовет-пунктом Смоленского района Алтайского края, 5 октября 1937 года был арестован органами НКВД и постановлением тройки осужден по 58 ст. УК на 10 лет лишения свободы, несмотря на то, что в предъявленных ему обвинениях себя виновным не признал.
За что арестован и за что осужден для нас неизвестно по настоящее время и есть предположения, что об этом не известно и самому осужденному.
Отбыв положенный ему срок заключения, 5 октября 1947 года гражданин Л., находясь в Хабаровском крае, в гор. Магадан, прииск им. Максима Горького, был освобожден из заключения, но, однако, выезд его, по непонятным для нас причинам, продолжают задерживать.
С момента ареста и осуждения г-на Л. прошло более 15 лет. Мы же, его дети, по прошествии 15 лет, до сих пор никак не можем дать объективную оценку случившемуся с нашим отцом.
Заключение и осуждение отца явилось тягчайшим позором во всей нашей жизни и не только нашей, но и наших детей.
Естественно, всегда у нас возникал вопрос, за что же наказан наш отец, в чем заключается его виновность перед государством и завоеваниями Великой Октябрьской социалистической революции и за что мы, его дети, должны нести моральную ответственность за деятельность отца?
Совершенно недавно (в марте м-це с. г.) одному из наших братьев — офицеру запаса Л. — пришлось проходить мандатную комиссию при отборе офицеров по линии военного комиссариата, где ему было заявлено, что он имеет отрицательную характеристику своего социального прошлого.
Из этой характеристики единственная правда о том, что отец осужден по 58 ст. УК, но то, что отец отца (т. е. наш дед) был лишен избирательных прав и якобы все мы были лишены избирательных прав — это уже является прямой ложью и клеветой.
<...>*
С уважением к Вам (подписи)
ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 5508. Л. 380, 382. Машинописный подлинник.
№ 251
Заявление сына осужденного Ю. на имя председателя Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилова о пересмотре дела отца
19 июля 1956 г.
Убедительно прошу Вас пересмотреть дело моего отца Ю. и брата, которые были взяты по линии органов НКВД в 1937 году в Знаменском, а ныне Верх-Суетском районе Алтайского края и осуждены в то время созданной тройкой при органах. Какие им предъявляли обвинения мне не известно, но я хорошо знаю, что они работали в колхозе честно и каких-либо замечаний не имели, кроме того, никогда не высказывали и не имели мыслей в отрицательном смысле против существующего строя. Напротив, отец всегда восхищался постановкой дела по обучению детей в школе и возможности детям колхозников получать необходимое образование вплоть до высшего, приводил в пример нас и многих других, когда мы три брата обучались в различных учебных заведениях за счет государства. Поэтому считаю, что они осуждены не правильно, как и многие другие честные люди нашей страны в мрачные 1937-1938 годы. Знаю так же, что после того как были осуждены отец и брат, сколько мне лично, моим остальным братьям пришлось пережить горя и страдания только за то, что они являются нашими родственниками - неоднократные вызовы, запросы, проверка, презрение - нет ничего мучительнее было жить в такой обстановке. Поэтому прошу Вас пересмотреть их дела и реабилитировать, чтобы мы знали, что их смерть и наши страдания и горе было дело рук подлой банды Берия, орудовавших в органах госбезопасности.
О Вашем решении убедительно прошу сообщить по указанному выше адресу.
(подпись)
ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 6112. Л. 102. Машинописный подлинник.
№ 252
Заявление жены осужденного К. в У КГБ по Алтайскому краю о выплате пособия
1957 г.
Мой муж К., рождения 4 марта 1898 года, в селе Колывань Змеиногорского р-на Алт[айского] края. Проработав 11 лет на Колыван-ской шлифовальной фабрике в должности гл. бухгалтера, в 1936 г. по состоянию его здоровья мы переехали в гор. Барнаул, где он работал ст[аршим] бухгалтером Алтметаллзавода, ныне — завод дизельных запасных частей.
