с Национальной Академией наук США
В конце октября 1958 г. в Москву прилетела делегация Национальной Академии наук США в составе ее президента Д.Бронка и члена Академии У.Броуде, занимавшего должность советника президента США по науке. Делегацию встречали академики А.Н.Несмеянов и А.В.Топчиев. В гостиницу «Советская» их сопровождали я и переводчица Е.Ф.Дмитриева — преподаватель кафедры иностранных языков Академии. За ужином Д.Бронк попросил, наряду с другими закусками и блюдами, заказать русский борщ. Пили водку. Д.Бронк и сопровождавший его советник были довольны
угощением, возможностью расслабиться после многочасового перелета из США. За ужином Д.Бронк рассказал анекдот, который потом получил в Москве широкое распространение. В нем речь шла о машинном переводе с одного языка на другой. В машину была заложена английская фраза: «Spirit is strong, but body is weak» (Силен духом, но слаб телом). В переводе на русский язык эта фраза стала звучать так: «Водка хорошо, а мясо плохо».
Академик А.Н.Несмеянов поручил члену-корреспонденту АН СССР М.И.Агошкову и мне написать проект соглашения о научном сотрудничестве с Национальной Академией наук США. В подготовке проекта принял участие советник посольства США в Москве. При обсуждении проекта соглашения на заседании делегаций двух академий возникли трудности при формулировании пункта об обмене лекторами высокой квалификации. Американская сторона настаивала на праве выбора советских ученых, приглашаемых для чтения лекций. Наша позиция была иной: каждая академия сама решает, кого из ученых направить для чтения лекций по интересующим принимающую сторону темам. С американской формулировкой мы не могли согласиться: не каждого крупного ученого в существовавших тогда условиях возможно было командировать в США. С большим трудом удалось отстоять наше предложение о порядке командирования лекторов. Соглашение предусматривало проведение семинаров по различным проблемам науки и техники, поездки ученых для ознакомления с научными работами, выполняемыми в СССР и США, а также проведение совместных исследований и стажировок сроком до одного года. В последний момент Д.Бронк предложил не подписывать соглашение, а составить протокол о состоявшихся переговорах и продолжить уточнение соглашения путем переписки. Окончательный текст рассмотреть на заседаниях Президиумов двух академий, подписать в середине 1959 г. и в один и тот же день опубликовать соответствующее сообщение в советской и американской прессе. Наша делегация вынуждена была согласиться с этим предложением — другого выхода не было. По-видимому, Д.Бронк получил соответствующие указания из Вашингтона. Для меня это был первый опыт участия в международных переговорах.
В первой половине 1959 г. между президентом АН СССР А.Н.Несмеяновым и президентом Национальной Академии наук США Д.Бронком состоялся обмен письмами, касающимися проекта соглашения о научных обменах, разработанного в октябре 1958 г. в Москве. В текст были внесены некоторые дополнения процедурного характера, уточнены финансовые обязательства сторон. После достижения согласия по этим вопросам Д.Бронк сообщил, что он вскоре вышлет соглашение дипломатической почтой в Москву для подписания А.Н.Несмеяновым. После подписания соглашения, в обусловленный обеими сторонами день, в советской и американской прессе будет помещено сообщение о его содержании. Казалось, достигнуто понимание, все ясно и необходимо только точно соблюсти технические формальности. Однако возникли две непредвиденные трудности. Соглашение, подписанное Д.Бронком, задержалось и пришло в Москву в конце июня, когда А.Н.Несмеянов находился в отпуске. Отдых он проводил где-то на Каме. Адрес был известен только его секретарю Н.А.Смирновой. Послать соглашение по почте было невозможно, ждать возвращения А.Н.Несмеянова нельзя: приближалось 9 июля — заранее согласованная дата публикации сообщения о заключении соглашения. Говорят, что безвыходных ситуаций не бывает. Так произошло и в этом случае — на Каму была направлена специальная машина, и через неделю шофер привез подписанное А.Н.Несмеяновым соглашение. Президент Д.Бронк был об этом уведомлен.
