В трещине ледника Корженевского

Гребень Башха-Ауз с нами вместе траверсируют В. Гаель, В. Бердников и Ю. Матронин. Без перерыва идет снег. Путь несложный, легкие скалы чередуются со снежными перемычками. С вершины Башха-Ауз снимаем записки 1937-1939 гг. — с тех пор здесь никто не был. При выходе к перевалу — у начала ребра Западной Мижирги — на гребне встретили ряд трудных «жандармов». На перевале склад продуктов для дальнейшего пути, крючья, веревка. Отсюда идем в связках по два человека.

16 августа, распрощавшись с группой Гаеля, начинаем подъем на Западную Мижирги. Первым идет Галустов, с ним в связке Семенов; вторую связку образуют Кузьмин и Богачев; Бухаров и Шилкин замыкают движение.

Первый скальный участок не представляет больших трудностей, быстро набираем высоту. Весь путь из-за ту­мана и снегопада не просматривается. К 18 часам подходим к отвесному, неприступному на вид «жандарму». На месте бивака находим записку В. Абалакова, оставленную в 1932 г. при попытке восхождения по этому пути.

Весь следующий день сильно метет, идет снег, о лаза­нии по стене не приходится и думать.

Утром 18 августа снегопад временно утихает, мы выхо­дим в путь. Справа «жандарма» гладкий отвес, пытаемся обойти его слева. Первый участок трудных и оледенелых скал требует большого напряжения. Дальше еще труднее, а главное — велика опасность падения камней; принимаем решение штурмовать «жандарм» в лоб. Первый возможный для подъема участок, вертикальный камин шириной в 30-50 см, весь забит натечным льдом; идущему первым капи­тану команды приходится особенно тяжело. Камин на­столько труден, что с рюкзаком даже по уже натянутой веревке пролезть его нельзя. Промежуточный пункт — ма­ленькая наклонная площадка, дальше прямо вверх идет гладкая вертикальная плита. Над нами, на высоте 2,5 м, уходит влево узкая гладкая наклонная полка крутизной в 50°, единственный путь дальше. Чтобы вылезть на эту полку, приходится навесить веревочную петлю — искусст­венную опору для ног.

Первые 4-5 м полки наиболее сложны, через каждый метр приходится забивать крючья и использовать их в ка­честве зацепок. Дальше полка расширяется, винтом охва­тывая «жандарм». Рюкзаки вытаскиваем на веревке.

На прохождение этих двух веревок потребовался весь день; в 19 часов ставим палатки на широкой части полки.

19 августа, хорошо просмотрев с бивака путь по вер­шинной башне, решаем идти по широкому, забитому льдом и снегом камину. И. Галустову, идущему здесь первым, приходится забивать ледовые и скальные крючья. Высота башни 150-200 м, лазание трудное, но скалы креп­кие, и крючья держатся хорошо; в 3 часа дня мы уже на вершине. Спуск к пику Пушкина занимает около двух часов.
ВОСТОЧНАЯ ДЫХ-ТАУ
За два следующих дня, 20 и 21 августа, преодолеваем трудный гребень от Мижирги до Дых-Тау. Каждый день, на­чиная с 10-11 часов, падает крупа; мы к ней привыкли и не считаем ее проявлением непогоды. При выходе на боль­шой «жандарм» под Восточной Дых-Тау слышим голоса наших товарищей — В. Андреева, З. Крицкой, Н. Анашкиной, В. Бердникова и В.Б. Соловьева, под руководством А. Турчина поднявшихся на Восточную Дых-Тау, совершая траверс обеих вершин и забрасывая продукты для нашего спуска. Радостная встреча, правда, на расстоянии: пока мы проходим гребень до вершины, друзья оттуда наблю­дают за нами.

Погода резко портится, усиливается ветер, начинается гроза. Приходится, оставив все «железо», срочно спускаться с гребня. Ночуем на снежном северном склоне, метров на 30 ниже гребня; здесь относительно тихо.

22 августа погода сравнительно хорошая. Перед нами поднимается стена Восточной Дых-Тау. После двадцати двух дней траверса трудно решиться на подъем по этой стене, даже на спуск по которой не отваживались до сих пор альпинисты; кажется более благоразумным обойти Восточ­ную Дых-Тау, как это делали предыдущие восходители. Но траверс посвящен великой дате, и всем ясно, что нужно его пройти без скидок на трудности.

Поднимаемся на гребень и двигаемся вперед; через не­сколько десятков метров гребень упирается в стену вершин­ной башни. Снизу замечен возможный путь, вправо от гребня идет наклонная полка, обрывающаяся на середине стены; на 10-15 м выше идет следующая полка, выводящая под самую вершину. Идущего первым И. Богачева избав­ляем от рюкзака, распределяя груз между остальными. Первые 30 м ему приходится двигаться очень осторожно, наклонная полка заснежена, веревку трудно протаскивать — она идет через несколько карабинов. Площадок для приема товарищей нет, приходится выходить на все 30 м. К счастью, крючья держатся хорошо.

