Политические всплески в коллективе ИНИОН

Политические всплески в коллективе ИНИОН

Перестройка, связанные с ней экономические реформы, идеологическая вакханалия тотального очернительства всего советского, вызвали широкий разброд мнений и настроений среди населения, отразились и на коллективе ИНИОН. Перед дирекцией встал непростой вопрос, как дальше развивать информационную деятельность? В Институте в тот момент оказалось немало сторонников огульного охаивания социализма, настаивавших на публикациях соответствующих материалов. Я считал, что такой путь не имеет ничего общего с подлинно научным анализом нашего давнего и недавнего прошлого и в конечном счете приведет к потере Институтом своего лица как научного и информационного центра.

В сложившейся тогда сложной ситуации необходимо было занять твердую и взвешенную позицию. Дирекция Института по моей инициативе утвердила обширную программу публикаций, которые были бы действительно полезны для решения проблем структурной реорганизации экономики и государственного устройства страны. В соответствии с этой программой в те годы в ИНИОН вышли в свет информационные издания, посвященные кооперации, в которых получили обобщение не только зарубежные исследования, но и опыт кооперативного движения в нашей стране, особенно в первые годы Советской власти. Были опубликованы многочисленные аналитические материалы, освещающие проблемы федерализма и конфедерализма, значение мелкого и среднего бизнеса, начавшуюся на Западе приватизацию, роль смешанных предприятий в экономике и многие другие актуальные для страны вопросы.

Приведу лишь два примера: в 1986 г. под моим руководством был подготовлен сборник «Государственное предпринимательство в развитых капиталистических странах» (в двух частях). Отечественные исследователи получили возможность ознакомиться с новыми экономическими процессами в странах Запада: реструктуризацией производства, начавшейся приватизацией промышленных предприятий и банков. В 1989 г., когда само слово «приватизация» было известно весьма ограниченному кругу специалистов нашей страны, в ИНИОН выходит сборник «Государственная собственность в развитых капиталистических странах в 80-е годы: Курс на приватизацию и создание смешанных предприятий». Сборник содержал обзоры, целиком посвященные исследованию приватизации как нового явления в экономической жизни стран Запада, и открывался вступительным очерком «Государственная собственность и государственное предпринимательство в развитых капиталистических странах: современные тенденции эволюции», написанным мною в соавторстве с С.Я.Веселовским. В этой работе впервые в отечественной литературе была предпринята попытка анализа причин и истоков приватизации как глобального явления экономической политики, прослежены основные направления ее развития, обозначены перспективы и последствия изменения структуры отношений собственности в странах с развитой рыночной экономикой.

По мере нарастания в СССР застойных явлений, все более важное значение приобретала аналитическая информация о предпринимавшихся в европейских социалистических странах попытках реформ, коррекции хозяйственного механизма, изменениях в ценностных ориентациях граждан. Эта информация отличалась от пропагандистских штампов в широкой печати большей достоверностью и, при желании, могла бы использоваться партийным руководством в интересах страны. То же можно сказать о реферативных и аналитических материалах, содержавших оценки сильных и слабых сторон советской системы в западной научной литературе. Часть этих материалов носила печать откровенной идеологической предвзятости, но во многих случаях она выполняла полезную функцию критики «извне», с которой у нас «наверху» знакомились, но, увы, не принимали во внимание.

В конце 80-х гг. передо мной встал вопрос — кому передать руководство Институтом. В 1991 г. мне должно было исполниться 70 лет, а по Уставу Академии наук СССР это предельный возраст для занятия руководящих должностей. В тот период среди сотрудников Института я не видел возможного преемника. Просил начальника Управления кадров Г.А.Цыпкина назвать возможного кандидата, но он сделать этого не смог. Мои коллеги по Отделению истории академики И.Д.Ковальченко и Ю.С.Кукушкин посоветовали мне переговорить с заведующим кафедрой исторического факультета МГУ профессором С.П.Карповым.

Я пригласил Карпова приехать в Институт для делового разговора, и вскоре мы встретились. Сергей Павлович произвел на меня очень хорошее впечатление: сложившийся ученый, знающий несколько иностранных языков, имеющий опыт организационной работы и широкие международные научные связи. Все эти качества как раз и требовались для директора ИНИОН. Я сделал Сергею Павловичу соответствующее предложение, имея в виду, что сначала он будет заместителем директора, но, к моему глубокому сожалению, он отказался. Уговорить его мне не удалось. Он произнес много хороших слов об Институте, но расстаться с университетом не согласился. Мое личное впечатление о С.П.Карпове через несколько лет подтвердилось — он был избран деканом исторического факультета МГУ. Дружеские отношения между нами не только сохранились, но и окрепли¹.