За несколько дней до предстоящей публикации я направил ее текст в ТАСС с просьбой опубликовать 9 июля. Однако снова начался «бег с препятствиями». Ответственный руководитель ТАСС сообщил, что без указания ЦК КПСС сделать это невозможно. Я обратился к заведующему Отделом науки ЦК КПСС В.А.Кириллину. Он попросил меня приехать в Отдел. Прочитав текст, Владимир Алексеевич его завизировал и предложил мне подняться вместе с ним на пятый этаж, где находились кабинеты секретарей ЦК КПСС. Зашли к П.Н.Поспелову. Он выслушал В.А.Кириллина, прочитал текст, вычеркнул два или три слова и подписал. Далее следовало получить подписи других секретарей: М.А.Суслова, Е.А.Фурцевой и Н.А.Мухитдинова, но их не оказалось на месте. Владимир Алексеевич сказал, что в течение дня получит их подписи, и меня отпустил. Свое слово он сдержал, но текст, который был опубликован, секретари ужали до минимума — он стал почти неузнаваем. Соответствующая американская публикация выгодно отличалась от нашей. Тем не менее, соглашение вступило в силу, и предстояла большая работа по его выполнению.
Две первые заграничные поездки
Работа в Иностранном отделе открывала возможность выезда в зарубежные командировки. Первая такая поездка состоялась в июле 1958 г.: с большой группой научных сотрудников Академии я выехал в Бельгию для ознакомления со Всемирной выставкой в Брюсселе. Мы приплыли в Антверпен на теплоходе «Грузия», на нем и жили. Каждый день утром на автобусах отправлялись на выставку или на экскурсию, а вечером возвращались обратно.
В центре внимания на выставке находился павильон Дворец науки, в котором демонстрировались достижения науки различных стран. Особенно большое внимание было уделено атомной энергии и ее использованию в мирных целях, а также биологическим исследованиям. Весьма ярко была представлена советская наука. Атомная энергия в какой-то мере являлась знаменем всей выставки. Громадная модель атома — Атомиум — господствовала над всей ее территорией.
Советский павильон на Всемирной выставке был одним из самых больших и популярных: в нем всегда была масса посетителей. Особое внимание привлекали модели советских спутников Земли. Наискосок от нашего павильона находился павильон Ватикана. В нем хорошо исполнялись на колоколах различные мелодии. В их числе не раз звучали мотивы советской песни двадцатых годов «Кирпичики» («…и по винтику, по кирпичику разобрали весь этот завод»).
Поездкой на Всемирную выставку я, как и все члены нашей группы, остался доволен, но это не была настоящая командировка за границу: мы везде ходили группой, отрываться не разрешалось, гулять вечером в Антверпене не рекомендовалось и т.д. Правда, в один из вечеров мы вместе с секретарем парткома Президиума А.П.Сагояном и Г.А.Цыпкиным решили прогуляться по набережной. Карту города не взяли, где-то свернули в сторону и заблудились. Неожиданно вышли на улицу «красных фонарей», появляться здесь было категорически запрещено. Постарались быстрее уйти. Облегченно вздохнули, когда вышли к набережной и вернулись на «Грузию».
Запомнилась мне поездка в Малин. Этот город был известен своим собором, с лучшей в Бельгии, а возможно, и за ее пределами, звонницей, на которой с удивительным искусством на сорока колоколах исполнялись произведения известных композиторов. Отсюда и пошло выражение «малиновый звон». При соборе была известная школа звонарей. В ней обучались представители многих стран. К собору подъехало почти 20 автобусов — все туристы с «Грузии». Для нас был заказан специальный концерт. Собрались послушать и многие жители города. Впечатление от «малинового звона» было незабываемым. Под конец звонари исполнили гимн Советского Союза. Долго не смолкали аплодисменты. В тот же день мы побывали в «Ватерлоо», где на месте знаменитой битвы насыпан огромный холм, с которого открывался прекрасный вид на все окрестности.