Следующие товарищи траверсируют полку по закреп­ленной веревке. Еще 10 м по этой полке, и нужно переходить на верхнюю, отделенную от нее вертикальной стеной. Маленькие зацепки расположены здесь вдоль косой полки с чуть отрицательным наклоном, пролезть с рюкзаками вверх невозможно, поэтому рюкзаки вытаскиваем на ве­ревке. Дальше по полке двигаться легко, но в 15 м от гребня она обрывается, как бы заводя в тупик.

Спускаемся по веревке вниз метров на семь на крутую плиту и уже с нее по 20-метровой стенке, нависающей на первых нескольких метрах, выходим на гребень. Еще на длину веревки продвигаемся по нетрудным скалам — и мы на вершине. За час спускаемся на седловину между главной и восточной вершинами Дых-Тау. Подъем на главную Дых-Тау и спуск обратно на седловину занимают около часа, и в 19 часов мы ставим палатки для последней ночевки на высоте 5100 м.

На следующее утро начинаем спуск по снежно-ледовому кулуару, ведущему с седловины на юг. Замечательная кон­струкция кошек с укороченными передними зубьями дает возможность за два часа буквально «сбежать» более чем на 800 м. Дальше «бараньи лбы», ледник, морена, опять лед­ник и, наконец, в 18 часов, качаясь от усталости, но бесконечно счастливые, мы поднимаемся по сочной траве к базо­вому лагерю, покинутому нами 24 дня назад.

Восточная Дых-Тау с запада

Первым нас замечает врач В. Бердников, он не верит глазам (можно ли спуститься с Дых-Тау за один день), надевает очки и, окончательно убедившись в том, что это именно мы, стремглав бросается оповещать лагерь.

Теплая дружеская встреча, опять вся команда вместе, но теперь она собралась, выполнив свою задачу. Каждый сделал то, что от него требовалось, и сейчас, поздравляя возвратившуюся шестерку, все с удовольствием сознают, что это общая победа всей команды, ее дружного коллек­тива, ее техники, ее организованности.

Гребень Дых-Тау — Мижирги — Коштан-Тау

Траверс завершен! Окончено мероприятие большого спортивного коллектива. Мы проводили его в юбилейный год 30-летия советского альпинизма.

Траверс показал, что серьезных успехов может добиться лишь команда, в которой правильно сочетаются опыт и зна­ния старых кадров с силой, ловкостью и энтузиазмом моло­дежи. При правильной организации восхождения и обеспе­чении надежной страховки всех участников и группы в целом ни вьюга, ни буран, ни мороз, ни густой туман, ни сильное оледенение и заснеженность скал, ни длительная напряженная работа на сравнительно большой высоте, ни любые другие трудности не могут быть непреодолимым пре­пятствием для решения самых сложных спортивных задач, если группа спаяна крепкой дружбой, участники знают друг друга по предыдущим восхождениям и объединены общим стремлением к победе.

В том же году в Безенгийском районе серьезных успехов добилась не только команда «Буревестника». Наши друзья из Грузинского альпийского клуба под руководством Д. Оболадзе совершили при исключительно плохой погоде траверс Дых-Тау — Мижирги — Шхара. Группа Кутаисского комитета по физической культуре и спорту под руковод­ством А. Немсицверидзе, в то время как наша команда уже закончила траверс и ушла вниз, проделала замечательный маршрут, поднявшись с севера на Дых-Тау и совершив затем траверс до Западной Мижирги.

Эти восхождения, проведенные в юбилейном году только в Безенгийском районе, вселяли уверенность в том, что наша талантливая альпинистская молодежь в ближайшие годы сумеет добиться еще более значительных успехов как при прохождении технически сложных маршрутов, так и в борьбе за высочайшие вершины.


В.М. АБАЛАКОВ

ПО СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ СТЕНЕ ПИКА ЩУРОВСКОГО

Снова и снова порывами налетает ве­тер, стряхивая капли с запотевших, туго натянутых палаток. Бесчислен­ные стаи мокрых снежных хлопьев летят из сплошного тумана по склону, шуршат по прорезиненной ткани... Часто-часто застучит дождик, пробарабанит град, и снова баюкающе шуршит снег... Сквозь белесую мглу смутно просвечивают серые громады гребней, приглушенно стучат камни, скатываясь где-то по заснеженным склонам.

Так проходит день за днем. Все стосковались по солнцу, сверкающим горам, тяжелому, но радостному труду вос­ходителя. Наскучила теснота палатки, сырое тепло четырехспального мешка. Побаливают ребра от долгого лежа­нья, снизу проникает холод, только от плеча товарища идет приятное тепло. Не спится; каждого тревожат невесе­лые думы: лето уходит.

Как будто все силы горной природы решили помешать нам в этом году. Ходила наша команда и в очень плохую погоду, но по гребням, где путь яснее и безопаснее, а не по стенам…

На это лето всеми намечались сложнейшие маршруты: на пороге своего тридцатилетия советский альпинизм не только годами, но в первую очередь делами должен был показать свою зрелость, показать способность своих кол­лективов в тяжелых условиях решать труднейшие задачи — пройти маршруты, на которые раньше страшновато было даже поднять глаза...

