Вальтер Варлимонт в ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945
жүктеу/скачать 2.86 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Наступление в Арденнах
Развал фронтов и альянсовВ такой ситуации я был несказанно рад сбежать из ставки, где все мои мысли контролировались, а любая инициатива сковывалась травмой и болезнью, молчанием и отказами, недоверием каждого и, сверх всего, личной жаждой реванша со стороны Гитлера. Тем не менее меня долгое время тяготило то, что я вынужден уехать именно в тот момент, когда события на фронте, как покажет дальнейшее описание, требовали последнего, отчаянного, усилия, чтобы не допустить нависшей над нами катастрофы. Из Японии давно ничего не было слышно. В начале августа Турция разорвала дипломатические отношения с рейхом. 20 августа, когда еще вовсю бушевало сражение в Фалезском котле, две немецкие и две румынские армии из группы армий «Южная Украина» практически полностью распались на части между Черным морем и Каспием под ударом превосходящих сил русских. Теперь Румыния была открыта для наступления русских, и 25 августа ее народ, доведенный до отчаяния контрмерами Гитлера, сверг маршала Антонеску, отрекся от союза с Германией и объявил войну рейху. Это означало потерю нефтяных промыслов Плоешти, в то время как немецкую нефтяную промышленность, завод за заводом, до основания разрушила авиация противника. Непосредственно этому предшествовало дезертирство Болгарии, которая 24 августа начала переговоры о перемирии и потребовала убрать немецкую военную миссию и вывести все немецкие войска. Только Венгрия оставалась, не без давления, на нашей стороне. Мощное восстание произошло в Словакии. В начале сентября Финляндия заявила, что «товарищество по оружию» закончилось, и добилась перемирия с Советским Союзом. В Италии левый фланг нашей позиции на Апеннинах, которую мы заняли слишком поздно, был смят и нависла опасность расширения прорыва по всей линии фронта. На западе под действием глубоких танковых ударов противника продолжалось отступление, граничащее с беспорядочным бегством. Только 19-я армия стойко отражала удар со Средиземноморского побережья. Гитлер отдавал бесконечные приказы: сначала упорно обороняться перед Сеной, потом оборонять, потом вновь захватить Париж276, потом занять рубеж в Центральной Франции, который запроектировали слишком поздно. Реальные события все это опережали или просто не учитывались Моделем, который, будучи уверен в доверии Гитлера, решил, что может проявлять больше инициативы. 25 августа войска западной коалиции вошли в Париж. 4 сентября город и порт Антверпен, нисколько не пострадав, перешли в руки англичан, хотя вход в устье Шельды по-прежнему оставался заблокированным. На море подводный флот нес большие потери, а результаты были мизерными. Все больше немецких городов превращалось в руины и пепел в результате жесточайших ударов с воздуха. Производство боевой техники, которое поддерживалось на высоком уровне до конца 1944 года, прекратилось. Транспорт практически встал. Нити управления в значительной степени ускользнули из рук Верховного командования. Штаб оперативного руководства ОКВ надеялся, что под столь очевидным натиском событий ему удастся наконец добиться какого-то перспективного решения, но Гитлер явно считал, что набор его тактических средств еще не исчерпан и ими еще можно все спасти. Поток его речей лился нескончаемо. Он отвергал все разумные меры, он требовал невозможного. Он продолжал цепляться за принцип позиционной обороны, и его нельзя было уговорить сдать что-то добровольно или хотя бы продумать какие-то планы на перспективу, как бы остро мы в них ни нуждались. Лучше всего сложившуюся ситуацию иллюстрируют отдельные примеры с разных театров военных действий. Когда Гитлер инструктировал меня перед моей командировкой в Нормандию, то в отношении Юго-Восточной Европы сказал следующее: «Естественно, самую большую тревогу вызывают Балканы. Я полностью уверен в одном: если турков точно так же, как и финнов, убедить сейчас в том, что мы не уступим, они и пальцем не пошевелят. Всех их волнует лишь одно: как бы не оказаться между двумя стульями. Вот что их беспокоит. Поэтому если нам удастся провести где-то действительно серьезное оборонительное сражение или одержать победу, если удастся восстановить доверие этих народов в том, что мы не сдаемся, а отступаем только для того, чтобы сузить наш фронт, тогда, я уверен, мы сможем заставить турков проводить выжидательную политику. Туркам нет радости в том, чтобы увидеть поверженной величайшую европейскую державу, ведущую борьбу с русскими и большевиками, а на ее месте – абсолютно нестабильный противовес весьма спорной ценности и надежности в виде англосаксонских государств. Турки этого не хотят. Потом болгары, естественно, начинают задумываться: что будет, если Германия потерпит крах? Маленькие страны, вроде нашей, не смогут из этого выпутаться. Если великая держава не сможет, и мы не можем. Так что, на мой взгляд, есть кое-что еще, что зависит от стабилизации на Восточном фронте. В конечном итоге позиция всех малых Балканских государств зависит от этого – Румынии, Болгарии, Венгрии и Турции тоже. Тем не менее мы должны принять некоторые меры предосторожности. Первой и самой важной мерой предосторожности была и остается защита венгерской территории (…жизненно важной…). Вторая, и столь же важная, связана, конечно, с позицией Болгарии. Без Болгарии мы фактически не сможем защищать Балканы, а значит, получать руду из Греции. Любая высадка англичан на Балканах, или в Истрии, или на островах Далмации чрезвычайно опасна. Высадка англичан может привести к катастрофическим последствиям. На мой взгляд, мы не сможем надолго задержать высадку на этих островах и в других местах, если противник задействует большие силы. Здесь есть лишь один вопрос. Вопрос, я считаю, в конечном счете в том, достигли ли западные союзники согласия относительно действий в этом регионе. Мне с трудом верится, что русские отдадут Балканы англичанам. Вполне возможно, что что-то произойдет в результате трений между русскими большевиками и западными союзниками, что англичане попытаются прибрать к рукам по крайней мере Эгейские острова. Теоретически, по крайней мере, это возможно. Сообща они точно не будут действовать». Тем не менее 22 августа, когда штаб оперативного руководства вызвал немецкого