Первая настоящая командировка за границу состоялась во Францию в ноябре 1958 г. В начале этого года посольство Франции в Москве предложило Президиуму АН СССР осуществить обмен делегациями экономистов. Предложение было принято, и в июле в Москву прилетела делегация французских экономистов, представлявших Министерство финансов. Члены делегации посетили московские экономические институты, Госплан СССР, а затем им была организована фактически увеселительная поездка в Тбилиси, Ташкент и Ленинград (хотя и там были организованы встречи с экономистами). Сопровождал их сотрудник Отделения экономики Вадим Зайцев — мой однокурсник, о котором я уже упоминал.
Вернулись в Москву французы более чем довольные: грузинское и узбекское гостеприимство их потрясло. Огромное впечатление оставил Ленинград с Эрмитажем, другими музеями, набережными Невы, разводными мостами, дворцами и белыми ночами. О своем пребывании в Советском Союзе они высказывались весьма эмоционально. Перед возвращением во Францию наши гости несколько раз говорили, что не знают, смогут ли обеспечить соответствующий прием советским ученым.
Нашу ответную делегацию возглавил академик В.С.Немчинов. В состав делегации вошли доктора экономических наук Л.М.Гатовский, А.Н.Ефимов, В.В.Любимова, В.А.Чепраков и я. Вылететь в Париж мы должны были 10 ноября самолетом компании Air France. В этот день с утра шел мокрый снег и, падая на землю, тут же таял. К вечеру стало подмораживать. Меня провожала жена. Мы благополучно приехали в аэропорт «Внуково». После некоторого ожидания была объявлена регистрация пассажиров на наш самолет, а значит, и посадка. Попрощался с женой и вместе с другими членами делегации стал проходить таможенный и пограничный контроль. Настроение было приподнятое — ведь летим в Париж, о котором я столько читал, так много слышал. Все члены делегации были пассажирами первого класса, и нас сразу пригласили на посадку. Других пассажиров в первом классе не было. В самолете почувствовали, что буквально с каждой минутой становится холоднее. Ожидая взлета, просидели в нем, недоумевая, около часа. Неожиданно сообщили, что температура упала до минус 17 градусов, взлетная полоса обледенела и вылет откладывается. Замерзшие и огорченные задержкой, возвратились в аэропорт. Здесь было тепло и уютно, но раздражал буфет, в котором было все, что требуется, но у нас не было денег. В то время вывозить рубли за границу не разрешалось. Сидели молча и ждали. Ко мне подошел А.Н.Ефимов и отозвал в сторону. Я несколько удивился, а он тихо сказал: «Володя, я не раз уже оказывался в такой ситуации, поэтому всегда кладу в носок 50 рублей. Давай их потратим?» Я улыбнулся и, конечно, согласился. Сейчас кажется удивительным, но тогда на эти деньги нам подали по рюмке коньяка, бутерброды с черной икрой и кофе. Сразу все оживились, повеселели. Прошел еще час, взлетную полосу привели в порядок, и мы взлетели. В самолете нам подали закуски и горячий ужин. Пили коньяк и шампанское. Незаметно прошли 6 часов, и самолет приземлился в аэропорту «Орли» в Париже. Здесь делегацию встретили представители Министерства финансов Франции и первый секретарь советского посольства Юрий Павлов — мой однокурсник и друг.
Программа пребывания делегации во Франции была насыщенной и интересной. Она предусматривала многочисленные деловые контакты и четырехдневную ознакомительную поездку по Лазурному побережью Франции от Ниццы до Марселя с заездом в города Арль и Ним. В первый же рабочий день — им стал понедельник — мы посетили Министерство финансов и Министерство труда. Здесь нас познакомили с организацией налоговой системы, исполнением бюджета, организацией труда, социальными выплатами и т.д. Наше внимание было обращено на поощрительные меры, принятые во Франции в целях повышения рождаемости: многодетные рабочие, служащие, чиновники и т.д. получали значительно более высокую заработную плату, чем бездетные. Они имели скидку на квартирную плату и проезд на транспорте. Эти меры оказались очень эффективными: рождаемость в стране резко возросла.
