Уроки на закрытой дорожке На пути к успеху Мучения в Токио к рекордным вершинам Турне с поручением Кампания в Европе

Прежде чем описывать бег, думаю, надо рассказать об обстоятельствах, которые сопровождали австралийскую команду в Токио. В команде было достаточно раздоров, и лишь пловцов это не касалось. Не желая преувеличивать значение некоторых столкновений, я все же сознаю, что из прошлого следует сделать вывод, чтобы в будущем олимпийская команда была в лучших условиях.

Для меня перед Играми главным было не менять свой образ жизни, повышая уровень тренированности так, чтобы я мог явиться в Токио в максимально высокой спортивной форме. Когда объявили, что олимпийцы должны будут проходить сбор в лагере Наррабин вблизи Сиднея, за две недели до отъезда, это вызвало замешательство. Без сомнения, ААЮ (Союз спортсменов-любителей Австралии.– Прим. пер.) организовывала этот сбор с лучшими намерениями, помня, какую пользу принес подобный сбор в Таунсвилле австралийским пловцам на предыдущей Олимпиаде. Однако пловцы сталкиваются с большими трудностями на тренировке, чем легкоатлеты, когда им приходится выступать после окончания сезона, и Таунсвилль – идеальное место для пловцов. Нельзя не заметить также, что участники олимпийской команды по пла­ванию обычно моложе легкоатлетов и не являются семейными людьми.

Моя жизнь, как жизнь семейного человека, сильно зависела от определенного распорядка. Теперь же я должен был приспосабливаться к новым порядкам за две недели до отъезда в Токио, где снова нужно было менять установившийся режим. Большинство легкоатлетов – индивидуалисты, каждый из которых знает, как ему готовиться лучше всего к большому состязанию. Таких спортсменов, конечно, неразумно лишать тех условий, которые они предпочитают.

Моя подготовленность к Играм уже в августе была невероятно высокой. Однажды в ветреный день в Фишерменс-Бенд я показал 13 минут ровно на своем этапе в эстафете 6 по 3 мили. Это было лучше мирового рекорда, и результат, показанный на ветру, казался фантастическим. Остальные члены команды – Тревор Винцент, Тони Кук, Джон Койл, Пэт Клохесси и Хэнк Вингаарден – также показали очень приличные результаты, и по этой причине мы попросили судей промерить трассу. Она оказалась короче положенной более чем на 100 ярдов!

Следующее выступление на 3 мили по сырой дорожке в Хэмптоне несколько недель спустя было более показательным. Я пробежал дистанцию за 13.18,0. Все шло прекрасно до тех пор, пока у меня не начало болеть ахиллово сухожилие. Возможно, оберегая колено в европейском турне, я подвергал большему напряжению, чем следует, сухожилие. Однако, какова бы ни была причина, боли становились все сильнее, и мой врач прислал массажную машинку, чтобы я проводил процедуру лечения трижды в день. Прошло несколько недель. Несмотря на отличный курс лечения, проведенный физиотерапевтом, я все еще продолжал прихрамывать и был вынужден из-за этого отказаться от участия в ближайших соревнованиях. Все это крайне волновало. Иногда я чуть не плакал от того, что не мог тренироваться, как нужно. Я мог лишь пробегать вперемежку с ходьбой не более 6 миль. Так продолжалось до самого сбора в Наррабине, где лечение начало давать эффективные результаты. В соревнованиях на 3000 м в Ньюкастле и на 10 000 м в Сиднее я мог проверить свою подготовленность. Ни в одном из выступлении результаты мои не были удовлетворительными, хотя в беге на 10 000 м я показал 28.36,4, что было, как мне сказали, лучшим результатом в сезоне 1964 года в мире до наступления Олимпиады.

В Наррабине никто не чувствовал себя очень счастливым, за что ответственность несут руководители команды. Как правило, мои отношения с организаторами были весьма дружескими. Они делают часто неблагодарную работу, которой полностью отдают свое время, и без них соревнования невозможны. Спортивные организаторы в Австралии знают свое дело, как и всякие организаторы в мире, и большинство спортсменов всегда готовы с ними сотрудничать.

Однако способ, которым официальные лица назначаются в олимпийскую сборную, является абсолютно нелепым. Каждый штат выставляет свои кандидатуры на пост организатора, тренера и компаньонки для женщин. При голосовании каждый штат выдвигает в первую очередь свои собственные кандидатуры, а на второе место ставятся те, кто, по мнению голосующих, имеет самые низкие шансы быть избранным.

Проводя такую политику, голосующие считают, что наиболее серьезные соперники их кандидатур будут устранены. Именно так и случилось. Никто из популярных кандидатов не прошел голосование, и трое представителей из Тасмании,– мистер Билл Барвик, мистер Клайв Уайз и миссис Мэвис Эбзери – были выбраны из числа тех, кого поместили при голосовании на второе место. Спортсмены перепугались, увидев, какой оборот приняло дело. Ни Барвик, ни Уайз не имели достаточного опыта в руководстве командой в масштабах большого спорта, и было трудно пробудить к ним доверие спортсменов.

