В. П. Макаренко бюрократия и сталинизм Ростов-на-Дону Издательство Ростовского университета 1989 m 15

В 1935 г. состоялся седьмой и последний конгресс. Он провозгласил новый курс, сформулированный еще год назад. Речь шла о политике народного фронта против фашизма. Лозунги, которые недавно квалифицировались как правый оппортунизм, теперь приобрели статус принципов официаль­ной политики. Все демократические силы, в том числе и быв­шие «социал-фашисты», либералы и даже консерваторы, призывались к объединению под руководством коммунистов для борьбы с фашизмом. Не исключено, что причиной новой политики Коминтерна было опасение Сталина в том, что Франция и другие страны Европы могут сохранить нейтра­литет, если Гитлер нападет на Советский Союз.

Франция была главной страной, где рекомендовалось применить политику народного фронта. В Германии новые лозунги могли найти поддержку только среди эмигрантов и уже ничего не меняли в сложившейся ситуации. В других странах коммунистическое движение еще было слабым и не имело какого-либо влияния. Тогда как во Франции партии народного фронта в 1936 г. одержали победу на выборах. (Коммунисты, однако, отказались от участия в правитель­стве.) Но и во Франции политика народного фронта была кратковременной и не могла существенно повлиять на со­бытия.

Едва Сталин начал наводить мосты для сотрудничества с Германией, политика народного фронта сразу потеряла значение, хотя формально не отменялась. Германская ком­партия, находящаяся в подполье, с запозданием выдвинула лозунги Гитлера: объединение всех немцев и ликвидация польского коридора.

Действительный смысл сталинской политики народного фронта обнажила гражданская война в Испании. Спустя несколько месяцев после ее начала Сталин решил вмешаться и взять под защиту республику от франкистов. Возникли интернациональные бригады, воевавшие на стороне респуб­ликанцев. Советский Союз снабжал их не только оружием и военными советниками, но и разветвленной сетью разведки и контрразведки. Руководствуясь сталинскими методами, она сразу же повела чистку республиканской армии: «Герой Октября В. Антонов-Овсеенко, в 20-е годы примыкавший к троцкистам, был направлен советским эмиссаром в Испанию. Наделенный чрезвычайными полномочиями, он должен был помочь в ликвидации анархистских групп в Каталонии, крайне левой организации ПОУМ, которую тогда называли «троцкистской» или «полутроцкистской» партией, и всех других «троцкистов». И хотя анархисты и левые группы в Каталонии активно боролись против фашизма, их быстро ликвидировали не без участия Антонова-Овсеенко. А через

281
год он сам был вызван в Москву и расстрелян как „троц­кист"» [31, 171].

К этому времени все мировое коммунистическое движение уже было «большевизировано» по сталинским канонам. Авто­ритет ВКП(б) и ее организационные принципы, принятые всеми компартиями, не позволили вплоть до 50-х гг. успешно бороться со сталинской политикой. Все мировое коммуни­стическое движение послушно шло путями, проложенными великим Сталиным.

Поэтому роспуск Коминтерна в 1943 г. уже ничего не менял. Этот жест должен был убедить мировое общественное мнение в доброй воле и демократических намерениях Ста­лина. Кроме того, коммунистические партии были уже на­столько натренированы в послушании и настолько зависели в организационном и финансовом отношении от Советского Союза, что отпадала необходимость в особом организме, который требовал бы такого послушания.

Одним из наиболее важных следствий сталинской дикта­туры в мировом коммунистическом движении был упадок марксистской мысли. В ходе сталинской большевизации коммунистических партий получила широкое распростране­ние групповая и личная борьба за власть. Но эта борьба чаще всего принимала форму борьбы за правильное толкование политического и идейного наследства классиков марксизма. В то же время ни личные, ни групповые споры не оставили каких-либо значительных результатов в сфере теории. За исключением догматизации и катехизации марксизма по сталинскому образцу.

Однако революционный пафос 20-х гг. способствовал по­явлению важных теоретических разработок, которые суще­ственно отличались от модели марксизма II Интернационала. Речь идет прежде всего о работах Лукача и Корша. Но Комин­терн причислил их авторов к ультралевым. Лукач и Корш пытались самостоятельно, с самих оснований реконструи­ровать марксизм. Возвратить ему исходное единство теории и практики. Отвергнуть позитивистскую версию марксизма, которая господствовала как среди ортодоксов, так и среди неокантианцев.

