Вальтер беньямин произведение искусства

Судьбы мира Достоевский представляет себе через судьбу своего народа. Это типичный взгляд выдающихся националистов, для которых человечность может развиваться лишь в форме народности. Величие романа проявляется в той абсолютной взаимной зависимости, с которой изображены метафизические законы движения человечества и нации. Поэтому нет в нем ни одного движения глубин человеческой жизни, которое не обрело бы своего решающего места в ауре русского духа. Изображение этого движения в сиянии ауры, свободно парящего в национальном элементе и при этом неотделимого от него как своей среды представляет собой, очевидно, квинтэссенцию свободы в великом творчестве этого писателя. Это становится ясно, лишь когда осознаешь кошмарное переплетение разнообразных элементов, которые кое-как составляют романный персонаж низкого жанра. В нем национальная личность, человек родной страны, индивидуальная и социальная личность по-детски слеплены вместе, а покрывающая их отвратительная корка психологически осязаемого дополняет этот манекен. Однако психология персонажей Достоевского - совсем не то, из чего автор исходит. Она всего лишь что-то вроде нежной оболочки, в которой из огненной протоплазмы национального возникает в ходе преображения чисто человеческое. Психология - лишь выражение для пограничного бытия человека. В действительности все, что в сознании наших крити-

ков представляется психологической проблемой, как раз таковой не является: как если бы речь шла о русской "душе" или "душе" эпилептика. Критика лишь тогда подтверждает свое право приблизиться к произведению искусства, когда уважает присущую ему почву, не смея на нее ступать. Бесстыдным нарушением этой границы является похвала, которой автора удостаивают за психологию его персонажей, и лишь потому критики и авторы по большей части достойны друг друга, что посредственный романист использует те затертые шаблоны, которые критика в свою очередь и способна распознать, а раз она способна распознать их, то и хвалит. От всего этого критика должна держаться подальше, было бы бесстыдством и ошибкой прилагать эти понятия к творчеству Достоевского. А обратиться следует к метафизическому тождеству национального как человеческого в идее творчества Достоевского.

Ведь этот роман, как всякое произведение искусства, основан на идее, "обладает идеалом а priori, необходимостью существования", как говорит Новалис, и задача критики заключается в том, чтобы вскрыть именно эту необходимость. Основной характер всего действия романа основан на том, что оно является эпизодом. Эпизодом в жизни главного героя, князя Мышкина. Его жизнь как до, так и после этого эпизода скрыта тьмой, уже хотя бы потому, что непосредственно предшествующие и последующие годы он проводит за границей. Какая необходимость приводит этого человека в Россию? Его российская жизнь выделяется из мрака времени, проведенного на чужбине, словно видимая полоса спектра из темноты. Ка-

кой же свет, преломляясь, обнаруживается в его российской жизни? Невозможно сказать, истоки каких из многочисленных его ошибок и некоторых благих деяний приходятся на это время. Его жизнь протекает бесполезно, даже в лучшие минуты она словно жизнь никчемного болезненного человека. Он неудачник не только по общественным меркам, его ближайший друг - если бы действие по своей сути не заключалось в том, что у него нет друга - тоже не смог бы обнаружить в его жизни никакой идеи или направляющей цели. Почти незаметно его окружает полнейшее одиночество: все отношения, в которые он вступает, вскоре, как кажется, попадают в поле какой-то силы, противодействующей сближению. При полнейшей скромности, более того, смирении, этот человек совершенно неприступен и его жизнь источает строй, центром которого является собственное, до ничтожно малых величин зрелое одиночество. И в самом деле, этим достигается чрезвычайно странный результат: все события, как бы далеки от него они ни были, обладают гравитационным воздействием на него, и это воздействие на одного человека составляет содержание книги. При этом они столь же мало стремиться достичь его, как он - избегнуть их. Это напряжение как бы неизбывное и простое - напряжение жизни, раскрывающейся в бесконечное, но не теряющей формы. Почему дом Мышкина, а не Епанчина является центром событий в Павловске?

