Участие в дипломатических переговорах

Участие в дипломатических переговорах

на правительственном уровне

В конце 50-х и в 60-е гг. между СССР и рядом стран Запада были заключены соглашения о сотрудничестве в области науки, техники и культуры. Ведущая роль в этом важном деле принадлежала Государственному комитету по культурным связям с зарубежными странами при Совете Министров СССР. В качестве начальника Иностранного отдела я принимал участие в заседаниях Комитета, неоднократно информировал о состоянии международных научных связей Академии. Вероятно, по этой причине академик Е.К.Федоров рекомендовал меня в состав делегации Комитета, выезжавшей в Италию для переговоров о заключении первого соглашения в области культуры. Делегацию возглавлял председатель Комитета Ю.А.Жуков. В ее состав входили посол СССР в Италии С.П.Козырев, заместитель министра культуры СССР Н.Н.Данилов, заведующая отделом Комитета К.С.Проскурникова и другие лица.

Вылет делегации состоялся 7 апреля 1961 г. Прямого рейса из Москвы в Рим тогда не было, и мы должны были сделать остановку в Париже и только на следующий день вылететь в Рим. Делегация летела на французском самолете «Caravella», считавшемся одним из лучших в Европе. На пути в Париж предусматривалась посадка в Варшаве. Салон первого класса был весьма комфортабельным, мы все удобно разместились и стали ожидать взлета. Он оказался для нас не совсем обычным: после стремительного разбега самолет очень круто взмыл вверх и почти сразу лег на курс. Перед подлетом к Варшаве стюардесса по радиосвязи объявила, что после вылета из Варшавы будет подан ужин. Прошло минут десять, и снова раздался голос стюардессы, сообщившей, что командир самолета принял решение не садиться в Варшаве и через несколько минут будем ужинать. Это сообщение вызвало оживление. Минуты бежали, но ничего не менялось. Неожиданно снова услышали голос стюардессы, информировавшей, что командир самолета принял решение садиться в Варшаве. «Caravella» круто пошла на посадку, начались резкие толчки — были включены мощные тормозные устройства. Это было необычно, и мы почувствовали себя как-то неуютно. Никто ранее на таком самолете не летал и не знал его особенностей. Непонятны были и решения командира воздушного корабля: то не садимся в Варшаве, то садимся. Невольно возникли беспокойные мысли. Самолет приземлился благополучно под проливным дождем. Всем пассажирам раздали большие зонты, и метров пятьдесят мы шли по лужам до аэровокзала.

В Варшаве взяли двух пассажиров и продолжали полет. Ужин оказался обильным, в горячительных напитках не было отказа, все повеселели. Десерт закончили почти перед самой посадкой в аэропорту «Орли» в Париже.

Когда мы вылетали из Москвы, было прохладно, весна запаздывала, на аэродроме «Шереметьево» местами лежал снег. В Париже было тепло, цвели тюльпаны, нарциссы, распускалась сирень. Мы были транзитными пассажирами, и компания Air France разместила нас в хорошем отеле на Елисейских полях. После ужина долго гуляли по вечернему Парижу.

В Риме весна была в разгаре, полностью распустились и ярко зеленели листья на деревьях, радовала глаз масса цветов, температура воздуха достигала 30о. Римляне были одеты по-летнему легко. Наша делегация в официальных костюмах в этот общий фон явно не вписывалась.

Переговоры начались 9 апреля во второй половине дня в Министерстве иностранных дел. Первое пленарное заседание проходило в красивом зале за большим полукруглым столом. Итальянскую делегацию возглавлял министр иностранных дел. Переговоры начались с приветствий глав делегаций, а затем между ними начался неспешный разговор об общих задачах сотрудничества и основных контурах будущего соглашения. Остальные члены делегации сидели несколько расслабившись, слушали министров, пили воду и соки. Общая обстановка была вполне благоприятной.