Делегация посетила ряд экономических учреждений, в том числе экономический факультет Сорбонны, Институт прикладных экономических исследований и другие научные организации. Встречи с коллегами-экономистами были весьма полезными: с одной стороны, мы получили возможность глубже ознакомиться с основными направлениями экономического развития Франции, а с другой стороны, рассказать об успехах советской экономики, о быстром восстановлении городов и народного хозяйства Советского Союза в послевоенные годы. Интерес к нашей стране был очень высок. Особенно много вопросов задавалось относительно различных льгот, социальных выплат, организации отдыха, санаторного лечения. Для многих французских коллег было непонятно содержание термина «фонды общественного потребления», которые с каждым годом в СССР возрастали. Мы с удовлетворением разъясняли, что государство из этого фонда оплачивает массу услуг населению, сюда входят и бесплатное лечение, обучение, бесплатное предоставление квартир, минимальные расходы на транспорт и многое другое. Естественно, мы все это подавали как несомненное преимущество социализма.
В Национальном институте статистики и экономических исследований нас принял генеральный директор профессор Л.Клозон — ученый с мировым именем. Этот визит был весьма поучительным: оказалось, что правительство Франции очень широко пользуется услугами института, несмотря на наличие собственной статистической службы. Большое значение имели осуществлявшиеся в нем теоретические разработки различных методик обработки статистических данных. Наше внимание было обращено на организацию международных связей института: он обменивался опытом и публикациями со всеми национальными институтами статистики других стран. В вежливой форме, но и не без некоторой иронии французские статистики высказали критические замечания в адрес ЦСУ СССР, указали на противоречивость и частую несовместимость публикуемых им статистических отчетов. Внутренне с этой критикой члены делегации были согласны, но высказать это открыто не могли, ссылались на различие в методике подсчетов, в объеме обрабатываемых данных и т.д. «Держать удар» здесь пришлось, прежде всего, академику В.С.Немчинову — видному советскому статистику.
В течение двух дней члены делегации знакомились с деятельностью Государственной комиссии по планированию. Предварительной информацией мы не располагали, и это повышало интерес к французскому опыту планирования экономического развития страны. Комиссию возглавлял известный французский экономист и государственный деятель профессор Е.Хирш. Под его руководством Комиссия уже разработала два пятилетних плана. Естественно, это не был аналог советского Госплана, но работа Комиссии заслуживала внимания. В ее задачи входили выработка рекомендаций, определение наиболее целесообразных направлений инвестиций, устранение диспропорций в развитии экономики. Это не было директивное планирование, оно не содержало контрольных цифр. Рекомендации Комиссии подкреплялись со стороны государства налоговой политикой, бюджетным финансированием, использованием возможностей национализированных отраслей промышленности и банков. В ее задачи входило проведение научных конференций, публикация экономических исследований, осуществление консультаций, помощь в составлении планов регионального развития и т.д. По многим экономическим вопросам Комиссия готовила рекомендации для правительства и получала от него соответствующие поручения. Итоги каждой «пятилетки» тщательно подводились и анализировались. В тот период мы исходили из постулата, что планирование при капитализме невозможно. Поэтому деятельность Комиссии воспринимали со скептицизмом. Конечно, говорить об осуществлении во Франции централизованного планирования народно-хозяйственного развития было бы неверно. Речь шла об экономическом регулировании со стороны государства — о так называемой политики дирижизма. Для этих целей правительство располагало тогда и продолжает располагать и сегодня достаточными возможностями. Что касается отдельных компаний, то мы не раз убеждались, что их деятельность прекрасно организована, строго планируется, а контроль за выполнением плана и взятых обязательств по поставкам выполняется более четко и рационально, чем советскими предприятиями.
В один из дней делегация посетила огромный продуктовый оптовый рынок, известный как «Чрево Парижа» и считавшийся одной из достопримечательностей Парижа. Нас познакомили с организацией обеспечения населения Парижа различным продовольствием. «Чрево Парижа» тогда было расположено почти в центре города. Много позднее этот рынок был вынесен за пределы Парижа в район аэропорта «Орли», а на его месте построен Культурный центр им. Помпиду.