главнокомандующего на Юго-Востоке в ставку, Гитлер полностью поменял свою позицию. Тито прорвался в Южную Сербию, и теперь нашей задачей было получить согласие Гитлера на сотрудничество с лидерами националистов Недичем и Михайловичем в совместных действиях против коммунизма во внутренних частях страны. Вместо того чтобы принять решение, Гитлер углубился в длинный исторический анализ «опасности большой Сербии», заявив, что «сербы единственная настоящая нация на Балканах». Хотя русские собирались форсировать Днестр и Прут, прорываясь в долину Дуная и вторгаясь таким образом глубоко в тыл всей береговой линии фронта на юго-востоке, Гитлер не хотел ничего слышать, кроме того, что Германия должна «упорно противостоять всем планам относительно большой Сербии». Йодль резюмировал его точку зрения следующим образом: «Нельзя допустить существования какой-то сербской армии. Лучше пусть будет некоторая угроза коммунизма». Просто поразительно, что во время этих дискуссий не было сказано ни слова о возможном изменении в позиции Румынии. Оно произошло всего лишь сутки спустя. Между тем немецкие политические власти не имели представления об истинном положении дел. Они просто думали, что угроза приближения Красной армии заставит самих румын защищаться до конца. Это пример, в котором дихотомия в виде двух штабов в Верховном командовании представляла особую опасность, потому что не существовало четкой разделительной линии между зонами ответственности ОКХ и ОКВ. Командующие на Юго-Востоке ничего не могли сделать, чтобы исправить ситуацию, поскольку, как и на всех остальных театрах войны, они были связаны гитлеровскими инструкциями по безопасности, запрещавшими прямую связь с соседними театрами. Единственной информацией об обстановке в целом была для них информация, которую раз в неделю давало ОКВ в так называемых листовках новостей. Другой союзник в зоне ответственности главнокомандующего на Юго-Востоке, болгары, в равной мере был готов к бегству. Тем не менее на встрече 22 августа о них тоже не упомянули, сказали только, что они могут, видимо, вывести свои оккупационные войска из Сербии. Хотя наши войска и растянулись до предела, Гитлер вслед за этим потребовал заменить болгар немецкими соединениями, в том числе кадетами военной академии. Однако спустя четыре дня, 26 августа, германский представитель в Софии доложил, не оставив никаких сомнений, как записал Йодль в своем дневнике, что «от болгарского правительства больше ничего не добьешься ни политикой, ни дипломатией». Только тогда удалось уговорить Гитлера согласиться, что «необходимо осуществить подготовительные мероприятия по отводу всех войск южнее линии Корфу – Янина – Каламбака – гора Олимп». В то же время он отдал приказ о том, что в качестве предупредительной меры на случай дезертирства Болгарии «должен быть сформирован новый фронт вдоль старой болгарско-югославской границы». Польза от него была, по крайней мере, в том, что мы смогли быстро вывести две дивизии из Греции и один батальон с Крита. Всех этих мер было недостаточно, но они, во всяком случае, были хоть как-то обоснованы с военной точки зрения. Однако дальнейшие планы и приказы, с помощью которых Гитлер собирался противостоять бегству наших союзников, были близки к фантастике – как и в Италии. В разгар тяжелейшего кризиса, охватившего практически все театры войны и породившего политические проблемы в самом широком смысле, Верховного главнокомандующего германскими войсками мучили ненависть и жажда мщения, и он тратил время на то, чтобы послать несколько самолетов, которые с трудом можно было наскрести на Балканах, атаковать никем не обороняемый Бухарест. Их целью должен был быть дворец юного короля, потому что тот, как считал Гитлер, был главным его врагом. Нефтяные промыслы Плоешти он предлагал защищать от Красной армии с помощью отдельного парашютного батальона СС, который действовал где-то в Югославии против партизан, – его могли наголову разбить, как он только прилетел туда. Во всяком случае, больше о нем никогда не слышали. 26 августа появился приказ ОКВ о роспуске румынских вооруженных сил, кроме тех, которые пожелают войти в состав вермахта. Остальные рассматривались как согласные с «предательством своего правительства» и, таким образом, переходили в разряд военнопленных. Это пример того, насколько нереалистичными были взгляды ставки: хотя в тот момент в ней могли этого и не знать, но накануне Румыния фактически объявила нам войну. В Болгарии предполагались решительные действия с целью хитростью и силой забрать танки, которые мы поставляли туда в ходе войны. 8 сентября болгарское правительство объявило войну своему бывшему союзнику, создав таким образом «смертельную угрозу коммуникациям» германских войск в Греции. Только шесть дней спустя Йодль с явным облегчением записал в своем дневнике: «Фюрер приказывает вывести все, что можно, с Эгейских островов». Однако добавляет: «С политической точки зрения есть надежда, что после вывода наших войск мы сможем разжечь конфликт между коммунистическими и националистическими силами». Это говорит о том, что даже на завершающем этапе войны Гитлер все еще надеялся извлечь какую-то политическую выгоду из эвакуации армии. Какое-то время он верил, не без оснований, что в результате политических разногласий с русскими англичане готовы будут без шума позволить немецким войскам остаться в Греции, но теперь он поставил целью настроить всех против всех на бывших захваченных территориях. С другой стороны, он все еще думал, что среди общей неразберихи нам удастся по-прежнему использовать хромовые рудники в Северной Греции, и приказал оставить там пять тысяч человек из люфтваффе для их защиты. Только 3 октября вышел «приказ о выводе войск из Греции, Южной Албании и Южной Македонии», и только 2 ноября их переброска была завершена. После этого бегства шестнадцать тысяч человек оставалось на Крите и примерно шесть тысяч на Родосе и Леросе из-за отсутствия транспорта. В это же время Гитлера уговорили пойти навстречу нашим настоятельным требованиям и вывести войска с островов Далмации и восточного побережья Адриатического моря. Удивительно, что западные союзники позволили осуществить все эти переброски войск практически спокойно. Главная угроза запоздалым мерам предосторожности, которые предпринимало Верховное командование, исходила от наступления русских в