Сразу же после этого официального назначения группа наиболее выдающихся спортсменов обсудила ситуацию. Поскольку никто не был тогда полностью уверен, что избран в команду, было решено, что не будет личных столкновений, если президент и вице-президент ААЮ поинтересуются тем, что волнует спортсменов. Я не был первоначально участником этой группы, так как не нуждался в помощи тренера. Было непохоже, что меня будут волновать какие-либо недочеты в руководстве командой. Однако поскольку такие недочеты могли повредить ребятам, выступавшим в технических видах спорта, а также понимая всю опасность разлада между нами, я присоединился к депутации, направленной к руководящим лицам. Каждый, кто потом вошел в команду, был представлен в этой депутации.

Мистер Рон Эйткен и мистер Норман Хаттон выслушали нас и выразили сочувствие, оценив инициативу и смелость спортсменов, открыто поставивших вопрос о руководстве командой. Однако они указали, что согласно уставу ААЮ в данном случае не могут ничего поделать. Нам также напомнили, что помощником руководителя всей австралийской команды назначен мистер Джулиус Пэтчинг, человек, обладавший большим административным опытом, и что к нему всегда можно будет обратиться за помощью. (Мистер Пэтчинг действительно оказался очень полезен.)

Сбор в Наррабине подтвердил мои опасения. Дело не в том, что были претензии к условиям для бегунов на длинные дистанции. Наоборот, эти условия были вполне приличными. Мы могли бегать до Палм-Бич и обратно 17 миль или до Наррабин-Бич и обратно 7 миль. В нашем распоряжении была также трасса для гольфа и травяная дорожка. (Для спринтеров и прыгунов условия были похуже. Они были вынуждены совершать длительные переходы на гаревую дорожку в Мур Парк или на другие стадионы, которые не всегда оказывались свободны. А это вызывало нервотрепку.)

Я считаю, что необходимо было бы собрать всю олимпийскую команду пораньше. Тогда участники команды смогли бы лучше узнать друг друга и заинтересоваться судьбами не только своего, но и других видов.

В Наррабине особенно раздражало постоянное напряжение из-за необходимости выступать в соревнованиях. Прыгуны особенно страдали из-за требований соревноваться тогда, когда им лучше было бы сконцентрироваться на своей тренировке. Соревнования – очень хорошее дело, но в преддверии олимпийских игр могут принести большую пользу только выступления в международных встречах. Пусть бы посылали спортсменов пораньше на место будущей олимпиады или на соревнования в Америку либо в Европу, но не надо заставлять их выкладываться в состязаниях между собой.

Участники олимпийской сборной не лентяи. Они посвящают часть своей молодости спорту, они забывают про работу и семьи на несколько недель, чтобы как можно лучше подготовиться к олимпиаде, которая бывает только раз в четыре года. Их не должны постоянно колоть замечаниями по поводу их подготовленности и заставлять соревноваться, когда они этого не хотят. Иногда, конечно, могут быть один или два спортсмена в команде, которые не подготовятся наилучшим образом, но это вопрос их характера и это как раз то, о чем прежде всего должны думать те, кто комплектует олимпийскую сборную.

Помимо досадных уколов насчет готовности и замечаний о необходимости участвовать в импровизированных состязаниях в Наррабине были и другие факты, отражавшие плохие отношения между организаторами и спортсменами. Иногда вопрос ставился очень остро, и я, как капитан команды, а также Тони Блю, как вице-капитан, вовлекались в его разрешение, хотя лично нам не приносило вреда ни одно из решений администрации. Оба мы тратили время, пытаясь успокоить спортсменов и примирить их с администрацией. Это была тягостная и неблагодарная работа, но такая, которую мы должны были делать и которую мы выполняли со всей добросовестностью.

Я не собираюсь вскрывать природу всех наших трудностей. О них докладывали ответственным руководителям, и они были рассмотрены. Обсуждать внутренние проблемы сейчас похоже на перебранку в семье, когда все страсти улеглись. В свое время пресса была осведомлена о трудностях ряда спортсменов, которые, однако, проявили достаточную сдержанность, чтобы не раздувать пламени и не делать сенсации прежде, чем команда выйдет на Игры.

Мне хотелось бы сделать замечание по поводу руководства командой. Спортсмены вкладывают массу времени и энергии в подготовку, зная, что зрители ждут от них рекордов. Поэтому спортсмены вправе ожидать на олимпиадах или британских играх, что руководство командой освободит их от неожиданных трудностей и беспокойства. Хороший руководитель должен не столько руководить, сколько прислушиваться к нуждам спортсмена. Он должен сделать жизнь спортсмена спокойной. Если спортсмен находится в большом напряжении, он не захочет терпеть никаких расстройств.

Токио организовало Игры прекрасно. Исключением были лишь недостатки в предоставлении тренировочных средств и снабжении подходящей пищей. Три трениро­вочные дорожки были настолько перегружены, что на них царил хаос. Те из нас, которые не хотели выполнять интервальную работу (а это все равно практически нельзя было делать на переполненных дорожках), вскоре осо­знали, что рискуют жизнью, бегая по загруженным шоссейным дорогам Токио. Единственным подходящим местом был Священный парк, примыкавший к Олимпийской деревне. Сначала сторожа прогоняли нас из парка, но вскоре там каждое утро стали бегать до двухсот бегунов, и сторожа с отчаянием махнули рукой.