Неожиданно до меня дошли разговоры, что доктор экономических наук Ю.А.Борко, заведовавший в ИНИОН Отделом Западной Европы и США, претендует на должность директора Института и ведет подготовительную

работу, пытается сколотить команду, которая поддержала бы его кандидатуру на предстоящем конкурсе. Ко мне приходили сотрудники и рассказывали о действиях Борко. Я не придал этой информации большого значения, ибо считал, что он, хотя и был хорошим заведующим отделом, не был готов возглавить столь крупный институт, как ИНИОН. Одних амбиций для этого явно недостаточно. В той сложной обстановке, которая сложилась во второй половине 80-х гг., будущему директору необходимо было иметь опыт организации работы большого коллектива, знания в административной и хозяйственной областях, хорошо ориентироваться в академических делах, часто весьма не простых. Такими качествами Борко не обладал. К тому же до возможного конкурса оставалось не менее двух лет, и я рассчитывал найти действительно достойного кандидата, которого мог бы рекомендовать руководству Академии наук СССР.

Несколько позднее выяснилось, что Борко, не получив поддержки у многих руководящих сотрудников Института, стал собирать вокруг себя так называемых «псевдодемократов», стремившихся перевести работу Института на рельсы тотального идеологического ниспровержения социализма и критически настроенных к умеренно консервативной позиции директора. Они не делали различий между очевидными и общепризнанными достижениями социализма и теми действительно многочисленными экономическими ошибками, грубыми нарушениями принципов демократии и прямыми преступлениями, от которых в ходе перестройки следовало избавляться. Это открыто проявилось на одном из партийных собраний, а затем выплеснулось на собрании научных сотрудников Института по выдвижению кандидатов в депутаты Съезда народных депутатов СССР, который был призван стать над Верховным Советом.

Тогда впервые была изменена процедура выборов: право выдвижения депутатов было предоставлено не только округам, но и ряду крупных общественных и научных организаций. В их числе была и Академия наук СССР. Собрание в ИНИОН состоялось 3 января 1989 г. Я был болен и принять участие в нем не мог. К сожалению, дирекцией Института собрание было подготовлено плохо. Многие процедурные вопросы не были продуманы и уточнены, что привело вначале к организационной неразберихе. Ставился даже вопрос о правомочности собрания. Мой заместитель М.П.Гапочка с ведением собрания явно не справился, проявил растерянность. Зато Борко и его сторонники активно и целеустремленно готовились. Еще ранее Ученый совет Института выдвинул в качестве кандидатов в депутаты академика В.Н.Кудрявцева и меня. На собрании могли быть выдвинуты и другие кандидаты. Так и произошло: были названы фамилии Л.И.Абалкина, Т.И.Заславской, А.Д.Сахарова, Г.Х.Попова, Ю.А.Борко и Т.Г.Пархалиной, Н.П.Шмелева, Д.С.Лихачева, А.Г.Аганбегяна. Только Борко и Пархалина были сотрудниками Института, остальные не имели к нему прямого отношения. Это была своеобразная игра. Ставить на голосование можно было только кандидатуры лиц, давших предварительное согласие.

В ходе обсуждения больше всего высказываний было по моей кандидатуре. Среди первых выступила сотрудница Отдела научного коммунизма, которая охарактеризовала меня как «железобетонного» сторонника социализма, противника перестройки. М.П.Гапочка отреагировал на ее выступление весьма неубедительно. Поблагодарив выступавшую, он заметил: «То, как здесь излагалась позиция В.А.Виноградова, это совершенно не соответствует действительности». О том, в чем же состояла моя позиция, что именно «не соответствовало действительности», он не произнес ни слова. Затем выступила сотрудница Отдела социалистических стран, которая задала вопрос: «На каком основании сам Виноградов воздержался от выдвижения своей кандидатуры? (Речь шла об Ученом совете. – Примечание автора.) Может быть, у него были аргументы? Может быть, у него были веские основания?» Это была мелкая провокация. На заседании Ученого совета я действительно воздержался при голосовании моей кандидатуры. Так принято. Никакого подтекста не было.