долине Дуная, где нерешительная позиция Венгрии под руководством ее регента снова представляла опасность. Их старания вырваться из немецких когтей путем примирения с западными союзниками потерпели неудачу, и в германской ставке появилась военная делегация. На совещании в ночь с 12 на 13 сентября Гитлер дал им понять, что «вскоре ожидается крупное наступление немцев с целью возвращения Румынии». Начальник венгерского Генерального штаба передал «заверения в лояльности от регента и венгерского народа». Через десять дней, когда русские уже дошли до Тимишоар и Арада, случился новый неожиданный поворот в этой жульнической игре. Гитлер отдал приказ привести в состояние боевой готовности «три-четыре парашютных батальона» для того, чтобы «расправиться с регентом», а группе под командованием бывшего майора Ференца Салаши подготовиться к захвату правительства. В конце концов венгерская государственная граница потеряла свое значение, и это была одна из тех территорий, где происходили самые жестокие сражения на Восточном театре войны. В итоге она перестала быть зоной ответственности ОКВ. На дальнем севере вывод войск из Финляндии, если не считать одного-двух критических моментов, прошел успешнее, чем можно было ожидать. Подготовительные меры, предписанные директивой ОКВ № 50 осенью 1943-го, осуществлялись с учетом текущей обстановки, несмотря на постоянные политические шатания. Поэтому, когда фельдмаршал Маннергейм, которого только что сделали президентом, в личном послании Гитлеру в самых благородных выражениях объявил о выходе из «товарищества по оружию», переброска продолжилась согласно плану. В данном случае каждая из сторон проявила уважение к другой стороне, так что вопрос об особых мерах гитлеровского типа не стоял. Он также неожиданно быстро согласился отказаться от своего плана оккупации Аландских островов, во-первых, чтобы не раздражать Швецию, а во-вторых, из-за отсутствия средств. Главнокомандующий кригсмарине, которого волновала оборона Балтики, настаивал на том, что надо продолжить попытку захватить финский остров Суусари. Эта затея провалилась 15 сентября и оказала временный неблагоприятный эффект на «соглашение о статус-кво» с финнами, которое скрывали от русских, а также имела весьма неприятные последствия для эвакуации наших войск из этой страны. В первоначальных планах Гитлера предусматривалось, что германские войска останутся на севере в районе добычи никеля. Это казалось в высшей степени неразумным без договоренности с финнами, и противодействие ОКВ такому плану поддержал в данном случае Шпеер, заявивший, что у германской промышленности достаточно запасов никеля. В конце сентября 1944 года штаб оперативного руководства ОКВ подготовил оценку обстановки для всей Скандинавии и Финляндии. В ней говорилось о снабжении по морю и существенном усилении защиты наших баз в Норвегии, куда поступали новые подводные лодки, взвешивались все за и против, а также рассматривались последствия этих мер для Запада. Так что это был один из редких по-настоящему стратегически важных документов, который касался взаимодействия всех видов вооруженных сил. Гитлер его одобрил, хотя позже пытался дезавуировать, но в итоге, несмотря на действия русских и арктическую погоду, отвод войск вдоль арктических берегов к границе Норвегии к концу января 1945 года был успешно завершен, и это стало выдающимся достижением главнокомандующего генерал-полковника Рендулика и его первоклассных частей. Несмотря на то что теперь уже не было необходимости принимать во внимание финнов и несмотря на настойчивые протесты начальника Генерального штаба сухопутных войск, Гитлер упорно оставался верным своей тактике любой ценой удерживаться на северном участке Восточного фронта. Прямым результатом его упрямства стало то, что в начале октября группа армий «Север» оказалась отрезанной в Курляндии. Это открыло дорогу Красной армии на север и в Восточную Пруссию. В течение нескольких недель и противник, и германская верховная ставка находились в одной провинции.
В верховной ставке наблюдалась тенденция возложить всю вину за то, что «зеленая линия» не оправдала ожиданий, на местных командующих. В военном журнале штаба оперативного руководства ОКВ 15 декабря записано, что Йодль заявил начальнику штаба главнокомандующего на Юго-Западе: «Самая худшая и самая серьезная ошибка состояла в том, что левому флангу на апеннинской позиции позволили отодвинуться, как только ее занял противник». Генерал Рётигер, которому эта критика была адресована, соглашался с Йодлем по части фактов, но в своем послевоенном труде на эту тему прямо возразил, написав, что «это была одна из стратегических ошибок, которую ОКВ силой навязало группе армий… ее последствия ощущались до самого конца Итальянской кампании». Такого рода обвинения едва ли оправданны. В сентябре после детального изучения ОКВ выступило против какого-либо отвода войск на рубеж по реке По или так называемую передовую альпийскую позицию. В качестве причин указывалось, что эта местность не подходит для обороны, Северная Италия будет потеряна, базы западных союзников приблизятся к рейху и Венская котловина окажется под угрозой. Единственное благо, которого ждали от вывода войск, – это иметь больше сил. Однако, поскольку бои шли не в нашу пользу и потери были очень велики, даже это преимущество оказалось иллюзорным. Тем не менее, когда Кессельринг настаивал на немедленном отходе к Альпам, Гитлер 5 октября наконец решил, что «апеннинский фронт необходимо удерживать, и не до конца осени, а постоянно, и тем самым сохранить в своих руках Северную Италию». Надо убедить в этом каждого отдельного солдата, говорил он. На самом деле, вовсе не по политическим или экономическим причинам, а с военной точки зрения (пример – ситуация на Балканах) едва ли был какой-то другой выход – разумеется, при условии, если война будет продолжаться. В германской верховной ставке не было стремления свести к минимуму серьезность нашего положения или впоследствии неумолимое, почти непрерывное движение противника вперед. Например, на совещании 6 ноября 1944 года Йодль заявил, что авиация союзников использует этот театр войны как бомбардировочный полигон, потому что там нет противовоздушной обороны. Главнокомандующий на Юго-Западе просил, чтобы ему выделили по крайней мере «пару сотен истребителей», но Гитлер отказал. Йодль добавил: «Нам совсем нечего больше дать в Италию», а несколько дней спустя Кейтель поспешил объявить выговор генерал-полковнику фон Фитингофу (он принял командование от Кессельринга, который попал в автомобильную катастрофу) за постоянные территориальные потери на адриатическом участке фронта. Кейтель был там однажды, приложив руку к боевым операциям, и в таких случаях он использовал любимую фразу, смысл которой в том, что он «со всей строгостью» передал приказ Гитлера «немедленно покончить с тактикой отхода войск, ставшей правилом в долине По». Влияние Йодля на происходившие события ограничилось тем, что в середине декабря он заявил генералу Рётигеру, что на Итальянском театре войны должен быть один «руководящий принцип»: «упорно» сражаться за каждый квадратный метр. Опасно было, продолжал он, пытаться остановить прорыв с помощью глубокой обороны. Умышленный отвод войск ослабил наши войска больше, чем противник. Этим можно было спасти пару дивизий, но при этом поставить под угрозу пару армий. У командиров на местах наблюдалась явная тенденция к отступлению на левом фланге. Это было только на руку врагу, который стремился отбросить немецкие войска от их коммуникаций, проходящих через Каринтию и Тироль и на север к швейцарской границе. Это были идеи, которые фюрер, основываясь на аналогичном опыте прошлого года на Восточном фронте, выдвигал чуть ли не каждый день, и, по мнению Йодля, они должны были четко сформировать основные направления наших дальнейших действий в Италии. Ту же мысль продолжает военный журнал: «Начальник штаба оперативного руководства ОКВ требует поэтому, чтобы в будущем не было никаких мыслей и предложений по поводу сознательного отвода войск на левом фланге 10-й армии, все внимание должно быть направлено на выработку способов и средств, чтобы больше не отступить ни на сантиметр на участке между Виа-Эмилия и адриатическим побережьем». Вот на таком фоне и под аккомпанемент продолжавшегося вмешательства Верховного командования вплоть до уровня дивизии тяжелая и дорогостоящая война на истощение на Апеннинах продолжалась. Наступление в АрденнахБолее чем вероятно, что Йодль употребил крепкие выражения в разговоре с главнокомандующим на Юго-Западе по той причине, что германская верховная ставка рассчитывала на успех наступления в Арденнах, назначенного на следующий день, 16 декабря 1944 года. Это была последняя крупная наступательная операция вермахта, но, как и прежде, ей не предшествовало тщательное изучение обстановки в целом штабом оперативного руководства ОКВ. План Гитлера перейти при первой же возможности в наступление на западе занял его мысли еще на финальном этапе боев в Нормандии, и поэтому изначально никакие другие стратегические направления, ни на востоке, ни на западе, не рассматривались. Первые общие указания по поводу «ответного наступления» были изданы ОКВ 20 августа. Более амбициозный план появился 3 сентября, когда отступление на западе еще продолжалось. Ни в том ни в другом случае Арденны не фигурировали. По первоначальному плану предполагалось осуществить наступление теми силами, которые можно было быстро сосредоточить перед правым флангом наступающих войск противника под командованием генерала Паттона, устремившихся – вслед за немцами – от Дижона (плато Лангр) вперед, не заботясь о своих флангах. Цель состояла в том, чтобы восстановить рубеж на Марне, но события этот план опередили. Гитлер окончательно потерял благоразумие, и его идеи с каждым днем становились все грандиознее. Следующий план заключался в том, чтобы собрать мощную наступательную группировку в незатронутом пока боевыми действиями районе, западнее Вогезов. Эта группировка должна была включать части 19-й армии, двигавшиеся вверх по Роне, остатки танковых дивизий с запада, которые еще в состоянии были действовать, две танковые гренадерские дивизии, вызванные из Италии, и несколько вновь сформированных частей из Германии – все под командованием 5-й танковой армии. Ближайшей задачей этих сил было образовать новый фронт перед Вогезами, но «основной последующей задачей» было наступление в определенный момент на фланг и тыл противника, чтобы таким образом коренным образом изменить обстановку. Чтобы высвободить для этого наступления войска с правого фланга и центрального участка фронта, им, вопреки обыкновению, хотя и со строгими ограничениями, разрешили отходить с боями. Столь амбициозные планы стали еще одним примером гитлеровского пренебрежения законами времени и пространства. Более того, он не принял во внимание и тот факт, что имевшиеся в его распоряжении войска были чрезвычайно ослабленными. Соответственно эти планы ни к чему и не привели, не успев родиться. Под давлением новых жестоких поражений – особо неприятным сюрпризом оказалась быстрая потеря Антверпена – Йодлю удалось 6 сентября заставить Гитлера вернуться к мнению, которого он придерживался 19 августа, то есть к тому, что «решительное крупное наступление на западе до 1 ноября не реально». Однако он не смог заставить Гитлера отменить приказ о том, что 5-я танковая армия должна осуществлять местные контратаки, хотя теперь этот приказ сопровождался невдохновляющим приказом из верховной ставки, который Йодль излагает 11 сентября в своем дневнике так: «Фюрер требует отдать приказ 5-й танковой армии при любых обстоятельствах атаковать противника в тылу. Фюрер запрещает любые фронтальные атаки против основных сил противника». Намерение и план изменить ситуацию на западе путем крупного наступления оставались неизменными. Реальные приготовления начались в тот же день с приказа: «Сформировать 6-ю танковую армию под командованием обергруп-пенфюрера Дитриха, которому поручается воссоздание этой армии»277. В то время как ситуация все больше обострялась, штаб оперативного руководства ОКВ, как исполнительный орган, вынужден был заняться другими вещами – многочисленными мерами, направленными на воссоздание этой армии на западе. Гитлер тем временем лично давил на люфтваффе с целью заполучить для грядущего наступления новые истребители. Но этому серьезно препятствовали предъявляемые им дополнительные технические требования к эксплуатационным качествам самолетов. В день моего отъезда эта проблема привела к острым разногласиям с Герингом. Продолжая подготовку к предстоящему наступлению, Гитлер вызвал в начале сентября в ставку в Восточную Пруссию фельдмаршала