Японцы, очаровательные во многих отношениях, просто не могли понять, почему мы недовольны питанием. Они готовили огромные количества жареной пищи и поливали маслом почти все. «Пожалуйста, не надо масла»,– умоляли мы, И повара, улыбаясь в ответ и кивая головой, продолжали лить масло. Они просто не могли иначе!

В течение двух дней я был без подходящей пищи и сидел на булочках, варенье и мороженом. Кен Роч также имел отвращение к жирной пище и не мог однажды подыскать ничего подходящего для себя, кроме гренок, а они поджаривались только с одной стороны. Разозленный, Кен осматривал каждый сухарик, и, если тот не был поджарен с обеих сторон, он отбрасывал его поварам, находившимся в нескольких метрах от него. «Не хорош, не хорош, не хорош...»,– кричал он, и повара каждый раз приседали, когда сухарик летел в их сторону. Сцена эта была точно взятой из картины с участием Чарли Чаплина.

Несколько раз мы обедали в отеле или пытались пробраться в ресторан, где кормили англичан. Для американцев и советских спортсменов были предоставлены лучшие рестораны, но и англичане питались также достаточ­но хорошо. Австралийцам, новозеландцам и канадцам не повезло – они делили ресторан с испанцами и португальцами, чьи вкусы были совершенно иными. Однако через несколько дней питание улучшилось, и к концу Игр пища была вполне хорошей.

Другой проблемой жизни в Олимпийской деревне были упрямые японские журналисты, особенно фотографы. Они столь часто вызывали меня, что Боб Гардинер, ходок, разрешил мне перевесить табличку с моей фамилией на его дверь. Когда фотографы стучали в его дверь, требуя меня, он вместе с Тревором и Тони, его соседями по комнате, обычно отвечал, что я вышел. Окна их комнаты выходили на дорожку Олимпийской деревни, где постоянно толпились спортсмены. Ни один из них не мог провести прикидку на время или хорошую серию повторений без того, чтобы кто-либо из нас не видел этого. Хотя на Играх важнее всего собственные результаты, а не форма других, мы получили все же большое удовольствие, сравнивая различные методы тренировки и наблюдая все «сумасшествия» в них.

Питер Снелл, Джон Дэвис и американец Том О'Хара пробежали прикидку на 880 ярдов, где Питер, который, как полагали, не сможет показать классное время на более короткой дистанции, расколотил в пух и прах Джона и Тома на последних 220 ярдах, показав очень хорошее время. Том, хотя и пробежал дистанцию близко к своему личному рекорду, был совершенно сражен тем, что один из его будущих соперников в беге на 1500 м мог так его обыграть. Каким образом Артур Лидьярд сумел вовлечь в эту прикидку Питера Тома О'Хара, я не знаю.

Другим спортсменом, изумившим нас своей тренировкой, был американец Морган Грот, который имел самый высокий результат на 880 ярдов в текущем году. Он выкладывался на тренировочной дорожке с яростью, равной которой нам видеть не доводилось. Каждый раз, когда Морган появлялся на дорожке, начинался спектакль. И мы не были удивлены, когда почти наверняка из-за своего метода тренировки он травмировал себе ноги.

Обо всем было забыто, когда начались Олимпийские игры. Я пробежал прикидку на время за пять дней до старта на 10 000 м, намереваясь размяться на четырех милях. Пробежав их в одиночестве на плохой дорожке за 13.23,0, я остался доволен собой. Я привык к жизни в деревне, спал хорошо и, хотя немножко нервничал, вышел на старт бега на 10 000 м, чувствуя себя отлично физи­чески и морально. Затем прошло это соревнование, окончившееся великой победой Билли Миллса. Ее я описал в первой главе.

Перед забегом на 5000 м Тревор развеял наши надежды на успех в беге на 3000 м с препятствиями. К несчастью, ему достался сильнейший забег, и он не сумел пробиться в финал. Держась за лидерами, Тревор шел на третьем месте за круг до финиша, однако был уже очень утомленным. Он сбился на одном барьере и упал. Прежде чем он встал, прошло много времени. Тогда один из англичан подошел к нему вплотную. Тревор с трудом взял последнюю яму с водой, погрузился в ее глубокую часть и почти скрылся под водой. Это был конец. Последний круг он прошел за 95 секунд. Немногие знали, что у Тревора была травма ахиллова сухожилия, что ограничи­ло его тренировку. Он заслуживает восхищения за то, что отказался объяснить свою неудачу травмой, и было больно за то, что его ругали.

Мой друг Гастон Рулантс выиграл в финале стипль-чез у Мориса Херриота, который был в Перте вторым после Тревора. Гастон очень разумно провел бег, делая всякий раз небольшой рывок у ямы с водой и выигрывая этим несколько ярдов в лидерстве. Остальные бегуны преследовали его, стараясь не отпускать, и тогда Гастон неожиданно выполнил резкий рывок перед ямой с водой на одном из кругов, что застало его соперников врасплох. Он уходил все дальше и дальше, и за ним теперь пытался держаться только Ги Тексеро из Франции. Затем Ги сошел и вторым оказался Морис Херриот, который, казалось, и не пытался сделать настоящих усилий, чтобы дослать Гастона.

Интересно было видеть, как тренер Гастона давал ему информацию с внешней части дорожки. Тренер имел щит, на котором указывал число бегунов, остававшихся в группе преследователей Гастона, а также как далеко от него находилась группа. Будучи сам сторонником лидирования, я не мог не признать, насколько ценной была такая информация. Она, конечно, была бы большим подспорьем в беге на 5000 м.