После нескольких разведок наша команда начала внима­тельно присматриваться к северо-восточной стене пика Щуровского. Эта грандиозная и исключительно красивая стена, поднимающаяся напротив Шхельдинского приюта, хорошо знакома большинству альпинистов Центрального Кавказа, однако никто не пытался и даже не собирался идти на нее... Крутовато: общий уклон около 70°, отдель­ные участки нижней, средней и предвершинной частей близки к отвесу. Одного вида этой стены было достаточно для того, чтобы в 1947 г. наша команда без колебания пред­почла северо-западную стену этого же пика, более пологую и бесснежную; впрочем, и она при прохождении в срав­нительно благоприятных условиях оказалась далеко не такой простой.

Издали новый маршрут пугал только крутизной, когда же пришлось знакомиться с ним ближе, присматриваться к нему из ледового «блиндажа», расположенного у самого подножья стены, выяснилась еще одна неприятная под­робность: по стене особенно в утреннее и вечернее время, когда ее касались лучи солнца, с визгом и шипеньем летели камни, невидимые и неслышимые издали. Сразу отпали первоначальные варианты подъема, намеченные со Шхель­динского приюта.

Шли дни. Команда несколько раз спускалась в лагерь «Спартак» для отдыха и возобновления запасов, остальное время тренировалась и проводила киносъемки в районе Шхельдинского приюта, одновременно наблюдая за стеной, совершая разведочные выходы на ее нижние участки.

Впервые за все восемь лет существования нашей команды бинокль пользовался такой популярностью: по несколь­ку часов в день он был направлен на стену, переходя из рук в руки. А это говорило о многом. В середине авгу­ста всем было ясно, что стена такой сложности требует тщательного изучения и подготовки. Особое беспокойство внушали камнепады и заснеженные скалы в верхней части стены.

Близилась осень. Пока было тепло, часто выпадавший снег мокрыми лавинками сходил со стены. Но вот подули холодные ветры, и стена засверкала снежным убором. Радо­вало одно: под снежным саваном смолкли и камнепады, со стены сыпались лишь безобидные льдинки. Лезть будет много труднее, но безопаснее — нас это устраивало.

Чтобы ускорить движение и создать «темповую наст­ройку» в начале штурма, было решено провести предвари­тельную обработку нижнего отвеса, очистив трассу от нена­дежно лежащих камней и забив крючья для страховки.

В конце августа начало проглядывать солнце. Синоп­тики Эльбрусской экспедиции Академии наук СССР дали обнадеживающий прогноз погоды, рассчитывая, что про­ходящий севернее антициклон захватит и Кавказ. Из лагеря на Шхельдинский приют было решено выходить на заре 30 августа. Наша штурмовая десятка уже не смогла пойти целиком: у Чередовой, Боровикова и Аркина кон­чились отпуска, и они двинулись вниз.

Хорошо тренированные семь человек уже в 10 ч. 30 м. были на приюте и сразу же начали подготовку к выходу. Дел много: заточить трикони, отобрать снаряжение, упа­ковать продукты, горючее, теплые вещи. Основное при сбо­рах — ничего не забыть и взять только строго необходимое для данного маршрута, чтобы не тащить лишнего груза. В результате тщательного отбора удалось довести Вес каж­дого рюкзака до 7-9 кг; учитывая большую заснеженность стены и позднее время года, мы захватили с собой два четырехместных пуховых спальных мешка, что оказалось весьма кстати. Еще с вечера двое альпинистов проложили след по заснеженному леднику и сильно разорванному фирноледовому участку до подножья скал, что намного ускорило и облегчило движение утром.

Сборы закончены, вечер изумительный: тишина, жем­чужный закат, полная ясность. В последних лучах заходя­щего солнца розовеет снегами, кажется почти отвесной и особенно громадной стена пика Щуровского. Но удиви­тельно: как только был назначен день выхода, никто уже не смотрит на маршрут с прежней настороженностью, все заняты своим делом, веселы и спокойны. А ведь каждый из группы не один раз бывал на сложнейших восхожде­ниях, знает, что на этот раз будет еще труднее.

Холодное ясное утро. По подмерзшим за ночь следам быстро пересекаем ледник и начинаем подъем к стене. Две громадные трещины в фирне задерживают всего на несколь­ко минут — прорубленные с вечера ступени смерзлись и дер­жат хорошо. За верхней трещиной — очень крутой склон, выводящий на ледовый «нож» нижнего края глубокой и ши­рокой береговой трещины. Прыжок на примерзший к скаль­ной стене пласт натечного льда, десяток шагов по послед­ним ступенькам, — и я берусь за первый ждущий нас здесь уже три недели карабин.

Общий вид пика Щуровского и маршрута команды «Спартака» в 1953 г.

Фото М. Ануфрикова
Нижняя часть стены представляет стодвадцатиметровый отвес. Над ним параллельно стене крутыми взлетами взды­мается ножеобразный гребешок. Его отвесы придется об­ходить справа по склону каньонообразного кулуара. Выше он становится все мельче и в конце концов превращается в крутую полку, над которой до «Зазубрины» (3750 м) скальные отвесы чередуются с узкими крутыми полками. От «Зазубрины» по оледенелому гребешку предстоит под­няться вправо к подножью «Стены бастионов» (3860 м) — так мы назвали громадную желто-бурую гранитную стену, грозно поднимающуюся в средней части стены. Здесь наме­чена первая ночевка.