В это время еще действовали марксисты предыдущего поколения: Адлер и Бауэр в Австрии, Кшивицкий в Польше, Каутский и Гильфердинг в Германии. Однако их деятель­ность уже не имела существенного значения для развития марксистской теории. Одни повторяли ранее сформулирован­ные идеи и подходы. Другие постепенно отрывались от марксистской традиции. Поляризация социалистического движения и резкая критика социал-демократии со стороны Коминтерна парализовали теоретическую мысль. Социал-демократические партии потеряли не только связь с марксизмом, но и потребность в обладании единой и всеохватываю­щей идеологии. Марксизм был монополизирован сталиниз-

Изнанка этой тенденции блестяще показана В. Шала­мовым:

«Вдруг среди толпы попрошаек, вечной свиты блатарей, Андреев увидел знакомое лицо, знакомые черты лица, услышал знакомый го­лос. Сомнения не было — это был капитан Шнайдер, товарищ Андрее­ва по Бутырской тюрьме.

Капитан Шнайдер был немецкий коммунист, коминтерновский деятель, прекрасно владевший русским языком, знаток Гёте, обра­зованный теоретик-марксист. В памяти Андреева остались беседы с ним, беседы «высокого давления» долгими тюремными ночами. Ве­сельчак от природы, бывший капитан дальнего плавания поддерживал боевой дух тюремной камеры.

Андреев не верил своим глазам.

• 
  Шнайдер!
  
• 
  Да? Что тебе?— обернулся капитан. Взгляд его тусклых голубых глаз не узнавал Андреева.
  
• 
  Шнайдер!
  
• 
  Ну, что тебе? Тише! Сенечка проснется.
  

• 
  А, капитан,— томно зазвенел тенор Сенечки.— Заснуть не могу, тебя не было.
  
• 
  Сейчас, сейчас,— засуетился Шнайдер.
  

Андреев медленно шел к своему месту. Жить ему не хотелось. И хотя это было небольшое и нестрашное событие по сравнению с тем, что он видел и что ему предстояло увидеть,— он запомнил капитана Шнайдера навек» [49, 136].

Правда, в 1923 г. в Германии возник Институт социальных исследований. Он был связан с марксизмом как теоретиче­ской традицией, но не принимал его догматической версии. Речь идет о Франкфуртской школе. Первоначально она нахо­дилась под сильным влиянием марксизма, но затем это влия­ние ослабло.

Таким образом, уже в 20-е гг. обозначились тенденции, которые со временем заявили о себе в полную силу.

Марксизм все более догматизировался по мере того, как становился партийной и государственной идеологией. Поли­тические успехи такой формы идеологии постепенно лишали марксизм его интеллектуальных достоинств. Он все в боль­шей степени связывался с другими теоретическими тради­циями и терял свою специфику. Превращался лишь в одно из многих введений в историю мысли.

Кроме того, во второй половине 30-х гг. в интеллектуаль­ной и культурной жизни Западной Европы можно было на­блюдать необычное явление. Сталинизм уже расцвел пыш­ным цветом и его недостатки были видны всему миру. В то же время Советский Союз притягивал внимание многих деяте-

283
лей культуры как единственная альтернатива фашизму. Другие политические силы оказались дряхлыми, слабыми и безвольными по сравнению с нацизмом. Марксизм же пред­ставлялся деятелям культуры как носитель традиций рацио­нализма, либерализма и всех остальных гуманистических ценностей. А существующее Советское государство в виде сталинского режима — как политическое воплощение марк­сизма и наиболее мощная сила, противодействующая фа­шизму.

Левая интеллигенция тяготела к марксизму, видя в нем воплощение классических либеральных ценностей. И не учитывала того, что марксизм никогда не исчерпывался либе­рализмом. А поскольку Советское государство было главной антифашистской силой, постольку левая интеллигенция отождествляла сталинский марксизм с подлинным. Резуль­татом было самоослепление в понимании действительного содержания сталинской внутренней и международной по­литики.