Я думал, что у меня хорошие шансы на 5000 м, хотя они у Мишеля Жази и Боба Шюля, по крайней мере, были также высокими. Между прочим, Кристофер Брэшер заметил перед Играми, что я могу выиграть и 5000 и 10 000 м. Я сказал Крису, что считаю будущим победителем в беге на 5000 м Боба Шюля, потому что тот имел лучшее время в сезоне на эту дистанцию.

«Никогда в жизни, старина, никогда в жизни этого не случится» – заявил Крис,– «Да, но ведь он побил мировой рекорд на 2 мили и, очевидно, сейчас в хорошей форме»– сказал я.– «Американцы,– настаивал Крис,– никогда не выигрывали золотую медаль на олимпийских играх в беге на длинные дистанции. У них нет в этом виде традиций».

В забеге я планировал начать легко, а затем, после шести кругов, сильно пробежать два круга. Этим я надеялся уйти от своих преследователей. План сработал великолепно, и рядом со мной остался лишь советский бегун Николай Дутов. Кипчого Кейно из Кении достал меня перед финишем, но я все же победил с результатом 13.48,4. Это был самый быстрый из всех забегов, и, поскольку победа далась легко и я остался свежим, я смотрел на предстоящий финал с уверенностью.

Первым препятствием в день финала оказалась погода. Было ветрено, а ведь каждый лидер боится ветра, потому что именно он пробивается сквозь ветер, в то время как остальные бегуны защищены от него. Я собирался бежать в финале так же, как и в забеге, сохраняя силы для большого рывка на шестом круге.

Первый круг я бежал позади лидеров. Он был пройден за 79 секунд; даже в марафоне начинают быстрее. «Кто-то должен потерять терпение и установить хороший темп»,– думал я. Но нет. Второй круг был пройден с той же скоростью. Так кто же потеряет терпение, если не я? В десять шагов я пробрался с последнего места на первое, и сзади меня началась такая суматоха, что Майк Уиггс из Англии был сбит с ног.

Я увеличил темп, но не очень сильно. Помня о тактике Гастона, решил, что если бегуны привыкнут к тому, что я ускоряюсь по 200 м, то можно застать их врасплох, если это сделать в течение целого круга. Единственное, что меня волновало, хватит ли сил, когда нужно будет делать ускорение на целый круг.

Мишель Жази меня раздражал. Он бежал вплотную ко мне и был настолько подготовлен, что его дыхание даже не учащалось в конце каждого рывка. Он просто не уставал, как это было с ним в Кельне. На одном круге я сделал вид, что начинаю ускорение, и он решительно вырвался вперед, а затем снова занял прежнюю позицию, предоставив лидерство мне. Это была игра кошки с мышью, словно мы двое были единственными участниками забега. Я не ожидал такой ситуации и не мог справиться с ней.

Неожиданно с внешней части дорожки появился Николай Дутов и возглавил бег. Мишель так испугался, что спринтовал во всю силу, я также ускорился, но поскольку узнал о маневре Николая последним, немного опоздал и в результате оказался в хвосте забега. Именно тогда я и сложил оружие. «Пропадай все к черту!»– вырвалось у меня. Когда такая мысль возникнет у человека в соревновании, это соревнование им уже проиграно. Контакт был потерян. Шансы на борьбу таяли, битва была проиграна. Честно анализируя свое положение, сознаю, что должен был поднять свой дух и сражаться. Но я позволил себе взбеситься, поддаться скверной слабохарактерности. Суть дела была в том, что из всех вариантов, которые я предполагал в финале на 5000 м, случившееся оказалось самым худшим. Возможно, я был наивен и неопытен, состязаясь впервые на олимпийских играх. Я должен был возглавлять забег более уверенно, как это делал Херб Эллиот в финале бега на 1500 м в Риме. Это ведь и для него были первые олимпийские игры!

Бег на 5000 м выиграл Боб Шюль (13.48,8), опередив на финише немца Харольда Норпота и американца Боба Деллинджера. Я финишировал девятым, и никогда еще не чувствовал себя таким подавленным, решив тотчас же бежать марафон со всем напряжением, хотя шансов на выигрыш у меня, немарафонца, не было.

Фантастический эфиоп Абебе Бикила завоевал свою вторую золотую медаль в марафоне с рекордным временем 2 часа 12 минут 11,2 секунды. Я был весьма доволен, что пришел девятым из пятидесяти восьми выступавших. Я показал 2:20.26,2, что было как моим личным рекордом, так и рекордом Австралии. Большую часть дистанции я бежал третьим, но на последних 3 милях так устал и так набил себе ноги, что мог не более, чем идти.

Одним из забавных эпизодов соревнований в плавании, привлекших внимание прессы, была драка за места как между журналистами, так и между участниками в других видах спорта. Выделили всего тридцать мест для почти семидесяти журналистов, и японцы решили эту маленькую проблему довольно характерно. Они отпечатали еще тридцать билетов и предоставили журналистам самим сражаться за свои места. Я не ручаюсь за точность этой истории, но она может служить уроком на будущее. Большинство из нас пыталось рано или поздно попасть в олимпийский бассейн. Самым прекрасным образцом было поведение Варвика Селвея, занявшего восемнадцатое место в метании диска, который разыграл из себя запасного пловца. Варвик с полотенцем на шее небрежно прошел через ворота для участников, в то время как трое японцев повисли на нем, пытаясь его задержать. Битва была неравной, и они скоро сдались.