14 ноября 1937 года его арестовали, за что — нам не известно. До 1956 г. нам о его существовании ничего не было известно и только в 1956 г. нам в управлении МГБ сказали, что он в 1944 году скончался от разрыва сердца, и здесь же сказали, что он не был виновен. Дело прошлое и его не вернешь.
Я хочу написать вам о том, как нам пришлось жить все это время и особенно первые годы после его ареста.
Когда мужа посадили, у меня на руках осталось четверо детей: моей старшей Лидии 10 лет, Юрию — 8, Руфине — 6 и Людмиле — 3 года.
Мы жили в доме металлзавода [по ул.] Анатолия, 73, вскоре же после ареста мужа нас из квартиры выселили и только благодаря сочувствию жильцов оставили на некоторое время в общей кухне.
Я пыталась устроиться на работу, но меня нигде не брали, потому что боялись за якобы какие-то последствия, потому что муж арестован. Я вынуждена была продавать свои и мужа вещи, чтобы хоть как-нибудь прокормить детей. Только в 1938 году в июне м-це я устроилась на работу рассыльной в Заготзерно с зарплатой в 90 руб., представьте себе семью в 5 человек прокормить на 90 руб., через 4 месяца, узнав, что муж у меня арестован и сидит по 58 ст., меня с работы уволили. С большим трудом удалось мне устроиться на работу в детдом №5, где проработала 17 лет.
Из кухни, где мы жили, нас выселили, и я была вынуждена все остальное продать, залезть в долги и купить на неплановом месте на
Парковом взвозе землянку в 5 кв. метров. Ребятишки росли в нищете и голоде, образования не получили, но я их вырастила всех.
За эти годы я столько пережила и вынесла, что человеку за всю не пережить жизнь.
После ареста мне не выдали зарплату его за полмесяца и облигации, за которые было выплачено.
Кроме этого землянка, в которой я живу, была выстроена без разрешения на Парковом взвозе и подлежит к сносу, со мной еще живут 2 детей.
Я Вас прошу дать указание о выплате мне зарплаты мужа за полмесяца и облигации, а также возвратить нам квартиру по ул. Анатолия, 73.
Я слышала, что жены, мужья которых погибли в тюрьме, получают 2-месячную зарплату мужа, если это правда и возможно, прошу Вас дать соответствующее указание.
Очень Вас прошу, что можно сделать из моей просьбы — сделайте.
(подпись)
ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 5486/4. Л. 5, 5 об. Рукописный подлинник.
№ 253
Заявление жены осужденного Б. в УКГБ по Алтайскому краю об оформлении пенсии по утрате кормильца
30 марта 1959 г.
Мой муж Б. родился в 1884 году в Полтавской губернии в семье бедного крестьянина. Окончил сельскую МНП* школу. Трудовой стаж свой начал с 1 января 1905 года. Служил в должности сельского писаря Книшовского сельского управления по 12 января 1915 года, а потом уволился по собственному желанию и уехал в Сибирь. Остановился на жительство в селе Ново-Песчаном (ныне — Бурлинский район Алтайского края).
С 20 мая 1915 года поступил на должность сельского писаря Ново-Песчанского сельского управления. Служил [до] 28 августа 1916 года и был мобилизован в армию, где был писарем в штабе Томской горной батареи. Вернувшись из армии, с 1/П-1918 стал работать в должности секретаря Ново-Песчанского волостного исполнительного комитета по 1 февраля 1927 года. С 1/II-1924 г. был переведен на
должность секретаря Ново-Алексеевскою РИКа и прослужил по 5 февраля 1928 года. С 5/11-1928 г. переведен делопроизводителем военного делопроизводства РИКа и прослужил в указанной должности до 25 марта 1930 года. С 25 марта 1930 года переведен на должность секретаря Ново-Алексеевского РИКа. В 1930 году прошел чистку.