Писатели и художники, которые (подобно Е. Замятину и А. Платонову — в России и О. Хаксли и Г. Оруэллу — на Западе) воссоздавали образ нового общества на основе реаль­ных эмпирических фактов, а не теоретических посылок, вызывали ненависть и возмущение как в Советском Союзе, так и на Западе. В этом отношении сталинизм культивировал интеллектуальное и политическое лицемерие не только вну­три страны.

Предпринимались, впрочем, попытки создать иные фор­мы международного коммунистического движения людьми либо исключенными из компартий, либо добровольно вы­шедшими из них в знак протеста против сталинской поли­тики в Коминтерне. Троцкий, например, постоянно апелли­ровал к интернациональному сознанию пролетариата. На каких теоретических и политических основах базировались его призывы?

Глава 18

Второе «Я» вождя

После разгрома левой оппозиции ее руково­дитель Троцкий в январе 1929 г. был депор­тирован в Турцию и четыре года провел на острове Мраморного моря. Другие страны не выдавали

284
визу человеку, пользующемуся репутацией наиболее опас­ного революционного поджигателя мира.

В Турции Троцкий написал книгу «История русской рево­люции», главная цель которой состояла в доказательстве того, что история полностью подтвердила абсолютную пра­воту предвидений автора, особенно его идею «перманентной революции». В это же время он написал автобиографию и гро­мадное количество статей, воззваний и писем. Основная за­дача данных трудов заключалась в поддержке и развитии левой оппозиции в СССР и в других странах. В 1929 г. сын Троцкого Л. Седов начал издавать «Бюллетень оппозиции», вначале в Германии, затем во Франции. Целью бюллетеня была организация оппозиции в СССР. Но политические ре­прессии сделали невозможным ввоз этого издания в страну. И контакты Троцкого с остатками левых в Советском Союзе прервались.

Значительную часть своей энергии Троцкий направил на организацию своих сторонников в других странах. По его замыслу, они должны были восстановить Коминтерн и при­дать ему действительно большевистский и ленинский дух. Блок троцкистских групп присвоил себе название «Между­народной левой оппозиции» и претендовал на роль фрак­ции в Коминтерне. Но это было самозванством. В СССР сто­ронники Троцкого сидели в тюрьмах и лагерях, а в других странах преданы анафеме.

Тем не менее некоторое время Троцкий противодейство­вал созданию IV Интернационала, полагая, что сталинизм не имеет социальной базы и должен рухнуть с минуты на минуту. Но после прихода Гитлера к власти он решил создать новый орган международной революции. В сентябре 1938 г. в Париже состоялось официальное учреждение IV Интер­национала. Главные принципы его деятельности были сформулированы Троцким шесть лет назад: требование не­зависимости пролетарских партий и осуждение политики Коминтерна в Китае (блок коммунистов с Гоминьданом) и в Англии (Англо-русский комитет); признание международ­ного, перманентного характера революции; квалификация СССР как рабочего государства, несмотря на его бюрократи­ческое перерождение; осуждение политики Сталина как оппортунистической (1923—1928 гг.) и авантюристической (1928—1932 гг.); признание необходимости работы комму­нистов в массовых организациях, особенно в профсоюзах; отрицание возможности перерастания революционно-демо­кратической диктатуры в диктатуру пролетариата; выдви­жение промежуточных политических лозунгов там, где идет борьба с феодальными порядками, национальным угнетением и фашизмом; политика единого фронта с другими организа­циями (в том числе социал-демократами), но не в оппортуни­стической форме; отрицание сталинского лозунга социал-фашизма; разделение международного коммунизма на

285
марксистов, центристов и правых при условии, что союз с правыми против центра (т. е. сталинистов) исключен, но их нужно поддерживать в борьбе с классовым врагом; требова­ние внутрипартийной демократии.

Действительный смысл данных принципов связан с определенным пониманием природы Советского государства. В первые годы изгнания Троцкий считал, что левая оппози­ция в СССР представляет огромную политическую силу. Что в партии происходит размежевание на сторонников «Тер­мидора» (капиталистической реставрации) и действительных большевиков. Сталинская бюрократия все в большей степени попадает в ловушку. И рано или поздно попросит помощи у левых.