Начинается медленное, осторожное движение на непре­рывной страховке, ровное, без каких-либо задержек и слу­чайностей. Сто метров по вертикали проходим за два с по­ловиной часа; для стенных темпов это быстро. Немного мешает свежий снег, забивший все углубления скал, кое-где скрывший крючья, их приходится откапывать. Но в общем снега здесь немного. На отвесах сухой снег не дер­жится, а на площадочках он оледенел или стаял.

Близок гребешок. От него нас отделяет последняя со­вершенно гладкая стенка, знакомая по разведочному вы­ходу. Здесь траверс вправо, вот и крюк с уже заржавевшим карабином, последний крюк, забитый нами три недели назад. Тогда выход был беспокойный: камни то и дело стучали по стене, с шипением проносились над головой, появляться на гребешке было рискованно.

Сейчас камней не слышно, хотя предвершинная башня уже озарена солнцем. Кое-где звенят летящие сверху льдин­ки, но они не страшны: от плоскости стены нас отде­ляет глубокий каминообразный кулуар, крутой, оледене­лый. Отсюда он виден во всей красе.

Но любоваться некогда — поворот влево, и начинается новый зигзаг — путь по гребешку, крутыми ступенями ухо­дящему вверх. Ступени своеобразны, отвесы встречаются чаще, чем наклонные участки, но лезть значительно удоб­нее, чем по первой стенке: порода более шероховата, больше выступов для страховки. Быстро и четко пройденный пер­вый этап создает уверенное и веселое настроение, короткая деловая перекличка и звон забиваемых крючьев перепле­таются с шутками и смехом.

Лезем тремя связками в постоянной последовательности. Вместе со мной в первой двойке идет Владимир Кизель, уче­ный, энтузиаст стенолазания, спокойный, внимательный, с подтянутой фигурой тренированного спортсмена. Не в пер­вый раз мы идем на одной веревке и без слов понимаем друг друга, тем более что техника страховки, маркировки и передачи выбитых крючьев доведена до большой про­стоты и точности.

За нами следует тройка. Первым идет в ней Михаил Ануфриков, один из лучших скалолазов и фотографов среди наших восходителей, ныне с успехом осваивающий новую специальность — кинооператора-альпиниста. За ним — Вик­тор Буслаев, всегда веселый, как и подобает студенту. Связ­ку надежно замыкает высокий и сильный Лев Филимонов, научный работник. Мы не очень любим ходить на сложные восхождения тройками, но в условиях очень тяжелого мар­шрута, когда первой двойке приходится тратить много времени на подготовку пути и организацию страховки, тройка ничуть не тормозила движения.

В замыкающей двойке первым идет Иван Леонов, талант­ливый альпинист, имеющий на своем счету много сложней­ших восхождений, один из старейших членов нашей коман­ды. Его напарнику, еще молодому стенолазу Ивану Лапшенкову, очень сильному и выносливому спортсмену, поручена тяжелая работа по выбиванию крючьев на всем маршруте.

Чтобы ускорить движение команды, первая двойка, идущая с небольшим грузом, несколько отрывается от остальных и челночным поиском уточняет маршрут на этом неудобном для просмотра снизу участке. Трасса мар­шрута причудливо извивается, резко меняет направления. Кизель метит маркировочными листками почти каждый крюк и выступ для страховки, чтобы идущие сзади товарищи не теряли времени на их поиски.

Но вот гребешок становится положе, дно кулуара сов­сем рядом, дальше пойдем по крутой полке под нависаю­щей стеной. Пять минут передышки; съедаем по кусочку солёной рыбы, прячем по карманам по Горсти изюма и снова отправляемся в путь: до места ночлега еще далеко.

Полка покрыта натечным льдом, припудрена свежим снегом. Хорошо, что команда уже несколько лет как научи­лась преодолевать сложные участки, не снимая рукавиц; иначе в сплошной тени северной стены на заснеженных скалах мучительно мерзли бы руки, отвлекая от ра­боты.

Благодаря острым триконям переходы со скал на лед и снег проходят без задержки; нетрудно представить себе, как тяжело и долго было бы снимать и надевать кошки на такой крутизне. Очень удобен ледоруб с клювом-лопаткой, его молотковой частью хорошо сбивать натеки льда, а ло­паткой прорубать ступеньки и счищать снег.

Полка местами сужается настолько, что приходится почти проползать под нависшей скалой; невозможно раз­махнуться, чтобы рубить ступеньки, приходится процара­пывать их ледорубом. Сверху все чаще падают оттаявшие ледяные пласты, но они дробятся о скалы и попадая рико­шетом на полку, не страшны. Все ближе подползаем к чер­ной зазубрине в гребне над большим кулуаром. Уже пол­день, но осеннее солнце еще не появляется на стене; хо­лодно, тихо, день исключительный!