С июня 1930 года переведен на должность военного делопроизводства РИКа. 15/1-1931 года переведен на должность секретаря Ново-Алексеевского РИКа. 15 марта 1931 года ввиду ликвидации Ново-Алексеевского района переведен в Ново-Песчанское сельпо на должность счетовода, где и работал до 9 ноября 1937 года. За все годы работы за хорошую работу муж много раз получал благодарности, был премирован несколько раз и находился на Доске почета при Славго-родском райпотребсоюзе. Пользовался уважением среди населения. Последнее время работы в Ново-Песчанском сельпо счетоводом с мужем работала председателем сельпо 3., которая сейчас живет в г. Славгороде.
А после нее председателем сельпо был X., который сейчас работает в магазине в селе Некрасово Славгородского района. 9 ноября 1937 года муж был арестован и посажен в тюрьму. Мне объявили, что он — враг народа, что он офицер старой армии. После ареста мужа меня утром вызвали в Щово]-Песчанский сельсовет и предложили в 24 часа внести за мужа неизвестно какие деньги — 1240руб. Мне объявили, что если я в течение 24 часов не внесу эту сумму, то будет конфисковано имущество. Такой суммы денег у меня не было. Я стала обходить знакомых и брать взаймы, где сколько могла. К вечеру я собрала эту сумму, понесла в сельсовет и сдала, а в это время уже приехали домой на подводах конфисковать имущество, но, узнав, что уже понесли сдавать деньги, они уехали. У меня родственников нет никого, а есть только одна дочь, которая в 1937 году работала учительницей в Ново-Песчанской семилетней школе и была комсомолка. В период ареста мужа она была тяжело больна. После ареста мужа дочь исключили из комсомола, пришли домой и отобрали комсомольский билет, хотя она лежала без сознания. Мы с дочерью подверглись сильному гонению. Нам сельсовет даже не давал зимой топлива, хотя дочь, как учительницу, обязаны были обеспечивать топливом бесплатно. Меня как единоличницу обложили индивидуальным налогом и разными видами поставок сельхозпродуктов, хотя у нас, кроме коровы, ничего не было.
Когда поправилась дочь, она писала жалобу об отце в краевое управление прокуратуры г. Барнаула. К заявлению приложила военный билет отца, где указывалось, что он был рядовым солдатом в армии и работал в должности писаря. Но на эту жалобу ответа не получила и не получила обратно его военного билета. В это время сельсовет у нас отнял дом за неуплату индивидуального налога. Мы
переехали в г. Славгород, где дочь стала работать учительницей в семилетней школе. Нам сельсовет при выезде не дал никаких справок. Мы оставили в Ново-Песчаном у соседей корову, так как без справки ее взять не могли, и она там издохла. Дочь обратилась снова в краевую прокуратуру краевого управления прокуратуры города Барнаула, в Ново-Песчанский сельсовет поступило категорическое приказание прекратить издевательство над семьей учительницы. С нас сняли налог и вернули нам дом, который мы потом продали, а сами остались жить в г. Славгороде. О муже я с 1937 года так никаких сведений и не имела. Я очень просила бы сообщить мне, жив ли мой муж, каковы последствия пересмотра его дела. Мой муж получал зарплату в Ново-Песчанском сельпо 480 руб. в месяц. Сейчас я уже стара, плоха здоровьем и, лишившись мужа, не имею источника средств существования. Дочь имеет свою большую семью (троих детей). Больше у меня нет никаких родственников. Мой муж честно трудился больше 30 лет. Я прошу разобрать мое заявление и, если я имею право согласно закону, то помочь мне в оформлении дела на пенсию, так как я лишилась кормильца. Данные о работе мужа я сообщала из сохранившегося его трудового списка. Прошу разобрать мое заявление.
(подпись )
ОСД УАДАК Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 7640. Л. 280-282. Рукописный подлинник.
№ 254
Заявление сына осужденного М. в прокуратуру Алтайского края о пересмотре дела отца
2 июля 1960 г.