фон Рундштедта, чтобы снова назначить его главнокомандующим войсками на Западе. Он всегда считал, что у Рундштедта светлая голова, когда дело касается большой стратегии, и в течение нескольких последующих дней говорил о нем на совещаниях как о «своем» старейшем фельдмаршале с непривычной робостью и уважением. Рундштедт сидел неподвижно и говорил мало, но спустя несколько дней, 5 сентября, принял на себя командование. Таким образом, под командованием Моделя осталась теперь только группа армий «Б» – северный и центральный участки Западного фронта. Генерал-полковник Бласковиц, командовавший на юге, был вскоре после этого уволен. На совещании 1 сентября Гитлер сказал про него: «Если он ухитрится сделать это [быстро соединить 19-ю армию с основными войсками], тогда я торжественно принесу ему извинения за все» [имея в виду немилость, в которой тот находился со времен его выступления против оккупационной политики в Польше в 1939 году]. Все следующие недели и месяцы противник наступал практически непрерывно, но Гитлер по-прежнему руководствовался все тем же стратегическим принципом: обеспечить основу для предстоящего наступления. Пространство для маневра явно сокращалось, оборонявшиеся войска становились слабее с каждым днем, и все-таки Гитлер упорно противодействовал, что стало уже частью его натуры, любому стратегическому решению, которое подразумевало оставление маловажных районов для обеспечения возможности главного, стратегического наступления. Поэтому перспективы на успех становились все меньше и меньше. После сдачи Антверпена Гитлер приказал создать на правом фланге, где лишь частично был восстановлен хоть какой-то порядок, плацдарм в устье Шельды, затем закрепиться на Альбертканале (строго по линии бельгийско-голландской границы) и упорно его защищать. Такой приказ стал возможным единственно потому, что в самый последний момент люфтваффе смогло предоставить 1-ю парашютную армию, сформированную из избыточного личного состава. Этот шаг и тот факт, что значительные немецкие силы находились еще в «крепостях» Дюнкерка, Кале и Булони, заставили противника впервые хоть на какое-то время остановиться и в значительной степени повлияли на весь последующий ход боевых действий. К 10 сентября эти крепости отвлекали на себя примерно треть сил группы армий Монтгомери, и, несмотря на свое численное превосходство, западные союзники не смогли прорвать блокаду в устье Шельды до 3 ноября. Первый конвой вошел в гавань Антверпена только 28 ноября. На решения Гитлера в большой степени повлияло также твердое желание сохранить последние из оставшихся баз для фау-оружия, расположенные вблизи Англии, особенно когда на вооружение вот-вот должны были поступить гораздо более эффективные ракеты «Фау-2»278. В то же время он ошибочно, бесполезно и исключительно для престижа оставил на островах пролива целую пехотную дивизию. О ее выводе теперь не было и речи. Какое-то время казалось, что курс на сосредоточение сил в районе главного удара можно одобрить, но сражение вокруг Ахена полностью задвинуло его на второй план. Угроза нависла не просто над городом, мы потеряли первый форт линии Зигфрида, а вскоре после этого противник прорвал вторую линию пограничных укреплений. 14 сентября Йодль записывает в своем дневнике повеление Гитлера: «На линии Зигфрида каждая пядь земли, а не только укрепления, должна рассматриваться как крепость». 16 сентября последовал приказ за подписью Йодля, который и по духу и по букве следовал, казалось, образцу сталинского воззвания 1941 года: «На многих участках на западе бои идут сейчас на германской территории. Мы сражаемся за немецкие города и деревни. Этот факт должен вдохновлять нас воевать с фанатичной решимостью. В зоне боевых действий каждый здоровый мужчина должен отдать все свои силы. Каждый бункер, каждый блиндаж, каждый город, каждая деревня должны стать крепостью, о которую противник в бессилии будет биться головой или в которой немецкий гарнизон вступит в рукопашный бой». Звучало это так, будто про план наступления временно забыли, потому что дальше в приказе говорилось: «С нашей стороны уже не может быть какого-то крупномасштабного наступления. Все, что мы можем, – это удержать наши позиции или умереть». 30 сентября, то есть спустя две недели, последовал приказ за подписью Кейтеля. В нем получили дальнейшее развитие указания Гитлера, а также содержалась попытка создать некую видимость организованности, хотя одновременно начальник штаба ОКВ показал, что трусливо беспокоится, как бы не впутаться в дела «гаулейтера и комиссаров по обороне рейха». За несколько дней до этого, 25 сентября, вышел декрет Гитлера о создании в Германии войск местной обороны (фольксштурм); сначала его подписал Борман, а затем скрепил своей подписью Кейтель. Этот декрет возлагал на партию организацию и руководство «последним призывом». Через два месяца пришло время для выхода следующего приказа Гитлера, на сей раз подписанного Йодлем: «Если в результате халатности или бездействия со стороны командиров или войск противнику удастся прорваться в укрепленную зону [на линию Зигфрида], это будет преступление с непредсказуемым последствием. Фюрер твердо решил в таких случаях привлекать виновных к ответственности немедленно». Операции британских парашютистов в Арнеме не привели к каким-то особым действиям со стороны верховной ставки. К вечеру первого дня, 17 сентября, эти новости заняли большую часть совещания в «Вольфшанце», но Гитлер оставался необычно спокойным, потому что в это же время сообщили, что в бой брошены находившиеся в этом районе немецкие резервы. Операция Монтгомери потерпела неудачу в главном – ему не удалось захватить мосты через Маас, Ваал и Рейн, но роль верховной ставки в этом была невелика. Отношение к происходившей там ожесточенной битве достаточно ясно показывает запись в дневнике Йодля за 21 сентября, где он, несомненно, цитирует слова Гитлера: «Фюрер высказывается в грубых выражениях по поводу глупости отдавать мосты в руки врагу в целости и сохранности». Штаб оперативного руководства ОКВ теперь всерьез был захвачен поиском выхода из больших и мелких критических ситуаций. Он решал бесчисленное множество конкретных проблем, которые возникали в различных пограничных районах в результате полного изменения обстановки на западе (например, укрепление оборонительных сооружений на германском побережье