Заседание подходило к концу, когда неожиданно глава итальянской делегации задал Ю.А.Жукову вопрос: «Как вы отнесетесь к организации сотрудничества между нашими странами в области твердого топлива?» В то время на Западе считали, что для запуска мощных советских ракет используется какое-то таинственное твердое топливо (на самом деле они летали на керосине). Вопрос был каверзный, его подтекст ясен. Я сидел рядом с Ю.А.Жуковым слева. Он выразительно взглянул на меня и сказал: «Господин министр, на этот вопрос ответит представитель Академии наук СССР в нашей делегации профессор В.А.Виноградов». Времени на раздумье не было, и я (не скрою, что про себя крепко выругался) ответил: «Господин министр, вы задали интересный вопрос. По моему мнению, такое сотрудничество вполне возможно (в этот момент Ю.А.Жуков толкнул под столом мою ногу), но только прошу уточнить, какой вид твердого топлива вы имеете в виду: каменный уголь, торф, горючие сланцы или дрова? В использовании указанных видов твердого топлива в нашей стране накоплен большой опыт, и мы готовы им поделиться». Члены советской делегации с трудом скрывали улыбки. Министр иностранных дел Италии, выслушав перевод, обратился сначала к одному советнику, затем к другому и ответил: «Благодарю вас, профессор Виноградов, за сделанное предложение. Целесообразно перенести обсуждение этого вопроса в подкомиссию». Делегации обсудили регламент и организацию дальнейшей работы, и на этом пленарное заседание закончилось. Все члены советской делегации и несколько наших дипломатов, присутствовавших на заседании, подходили ко мне, улыбались, благодарили за находчивость. Мне было особенно приятно пожать руку моему однокурснику Евгению Радцигу.

Дальнейшая работа проходила в подкомиссиях, и постепенно соглашение наполнялось конкретными предложениями. Вопрос о твердом топливе больше не поднимался. После окончания работы в вечерние часы мы знакомились с достопримечательностями Рима: побывали в Колизее, поднимались к памятнику Гарибальди. Здесь с горы был виден весь Рим. Делегация разместилась в отеле «Люкс», расположенном вблизи советского посольства. Это было удобно.

В один из вечеров я решил зайти в посольство в надежде застать там Е.Радцига, но он уже уехал. Дежурный порекомендовал спуститься вниз в спортивный зал. Здесь играли в пинг-понг, стояли игровые автоматы, был бильярд. Он меня и заинтересовал. Играли Семен Петрович Козырев и незнакомый мне сотрудник посольства. Я стал наблюдать за игрой, и в этот момент партнера посла срочно вызвали наверх к телефону. Семен Петрович предложил мне продолжить партию. Я согласился, хотя казалось, что исход партии уже предрешен — счет был 6:2 в его пользу. К моему удивлению, посол сделал ряд неудачных ударов, и вскоре я уравнял счет, а затем и выиграть партию. Посол бросил кий на стол и, ничего не сказав, ушел. Вернулся сотрудник посольства, которого я заменил в игре с послом, и поинтересовался ее результатами. Затем предложил сыграть одну партию с ним. Считая его слабым игроком, я щедро разбил пирамиду в расчете на то, что один или два шара обязательно упадут в лузы. Иногда это у меня получалось, но в данном случае не повезло: шары разлетелись очень удачно для моего партнера. Прошло минут пять, и партия закончилась в его пользу со счетом 8:1. Стало очевидно, что в игре с Семеном Петровичем он сознательно поддавался. Вероятно, так поступали и другие сотрудники посольства. Поэтому свой проигрыш С.П.Козырев воспринял с некоторым раздражением. Подобное со мной уже случалось. Несколько ранее по приглашению моего друга Владимира Лафицкого, женатого на дочке министра внутренних дел Н.П.Дудорова, я приехал на министерскую дачу в поселке Жуковка. Стали играть на бильярде. Пришел министр, поздоровался и предложил мне сыграть с ним партию в «американку». Не помню с каким счетом, но я его обыграл. Министр точно так же бросил кий на бильярд и сказал сердито Володе: «Кого ты привозишь ко мне на дачу?»

Каждое утро перед выездом в Министерство иностранных дел Италии делегация собиралась в кабинете посла. Подводили итоги прошедшего дня, обсуждали задачи дальнейших переговоров. Так было и на следующей день после описанной игры на бильярде. Когда обсуждение закончилось, С.П.Козырев неожиданно сказал: «Должен обратить внимание на неправильное поведение вчера вечером члена делегации В.А.Виноградова». После этих слов он сделал паузу. Все удивленно смотрели и на меня, и на посла. Затем он продолжил: «Виноградов обыграл меня на бильярде». Все засмеялись, а я подумал, что иногда целесообразно в тактических целях «сильным мира сего» проигрывать.

Наступило 12 апреля. Переговоры начались как обычно и вступили в завершающую стадию. Неожиданно к нам в комнату быстро вошел один из членов итальянской делегации и очень взволнованно начал что-то говорить своим коллегам. Перевод нас ошеломил, наполнил сердца восторгом: в Советском Союзе запущен космический корабль «Восток» с космонавтом Юрием Гагариным на борту. Нас поздравляли, стали расспрашивать о Гагарине, но мы ничего не знали. Во время перерыва поехали в советское посольство, но и там никакой дополнительной информации не получили. Позднее все подробности услышали по радио. Полет Ю.Гагарина был праздником советской науки и техники, который вместе с нами разделяли многие народы мира. Свершилось то, что ранее считалось просто фантастикой.