Помимо моих выступлений моя память ярко хранит полное превосходство Питера Снелла над участниками бега на 800 и 1500 м (Питер выиграл шесть состязаний за семь дней и все с результатами мирового класса), спринт Боба Хейеса, поздний взлет тридцатитрехлетнего Майка Ларраби на 400 м и прыжки Валерия Брумеля в высоту.

Наиболее ценные уроки я вынес из беседы с Мюрреем Халбергом, который за пять минут научил меня тактике бега больше, чем я сам открыл бы для себя за пять лет. Так или иначе, но Токио на меня как бегуна имело решающее влияние.

В моем сознании слишком хорошо засел урок Олимпиады. С самого старта лидировал Джерри на протяжении двух или трех кругов. Затем, решив не повторять ошибку Токио, я целый круг прошел в жестком темпе. Никто не последовал за мной, и я одержал легкую победу с результатом 13.48,0, на несколько десятых лучше победителя финала в Токио. Горькая правда заключалась в том, что, выступая отчаянно утомленным, я показал себя лучше, чем в Токио, и главным образом за счет решительной тактики.

Британская табачная компания, где я работал, предложила финансировать две международные встречи: одну в Сиднее, а другую в Мельбурне, после Игр. В одиннадцать часов, однако, большинство американцев, согласившихся выступать, вдруг отказались. Меня попросили найти замену, что было в данной ситуации весьма обременительно. В конце концов шесть американцев обещали приехать в Австралию. Это были Боб Шюль, Генри Карр, Ральф Бостон, Джон Томас, Фред Хансен и Джефф Фишбек.

Встреча в Сиднее состоялась всего через три дня после отъезда участников из Японии, и, конечно, хорошие результаты были почти невероятными. Обычно перед соревнованиями я съедаю не более одного яйца с гренками, но в Сиднее нам предложили обед из трех блюд. Тони, Тревор и я обменялись взглядами и сказали: «А почему бы и нет?»

Мы часто укоряли Тревора за его манеру преследования и использование рывка из-за спины на финише. Перед моим забегом на 2000 м я спросил его: «Не могу вспомнить, когда ты последний раз лидировал. Не подскажешь?» Тревор только усмехнулся.

Боб Шюль со старта быстро пошел вперед, а затем резко сбавил темп, предлагая мне лидерство.

Чувствуя себя слишком слабым, чтобы усилить темп, я топтался на месте, пока Тревор не прошел мимо меня со словами: «Ну как? Я лидирую!» Однако Тревора тоже надолго не хватило, и за два круга до финиша я вновь вышел вперед. На финише Боб обошел меня, показав 5 минут 10,2 секунды.

Через десять дней после Игр, ко времени второй международной встречи в Мельбурне, большинство участников сбросили усталость и почувствовали пользу от возобновившихся тренировок. Моя встреча с Бобом вызывала немалый интерес, потому что Боб был обладателем золотой олимпийской медали в беге на 5000 м. Как и в Осака, я имел определенный план, по которому должен был оторваться в середине состязания, и снова эта тактика застала остальных бегунов врасплох. Американец отстал на 15 ярдов. Я выиграл соревнование, и мой результат 13.42,4 был более чем на шесть секунд лучше времени золотого медалиста в Токио. Редко бывает, чтобы олимпийский чемпион состязался за рубежом на «своей» призовой дистанции. Он ничего не выигрывает этим, а проигрывает все.

Зрители в Олимпийском Парке радовались в этот день первоклассным результатам Бостона, Томаса, Хансена и Карра. Единственным американцем, потерпевшим поражение, был Джефф Фишбек. Он проиграл Тревору в стипль-чезе.

Открытие нового сезона межклубных соревнований было ознаменовано моим выступлением за клуб Гленхантли на милю, где я занял первое место (4.10,2). Ребятам из Гленхантли было все равно, кто из нас победит,– важно было лишь принести побольше очков своему клубу. После соревнований мы обычно пробегали 15 миль вдоль пляжа и финишировали, окунаясь в воды Порт Филип-Бэй.

В середине ноября я совершил первую (их было несколько в сезоне) поездку в Новую Зеландию. Мне посчастливилось видеть, как Питер Снелл установил в Окленде новый мировой рекорд на милю (3.54,1), победив в прекрасном забеге, где участвовали бегун из Чехословакии Йозеф Одложил и Джон Дэвис.

«Вест-Спрингз Стэдиум» окружен утесами, составляющими естественный амфитеатр, и на нем собралось в тот вечер 25 тысяч зрителей. Питер атаковал свой старый мировой рекорд (3.54,4), намереваясь пройти первые три четверти мили за 2.54,0, на четыре секунды быстрее, чем кто-либо пробегал раньше. Он хотел узнать, что будет в этом случае, и, возможно, полагал, что есть вероятность пробежать милю за 3.50,0. Он прошел три четверти мили за 2.54,0, как и собирался, но был вынужден бежать последний круг в одиночестве. Новозеландцы считали, что Питер не может бегать лидируя, как (они так считали) это всегда делал Херб Эллиот. Питер доказал в тот вечер, что они были не правы.