Северного моря и усиление охраны мостов через Рейн). Он постоянно вовлекался в бесплодную борьбу с требованиями Восточного фронта прислать людей и технику. Сложилась такая ситуация, что в начале шестого года войны штаб впервые привлекли к организации крупной наступательной операции и проведению всех подготовительных мероприятий к ней, до сих пор этим занимались только ОКХ и его оперативный отдел. Обстановка на фронте и так уже достаточно создала абсолютно непреодолимых проблем, но теперь, на последнем этапе войны, вся бесполезность высшего органа вермахта стала очевидной. Единственное, что имелось в наличии у начальника штаба оперативного руководства ОКВ, как второго начальника штаба сухопутных войск, для выполнения поставленных перед ним задач, – это интеллект и энергия нескольких избранных армейских офицеров в его собственном штабе. Потому что все другие силы и средства, необходимые для этой операции, начиная с частей, которые предполагалось задействовать, и данных о противнике и заканчивая снабжением, волей-неволей зависели от сухопутных сил, личного состава сухопутных сил и военных объектов сухопутных сил, а он все-таки был сам по себе. Он не составлял с ними одно целое, он их по-настоящему не знал и не жил с ними. Он годами находился рядом с Гитлером или в непосредственной близости от него. Потому он больше чем кто-либо неизбежно оказывался под влиянием решимости Верховного командующего, оторванной от всякой реальности, и меньше чем кто-либо способен был противостоять ей. Нет ничего, что доказывало бы, что именно так рассматривал все это Йодль. Наоборот, многие его высказывания впоследствии, во время пребывания в тюрьме, рождали подозрения, что он считал, что для него настал великий момент. Трудно, однако, избавиться от мысли, что, не будь штаб обречен страдать от такого невыгодного положения, эта злополучная военная кампания, возможно, никогда бы не началась. К концу сентября – началу октября 1944 года предварительные исследования привели ОКВ к выводу, что самые лучшие перспективы для наступления складываются в районе Моншау – Эхтернах. В гитлеровских указаниях говорилось, что «главный удар должен быть направлен на северо-запад в сторону Антверпена». Имевшиеся в наличии силы состояли в основном из двух танковых армий, и дата наступления была назначена на конец ноября. На основе этого штаб оперативного руководства разработал детальные планы. Инструкции по безопасности были настолько строгими, что штабу не разрешалось действовать в обычном порядке, поэтому главнокомандующего войсками на Западе и других старших командиров, назначенных проводить эту операцию, ни о чем не информировали. Сначала эта операция проходила под кодовым названием «Стража на Рейне», и Йодль представил ее планы Гитлеру 9 октября279. Об этой стадии их прохождения известно довольно мало, но ясно, что даже в этом случае Гитлер счел своим делом во многом изменить цели наступления и, как всегда, расширить задачи. Йодль отмечает в своем дневнике: «Фюрер приказывает: 1. Расширить левый фланг, включив в него Бастонь и Намюр; 2. Второй удар с севера Ахена на юг вдоль реки Мёз; 3. Необходимо боковое охранение. Боковое охранение должно действовать наступательно». Представляется более чем вероятным, что именно в этот день, и не позднее, была окончательно определена цель операции. Предстояло одним ударом пройти через Айфель и Арденны, форсировать Урт и Мёз и двинуться прямо через Бельгию к побережью в районе Антверпена. Гитлер явно пытался возродить в миниатюре основную идею наступления на западе в мае 1940 года, хотя эта миниатюра была чересчур великовата для нынешней обстановки. Три дня спустя, 12 октября, когда «план перешел из стадии обсуждения в стадию разработки», ОКВ издало первый предварительный приказ. Однако предназначен он был лишь для того, чтобы скрыть истинные цели операции от наших собственных войск и их командиров280. Между прочим, надо заметить, что именно в этот момент Гитлер командировал своих приспешников, включая нового старшего помощника, к фельдмаршалу Роммелю, чтобы силой заставить его пойти на самоубийство. 3 ноября, ровно за три недели до назначенной даты начала наступления, генерал-полковник Йодль появился в штабе группы армий «Б», чтобы проинформировать собравшихся там старших командиров насчет планов наступления. Он заявил, что положение противника и характер местности в районе Айфеля гарантируют успех прорыва. Танковые дивизии, которые сразу же пойдут следом, за два дня отрежут коммуникации американской 1-й армии и группы армий Монтгомери и тем самым подготовят почву для последующего уничтожения двадцати пяти – тридцати дивизий противника. Огромное количество материальных средств, сосредоточенных противником в этом районе для удара через Рейн, мы захватим и уничтожим. Говоря от имени Гитлера, Йодль дал даже подробные тактические указания. Он подтвердил дату начала наступления, которую выбрали по принципу преимущества действий в период новолуния. В решающий момент наступления у нас должно быть шестнадцать дивизий, включая восемь танковых, поделенных между 6-й танковой армией СС под командованием Зеппа Дитриха и 5-й танковой армией под командованием генерала фон Мантойфеля. 7-я армия будет отвечать за защиту южного фланга; на севере мы нанесем сковывающий удар. С самого начала Йодль не оставил никаких сомнений в том, что эти указания исходят от самого Гитлера и потому не допускают никаких изменений. Тем не менее собравшиеся командиры, все как один, выразили протест главным образом по поводу большого расстояния до цели – свыше двухсот километров. Предполагаемых сил, говорили они, даже если их удастся вовремя сосредоточить и более-менее должным образом оснастить, что, как показал недавний опыт, звучит неправдоподобно, абсолютно недостаточно, особенно в зимних условиях. В ходе обсуждения поступило контрпредложение: вынести «ограниченное решение». Оно заключалось в том, чтобы сначала ликвидировать прорыв противника у Ахена, который тем временем пал, и в результате восстановить соседние форты на линии Зигфрида. Тогда при самой благоприятной обстановке можно будет продвинуться до реки Мёз. И только если впоследствии, вопреки всем ожиданиям, ситуация нам позволит, можно будет говорить о быстрой перегруппировке сил и продвижении к более удаленной цели. Йодль выслушал эти и другие протесты с каменным