Перед ступенчатой стеной, спускающейся от «Зазуб­рины», наша полка упирается в очень крутой, залитый льдом кулуар, по которому часто проносятся ледышки, а иногда и камни. Нависшая скала на другом берегу кулу­ара будет хорошим укрытием. Чтобы начать быструю рубку ступенек через кулуар, остается организовать наблюдение за верхней его частью и маятниковую страховку; при сиг­нале «воздух!» нужно будет немедленно соскользнуть обратно к полке.

Переход через кулуар проходит удачно, но подъем по стенке на «Зазубрину» задерживает почти на полтора часа: отвесы здесь чередуются с площадками, заваленными едва держащимися камнями, которые приходится бережно сбра­сывать вниз.

В 14 ч. 20 м. мы все собираемся на «Зазубрине». Отсюда хорошо виден путь к предполагаемому месту ночлега под «Стеной бастионов» у самого входа в камин, прорезающий ее нижнюю часть. Нужно поторапливаться, скалы запуд­рены снегом, если темнота застанет нас раньше намеченной площадки, придется висеть всю ночь на крючьях.

Вверх от «Зазубрины» уходит трудный острый гребешок. Постепенно он исчезает, и каскады черных обрывов чере­дуются с крутыми снежными пластами, лежащими на глад­ких, часто оледенелых скалах. Только хороший набор самых разнообразных по толщине и форме крючьев дает возмож­ность использовать редкие здесь трещинки для страховки и для опоры.

Солнце почти касается Эльбруса, скоро начнет темнеть. Подхожу к последнему жёлобу, ведущему влево и вверх к месту, где будет долгожданный ночлег. Мы работаем уже шестнадцать часов с огромной физической и особенно пси­хической нагрузкой. Однако спешить нельзя: ниже по жё­лобу поднимаются товарищи; чтобы не поранить их, прихо­дится не вырубать, а выскребывать ступени во льду, впрес­совывать в снег плохо лежащие камни.

Под «Стеной бастионов» склон немного положе, рукоятка ледоруба почти полностью уходит в снег. Еще несколько шагов, и впереди обрыв, по отвесу лепится узкая полочка, метрах в 20 чернеет вход в камин. Пришли! Но придется еще поработать для того, чтобы сносно провести ночь.

Выбираю веревку, из сумрака показывается голова Кизеля. На петле из шнура закрепляемся за скальный выступ, отщелкиваем веревку от поясов и бросаем конец Ануфрикову. Вдоль по жёлобу вспыхивают электрические фонарики, и команда, соединившись на одной веревке, продолжает ставшее ночным восхождение.

Пока Кизель занят страховкой, я сбрасываю снег и на­чинаю вырубать в ледово-фирновом склоне площадку для сидения и ступеньку для ног. Через полчаса мы все собираемся вместе, еще час тратим на оборудование двух «сидячих» площадок, вяжем петли вокруг выступов и крючьев, чтобы создать основу для удобной ночной стра­ховки.

Наконец, наступает самый ответственный момент: всу­нув спальные мешки в палатки, очистив ботинки, поставив по две пары ног в каждый рюкзак, усаживаемся и натяги­ваем мешки на плечи. Долго не можем отдышаться; не­легко на таком пятачке устроить уютное гнездышко, разобрать в темноте рюкзаки, не потеряв ни одной дра­гоценной в этих условиях вещи и не порвав острыми гвоздями ботинок тонкого перкалевого мешка.

На плитке между палатками вспыхивает примусок, разносится запах подогреваемых мясных консервов, шуршит в кастрюле снег, напоминая пересохшему за День горлу о приятной теплоте чая. Конечно, все мы не раз слыхали от врачей, что на ночь перед сном много есть вредно, но что же остается делать? Утешаемся относитель­ностью понятия «много»: по выросшему за день аппетиту мы едим скромно, к тому же между сном и предстоящим нам сидячим оцепенением — большая разница.

…Над синевой долин зарозовели снега. Холодно, тихо, все обещает хороший день. Только далеко за Эльбру­сом накапливается какая-то нечисть, маскируясь под не­винные облачка, но не место и не время быть там этим «барашкам». Впрочем, пока на повестке дня другие проб­лемы: Леонов готовит завтрак, методично взяв на страховку примусок и кастрюлю, мы с Кизелем осматриваем вход в камин — задержка в нем будет немалая.

Позавтракав и обвесившись всяческим «железом», через узкую длинную полочку лезем в черное горло камина. Вблизи выясняются новые подробности: совершенно глад­кие вертикальные участки чередуются в камине с разру­шенными.

Приходится подняться метра на три по левой стенке перед камином, чтобы забить там крюк для страховки из укры­тия. Кизель встает у крюка, я начинаю «разведку боем». Ледяная пленка не поддается обработке и, чтобы создать неровности для опоры, приходится сильными ударами дробить грани камня, забивать крючья. Когда минут через двадцать удается вклиниться в нижнюю часть щели, только острая оковка ботинок обеспечивает некоторую устойчи­вость. С большим напряжением поднимаюсь до первого разрушенного участка и начинаю по камешку разбирать «кладку», сбрасывая ее вниз. Грохот, пыль... Из-за уголка с места ночлега высовываются любопытные. Все это вижу лишь уголками глаз. Колотится сердце, до боли напряжены ноги, хочется переменить положение, найти хотя бы одну надежную опору. Срыв здесь не страшен, стенки гладкие, страховка надежная, но мысль, что придется снова вылезать в это «горло», заставляет крепче стиснуть зубы и еще быстрее сталкивать последние камни рукояткой ледоруба. Почти два часа потребовалось на то, чтобы пролезть 20 м камина, расчистить три сыпучих пояса так, чтобы веревка не сбросила ни одного камня на идущих снизу. Кизель, проходящий камин на верхней страховке, сбивает последние подозрительные камни.