Итальянцы восприняли полет Юрия Гагарина почти как собственное достижение. Они искренне радовались, и на следующий день все газеты вышли с портретами Гагарина, с рисунками космического корабля. Фотография Ю.Гагарина появилась на обложках многочисленных журналов, были выпущены огромные красочные плакаты, которыми обклеивались заборы и стены многих домов. Мы радовались вдвойне: и успешному полету Ю.Гагарина, и той реакции на это величайшее событие, которую наблюдали в Риме.

Соглашение о научно-техническом и культурном сотрудничестве между СССР и Италией было подписано в Министерстве иностранных дел в торжественной обстановке. Полет Ю.Гагарина явно вызвал дополнительный интерес к сотрудничеству с нашей страной. Его историческое значение невозможно было переоценить.

По случаю подписания соглашения министр иностранных дел пригласил членов советской делегации и ряд советских дипломатов на завтрак. Я обратил внимание на очень красивую сервировку стола. Особенно мне понравилась проложенная посередине длинная дорожка из зеленых кленовых листьев, по которым протянулась цепочка из красных гвоздик.

На больших официальных приемах за столом каждый гость оказывается в замкнутом пространстве: он может фактически общаться только с соседями справа и слева, а также с кем-то из гостей, сидящих напротив. Мне в какой-то мере повезло — напротив сидела член нашей делегации Ксения Сергеевна Проскурникова, а вот слева и справа сидели незнакомые мне итальянцы. Обменялся с ними визитными карточками и выяснил, что они сотрудники итальянского МИД’а. Сосед слева говорил по-английски. После двух официальных тостов гости получили возможность свободно беседовать. Прием продолжался, мы обменивались репликами, но неожиданно, когда подали бифштексы, мой сосед слева допустил некоторую бестактность, сказав, что, судя по мне, русские, как и американцы, держат вилку в правой руке. Меня это задело, ответил, что по мне судить об умении русских пользоваться вилкой нельзя, я инвалид Великой Отечественной войны и плохо владею левой рукой. Мой сосед смутился, покраснел и стал извиняться. Ксения Сергеевна, наблюдавшая этот эпизод, заулыбалась и одобрительно кивнула мне головой.

Вечером Семен Петрович Козырев пригласил членов делегации на ужин в посольстве, прошедший очень весело. Мы хорошо расслабились перед предстоящим утром вылетом в Париж, а затем в Москву. В Париже прожили два дня в отеле на бульваре Осман. Много гуляли, посетили ряд музеев. Я обратил внимание, что в Париже в киосках нет журналов с портретом Юрия Гагарина. Зато во многих журналах и газетах были портреты сестры королевы Великобритании и рассказы о ее новых любовных похождениях на Лазурном побережье Франции. Меня это удивило. По-видимому, объяснение следует искать в национальных особенностях итальянцев и французов. Одни — итальянцы — открытые, экспансивные, доброжелательные; другие — французы — замкнутые, прежде всего интересующиеся внутренними проблемами, не склонные аплодировать чужим успехам.

В Москве жена рассказала мне, что полет Ю.Гагарина произвел на наших детей большое впечатление. Каждый из мальчиков реагировал на него по-разному, в соответствии со своим возрастом. Андрюша и его друг Саша Сабельников в тот же день подали заявления с просьбой о приеме их в члены ВЛКСМ. Учитывая исключительность ситуации, их тут же приняли. Младшему сыну, Алеше, было 8 лет. Узнав новость, он сказал бабушке: «А первый-то уже полетел!» Произнесено это было с явным огорчением. По-видимому, «первым» он рассчитывал быть сам.

В Президиуме АН СССР я узнал, что третьего апреля состоялось постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по улучшению координации научно-исследовательских работ в стране и деятельности Академии наук СССР». Постановление предусматривало создание Государственного комитета по координации научно-исследовательских работ, в нем ставился вопрос о перестройке деятельности Академии наук СССР в сторону большей связи с задачами развития народного хозяйства. К постановлению был приложен перечень научных учреждений Академии, которые передавались в ведение промышленных министерств. В их числе было большинство институтов Отделения технических наук, Акустический институт, Институт телемеханики и вычислительной техники и ряд других учреждений. В конце мая было намечено провести в Кремле Всесоюзное совещание научных работников.