Настоящее прошу разобрать мое заявление в н[иже]с[ледующем]. Мой отец М., 1889 года рожд[енияJ, изъят органом Хабарского НКВД в ноябре месяце 1937 года по неизвестным до сих пор мне причинам. Предъявленными обвинениями моему отцу, которые послужили причиной изъятия в таком позорном выражении, как враг народа. После изъятия отца несмотря на то, что я по возрасту не имел еще возможности включиться по настоящему в общественный труд и имея младших себя братьев и сестер, а самый младший брат, рождения 1937 года, который вообще без отца рос и не знал его, все мы имели от некоторых местных жителей позорное оскорбление отцом, чего я считаю ни один из нас не заслужил, потому что он нам являлся отец,
это факт и никуда от факта не денешься, если даже отец и заслужил такого позорного слова.
И если бы я знал, что он действительно заслужил этого, я бы тоже так бы его заклеймил, хотя он мне и отец.
Но дело в том, что, может, он неповинен, пострадал, как имело место с другими честными гражданами Советского Союза.
Что послужило того, что я к вам обращаюсь пересмотреть дело моего отца?
Во-первых, я считаю своим долгом, узнать судьбу за своего отца, действительно он повинен или же нет.
Во-вторых, слушая разговоры старых жителей пос. Михайловка, откуда отец был изъят, и многих жителей, вывод таков:
в годы ликвидации кулачества и в годы коллективизации сельского хозяйства, несмотря что отец был беспартийным, являлся членом Михайловского селъисполкома Хабарского [района], принимал активное участие в ликвидации кулачества и в первых рядах вступил членом организовавшейся сельхозартели «Путь Сталина». До вступления в сельхозартель являлся по соцположению средняком. С первых дней организации сельхозартели отец избран полеводом, и так как имело место отдельных членов с/х артели нерадивое отношение к общественному труду, отцу как полеводу приходилось к людям принимать меры взыскания, и эти люди поимели злобу, т. е. ненависть к отцу.
И когда подошел 1937 год, т. е. год, удобный для мщения, эти люди и приписали возможно то, чего он мог и не помышлять. Могу привести один яркий факт, который я сам лично слышал своими ушами. Член этой же с/х артели О. говорил, что М. меня оштрафовал, за это он и подохнет в тюрьме. Подтверждается факт, что т. О., работая трактористом в бригаде отца, при уборке урожая допустил большой брак на уборке пшена, на что отец как полевод составил акт и т. О. оштрафовали, где он и держал злобу на отца.
В 1937 году было благоприятное время мщения, у кого на это были права, т. е. возможно как раз так и получилось.
У этого самого О., который и в настоящее время проживает на месте, работал в 1937 году один зять Л. председателем Михайловского сельсовета, другой зять Н., отчества не помню, и. о. начальника Хабарского НКВД, который, не помню в каком году, позже сам попал в заключение.
(подпись)
№ 255
Заявление жены осужденного Е. в УКГБ по Алтайскому краю о получении пособия
13 декабря 1961 г.
Настоящим прошу рассмотреть мое заявление в нижеследующем. В 1937 году, 4 октября, мой муж Е. взят по линии НКВД и 1958 году, 17 июля, по спр[авке] №2-153-58 реабилитирован, поэтому прошу Вас разрешить мне получить пособие или заработанное моим мужем за 1937 год, т. к. он работал в колхозе «Завет[ы] Ленина» в качестве разнорабочего и было заработано им 426 трудодней, на которые выдавали по 2,5 кг хлеба трудодень и 2 руб. деньгами. За данные трудодни я по настоящее время ничего не получала. Колхоз «Заветы Ленина» в 1951 году перешел в укрупненный колхоз «Путь к коммунизму», а в 1960 году наш колхоз вошел в совхоз (Сростинский молмясосовхоз Красногорского р-на Алтайского ] края, село Сростки).
О результатах прошу сообщить мне по адресу: <...>'
(подпись )
ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 5942/1. Л. 11. Рукописный подлинник.
№ 256
Заявление сына осужденного П. в УКГБ по Алтайскому краю о возмещении стоимости конфискованного имущества отца
23 мая 1989 г.
Пишет Вам сын репрессированного П., уроженец Алтайского края, Солонешенского района, с. Тележиха, взят Солонешенским НКВД в 1937-[19]38.