Над камином продолжается все та же стена; то, что ка­залось снизу площадкой, оказывается крутой плитой с не­большими выступами, запудренными снегом. Выше стена покрыта натечным льдом, по которому можно траверсиро­вать к нижней части широкого кулуара, идущего почти от самой вершины.

Из камина выбирается Ануфриков, садится, отдуваясь, на край плиты, понимающе покачивает головой: «Ну и каминчик!» Отщелкнув от него свою веревку и предоста­вив ему организацию страховки для нижней связки, мы с Кизелем двигаемся дальше.

Участок, по которому мы идем, обращен на восток, по натечному льду струится вода, лед плохо колется. Крючья приходится забивать по нескольку раз, прежде чем попадешь на участок, где прочность их не вызывает сом­нений.

После стены начало кулуара кажется пологим; на склоне в 45-50° можно с полным замахом работать ледо­рубом, стежка следов быстро продвигается к правому по ходу отвесному защитному берегу.

На стене пика Щуровского

По кулуару надо пройти метров 40, чтобы обойти башню и по крутой разрушенной стенке выбраться на гребешок. В начале подъема на заглаженной скале сверкает пленка воды. Приходится немного отклониться от маршрута, чтобы втиснуть в трещинку резиновую трубочку и вдоволь на­питься ледяной воды. Солнце, вода, выше — сухие скалы! После вчерашнего вечера такой избыток счастья начинает внушать суеверные подозрения: слишком хорошо, не к добру... Впрочем, наслаждаться лазанием по теплым ше­роховатым скалам приходится недолго. Через сотню метров гребешок упирается в начало предвершинной стены. До северо-западного гребня остается еще метров 150, к вечеру пройдем их, если... если облака, неожиданно появившиеся из Сванетии, не учинят какого-нибудь безобразия. Нахму­рился, надвинул по брови облачную шапку и Эльбрус, нужно поторапливаться, кто-кто, а «старик» не оши­бается!

Молча, сосредоточенно разгребая снег, чтобы отыскать зацепки и трещинки для крючьев, лавируем между скальными пятнами. Снег свежий, и только изредка в тех местах, где под ним скрыт натечный лед, можно вырубить ступеньку. От непрерывной расчистки снега кожаные рукавички, хотя они и были тщательно промазаны и проканифолены, быстро намокают, приходится их часто выжимать. Начи­нает посвистывать ветер, срывая поземку; за гребень цеп­ляются, закручиваются космы тумана. Скрылось солнце, пропала надежда на антициклон.

Давно бы пора поесть, но сейчас не до того. До гребня остается метров 80, успеем ли пройти их? Только бы не было снегопада, все остальное — мелочь... Но облака стано­вятся все гуще, где-то над Ушбой рычит гром. По склону запрыгали шарики града, зашелестела, посыпалась крупа. Вмиг все исчезает в белом мареве, крупа, как дробь, стучит по капюшону штормовки, заставив прижаться к нависаю­щему камню. Снежные шарики несутся по стене сплошным вздрагивающим пологом. Оглядываюсь вниз: на голом склоне, где несколько минут назад копошились темные фигурки, теперь бело и пусто.

Туча пролетела. Пурга крутила всего четверть часа, но склон неузнаваемо побелел, от подготовленного участка не осталось и следа. Из бугорков снежного склона, как цып­лята из яиц, отряхиваясь, один за другим «вылупливаются» альпинисты. Хорошо, когда каждая связка имеет по 40 м веревки — запас быстро размотан, брошен вниз, и через несколько минут вся семерка идет как бы на одной стодвадцатиметровой веревке. Но движение стало еще медленнее, а ночь уже надвигается.

Под танкообразным камнем метров на 20 выше чудится некое подобие засыпанной снегом площадки. Пока подтя­гиваются нижние, провожу к ней вылазку. Неудача: под снегом довольно крутая плита. С трудом, уже в темноте, спускаюсь обратно. Начинаем планировать ночлег, прики­дываем различные варианты: не так-то просто сносно уст­роиться семерым в темноте на семидесятиградусном склоне. Основательно закрепляемся, подвешиваем рюкзаки, потом начинаем зондировать и протаптывать снег, лепить подобие площадок, на которые можно сесть. Хвалиться нечем, би­вак намного хуже предыдущего, но все же при свете фона­риков накрываемся мешками и палатками, усаживаемся... Ветер всю ночь рвет палатки, несет по склону поземку. Дремлется плохо — не так холодно, как неудобно, зате­кают ноги.

...Утро серое, но без осадков. Понемногу разминаемся, за­метно оживаем, получив по баночке кипятку. Скорее в путь!