В состязании на 10 000 м Мюррей Халберг настроился побить меня, «отсиживаясь» у меня за спином всю дистанцию. Однако он не выдержал предложенного мною темпа и отстал примерно за четыре круга до финиша. Это было последнее хорошее выступление Мюррея, ион нашел его очень жестоким. Билл Бейли, которого я обошел на круг, тоже не смог приноровиться к моему темпу. Одной из задач, которые я ставил перед собой в этом соревновании, было как бы «перебежать» заново олимпийские 10 000 м. После Игр многие обсуждали вопрос: не стоило ли мне полностью «выложиться» на последних четырех-пяти кругах? Критики были настолько уверены, что именно на этой стадии бега было проиграно соревнование, что я стал и сам сомневаться. Могу ли я развить большее усилие на последних пяти кругах? В Окленде я сделал рывок за четыре круга до финиша. Конечно, Мюррей был отброшен, но мои усилия были не большими, чем на Играх, а результат 28.29,6 был на 5,2 секунды слабее. Нет, эти парни в Токио были просто сильнее меня.

Некоторые думали, что Питер может сойти со сцены летом, и я беспокоился, считая, что он это сделает раньше, чем выступит в Мельбурне. Поэтому с помощью те­левидения я пригласил Питера, Мюррея и Джона состязаться в вечерних состязаниях в Олимпийском Парке. Новозеландцы не очень любят приезжать в Австралию, считая, что раньше их плохо там принимали. Однако они согласились, и некоторые полагали, что Питер сможет улучшить свой рекорд на милю.

Если бы не легкий ветер, условия в тот вечер были бы прекрасными для состязаний. Кроме большого числа зрителей тысячи людей наблюдали главные виды (милю и 3 мили) по телевидению.

Джон страдал в этот день от астмы, и Питер без сильных противников продемонстрировал первоклассный бег, показав 3.57,6. Меня волновали в равной мере общий успех предприятия и личные планы на 3 мили. Телевизионная компания обещала показать лишь два вида программы от шести до половины седьмого, однако после мили кто-то решил провести спринт. В спринте было пять фальстартов. Рон Кейзи, телевизионный комментатор, чуть ли не рвал на себе волосы, и я стал убеждать судей убрать спринтеров с дорожки. Никто, казалось, не понимал, что телевизионная компания работает по жесткому расписанию.

В конце концов мы начали бег на 3 мили (телевизионные новости при этом были отложены), и я настроился применить ту же тактику, как в беге на 5000 м против Боба Шюля, то есть пробежать очень быстрый круг в середине дистанции. Шестой круг я пробежал за 61 секунду, отличный круг для середины состязания, и заметно оторвался от остальных бегунов. Было очевидно, что мировой рекорд Мюррея 13.10,0, установленный в 1961 году, в опасности, но на последнем круге я вдруг подумал, что не дотянусь до него. Однако, согласитесь, обидно бежать так близко к рекорду и не достать его. Я испытал потрясающее воодушевление, когда был объявлен мой результат: 13.07,6. Толпа зрителей взревела, а я стал прыгать как безумный. Мой брат перемахнул через ограду и обнял меня, Мюррей поймал меня на дорожке и сердечно поздравил. Я безумствовал на дорожке так долго и овации были столь продолжительными, что даже не заметил, как пробежал круг почета, чего никогда в жизни раньше не делал. Я ликовал не столько от того, что теперь стал обладателем трех мировых рекордов, сколько от сознания, что телевизионная компания сполна вознаграждена за свое участие.

Теперь была очередь за рекордом на 5000 м.

Во время визита в Окленд я помнил, что согласился на выступления в Европе в середине 1965 года. В этой поездке хотелось выяснить, как хорошо я могу выступить в соревновании в Европе после ночного перелета. Я вылетел из Мельбурна в пятницу вечером, проработав перед этим весь день, затем в полночь сел на самолет из Сиднея до Веллингтона и прибыл туда утром. Затем последовал перелет в Окленд, где я оказался в 11 часов утра в субботу. После ленча и часового отдыха я отправился в Иден-Парк. Был ветер и дождь. Я понял, что побить мировой рекорд мне не удастся. В соревнованиях были заявлены Мюррей Халберг и Билл Бейли, и мой план состоял в том, чтобы бежать быстро в начале дистанции и оторваться от них, а потом чувствовать себя свободно. План сработал отлично, и я выиграл с результатом 13.52,0, обойдя почти на круг обоих новозеландцев.

Перед вторым забегом на 5000 м в Тасмании во встрече штатов Виктория и Южная Австралия, которая проходила в Олимпийском Парке, я бежал 3 мили в жаркую ветреную погоду. Я сбросил, наверное, больше двух ки­лограммов в этих соревнованиях, но результат 13.19,0 говорил, что я нахожусь в хорошей форме.

Бег на 5000 м состоялся в Норт Хобарт Оувел в субботу утром. Поскольку все магазины в Хобарте по субботам закрыты, ожидалось, что на стадион придет много зрителей. Однако надежды не оправдались. Травяная дорожка была расположена на склоне, и рекорд снова казался немыслимым. Тревор, Тони и я прибыли в город накануне вечером и были помещены в Хобарте Нью Сидней Отель, хозяин которого обеспечивал бесплатное проживание для приезжающих атлетов при одном условии: спортсмены должны пить с его постояльцами. В баре в тот вечер было двенадцать постояльцев, и мне пришлось выпить уйму безалкогольных напитков.