Остановлюсь еще на одном выступлении. Фамилию называть также не буду — этого человека я уважаю и всегда поддерживал. На собрании он явно выступал с чужого голоса. В политической борьбе всякое бывает. Начал он, как говорится, «за здравие», а закончил «за упокой». Вот его слова: «Много лет, когда меня спрашивали: “Как ваш директор, как тебе работается в Институте”, я говорил: “Хороший директор, толковый, отличный руководитель, отличный администратор, у нас нет склок, у нас здоровая, нормальная обстановка, он дает работать всем, у кого есть инициатива”». А затем вдруг заявил: «Владимир Алексеевич не видит новых тенденций развития. Он не понимает, что такое обновление социализма. Он повторяет азы политграмоты, которые даже колхозные агитаторы, читая газеты, осмысливают куда глубже, чем он». Не буду комментировать эти слова, скажу только, что выступать с таким заявлением в мое отсутствие было по меньшей мере неэтично. Лет через десять после тех событий, встретив меня в коридоре Института, этот сотрудник извинился, признал свою тогдашнюю неправоту и отметил, что мой разумный консерватизм позволил сохранить реноме Института. В последние годы такую оценку моей деятельности на посту директора Института слышал от многих.

Да и тогда, на том собрании, было много выступлений в мою поддержку, высоко оценивали мою работу в качестве директора, но решительного отпора злопыхателям никто не дал. Сторонники взвешенной, сбалансированной линии заняли оборонительные позиции, вместо того, чтобы активно противостоять агрессивному меньшинству. Даже на нелепое сравнение меня с «колхозным агитатором» никто не отреагировал. Когда я прочитал стенограмму собрания, то как раз именно этим был всего более удивлен.

Возвращаюсь к выдвижению кандидатов в депутаты. Тайным голосованием были выбраны В.Н.Кудрявцев и Ю.А.Борко. Т.Г.Пархалина сняла свою кандидатуру. Кандидаты, выдвинутые во всех академических учреждениях, были обсуждены на активе Академии наук СССР. В результате тайного голосования были рекомендованы 20 ученых. Борко среди них не было — он получил всего несколько голосов. Поняв, что его карта бита, он по собственной инициативе ушел из Института. Еще длительное время Борко оставался членом Ученого совета ИНИОН, но ни разу не пришел ни на одно заседание.

Обо всем этом можно было бы и не писать, но, как говорится, «из песни слово не выкинешь». Привел здесь этот эпизод, чтобы показать, как непросто было работать в той ситуации в должности директора, как «псевдодемократы» белое выдавали за черное без тени смущения. В какой-то мере все это и смешно, и удивительно: меня, сделавшего, по общему признанию, немало для распространения прогрессивной информации, которая способствовала созданию идеологической и концептуальной основы для развития процессов демократизации в стране, становлению плеяды свободно мыслящих социологов, политологов и экономистов, выдавали за ретрограда. Во второй половине 80-х гг. вся деятельность ИНИОН была подчинена информационному обеспечению подлинной перестройки, в основе которой должны были лежать интересы народа и страны, а меня пытались изобразить в качестве ее противника. Сегодня, когда пишу эти строки и окидываю ретроспективным взглядом деятельность ИНИОН в 70–80-е гг., испытываю чувство удовлетворения и известной гордости за достойно пройденный путь в очень сложных политических условиях.

Хочу отметить, что за все время работы в должности директора ни разу — подчеркиваю, ни разу! — не согласовывал с Отделом науки ЦК план информационных изданий или содержание отдельных публикаций. Мне было известно, что любое согласование связано с замечаниями, зарождает сомнения у сотрудников ЦК, они начинают колебаться, испытывать чувство собственной ответственности и, естественно, стараются от нее уйти. Очень просто «зарубить» свежую идею на корню, но когда она опубликована и получила распространение, то выступать против нее гораздо сложнее. Именно из этого я и исходил.

Вернувшись в Институт после болезни, продолжал действовать так же, как это делал до упомянутого собрания. Никаких разборок, выяснений и уточнений, связанных с собранием, с моей стороны не последовало. В научной и издательской деятельности основное внимание было сосредоточено на развитии социологических исследований, политологии, а в области экономики — на приватизации.