У нас возник естественный вопрос: кто и как определяет размеры завоза в «Чрево Парижа» различных продуктов? Ответ был любопытным. Оказалось, что на рынке имеется большой диспетчерский пункт, осуществляющий радиотелефонную связь со всеми машинами, везущими продовольствие в Париж. Диспетчерам было известно, сколько машин везет говядину, овощи, дары моря, фрукты и т.д. Если недостаточно, то осуществлялись дополнительные заказы. Если, скажем, направлялось слишком много свинины, то диспетчеры связывались с другими городами Франции, выясняли их неудовлетворенные потребности и производили переадресовку соответствующих грузов. И видеть, и слушать все это было интересно, весьма поучительно. Невольно каждый из нас вспомнил гигантские овощехранилища в Москве, которые осенью загружались тысячами тонн картофеля, капусты, лука и т.д. Руководство города рапортовало, что Москва обеспечена овощами на всю зиму. Проходил месяц, другой, и тысячи служащих, студентов, научных работников, врачей и т.д. направлялись на овощные базы для сортировки овощей и выброса уже сгнивших. Гибло до 60%, но об этом уже не рапортовали. Директора баз были богатейшими людьми — для хищения овощей и фруктов под видом их списания возможности были необъятные. Стало очевидно, что в определенных случаях стихийный капиталистический рынок проявляет гораздо большую организованность, чем наше отечественное плановое хозяйство. В качестве основных причин можно назвать: косность мышления и действий тогдашнего руководства, техническую отсталость, отсутствие широкой сети хороших шоссейных дорог.
Меня как экономиста, занимающегося государственной собственностью, весьма интересовали результаты национализации промышленности во Франции, эффективность работы государственных предприятий. В программу нашего пребывания в Париже было включено посещение главного офиса государственной автомобильной фирмы «Рено». Заводы этого крупнейшего треста автомобильной промышленности страны были конфискованы правительством в январе 1945 г. Их владелец в годы оккупации активно сотрудничал с гитлеровцами. Делегацию приняли президент фирмы и несколько его ближайших коллег. Перед нами была развернута широкая панорама развития заводов «Рено», рассказано о разнообразии, многоцелевом производстве автомобилей. Оказалось, что фирма находится в иной ситуации по сравнению с другими государственными предприятиями: ей предоставлена возможность свободно действовать на рынках без контроля со стороны правительства. Такая «свобода» благоприятно сказывается на результатах ее деятельности. Автомобили марки «Рено» были вполне конкурентоспособны, большая их часть шла на экспорт. Один раз в году фирма отчитывалась о результатах свой деятельности перед правительством.
После семи дней пребывания в Париже делегация выехала за его пределы в местечко Флен для ознакомления с новым и самым крупным автомобильным заводом «Рено», который был построен всего два года назад. Предприятие было оборудовано самой новейшей техникой, все производственные процессы автоматизированы. Завод состоял из комплекса зданий производственного и бытового назначения. Каждый рабочий имел свою удобную кабину для переодевания, рядом были расположены душевые. Питание обеспечивалось в нескольких столовых по сниженным ценам. Были спортивные залы и комнаты для отдыха.
Самое большое впечатление на нас произвел сборочный цех, в котором работали три конвейера. На них происходила сборка малолитражных автомобилей, которые различались лишь внешней окраской и внутренней обивкой. Мы стояли у конца конвейера и по часам следили, как через каждые 40 секунд с них сбегали три новеньких автомобиля, блестевших свежей краской.
После осмотра завода и обеда делегацию пригласили в кабинет директора. Здесь нам предоставили основные данные, характеризующие экономику производства, рассказали о ближайших планах развития предприятия, о подготовке к выпуску новых моделей. Меня заинтересовал вопрос о взаимоотношениях с заводами-поставщиками. В частности, я поинтересовался, как велик запас комплектующих, необходимый для обеспечения бесперебойной работы конвейеров. Ответ поразил: имеется всего двух-четырехчасовой их запас. К заводу с разных концов Франции идут грузовые автомобили с необходимыми деталями. С ними поддерживается связь по радиотелефонам, и диспетчеры завода знают, где находится каждый такой автомобиль. В случае необходимости завод-поставщик готов в любой момент выслать дополнительную партию, сбоя быть не может. Фактически детали поступали на конвейер «прямо с колес».