Жизнь князя Мышкина дана в эпизоде только затем, чтобы символически представить ее бессмертность. Его жизнь поистине не может прерваться, так же или даже меньше, чем сама жизнь

природы, с которой его соединяют глубинные связи. Природа, возможно, вечна, а жизнь князя - совершенно точно бессмертна, и это следует понимать в сокровенном, духовном смысле. Его жизнь и жизнь всех, кто попадает в окружающее его гравитационное поле. Бессмертная жизнь - не вечная жизнь природы, какими бы близкими они ни казались, ибо в понятии вечности снимается понятие бесконечности, в бессмертии же она обретает свой полный блеск. Бессмертная жизнь, свидетельством которой является этот роман, - ни много, ни мало как бессмертие в обычном смысле. Ведь в нем как раз жизнь конечна, бессмертны же плоть, сила, личность, дух в их различных вариациях. Так Гете говорил о бессмертии действующего человека в разговоре с Эккерманом, полагая, что природа обязана предоставить нам новое поле действия после того, как мы лишаемся его на земле. Все это бесконечно далеко от бессмертия жизни, от той жизни, которая бесконечно продвигает свое бессмертие в чувстве и которой бессмертие дает форму. И речь здесь идет не о продолжительности. Но какая тогда жизнь бесконечна, если не жизнь природы и не жизнь личности? Напротив, о князе Мышкине можно сказать, что его личность теряется в его жизни, подобно тому как цветок - в своем аромате или звезда - в своем блеске. Бессмертная жизнь незабываема, это признак, по которому ее можно опознать. Это жизнь, которую следовало бы хранить от забвения, хотя она не оставила ни памятника, ни памяти о себе, даже, быть может, никакого свидетельства. Она не может быть забыта. Эта жизнь вроде бы и без оболочки и формы остается непреходящей. "Незабываемое" зна-

чит по своему смыслу больше, чем просто, что мы не можем что-то забыть; это обозначение указывает на нечто в сущности самого незабываемого, на то, благодаря чему оно таковым является. Даже беспамятство князя в его последующей болезни -символ незабвенности его жизни; потому что это только кажется, будто она ушла в пучину его памяти, из которой нет возврата. Другие люди навещают его. Краткий эпилог романа оставляет на всех персонажах вечную печать этой жизни, которой они были причастны, сами не зная каким образом.

Чистым же выражением жизни в ее бессмертности является слово "молодость". Вот о чем великая жалоба Достоевского в этой книге: крушение порыва юности. Ее жизнь остается бессмертной, но она теряется в собственном свете: "идиот". Достоевский сокрушается о том, что Россия -ведь эти люди несут в себе ее молодое сердце - не может сохранить в себе, впитать в себя свою собственную бессмертную жизнь. Она оказывается на чужой стороне, она ускользает за ее границы и растворяется в Европе, в этой ветренной Европе. Подобно тому как в своих политических взглядах Достоевский постоянно объявляет возрождения через чистую народность последней надеждой, так и в этой книге он видит в ребенке единственное спасение для молодых людей и их страны. Это было бы ясно уже из этой книги, в которой фигуры Коли и князя, являющегося по сути ребенком, оказываются самыми чистыми, даже если бы Достоевский не представил в "Братьях Карамазовых" безграничную спасительную силу детской жизни. Разрушенное детство - вот боль этой молодости,

потому что именно нарушенное детство русского человека и русской земли парализует ее силу. У Достоевского постоянно чувствуешь, что благородное развитие человеческой жизни из жизни народа берет начало только в душе ребенка. В отсутствии детского языка речь героев Достоевского словно распадается, и прежде всего женские фигуры этого романа, Лизавета Прокофьевна, Аглая и Настасья Филипповна, обуреваемы необузданным томлением по детству - пользуясь современным языком, это можно назвать истерией. Весь ход действий книги может быть уподоблен огромному провалу кратера при извержении вулкана. В отсутствии природы и детства человеческое оказывается достижимым только в катастрофе самоуничтожения. Связь человеческой жизни с живущим вплоть до самой его гибели, неизмеримая пропасть кратера, из которого однажды могут подняться могучие силы человеческого величия, являются надеждой русского народа.