На следующее утро я вышел на старт. Начав бег, я прошел вторую милю довольно слабо, но поднял темп на последней. Когда был объявлен результат – 13.34,6, на четыре десятых более высокий, чем мировой рекорд Владимира Куца, установленный в 1957 году,– я был изумлен. Более бездарный бег трудно было себе представить.

К концу января наступили напряженные дни. После суматошной поездки в Новую Зеландию, где я соревновался на 2 мили в лесистом городке Токороа, через сорок часов мне пришлось уже выступать на других 2 милях в Аделаиде. 26 января 1965 года я выиграл мой первый титул чемпиона в группе взрослых – звание чемпиона Виктории в беге на 6 миль, а через неделю и на 3 мили. Затем я снова совершил кратковременную поездку в Новую Зеландию, страну, где очень люблю бывать. Я считаю, что между Новой Зеландией и Австралией должен быть более широкий обмен спортсменами.

На этот раз я должен был выступать в Окленде на стадионе «Вестерн-Спрингз» в беге на 5000 м. К несчастью, рейс из Сиднея в Окленд был отложен. Перелетев в Веллингтон, я устроился в отеле в семь вечера, а в этом городе после шести часов в воскресенье раздобыть себе еду невозможно. Я удовлетворился бобами, гренками и чашкой горячего шоколада. Мистер Ульрих, управляющий фирмой «Харрикейн», которая финансировала встречу в Окленде, разыскал меня и повез показывать достопримечательности Веллингтона. Была уже полночь, когда я лег в постель. В шесть часов утра я поднялся и стал ждать самолета на Окленд. Прибыв вечером на стадион «Вестерн-Спрингз», я почувствовал себя очень утомленным и в этих обстоятельствах не очень обрадовался, встретив на стадионе Невилла Скотта, одного из лучших бегунов мире в беге на 5000 м. Единственная надежда выиграть у Невилла, казалось мне,– это оторваться от него в самом начале, установив жесткий темп со старта. Такая ситуация была с Мюрреем и Биллом. Тогда можно будет отдохнуть и потихоньку добраться до финиша.

Вся беда, однако, была в том, что Невилл стал действовать не так, как я рассчитывал. Он повис на мне так, будто бы мы собирались бежать 2 мили. Сбавив темп и пригласив его взять на себя лидерство, чтобы как-то отдохнуть самому, я пробежал круг позади Невилла, затем «отошел», установил жесткий темп и окончательно оторвался от него за два круга до финиша. Результат мой – 13.33,6 был новым мировым рекордом, достигнутым лишь благодаря отказу от фронтальной тактики! Моя уверенность в себе резко возросла, потому что теперь я знал, что могу бежать еще быстрее.

Невилл Скотт, между прочим, является не совсем обычным, хотя и очень талантливым спортсменом. Меня однажды критиковали за мои слова о том, что Невилл – алкоголик и на Британских играх в Кардиффе выступал под влиянием алкоголя. Я на самом деле заявил, что восхищаюсь им больше, чем другими, за его отважную борьбу с алкоголизмом. Невилл не должен скрывать свою проблему, потому что, если он справится с ней, это будет пример для тех людей, которые еще борются со своей болезнью. В девятнадцать лет Невилл был бегуном на средние дистанции и обладал такими возможностями, какие не имел, пожалуй, никто в мире. Его рост 190 см, у него огромный беговой шаг, и он имеет 4.01,4 на милю. Невилл приехал в Мельбурн на Олимпийские игры 1956 года, начал пить и не мог остановиться. К 1958 году он был в плохом состоянии и в Кардиффе выпивал от сорока до пятидесяти стаканов пива в день. После Игр в Кардиффе Невилл лег на лечение, сражаясь за свое здоровье. В те дни он не притрагивался к алкоголю и был в исключительной форме.

В Токио не было большей демонстрации мужества, чем выступление Невилла в беге на 5000 м. Перед отъездом в Японию он повредил ногу и понадеялся, что травма быстро залечится. Но ему не повезло. После нескольких обезболивающих иньекций он вышел на старт и бежал в том же забеге, что и я. Некоторое время Невилл бежал впереди меня, и я видел, как он болезненно отставлял ногу во время бега. Он закончил бег, проиграв целый круг, но требовалось мужество, чтобы закончить бег вообще.

Возвратившись в Мельбурн, я предпринял попытку побить мировой рекорд в часовом беге в Сэндринхэме, но был такой холодный и сильный ветер, что я сошел с дистанции, пробежав только 10 миль (47.45,8), извинившись перед зрителями и объяснив им, что из-за ветра нельзя было рассчитывать на рекорд.