Скалы чередуются с натечным льдом, в ход идут скаль­ные и ледовые крючья, почти непрерывно работает ледо­руб. Шипит, завывает ветер, бросает сверху снежную крупу, чувствуется, что гребень совсем рядом. Вот справа появ­ляются его крутые уступы, узнаю маршрут 1947 г. Через несколько минут я стою на гребне над отвесами западного кулуара. Сванетии не видно, лишь дымно курится туманом двурогая Ушба.

До вершины не более 100 м, но сейчас гребень заснежен, а на скалах блестит пленка самого скверного тончайшего льда. Приходится идти очень осторожно, часто забивая крючья и очищая зацепки от льда. Под самой вершиной переходим на левый склон, прячась от ветра, и пробиваемся по глубокому рыхлому снегу, каким-то чудом прилепив­шемуся чуть ли не на отвесе. От самого выхода на вершину в памяти осталось только ощущение холода, осенний ветер, бросающий поземку, треплющий отсыревшую штормовку. Хочется пройти в темпе, согреться, а приходится медленно ползти вверх, на ощупь разыскивая выступы под глубоким снегом...

Чуть выше намечается какой-то перегиб склона. При­поднимаю голову, передо мной из тумана высится свер­кающий свежим снегом массив Ушбы, левее в просве­тах — зеленые луга озаренной солнцем Сванетии. Втыкаю ледоруб в плотный обдутый снег гребня, тяжелыми шагами, пошатываясь, подхожу к грядке скал. Вершина!

Издаю победный клич; со стены доносится в ответ не­стройный гул радостных голосов. Но, кажется, после такого «чистилища» мы радуемся не столько победе, сколько окончанию этого сложнейшего подъема. Через 10 минут все уже собрались на вершине. Едва закончили писать юбилейную записку о первопрохождении и решились на маленькое пиршество, как оглушительно грянул гром, защипало уши, загудел, затрещал ледоруб... Через не­сколько секунд вершина опустела, команда в темпе двину­лась вниз по знакомому пути.

Справа сквозь снегопад и туман иногда проглядывают громадные трещины Ушбинского ледопада. Ледопад в этом году необычайно разорван, к тому же нам придется прохо­дить его в бурю, но после пройденной стены это уже не тревожит.

***

Вспоминая, как прошло восхождение, отмечаешь гро­мадную разницу в качестве проведения штурмов первых и последних стен, пройденных нашей командой. Решающую роль в этом играет накопленный опыт, в результате чего даже очень сложные стенные восхождения проходят как трудные, но отнюдь не смертельно опасные мероприятия.

Нет сомнения, что уже в ближайшие годы стенолазание не только получит широкий размах, но и будут предпри­няты попытки штурма целого ряда сложнейших, близких к отвесам стен. И не тогда, а уже сегодня наши спортсмены, в первую очередь альпинисты высших разрядов, должны заняться как освоением накопленного опыта, так и созда­нием новых средств и методов, которые помогут им уве­ренно и безаварийно проходить любые стены.

Стена чистого типа — это склон большой крутизны без ясно выраженных ребер и гребешков значительной про­тяженности. Выбор маршрута по стенам и расчет его по времени зависят от камнеопасности стены. Возникшие на стене камнепады сначала идут по кулуарам, но, набрав скорость, камни рикошетируют и в нижней части стены в зависимости от ее крутизны и строения простреливают почти всю ее площадь. Наблюдения показывают, однако, что камнепады в значительной степени зависят от погоды и состояния склонов; то, что было вчера, может не повто­риться завтра. Кратковременные наблюдения за стеной дают мало оснований для надежных выводов, и мы знаем немало случаев, когда из-за спешки при изучении стены группы на маршруте попадали под жестокий обстрел. Лучше всего намечать себе стены за год-другой до штурма, приглядываться к ним заранее, фотографировать, зари­совывать рельеф, постепенно запоминать его наизусть, привлекать к наблюдениям и другие группы — тогда мате­риал будет полнее. Значительную часть ознакомления с маршрутом надо проводить, находясь в непосредственной близости от него, при различной погоде и различных со­стояниях снежного покрова. Просмотр маршрута снизу производится в сильный бинокль, особое внимание нужно обратить на те участки, которые при выборе вариантов пути на самом маршруте будут не видны, и их знание «наизусть» поможет сделать правильный выбор.

Если при благоприятной погоде, сухих скалах и хоро­шем состоянии альпинистов какая-либо стена для них впол­не посильна, то после длительного пережидания внезапного ненастья в весьма неуютных условиях ослабевшая группа встречается с заснеженными и оледенелыми скалами, с возросшей активностью лавин и камнепадов, и тогда воп­рос о безопасности встает очень остро. Без детальнейше­го знания стены далеко не просто бывает выйти из труд­ного положения и даже принять правильное решение: переждать, пока очистятся скалы, идти вверх или же спускаться вниз.

Стремление пройти нижнюю часть стены до начала ут­ренних камнепадов ведет к разработке техники ночного движения с применением налобных фонариков, а где воз­можно и к заблаговременной прорубке ступеней, рас­чистке скал и организации точек страховки.