Нас у матери осталось 4 детей, жили в своем доме, позднее, как отца забрали, нас выгнал из дома Г., забрал корову 1, бычка годовалого, восемь овец, ну и все постройки, нас выгнал, а в дом загнал телят, чьи были телята, не помню, да и оно и вспоминать не хочется. Я все это пишу Вам, могу ли я получить стоимость всего хозяйства, отца
реабилитировали в 1956 г. Справка была у матери. Прошу вас ответить мне письмом. До свидания
П., участник Великой Отечественной войны,
ветеран труда (подпись)
ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 8929. Л. 46. Рукописный подлинник. № 257
Из заявления сына осужденного Н.
в Алтайский краевой суд о реабилитации отца
[1989 г. J
<...>"*
Мой отец П., 1902 года рождения, был арестован в 1937г., в ночь на 5 ноября, [в] селе Степной Чумыш Тогулъского района Алтайского края. От имени четырех детей прошу вернуть доброе имя нашему отцу. В его деле числятся трое детей, четвертый родился через 4 месяца после ареста отца. И еще у меня просьба, конечно необычная, в газетах сейчас много пишут о репрессированных и печатают их портреты. Правда, эти люди заслуженные. Наш отец, ничего такого заслуженного не сделал, но ведь в деле его должна быть фотография. Я очень прошу, ведь преступного ничего теперь не будет, если бы вы послали нам фотографию нашего отца. Наша деревня в то время была глухой, да там из-за нашей бедноты у нас нет фотографий того времени. А поверьте, нам так хочется увидеть, какой у нас был отец. Я в семье старшая, мне было 11 лет, я помню, что нас отец любил и очень за нас беспокоился. Когда его арестовали, мама его провожала до То-гула, и он ей всю дорогу наказывал, чтобы она нас учила, он мечтал, чтобы его дети были учеными, но ученьши мы не стали. Можете теперь себе представить, каково нам было учиться, имея все привилегии детей врага народа. И еще одна просьба, в конце [19J37 года или начале [19J38 года на нашего отца запрашивали характеристику, ее хотел написать счетовод колхоза, но председатель 3. сказал: «Я напишу сам». Так что же он написал, т. е. нам интересно знать, в чем же заставили признаться нашего отца. Отец нам прислал письмо, что судила его выездная тройка и дали ему 10 лет, вот и все, что мы знаем. И еще знаем, что он в начале отбывал в Мариинских казематах,
" Дата установлена по дате регистрации заявления. Опущены биографические данные заявителя.
что находятся в Кемеровской области, а потом строил Комсомольск-на-Амуре, где и погиб.
(подпись)
ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 9535. Л. 180-181. Рукописный подлинник.
№ 258
Заключение прокуратуры Алтайского края по делу осужденной М.
30 декабря 1993 г.
В отношении М.
по материалам уголовного дела арх. № 4179 Фамилия, имя, отчество М. Год рождения 1904
Место рождения Воронежская губ., Задонский уезд, с. Гудовка Место жительства до ареста Алтайский край, Шипуновский р-н, пос. Осиновка
Место работы и должность до ареста Молотовский зерносовхоз, рабочая
Дата ареста, каким органом осужден (репрессирован), за что и по каким статьям УК, предъявленное обвинение (инкриминированные действия), последующие изменения состоявшегося решения по делу и мера наказания арестована 26 сентября 1937 года Шипуновским РО НКВД. Осуждена 31 октября 1937 года Судебной тройкой НКВД Алтайского края за контрреволюционную агитацию к заключению в ИТЛ сроком на 10 лет с поражением в правах на 5 лет. Решение тройки не пересматривалось.
ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 4179. Л. 22. Подлинник, типографский бланк, заполненный машинописью.
№259
Заявление дочери осужденного Т. в УФСК по Алтайскому краю о выдаче документов об осуждении отца
29 сентября 1994 г.