Двенадцатого февраля я выступил в соревнованиях штатов на милю в Олимпийском Парке. Это было два­дцать первое выступление за двадцать восемь дней. Помимо того что я люблю вообще всякие виды соревнований, меня очень интересовало, сколько состязаний я могу выдержать в предстоящем турне по Европе. В беге на милю я убедился, что почти всегда можно «отсидеться» в хвосте и сделать победный рывок на финише. Я показал 4.04,4, обыграв Олби Томаса. На следующий день я выиграл 3 мили у Джоффа Уолкера и Тони Мэннинга с результатом 13.11,6 – вторым лучшим моим временем. Это был, возможно, самый лучший мой бег, потому что стояла невыносимая жаре, и на последних кругах я думал лишь о том, чтобы убрать ступни с горячей дорожки куда-нибудь в прохладное место. На финише мне прежде всего вручили ведро с водой.

В середине февраля перед началом чемпионата Австралии произошел конфликт, так как Любительская легкоатлетическая ассоциация Виктории объявила, что не оплатит полностью расходы, связанные с поездкой на чемпионат любого из викторианцев – участников соревнований. В прошлые годы, не будучи достаточно сильным, чтобы оказываться среди десяти-двенадцати лучших спортсменов Виктории, я оплачивал дорогу на национальный чемпионат сам, но считал принципиально необходимым, чтобы ведущим двенадцати спортсменам всегда оплачивались издержки. Эта ситуация была тем более досадной, что ассоциация получила 1200 фунтов за ту вечернюю встречу, которую я помогал устроить. Я сказал, что не поеду на чемпионат, пока мне не оплатят все расходы. Ко мне присоединились также Тони Снизуелл и другие спортсмены. Ассоциация, к ее чести, пересмотрела свое решение. Часто у официальных руководителей бывает искушение призвать к порядку тех, кто восстает против их решений, но в этом случае ассоциация показала, что может выслушивать спортсменов, когда их жалоба законна.

Было и другое столкновение в Хобарте, когда я попросил разрешения бежать на милю, надеясь еще раз проверить себя перед забегом на 3 мили через два дня. В моей просьбе мне было категорически отказано, хотя Любительский легкоатлетический союз разрешает это, если главный судья чемпионата не возражает. Мистер Барвик, однако, был против моего участия в беге на милю, после чего я заявил, что в таком случае не буду пытаться показать хороший результат в беге на 3 мили. Это было глупое заявление, и я сожалею, что сделал его. Я был тогда раздражен, узнав о решении мистера Бар вика, а также, правда по слухам, о том, что он упомянул меня в секретном отчете об олимпийских играх, адресованном ААЮ. Когда наступило время бежать, я бежал в полную силу против ветра, показав 13.25,4 и обыграв Олби Томаса.

Позднее в феврале я совершил ураганную поездку по Соединенным Штатам, выступив снова на соревнованиях Голден Гэйт Инвитейшнл в Сан-Франциско, а потом в закрытом помещении в Луисвилле, в штате Кентукки.

Я прибыл в Сан-Франциско двадцать четвертого февраля и выступал на 2 мили двадцать шестого, а следующие 2 мили пробежал в Луисвилле двадцать седьмого и вернулся в Мельбурн второго марта (потеряв день при перелете из Западного полушария). Третьего марта я побил мировой рекорд на 10 миль. Эта насыщенная программа была еще одним доказательством, что переезды на меня не влияют.

В соревновании в Сан-Франциско я начал ускорение после первой мили и без труда обыграл Билли Миллса и Джорджа Юнга, показав 8.34,7. Я не ложился а постель до трех часов ночи, а поднялся в восемь утра и прибыл смертельно усталый в Луисвилл в пять вечера. К моему ужасу, диктор на встрече в Луисвилле объявил, что я попытаюсь побить мировой рекорд на 2 мили для закрытых помещений. Дорожка была хорошей, но сильных противников не было. Я пробежал дистанцию за 8.34,7, выиграв у Мальколма Робинсона.

В Австралии я установил мировой рекорд на 10 миль при весьма странных обстоятельствах, потому что был обычный для Мельбурна ветреный день, и казалось, что ветер сведет на нет мои усилия, как это было раньше на этой же дистанции. После рабочего дня в конторе я решил не особенно беспокоиться насчет соревнований и хорошо поел, включая желе и стакан молока. К тому времени, как я добрался до Ментоуна, ветер вдруг утих и условия для бега оказались прекрасными.

В один из моментов бега я шел примерно на полторы минуты лучше графика мирового рекорда, но затем на­чало колоть в боку, и я смог пробежать после этого круг лишь за 90 секунд. Четыре тысячи зрителей усердно мне помогали, и я буквально «выложился», после того как обошел на круг Яна Блеквуда и Морри Арабо. Результат 47.12,0 был на 14 секунд выше мирового рекорда Мела Бэтти. Это был мой пятый мировой рекорд на дистанциях от 3 до 10 миль.

Теперь все было готово для моего восьминедельного заморского турне в конце мая. Но мои планы чуть не сорвались после выступлений еще в нескольких соревнованиях, когда я снова довольно сильно повредил ахиллово сухожилие. Как и раньше, Цим, милейший доктор, прислал мне массажную машинку, и после лечения я стал тренироваться с полной нагрузкой. Турне значило для меня многое, потому что после такой систематической подготовки появилась уверенность, что я готов к штурму новых мировых рекордов. Я отложил состязания и провел лишь одну прикидку на 2 мили. Результат был 8.37,0. Но, бегая в Белгрейве по ужасной холмистой трассе, я опять почувствовал боль в сухожилии, перетянул его и выругал себя за риск сорвать турне, от которого столь многого ожидал.