Я невольно вспомнил, как сложно складываются взаимоотношения между советскими заводами-смежниками, как много разъезжает по стране снабженцев, выбивающих плановые поставки, как лихорадит заводы из-за отсутствия необходимых комплектующих. Ведь не секрет, что в конце месяца для обеспечения выполнения плана предприятия-поставщики нередко вынуждены отправлять детали самолетами.
Все дни, проведенные в Париже, были насыщены деловыми встречами, но и в дневное время и, особенно, вечерами наши хозяева не забывали о культурной программе. Мы посетили Лувр. Ранее я неоднократно просматривал альбомы с фотографиями художественных сокровищ этого замечательного музея. Однако увидеть подлинники картин великих художников – это совсем иное. Ознакомление с коллекциями картин заняло несколько часов. Особое внимание привлекли творения Рафаэля, Леонардо да Винчи, Тициана. Долго любовались «Монной Лизой». Большое впечатление оставили залы с полотнами известных испанских и голландских живописцев. Все осмотреть и, тем более, запомнить было невозможно. Впоследствии я неоднократно приходил в Лувр и каждый раз открывал для себя что-то новое. Большой интерес вызвало у нас собрание картин художников-импрессионистов в музее возле площади Конкорд. Мне были известны картины немногих импрессионистов, находившиеся в Эрмитаже и Пушкинском музее. Здесь же привлекла внимание живопись Клода и Эдуарда Моне, Ренуара, Писсаро, Дега, Ван Гога, Сислея и других художников. Своего рода открытием явился музей Родена, в котором демонстрировались скульптуры всемирно известного ваятеля (прежде я видел только отдельные скульптуры Огюста Родена, главным образом, бюсты). Собрание же лучших творений скульптора произвело на меня неизгладимое впечатление. Под его влиянием в тот же день написал короткое стихотворение. Вот эти строки:
В центре Парижа музей Родена.
В нем мрамор и бронза, картины Ван Гога1
И все говорит о любви вдохновенной,
Песнь женскому телу – творению Бога!
Здесь в мраморе белом объятья и страсть,
И чудо – все выглядит словно живое!
Роден жизнь ценил, испытал ее сласть
И было желанно ему все земное…
Приезжая в дальнейшем в Париж, я вновь и вновь посещал «Музей Родена». Привлекали меня и скульптуры, и замечательный парк, в котором находилось здание музея. В парке, как известно, расположены знаменитые скульптурные группы: «Мыслитель», «Граждане Кале», горельефная композиция «Врата Ада», скульптурный портрет Виктора Гюго.
Дворец был выстроен в XVIII веке и на протяжении столетий неоднократно менял владельцев. Самым известным среди них стал маршал Бирон, имя которого и закрепилось за дворцом (он стал называться «Отель Бирон»). В годы Империи дворец снимал российский посол. Позднее часть помещений дворца и парк были переданы Республикой в распоряжение артистов и художников. В нем жила Айсидора Дункан, Анри Матисс организовал во дворце свою Академию. Огюст Роден переехал во дворец в
1908 г. и перевез сюда всю бесценную коллекцию скульптур и картин художников-импрессионистов. Здесь скульптор создал новую мастерскую, в которой работал до конца жизни. В 1911 г. он стал единственным обитателем дворца и завещал государству все свои произведения и коллекции. Тогда же прогрессивная художественная общественность Парижа обратилась в правительство с предложением создать музей Родена. Соответствующее решение Парламентом Франции было принято в 1916 г., за год до смерти скульптора. Реставрация «Отеля Бирона» и парка очень затянулась. «Музей Родена» был открыт для посещения только в 1927 г. Таковы исторические факты. Они, на мой взгляд, интересны и известны далеко не всем.
Культурная программа, составленная для нашей делегации, не ограничивалась только посещением музеев. Мы побывали на балете в «Гранд опера», были на представлении в «Фоли Бержер», гуляли в вечернее время по Елисейским полям и по узким улочкам Латинского квартала, побывали в Булонском лесу, выезжали в Версаль.