Формы собственности и закономерности их изменения всегда были одной из центральных тем для меня как ученого. Широкомасштабные экономические преобразования, развернувшиеся в различных странах мира, только усилили мой научный интерес к этим проблемам. Я поставил перед собой задачу дать развернутый анализ предпосылок и целей приватизации.

С начала 90-х гг. приватизация стала все чаще рассматриваться в государствах, образовавшихся в результате распада Советского Союза (в первую очередь в России), в качестве едва ли не универсального инструмента преодоления системного кризиса экономики конца 80-х гг. В общественных и научных кругах возникла острая потребность в осмыслении того, что же собой представляет приватизация на самом деле и к чему она может привести. Своего рода ответом на этот вопрос стала написанная совместно с С.Я.Веселовским брошюра «Какая приватизация нам нужна?», вышедшая в июне 1991 г. в научно-популярной серии издательства «Знание» (серия «Практика хозяйствования и управления») тиражом свыше 11 тыс. экземпляров. Еще до выхода брошюры в свет я дал прочитать ее Б.Г.Владимирову — главному редактору еженедельной газеты «Экономика и жизнь», пользовавшейся большой популярностью. На основе брошюры была подготовлена и опубликована развернутая статья, что для нас было важно — еженедельник выходил большим тиражом, и на нее должны были обратить внимание. Это была и предварительная реклама самой брошюры.

Научный, взвешенный подход к анализу феномена приватизации позволил авторам четко обозначить приоритетные направления разгосударствления экономики России, предупредить о возможных негативных последствиях непродуманной массовой приватизационной кампании. Если бы предостережения, прозвучавшие в той публикации, были своевременно услышаны и приняты во внимание отечественными реформаторами, возможно, удалось бы избежать многих грубых ошибок, ставших причиной развала российской экономики в 90-е годы и глубокого кризиса социальной сферы.

Брошюра не могла остаться незамеченной: более двухсот ее экземпляров по моему поручению было разослано аппаратом Института в различные государственные органы. По-видимому, содержавшиеся в ней соображения и рекомендации, которые были весьма конкретны, не устраивали тогдашних «приватизаторов», противоречили их планам, фактически сводившимся к скорейшему разграблению государственного имущества. Недаром в народе приватизацию окрестили «прихватизацией». Единственный человек из демократической элиты тех лет, откликнувшийся на присланную ему брошюру, был Г.Х.Попов (он ранее работал в ИНИОН). В адресованном мне письме Гавриил Харитонович поблагодарил за полученную брошюру, попросил и в дальнейшем присылать ему подобные издания. И ни слова больше.

Напротив, за рубежом брошюра вызвала живой интерес. Во второй половине 1991 г. мой соавтор С.Я.Веселовский встретился в Лондоне с одним из столпов британской экономической науки — профессором Питером Уайлзом из Лондонской школы экономики. Он считался учителем многих реформаторов, инициаторов экономических преобразований в странах Восточной Европы — выпускников Лондонской школы. Профессор Уайлз неплохо читал по-русски и попросил у Сергея Яковлевича два экземпляра нашей брошюры. Одну из них он оставил себе, а другую вернул со своими пометками на полях, сделанными по-английски. Многие страницы брошюры были испещрены восклицательными знаками и содержали комментарии типа «very good», «exactly» и т.п. Позднее эта брошюра, по собственному признанию Питера Уайлза, подтолкнула его к написанию нескольких статей, содержащих критический анализ действий тогдашней российской приватизационной команды во главе с Е.Гайдаром. Факт, по моему мнению, весьма примечательный. И сегодня я готов подписаться под этой брошюрой, ничего в ней не меняя. Жаль, что содержащиеся в ней рекомендации не были учтены при проведении приватизации.

В том же году в ИНИОН под моей редакцией вышел сборник «Приватизация: Как? Когда? Какой ценой? Международный опыт переходных движений. Разгосударствление и приватизация вчера и сегодня» (15 п.л.). Реакция государственных органов и на эту публикацию осталась мне неизвестной. Скорее всего, ее просто не было.

В июле 1991 г. мне исполнилось 70 лет. Бюро Отделения истории и Ученый совет ИНИОН представили меня к присвоению звания Героя Социалистического Труда. Документы поступили в Президиум АН СССР в середине июня, перед отпускным периодом, и Г.А.Цыпкин сказал мне, что оформить представление в ЦК КПСС будет возможно только в сентябре. Больше к этому вопросу я не возвращался.