В таком духе Троцкий писал письма в Политбюро ЦК. Предлагал свою помощь в борьбе против реставрации и ино­странной интервенции. Признавал заслуги Сталина в период революции и гражданской войны. Обещал не мстить своим противникам и предлагал «почетный мир». На самом деле Троцкий надеялся, что в СССР произойдет экономический и политический кризис. И тогда Сталин запросит у него помощи, а он будет ставить свои условия.

Но это были пустые иллюзии. У Сталина и его клевретов не было ни малейшего желания объединяться с троцкистами, тем более — просить Троцкого об услугах. Левую оппозицию в СССР безжалостно истребили. Ее лидеры считали, что Ста­лин воплощает в жизнь идеи Троцкого. И потому поддержали Сталина с момента провозглашения «нового курса» на форси­рованную индустриализацию и коллективизацию.

А Троцкий воображал, что оппозиция выражает дей­ствительные интересы пролетариата в отличие от сталинской бюрократии, которая лишена социальной почвы. Ее не могут уничтожить ни поражения, ни преследования. Только истори­чески осужденный класс, считал Троцкий, может быть унич­тожен репрессиями. Но исторически прогрессивный — ни­когда. Поэтому оппозиция должна победить.

Сталин укреплял веру Троцкого в огромный политиче­ский потенциал оппозиции. Бесконечные пропагандистские кампании, судебные процессы и смертные приговоры — все это создавало у граждан СССР и в мировом общественном мнении представление о том, что троцкизм все еще является мощной и зловещей силой в партии и коммунистическом движении. Сталин сделал из троцкизма символ универсаль­ного зла. Он служил ему для политической квалификации любых действительных и потенциальных противников или же просто людей, которых он хотел уничтожить.

На этой почве появлялись абракадабры типа «право-троцкистского блока». Ярлык троцкизма навешивался на все, с чем боролся Сталин. «Троцкистско-фашистский», «право-троцкистский», «троцкистско-империалистический», «троцкистско-сионистский «—подобный политический жаргон

236
был составной частью всех пропагандистских кампаний в период сталинского режима. Термин «троцкистский» в таких кампаниях был аналогичен термину «еврейский» в гитле­ровской пропаганде и других антисемитских движениях. Ко­торые всегда говорили о жидо-коммунистическом заговоре, жидо-плутократической реакции, жидо-либеральной интел­лигенции и т. п. В сталинской пропаганде понятие троцкизма не имело никакого строго определенного содержания, а стало знаком дьявола.

Пока Сталин боролся с Гитлером — пропаганда выстав­ляла Троцкого как его агента. Едва Сталин заключил с Гит­лером Пакт о ненападении — Троцкий моментально превра­тился в агента англо-французского империализма и между­народного шпиона. На показательных процессах его имя склонялось бесконечно, как единообразный унылый рефрен. Обвиняемые рассказывали, как злодейская рука изгнанника направляла их саботаж, заговоры и убийства.

Для Троцкого политическая шизофрения сталинского режима была источником надежды и доказательством силы. Если троцкизм подвергается бесконечным гонениям,— разве это не доказательство того, что действительные «большевики-ленинцы» (к которым Троцкий себя причислял) не дают спать Сталину и в любой момент могут его свергнуть? Троц­кий утверждал, что все показательные процессы в СССР были организованы для того, чтобы выдать его в руки ОГПУ — НКВД. Что последний конгресс Коминтерна был созван исключительно для того, чтобы вырвать с корнем левую оппозицию в коммунистическом движении. Что Ста­лин глубоко сожалеет о том, что выгнал своего оппонента из страны вместо того, чтобы убить его на месте. Следова­тельно, Троцкий принял роль, определенную ему Сталиным.

Но весь поединок между двумя выдающимися и ненави­девшими друг друга вождями происходил, скорее, в вообра­жении изгнанного вождя. IV Интернационал был статистом на политической сцене, хотя его вождь — известным и зна­менитым актером. Движение, которое он создал в надежде, что оно потрясет мир, оказалось бессильной сектой, ни в малейшей степени не изменившей право собственности Ста­лина на ВКП(б) и Коминтерн. И сам Троцкий принял непо­средственное участие в незавидной судьбе своего детища.