Вальтер Беньямин работал над этой статьей, являющейся наиболее известным из его сочинений, в последние годы жизни. В определенном смысле она была итогом его многолетних поисков в области истории культуры и эстетики. Писать статью он начал в 1935 году, к концу года был готов ее первый вариант. Руководство Института социальных исследований приняло решение опубликовать ее во французском переводе, так как Беньямин находился в это время во Франции, и эта публикация могла бы улучшить его положение в интеллектуальных кругах. Французский текст был напечатан в первом номере журнала "Zeitschrift fьr Sozialforschung" за 1936 год.

Беньямин продолжал работу над текстом: он создал по крайней мере еще две редакции статьи (вторая редакция была обнаружена недавно, см. GS 7. 1, 350-384*, редакция, в течение долгого времени считавшаяся второй, была, таким образом, на самом деле третьей). Летом 1936 г. Беньямин предпринял попытку. опубликовать немецкий текст

* Здесь и далее этим сокращением обозначается издание: Benjamin W. Gesammelte Schriften. Frankfurt a. M., 1972-1989 с указанием тома (и части) и страниц.

в прокоммунистическом эмигрантском журнале "Das Wort", в редакцию которого входили Б. Брехт, Л. Фейхтвангер, В. Бредель (первый его номер вышел в июле 1936 года в Москве). Беньямин очень рассчитывал на поддержку Брехта, не подозревая, что тот крайне негативно отнесся к его сочинению, в особенности к столь дорогой для Беньямина концепции ауры; в рабочем дневнике Брехта сохранился краткий уничтожающий отзыв: "все это мистика... в таком виде подается материалистический взгляд на историю. Это достаточно ужасно" (Brecht В. Werke. - Berlin; Weimar; Frankfurt a. M., 1994, Bd. 26, S. 315). Формально работа Беньямина была отклонена из-за слишком большого объема. Надежды Беньямина на сочувствие русских теоретиков искусства (например, С. Третьякова, контакт с которым он попытался установить) также оказались тщетными. Несмотря на неудачи, Беньямин продолжал работу над текстом по крайней мере до 1938 года, и, возможно, позднее. На немецком языке работа впервые была опубликована лишь в 1955 году. Перевод сделан с последней редакции текста (GS 1. 2, 471-508).

¹⁾ И. Г. Мерк (Merck, 1741-1791)-писатель, критик и журналист, один из представителей движения "Бури и натиска" (см. также очерк "Гете").

²⁾ А. Ганс (1889-1981) - французский кинорежиссер, внесший вклад в развитие изобразительных средств киноискусства; известен фильмами "Колесо" (1923), "Наполеон" (1927, звуковой вариант - 1934).

³⁾ Венские искусствоведы Алоис Ригль (Riegl,
1858-1905), автор книги "Позднеримская индустрия искусства", и Франк Викхоф (Wickhoff, 1853-

1909) получили известность как исследователи христианского искусства позднеримского времени.

Статья написана в 1931 и опубликована в том же году в еженедельнике "Die literarische Welt". В ней предвосхищен ряд положений, получивших полное развитие в статье "Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости". Перевод по тексту: GS 2. 1, 368-385.

Гете

местами чрезвычайно спорна" (Луначарский A. B. Неизданные материалы. М., 1970, с. 534). В результате очерк Беньямина лишь частично вошел в опубликованную в 16 томе энциклопедии (1929) статью, в качестве авторов наряду с Беньямином указаны также В. К. Иков, Б. И. Пуришев, В. П. Зубов, С. Л. Соболь, А. А. Тумерман. Выдержки из очерка ("Политические и естественнонаучные взгляды Гете") Беньямин опубликовал в декабре 1929 г. в еженедельнике "Die literarische Welt". Перевод сделан по тексту: GS 2. 2, 705-739.

"Вещи как цели природы суть организмы" (Сочинения в 6 тт., М., 1966, т. 5, с. 401).

Работа была написана в мае 1935 года в качестве проспекта, предназначенного для Института социальных исследований, с тем чтобы включить тему, над которой работал Беньямин, в планы

института. В результате возник предварительный набросок сочинения, которое должно было дать панораму культурной истории XIX в. через призму некоторых явлений быта. Работа над этим сочинением началась в 20-е годы и осталась незаконченной. "Сочинение о пассажах", как его кратко называл Беньямин, получило одобрение коллег. М. Хоркхаймер в своем отзыве о проспекте (18. 09. 1935) писал: "Создается впечатление, что метод, заключающийся в проникновении в суть эпохи через незначительные поверхностные симптомы, удался в полной мере. Вы намного обходите все существующие попытки материалистического объяснения эстетических феноменов" (GS 5. 2, 1143). При жизни Беньямина работа опубликована не была, так же как и написанный в 1939 г. французский вариант. Перевод по изданию: GS 5. 1, 45-59.