но 1.12.1937 г. расстрелян, реабилитирован посмертно согласно постановлению 20.06.1960 г., прошу выслать мне документы для пользования льготами, согласно законодательству. Хотя сейчас откликнитесь по человечески без задержек, а то как дочери врага народа столько выстрадано, он трудился, я его даже не помню, потому что лето с матерью жили на кулътстанах, тогда именовались ночлеги для колхозников, а когда уборка заканчивалась, отгружал хлеб государству за 75 км на лошадях в любую суровую сибирскую погоду. Мы воспитывались с бабушкой, потому что родители все были в работе. Висели в рамочках почетные грамоты на стенах, а в конечном счете государство отблагодарило за все в такой форме. Семья не жила, а страдала и терпела всякие унижения. Конечно, кто это не испытывал, тот не поймет. Прошу еще раз убедительно без задержек вышлите мне, что положено.
(подпись)
ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 9853. Л. 35. Рукописный подлинник.
№ 260
Заявление семьи Ш. в УВД по Алтайскому краю о реабилитации осужденного
1995 г.
от семьи репрессированного в 1937 г. Ш., 1895 г. рожден[ия] (список членов семьи прилагается)
По делу: по установлению фактов безвестно утерянного, взятого в 1937 г. НКВД по репрессии по религиозным признакам Ш., 1895 г. рождения, как верующего жителя с. Морозовка Черно-Курьинского с/с Карасукского р-на Новосибирской обл.
Заявление
В 1937 г. ночью приехали из Карасука работники НКВД в село Морозовка и с квартиры забрали как верующего и увезли Ш., 1895 г. рождения.
Дома осталась беременная жена и семья детей. Младшему было 1 год. Утром пришли сельчане к ней и забрали со двора в колхоз последнюю корову (у них была одна корова) и все зерно — 2 мешка. А ей сказали: «Пусть вас Бог кормит».
Все ходатайство жены Ш., 1896 г. рождения, и детей — узнать, где их муж-отец были напрасны, безуспешны, им ничего не сообщали и ничего о нем неизвестно до сих пор.
Жена в 1943 г. ослепла, а в 1967 г. ВТЭК повторно установил ей I гр. инвалидности по зрению. Но пенсии по инвалидности ей к[олхо]з не установил. И по возрасту колхоз тоже не начислил. Колхозный стаж 20 лет. Многодетная мать. Представленные документы к[олхо]з оставил без движения, а председатель] к[олхо]за Л. заявил: «Кто нас посчитает за умных, если мы начислим им пенсию?».
Нас, членов семьи, уч[ащих]ся подростков, упрекали — дети эти врага народа, и мы постоянно ощущали на себе неприязненные отношения сельчан.
Таков результат репрессий тридцатых годов. Мы в 1985 г. обращались к депутату Верховного Совета т. Козо-резову, который помог начислить пенсию колхозную. В 1989 г. она получила одну пенсию и через 2 дня 20/VIII-1989 г. умерла. А пенсию по инвалидности I гр. по зрению так и не начислили. В 1990 г. вторично мы обратились к нему, но безрезультатно. Ответа нет.
Вторично в 1995 г. мы обратились в УВД Новосибирской области. 06.04.1995 г. пришел ответ, что УВД, к сожалению, сведениями о Ш,. 1895 г. рождения, и кого-либо из семьи Ш. — не располагает.
В силу закона о реабилитации жертв политических репрессий ст. 1-3 устанавливает право на реабилитацию по религиозным признакам считавшихся опасными для государства.
Исходя из изложенного, следует добавить, что по «наслышке» было известно, что всех, кого забирали, увозили в г. Славгород. Новосибирской области тогда не было, а была наша местность в Алтайском крае. Поэтому мы предполагаем, что архивные данные из Слав-города Алтайского края находятся в городе Барнауле. Просим:
1) расследовать факты репрессий Ш., 1895 г. рождения, и реабилитировать в силу закона о реабилитации политических репрессий и выслать документы о реабилитации нам.
С ответом просим, пожалуйста, не медлите. Заранее вам спасибо за ваше чуткое отношение и заботу.
Прилагаем: 1) список семьи репрессированного <...>*
К сему (подписи)
ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 10210. Л. 138. Рукописный подлинник.
Достарыңызбен бөлісу: |