Некоторые деятели международного коммунистического движения поддерживали Троцкого. Они видели в нем вопло­щение действительного революционного духа, который оста­вил советских властителей. Но носитель этого духа сам спо­собствовал тому, что его сторонники рано или поздно бросали своего вождя. Подобно Сталину, Троцкий требовал от по­следователей и учеников абсолютного послушания. Не тер­пел, когда по любому, даже самому мелкому вопросу, они придерживались другого мнения. Отличался безапелляцион­ностью в суждениях и верой в собственное всезнание.

287
Троцкий был доктринером не меньше, а больше Сталина. Придерживался двух основных догм в своей деятельности: Советский Союз, несмотря на бюрократическое перерождение и все ужасы сталинского режима, по-прежнему является государством диктатуры пролетариата; партийно-государ­ственная бюрократия — не класс, а только паразитический нарост на здоровом теле социализма. Эти догмы не только противоречили действительности, но и послужили причиной постоянных расколов среди сторонников Троцкого, из-за чего они так и не приобрели политического значения в меж­дународном коммунистическом движении. Если кто-либо из них указывал Троцкому на это противоречие и совершен­ную бесплодность его усилия,— ответ вождя всегда был один и тот же: Ленин в 1914 г. оставался почти в полном одиноче­стве, но это не помешало ему спустя три года стать вождем революции. Если Ленину это удалось, то почему не должно удаться Троцкому? Ведь он тоже выражает самые мощные и глубокие тенденции исторического развития... На эту веру опиралась вся политическая деятельность и мышление, на­дежды и энергия Троцкого.

Какими фактами он пользовался для подтверждения своей веры? Из Советского Союза на Запад убежало двое мелких дипломатических чиновников. Троцкий использует этот факт для доказательства того, что сталинская партия -разлагается и в нее проникает все больше «термидорианских элементов». А если в партии увеличивается слой предателей интересов пролетариата, то должны возрастать и силы дей­ствительных большевиков, находящихся на другой стороне баррикады. В начале второй мировой войны Троцкий узнал из газет, что кто-то в Берлине написал на стенке дома лозунг «Долой Гитлера и Сталина, да здравствует Троцкий!». Эта информация укрепляет его надежду на победу левой оппози­ции в Советском Союзе. Он пишет, что если Сталину придется вводить затемнение Москвы в случае войны — весь город покроется такими надписями на стенках. Спустя некоторое время он прочел в газете, что французский дипломат в беседе с Гитлером обмолвился: единственным победителем в войне будет Троцкий. Вождь моментально использовал эту шутку в нескольких статьях для доказательства прогноза: буржуа­зия знает, что ее ждет! Будущая война, по его мнению, за­кончится мировой революцией, в результате которой истин­ные большевики, т. е. троцкисты, овладеют миром. Статью об основании IV Интернационала он закончил пророчеством о том, что в течение ближайших десяти лет программа чет­вертого Интернационала станет руководителем революцион­ных миллионов и они будут знать, как штурмовать небо и землю.

Современный читатель может только посмеяться над подобным способом использования фактов и формулировки предсказаний. Но вождь мировой революции таким юмором

238
не обладал. Направо и налево выдавал инструкции, советы и рекомендации. То мировому пролетариату, то его отдель­ным отрядам: китайским, немецким, голландским, британ­ским, индийским или американским рабочим. Все эти тексты читались горсткой его последователей и ни в малейшей сте­пени не влияли на события. И потому сегодня .деятельность Троцкого может показаться чисто бумажной игрой. Но надо учитывать, что автор данных текстов был убит далеко не бумажным молотком. Что Сталин вложил много энергии в преследование троцкизма во всем мире. И его усилия в значительной мере увенчались успехом.

В 1933 г. Троцкий переехал во Францию, а в 1935 г.— в Норвегию. Здесь он написал книгу «Преданная революция», в которой содержится анализ извращений и перспектив совет­ской системы и призыв к революционному свержению ста­линской бюрократии. В конце 1936 г. норвежское правитель­ство выслало Троцкого в Мексику, где он провел остаток жизни. Главную часть своей энергии в это время он посвятил раскрытию лжи показательных процессов, инспирирован­ных Сталиным. Одним из результатов его деятельности была комиссия под руководством философа Дьюи, образованная в США. В результате исследования материалов данных про­цессов и бесед с Троцким комиссия пришла к выводу, что все процессы целиком подделаны. В этом, пожалуй, и состоит главная заслуга Троцкого перед советскими людьми и миро­вым общественным мнением.