¹⁾ Магические колонны этих дворцов Доказывают любителю искусства всесторонне Предметами, что выставлены в их портиках, Что промышленность - соперница искусства.

Новые картины Парижа.

²⁾ Магазины модных новинок.

³⁾ "Великая поэма витрин возносит свои разноцветные строфы от церкви Мадлен до ворот Сан-Дени" ("История и физиология парижских
бульваров").

⁴⁾ Политехнический институт и художественный институт.

⁵⁾ Фантастический роман немецкого поэта и

писателя, предтечи литературы модернизма Пауля Шербарта (Scheerbart, 1863 - 1915).

От Парижа до Китая, был устроен по твоему учению,

Наступил бы поистине золотой век,

Потекли бы реки из чая и шоколада;

Жареные барашки прыгали бы по лугам,

И тушеные щуки плавали б в Сене;

И шпинат появлялся б на свет во фрикассе,

Вместе с крутонами, нашинкованными и пассированными.

На деревьях росли б яблочные компоты,

Вместо дождя с неба шло бы вино, а вместо снега

Падали б куры и утки с брюквой.

Лангле и Вандербуш. Луи и сен-симотст.

¹²⁾ "Вся Европа тронулась с места, чтобы по
смотреть на товары".

¹³⁾ Гранвиль (Grandville, наст, имя Жан-Жак

Исидор Жерар, 1803-1847) -график-карикатурист, создатель актуальных сатирических произведений и литературных иллюстраций (Лафонтен, Беранже, Гюго).

го) "Путешествие, чтобы познакомиться с моей географией".

Услаждающее слух и взор;

Я люблю весну в цвету: женщины и розы.

Барон Осман. Исповедь стареющего льва.

²⁶⁾ Барон Жорж Эжен Осман (Hausmann, 1809-
1891) - политический деятель, назначен Наполеоном
III префектом столичного департамента в 1853 г. и
в течение 16 лет руководил широкомасштабной
реконструкцией Парижа. Под давлением оппозиции, обвинявшей его в финансовых махинациях,
был вынужден уйти в отставку.

²⁷⁾ "художник сноса".

²⁸⁾ "Плач Иеремии, жертвы османизации"; Беньямин приводит неточное заглавие книги: Paris dйsert. Lamentations d'un Hausmannisй. Paris, 1868.

²⁹⁾ Опять для нас готовят узы...
Но ты, порвав сплетенья лжи,
Республика, свой лик Медузы,
им в блеске молний покажи!

(пер. В. Дмитриева)

"Песня о голосовании", на которую Беньямин ссылается как на "песню рабочих около 1850 г. ", написана Пьером Дюпоном (1821 - 1870) в 1848 г.

Очерк о Москве был заказан Беньямину М. Бубером для журнала "Die Kreatur", где он и был впервые опубликован в первом номере за 1927 год. Этот заказ решил финансовые проблемы поездки Беньямина в Москву. Перевод по тексту: GS 4. 1, 316-348.

После поездки в Москву Беньямин опубликовал ряд небольших статей, посвященных литературе и искусству Советской России. Статья "Новая литература в России" - одна из них. Опубликована в журнале "i 10" (Amsterdam), 1927, № 7. Перевод по изданию: GS 2. 2, 755 - 762.

Одна из наиболее ранних публикаций Беньямина, статья была написана в 1917 г., опубликована в 1921 г. в журнале "Die Argonauten". В середине 30-х годов Беньямин собирался вернуться к роману Достоевского, сохранились рукописные заметки к новой статье (см. GS 2. 3, 979 - 980), однако работа не была завершена. Перевод по изданию: GS 2. 1, 237 - 241.

Вальтер Беньямин в поисках

новой реальности 3

Произведение искусства в эпоху его

Краткая история фотографии 66

Гете 92

Париж, столица девятнадцатого столетия…141

Новая литература в России 210