При ночных выходах в первый день следует несколько раньше останавливаться на ночлег, так как шестнадцати или восемнадцатичасовая нагрузка ведет к сильному пере­утомлению и может снизить эффективность движения в верхней, нередко наиболее трудной части стены.

Поскольку многие участки стены, особенно наиболее опасные, следует проходить в определенное время, лучше заранее наметить время прохождения целого ряда конт­рольных пунктов. Это помогает поддерживать равномер­ную скорость и не прибегать к опасной и утомительной форсировке темпа.

Для повышения надежности страховки и самостра­ховки на стенах, особенно на камнеопасных участках, очень важно «крючьевое хозяйство»; и темп движения, и безопасность восходителей в большой степени зависят от количества и качества крючьев и особенно от умения быстро и уверенно работать с ними. Нередко слышишь, что в наших гранитах слишком мало трещин, подходящих для забивания крючьев, и возможности организации крючьевой страховки поэтому весьма ограниченны. Осно­вываясь на этом, иногда на сложный маршрут берут всего по 10-15 крючьев.

Однако с годами начинаешь отказываться от убеждения в том, что крючьевая страховка полноценна только в доло­митах. Нужда заставляет, а опыт подсказывает много новых решений. В результате на заснеженной стене пика Щуровского мы забили, например, более сотни скальных крючьев, полностью обеспечив себя надежной страховкой.

Практика показывает, что первый в группе должен всегда иметь не менее десятка крючьев различных типов и толщины; это даст возможность использовать почти лю­бую трещину. Для пополнения арсенала первого выби­вающий крючья должен использовать каждую возмож­ность, чтобы небольшими партиями передавать их вперед. При бережном длительном использовании одного набора крючьев можно знать каждый из них, чтобы при первом взгляде на ту или иную трещину сразу представить себе, какой крюк окажется для нее наиболее подходящим и как он будет работать. Помогает при этом и строго установлен­ная система раскладки крючьев соответствующих типов и толщины по определенным карманам. Грустно видеть, как, повиснув на отвесе на одной руке, альпинист другой судорожно обшаривает один карман за другим в поисках подходящего крюка.

Не нужно забывать, что тонкие «лепестковые» крючья хороши как вспомогательные при движении; при стра­ховке же они могут не выдержать рывка. Поэтому, если для организации страховки приходится использовать очень узкие трещины, следует забить рядом пару крючьев, сдваи­вая их шнуром с дополнительной петлей на случай поломки или вырывания одного из них. Даже в группах мастеров нам приходилось видеть «сверхлепестковые» крючья до 1,5-2 мм у основания клина. Можно ли говорить всерьез о их надежности?

Организация страховки через выступ на стене непроста, так как тщательное обивание граней на отвесе нередко затруднительно. В последние годы наша команда приме­няла следующий способ: завязав «петлю проводника» на основной веревке на удобном расстоянии от пояса, забрасы­ваем ее за выступ и, оказавшись на самостраховке, наде­ваем на петлю карабин. Страховочная веревка пропу­скается через этот карабин, чем обеспечивается нормаль­ное трение и хорошее протравливание. Таким образом, удается уверенно использовать для страховки и малые выступы, с которых при протравливании веревка может соскочить.

Ледовые крючья при забивании их в пласты натечного льда малой толщины приходится нередко переколачивать с одного места на другое. Это заставило нас несколько изменить форму крюка, немного укоротив его и сделав ершение по двум граням. Для быстрых манипуляций с крючьями в молотковой части ледоруба сделано шести­гранное отверстие.

Удобная на стенах «непрерывная самостраховка» осу­ществлялась нами при помощи маленького карабина, подвешенного на петельке из проканифоленного капронового репшнура, завязанного схватывающим узлом на основной веревке около пояса каждого альпиниста. Такая, легко передвигаемая по веревке система служит для самостра­ховки и страховки поднимающегося снизу товарища на одном крюке или петле на выступе, а также используется как крюкоулавливатель при забивке и выбивании крючьев.

Во избежание самораскрывания карабинов все поясные карабины были снабжены нами навинчивающимися муф­тами, а прочие отобраны с наиболее тугими пружинами замков.

Практика преодоления десятка сложных комбинирован­ных северных стен показала, что только в редких случаях и при сравнительно небольшой крутизне кошки имеют преимущество перед острыми триконями. Хорошо зареко­мендовали себя толстые шерстяные шапочки для защиты головы и система крепления рукавиц на шнурке через рукава, чтоб не потерять.

Чтобы иметь возможность работать на отвесе много часов подряд, да еще иногда и в усложненных условиях, нужна высокая спортивная форма. Основа ее заклады­вается зимней тренировкой, но и в горах спортсмен должен сохранять и улучшать свои показатели, готовясь к ре­шающим восхождениям. Здесь особенно важен режим, сочетание большой нагрузки при лазании по тренировоч­ным отвесам с достаточным отдыхом, питанием и сном. Проводить длительные тяжелые восхождения перед выхо­дом на очень сложную стену, требующую полной работо­способности, не следует.

Советские альпинисты должны быстрее овладевать выс­шей школой стенолазания: борьба за покорение сложней­ших вершин пойдет не по простым путям!