В Мексике он прожил три с половиной года. Местные коммунисты совместно со сталинскими чекистами вели про­тив него систематическую кампанию в прессе. Первое напа­дение на его дом произошло в мае 1940 г. Троцкий чудом остался жив, но ненадолго. 20 августа 1940 г. он был убит. Сын, проживающий в Париже и разделяющий взгляды отца, был отравлен агентами Берии. Второй сын, оставшийся в России и не занимавшийся политикой, погиб в лагерях. Дочь покончила самоубийством. Так воплотился в жизнь сталин­ский лозунг: сын за отца не отвечает!

При анализе Советского государства Троцкий исходил из тезиса: теория социализма в одной стране — главный виновник поражений сталинской бюрократии во внутренней и внешней политике. Акцент на внутренние задачи государ­ства неизбежно влечет к извращению социалистических отношений. До 1924 г. Коминтерн проводил правильную политику, направленную на разжигание мировой революции. А затем Сталин превратил его в орудие Советского государ­ства и разведки, что обессилило мировое коммунистическое движение.

В любом случае Троцкий стремился подчеркнуть прин­ципиальное различие между ленинизмом и сталинизмом. И в то же время — снять различие между ленинизмом и троцкизмом. По этой логике, сталинизм есть абсолютное

289
отрицание, а троцкизм — абсолютное утверждение лениниз­ма. Как обосновывал такую логику изгнанный вождь?

В статье 1937 г., отвечая на обвинения меньшевиков и анархистов в том, что деспотизм, подавление пролетариата и ужасы сталинизма — естественное следствие революции, Троцкий утверждает, что деспотизм есть следствие захвата власти сталинской бюрократией, которая не имеет ничего общего с истинным большевизмом. Паннекук и германские спартаковцы утверждают, что большевики установили диктатуру партии вместо диктатуры пролетариата, а уже на этой основе возникла сталинская диктатура бюрократии. Ничего подобного!— парирует Троцкий. Пролетариат не мог взять власть иначе, чем посредством авангарда, в котором отражены стремления рабочих масс к свободе. Сами сторон­ники Троцкого (Серж, Суварин, Бэрнхем) обвиняют своего вождя в том, что при его непосредственном участии в России были ликвидированы все политические партии, за исключе­нием большевистской, запрещены фракции в партии, унич­тожена свобода печати, кроваво подавлен мятеж в Крон­штадте... Ничего подобного!— заявляет Троцкий. Все эти действия были правильными, необходимыми и ничем не нарушали здоровых основ пролетарской власти. Она исполь­зовала насилие для защиты рабочего государства и потому ее действия соответствовали историческим законам. Борьба классов не может осуществляться без насилия. Главное в том, какой класс его применяет.

В брошюре «Их и наша мораль» можно обнаружить ана­логичную аргументацию. Сопоставление сталинизма с фа­шизмом не имеет смысла, ибо подобие между ними затраги­вает второстепенные элементы политической жизни (типа ликвидации всеобщего избирательного права). Но имеет ли право Троцкий возмущаться действиями Сталина, который уничтожает троцкистов до седьмого колена? Ведь он тоже пользовался уничтожением заложников из числа членов семьи и детей политических противников... Такая аналогия— абсолютная ложь!— полагает Троцкий. То, что делал я, было необходимо во имя победы пролетариата, а Сталин действует во имя интересов бюрократии. Первоначально ЧК боролась с буржуазией и потому была нужна, а теперь служит Сталину для уничтожения «истинных большевиков». И потому между ними нет никакого подобия. То же самое относится к запрету фракций в партии. Он был необходим, ибо после ликвидации других партий имеющиеся в обществе антагонистические интересы неизбежно нашли бы свое выражение в различных тенденциях внутри большевистской партии.

Итак, политическая логика Троцкого исключает вопрос о демократии как форме политического устройства. Для него не существует и проблемы гражданских прав и свобод как неотторжимой ценности культуры. Такая логика ничуть не отличается от сталинской. Если исторически прогрессивный