Обычно вечерняя программа начиналась в семь часов вечера и в связи с этим ужин заказывали на час раньше. В это время есть еще не хотелось, а поздно вечером ресторан в нашем отеле был уже закрыт, и мы ложились спать голодными. Кормили в ресторане по безналичному расчету: мы могли заказывать все что душе угодно, включая и различные напитки. Заметив нашу неопытность и деликатность, представитель Министерства финансов, сопровождавший делегацию, рекомендовал каждый день заказывать в номера поздний ужин. Это нас вдохновило. Мой номер соседствовал с номером А.Н.Ефимова. Ужинать в одиночку не хотелось, и мы сразу решили объединиться. Договорились, что я буду заказывать холодные рыбные блюда и белое вино, а он — мясные закуски и красное вино. Сыр и фрукты полагались в обоих случаях. Когда уже ближе к полуночи мы возвращались в отель, то с удовольствием видели на столе большой поднос с бутылкой вина в центре, накрытой белой накрахмаленной салфеткой. Переодевались, я шел с моим подносом к Анатолию Николаевичу или он приходил ко мне. Начинался ночной пир, сопровождавшийся дружеской беседой. Спалось после него очень хорошо.
Через десять дней поздно вечером делегация выехала скоростным поездом в Ниццу. Нас сопровождали две переводчицы и второй секретарь советского посольства. В Ницце нас ожидал арендованный автобус с кондиционером и другими удобствами. На этом автобусе мы проехали все Лазурное побережье, останавливаясь на ночь в отелях. Погода была солнечная, но купальный сезон закончился, и на пляжах видели только немногочисленных отдыхающих, которые загорали под ноябрьским солнцем. На нас особенное впечатление произвели набережные, отели и виллы в Ницце и Каннах.
Перед Марселем автобус свернул в сторону Арля и Нима. Это были небольшие и очень красивые города, в которых сохранились развалины Колизеев — остатки древнеримской цивилизации. По пути в Арль сделали остановку на обед около небольшого, но весьма живописного ресторана, расположенного вблизи шоссе. Это, как оказалось, был «семейный ресторан», в котором работала одна семья и, к нашему удивлению, — русская. Хозяин ресторана и его жена, услышав русскую речь и узнав, что мы из Советского Союза, прослезились. Оказалось, что они впервые за 40 лет встретились с советскими людьми. Нас засыпали вопросами, гостеприимство было безграничным. Здесь мы задержались довольно долго и приехали в Арль с опозданием. В отеле был сервирован ужин, но есть не хотелось, и мы стали отказываться. Хозяин был крайне огорчен и расстроен (он ведь нес убытки). Мы это поняли и решили поддержать его коммерцию — сели за стол и действительно что-то съели и выпили.
В Марселе делегация пробыла неполных два дня. Здесь нас встретили и опекали представители Торговой палаты Марселя. Мы познакомились с работой марсельского порта, с его значением для экономики Франции. Нам были продемонстрированы фотографии, запечатлевшие разрушения, произведенные гитлеровцами перед отступлением. Эти фотографии подчеркивали, какие большие усилия пришлось приложить для восстановления и реконструкции порта. На прогулочном катере мы осмотрели всю гавань. Показали нам и знаменитый замок Иф, известный во всем мире из романа Александра Дюма «Граф Монте Кристо».
Во время нашего пребывания в Марселе в Алжире было неспокойно, осуществлялись террористические акты против французов. В связи с этим, опасаясь возможных инцидентов, нас тщательно охраняли: автобус сопровождали шесть вооруженных полицейских на мотоциклах. Мы шутили, что делегации оказываются королевские почести.
Торговая палата Марселя устроила в честь делегации прощальный ужин в своей загородной резиденции. Здание было расположено в красивом парке на скалистом берегу Средиземного моря. Настроение было не лучшее: все устали от многочисленных визитов и дискуссий, хотелось скорее вернуться в Москву. Поздно вечером скорый поезд умчал нас в Париж.
Перед заключительной встречей в Министерстве финансов было запланировано еще одно посещение — ознакомление с крупным металлургическим комбинатом в г.Салаки на севере Франции. Это предприятие было построено по плану Маршалла и являло собой образец самых современных американских технологий холодного проката металла. Нам сначала подробно рассказали о характере производства, выпускаемой продукции, ее предназначении и, конечно же, об особенностях и преимуществах холодного проката металла и т.д. Только после такого предварительного знакомства показали завод. Он произвел большое впечатление широтой автоматизации всех процессов обработки черного металла. В ассортимент входили и болванки разной формы и предназначения, и листовое железо для кузовов автомобилей, и листы тончайшей жести для консервных банок и других надобностей, и многое другое. Второго такого завода в Европе в то время не было.
На членов делегации произвел впечатление не только сам завод, но и люди, им управлявшие: большинство инженеров, включая главного инженера и директора, были в возрасте от 30 до 35 лет. Для нас это было удивительно, а для Франции нормально.
В Министерстве финансов мы поблагодарили организаторов нашего пребывания во Франции за интересную программу, за стремление показать как можно больше нового, за полезные дискуссии и, конечно же, за возможность познакомиться с культурой Франции. Договорились продолжить контакты и обмен делегациями.
Наступили последние часы пребывания во Франции: 17 дней, наполненных впечатлениями, остались позади. В аэропорт «Орли» мы приехали в 11 часов. Провожал нас все тот же Юрий Павлов. После прохождения обычных формальностей пригласили в небольшой стеклянный павильон, из которого производилась посадка. Я обменивался последними словами с моим другом, когда в павильон вошла красивая дама в элегантной форме Air France и вопросительно произнесла: «Господин Джонсон?» Один из пассажиров откликнулся, и она сказала, что вскоре его пригласят на посадку. После этого она назвала мою фамилию, повторила ту же фразу и, улыбнувшись, вышла. Я спросил Юрия, как это следует понимать? Он ответил, что это, вероятно, дополнительная проверка: при прохождении или таможенного, или полицейского контроля в списке пассажиров не сделали нужной отметки. Вот и проверяют.
Через несколько минут та же дама вновь появилась и, назвав фамилии Джонсона и мою, пригласила пройти в автобус. Других фамилий она не произнесла. Я с недоумением обратился к Юрию, но он пожал мне на прощанье руку и сказал, что сейчас вызовут и остальных. Я чувствовал себя неуверенно, был смущен, но пошел к автобусу. Как только мы сели, автобус тронулся. Около самолета, который стоял всего метрах в ста, нас встретили и приветствовали два пилота, назвали почетными пассажирами Air France. В салоне стояла стюардесса с наполненными бокалами шампанского. Я взял бокал, поблагодарил и сел, ничего не понимая, полный беспокойства. Из окна самолета был виден автобус, в который началась посадка остальных пассажиров. От сердца отлегло, но недоумение осталось. Члены делегации поднялись в салон и со смехом подошли ко мне, стали шутливо поздравлять: оказалось, что меня приняли за советского посла в Париже С.А.Виноградова, а г-н Джонсон оказался послом Канады в Москве. Так мне довелось несколько минут находиться в ранге Чрезвычайного и Полномочного посла Советского Союза.
Прошло несколько минут и завертелись, зашумели пропеллеры четырехмоторного самолета, мы пристегнули ремни безопасности и приготовились к взлету. Неожиданно моторы замолчали. К самолету подошел автобус, и нас попросили выйти — оказалось, что один мотор неисправен и необходимо возвратиться в аэропорт. Пришел представитель компании и долго извинялся, сказал, что через час мотор починят или заменят самолет. Нас же пригласили на завтрак. Прошло четыре часа, самолет все еще чинили, другой уже не обещали. Наступило время для обеда, но есть не хотелось, мы устали от ожидания, все мысли были в Москве. Во «Внуково» прилетели с шестичасовым опозданием. Всех встречали жены с зимними пальто. Ждать нас шесть часов (их ведь не угощали!) было непросто. Только моя жена не выглядела уставшей и широко улыбалась: она догадалась позвонить в аэропорт и выяснить время прибытия самолета. Так закончилась эта командировка, сопровождавшаяся своеобразными приключениями при отлете и при возвращении.
Достарыңызбен бөлісу: |