лицом и ответил, что знает, чем заняты сейчас мысли Гитлера, и что «ограниченное решение лишь отсрочит час расплаты и мы не добьемся этим готовности западных держав вести переговоры». Таким образом, он открыл всем, что истинная цель Верховного командования политическая. По тем же самым причинам, а также по причинам военного характера на предложение отложить наступление до 10 декабря он ответил: «Ни за что, нет, ни за что». Тем не менее на следующий день присутствовавшие на совещании командиры передали в ставку в письменном виде свое предложение насчет «ограниченного решения». Как в присутствии Йодля, так и сейчас они искали способ перехитрить упрямство Гитлера, указывая на то, что, если все пойдет хорошо, ограниченное решение может перерасти в «крупномасштабное». Их главной целью, однако, было представить верховной ставке более правдивую картину положения в целом и уровень подготовки и мобильности войск, потому что трактат Йодля навел их на мысль, что в ставке это плохо понимают. Нет сомнений, что подобные протесты командиров с запада, среди которых были такие выдающиеся, как Модель и Мантойфель, держали ставку в большом напряжении весь последующий период. Однако Гитлер полностью их проигнорировал и 10 ноября подписал подготовленный ОКВ приказ под названием «Приказ о сборе и сосредоточении войск для наступления (Арденнское наступление)». Цель операции стояла теперь в политико-стратегической плоскости и звучала так: «Уничтожить войска противника севернее линии Антверпен – Брюссель – Люксембург и тем самым изменить ход кампании на Западе, а возможно, и всей войны». Тот факт, что об изменении целей речи не идет, Гитлер подчеркнул словами, предварявшими текст приказа. Смысл их состоял в том, что он твердо решил «идти на максимальный риск, чтобы начать эту операцию, и готов сдать территорию и позиции, если предполагаемая атака противника с любой стороны Меца и последующее вторжение в Рурскую область воплотятся в жизнь»281. Командиры продолжали протестовать всеми возможными способами. 25 ноября ОКВ вынуждено было передать главнокомандующему на Западе «окончательный ответ», в котором говорилось, что «решение фюрера относительно цели и масштаба наступления неизменно… он полностью против… идеи «ограниченного решения». Через два дня Йодля снова откомандировали на запад. Он пишет в своем дневнике: «Вернулся с запада и докладывал Гитлеру. 1. Крупномасштабное решение остается в силе». Потом добавляет: «2. Надо найти недостающие формирования. Предложение следует». Так что к моменту начала наступления полностью укомплектованных дивизий все еще недоставало. Между тем в результате непрерывных жестоких оборонительных боев происходили «задержки с отдыхом и восстановлением армейских частей». Так что сроки постоянно отодвигались, и в конце концов наступление назначили на 10 декабря. При подготовке этого наступления Верховный главнокомандующий вникал в уйму деталей, большую часть которых ОКВ пришлось изложить в виде «тактических указаний» – старшие командиры на западе обязаны были следовать им до мельчайших подробностей. О том, как все происходило, говорят некоторые отрывки из дневника Йодля: «3 ноября. Фюрер хочет не давать «тигров» подвижным соединениям, а придать их небольшим подразделениям пехоты… «Королевские тигры» («тигр» типа II) слишком тяжелые, и у них случаются неполадки с шасси. 10 ноября. <…> Три тысячи тонн (топлива? грузов?)… в настоящий момент не гарантированы из Италии или группы армий «Север» (Восточный фронт)… Укрытия для танков, лед на дорогах… Отряды местной обороны должны собирать захваченную технику в передовых районах. 17 ноября. Окапываться надо накануне ночью. 1. Сначала застроенные территории и штабы – затем минута на сосредоточение артиллерии. 2. Потом переход к артиллерии. 3. Не сосредоточивать огонь с настильной траекторией на железнодорожных станциях, где это бесполезно. 18 ноября. Все атаки начинать одновременно, иначе противник будет предупрежден. Ночная атака только в том случае, если войска готовы для нее. Армированные шлифовальные станки (sic). Убрать всех эльзасцев из дивизий на передовой. 28 ноября. По три одеяла на человека для наступающих частей на западе. Можно их доставить? Ботинки. Пусть из частей сообщат. 6 декабря. Направить в 6-ю танковую армию (канал Мёз) водолаза с флота». Некоторые из этих заметок явно взяты из армейского устава образца 1918 года, остальное – из личного опыта Гитлера, служившего в те времена в пехоте. Сопоставимых инструкций для авиации там не было. 20 ноября 1944 года, когда бетон на главных башнях «Вольфшанце» едва просох, Гитлер был готов к отъезду. Наступление на западе должно было начаться со дня на день, но другой побудительной причиной стал тот факт, что Красная армия уже стучалась в дверь Восточной Пруссии. В Берлине сделали промежуточную остановку, и там, как всегда, – это было правилом и в Берхтесгадене, – отдельные части верховной ставки оказались разбросанными в разные стороны, даже служебные кабинеты и жилые помещения отделов находились далеко друг от друга. Гитлер с несколькими своими помощниками жил в бетонном укрытии в рейхсканцелярии, серьезно пострадавшей от бомбежек. Кейтель с Йодлем занимали старые запасные квартиры ОКВ в Далеме. Штаб во главе с генералом Винтером сначала расположился в здании люфтваффе по соседству, а позднее перебрался в Цоссен ближе к ОКХ. Старшие офицеры ОКВ и трех видов вооруженных сил встречались все вместе только на ежедневных совещаниях в рейхсканцелярии, которые, как обычно, длились часами. 18 декабря Гитлер переехал из Берлина в штаб-квартиру, известную под названием «Адлерхорст» («Орлиное гнездо»), – в лагере Зигенберг у Наухайма в Гессене, который был подготовлен еще в 1939 году для кампании на Западе. Весной 1940 года «Организация Тодта» подготовила загородный дом в Зигенберге (как оказалось, напрасно) только для «близкого окружения» и, видимо, в предвкушении легкой победы. Теперь зона 1 верховной ставки располагалась в глубоких подземных укрытиях под склоном лесистого холма. Штаб и зона 2 разместились далеко от нее во Фридберге. ОКХ вернулось на свои квартиры в Цоссене под Берлином, где оно находилось в первый период войны. Несмотря на предыдущие резкие отказы, генералы Модель и Мантойфель сделали 2 декабря последнюю попытку заставить Гитлера изменить план наступления. При этом присутствовали Зепп Дитрих и начальник штаба главнокомандующего на Западе генерал Вестфаль. Разговор длился несколько часов, и фельдмаршал Модель, в качестве делегата от генералов, был откровенен и настойчив, но все напрасно. Гитлер отказался даже обсуждать «ограниченное решение», которое он охарактеризовал как «частичное». Единственное, на что он согласился, так это на ряд мер по дополнительному оснащению войск. Какие серьезные проблемы оставались нерешенными, можно узнать из дневника Йодля, в котором говорится:
Боеприпасы: из 64 составов прибыло 55, 3 вышли и 4 загружены. 12 декабря. 7-й армии все еще не хватает двух мостовых опор, саперного батальона с востока и прежде всего резиновых лодок». Наступление 7 декабря отложили до 14-го. 12-го перенесли наконец на 16-е – это опять напоминало Западную кампанию 1940 года. Таковы были недостатки и, кроме них, еще много других. Отвечавшие за операцию командиры постоянно демонстрировали, что они против этой операции. Поэтому задним числом наступление в Арденнах можно рассматривать только как отчаянное предприятие, обреченное на провал еще до того, как оно началось. Хотя верховная ставка уже придумала оправдания на случай провала, виды на будущее там были другие. 15 декабря, накануне наступления, Йодль передал фельдмаршалу Моделю следующее: «Окончательные решения приняты… все указывает на победу. Величие и масштаб которой… полностью зависят от руководства операцией… если… придерживаться основных принципов ведения боевых действий… крупная победа обеспечена». Как всегда перед любой крупной кампанией, Гитлер собрал 11 и 12 декабря в «Адлерхорсте» всех старших офицеров, участвующих в наступлении (половину из них в первый день, половину – на следующий), вплоть до командиров дивизий. Как и за десять дней до того перед генералом фон Мантойфелем в Берлине, так и теперь он произнес длинную речь, раскрыв, помимо главных военных причин, и политические мотивы, которые привели его к такому решению. «Война – это, конечно, испытание на прочность для всех, кто в ней участвует. Чем дольше длится война, тем суровей это испытание на прочность. Это испытание на прочность при любых обстоятельствах должно продолжаться до тех пор, пока есть хоть малейшая надежда на победу. В тот момент, когда исчезает всякая надежда на победу, у людей не хватает твердости, чтобы выдержать испытание на прочность, точно так же, как крепость сражается до тех пор, пока есть надежда на подкрепление. Поэтому жизненно важно время от времени разрушать уверенность противника в победе, ясно показывая ему путем наступательных действий, что его планам не суждено сбыться. Успешной обороной этого не достичь так эффективно, как успешным наступлением. В конечном счете известный принцип, что у обороны больше преимуществ, чем у наступления, силы не имеет. Мы не должны забывать, что суммарные людские ресурсы с нашей стороны все еще столь же велики, как и ресурсы противника. Мы не должны забывать, что значительная часть сил нашего противника связана в Восточной Азии, воюя против Японии, державы, население которой насчитывает более сотни миллионов и которая с точки зрения технического оснащения является серьезным фактором. Тем не менее нам должно быть ясно, что хотя длительная и упорная оборона может истощить врага, за ней во всех случаях должно следовать успешное наступление. Поэтому с первых дней войны я старался действовать наступательно когда только это было возможно, вести маневренную войну и не позволять ставить себя в такое же положение, как во времена Первой мировой войны. Если такое все-таки произошло, то это результат, прежде всего, отступничества наших союзников, которое, естественно, сказалось на ходе боевых действий. Войнам, однако, приходит конец, когда та или другая сторона осознает, что эту войну как таковую уже невозможно выиграть. Потому самая важная наша задача – заставить противника осознать это. Быстрее всего он осознает это, когда его вооруженные силы будут уничтожены, а его территория оккупирована. Если нам самим навязали оборону, то наша прямая задача – время от времени с помощью жестких наступательных действий снова давать понять врагу, что он все равно не выиграл войну и что мы, не дрогнув, будем продолжать ее. Психологическое воздействие на противника должно увеличиться за счет того, что мы не упускаем возможности доказать ему: что бы он ни делал, он никогда не может рассчитывать на нашу капитуляцию. Никогда, никогда. Это главное. Малейший признак согласия на капитуляцию означает, что у противника опять возрастут надежды на окончательную победу, что его народ, потерявший всякую надежду, возродит эту надежду вновь и снова будет готов мириться со всеми горестями и лишениями. Опасно публиковать пораженческие меморандумы или обнародовать официальные документы, как это было сделано в 1917 году, известные противнику за годы до того и которыми старались поддержать дух народа обещанием чуда, которое мгновенно изменит ситуацию. Надо заставить противника осознать, что ни при каких обстоятельствах ему не добиться успеха. Как только он придет к пониманию этого – с позиции нации, вооруженных сил и, наконец, в результате жестоких поражений, которые он терпит, – тогда однажды у него сдадут нервы. Произойдет то, что произошло с Фридрихом Великим на седьмом году его войны и что можно считать его величайшей победой. Люди могут сказать: да, но тогда была другая ситуация. Она не была другой, господа. В то время все его генералы, включая собственного брата, практически потеряли веру в успех. Из Берлина явились его премьер-министр и депутации министров и просили положить конец войне, поскольку ее уже не выиграть. Стойкость одного человека сделала возможным выдержать эту битву, и чудо пришло – ситуация в конце концов переменилась. Контраргумент в том смысле, что этого бы никогда не произошло, если бы в России не сменился монарх, абсолютно неуместен. Ибо, если бы он капитулировал на пятом году войны, то смена монарха на седьмом году – другими словами, два годя спустя – ничего бы не изменила. Надо выждать момент. Необходимо также учитывать следующее, господа. На протяжении всей истории никогда не было коалиции столь разнородных партнеров и с такими разными целями, как коалиция наших противников. Государства, которые являются сейчас нашими врагами, – это величайшие противоположности из всех существующих на земле: ультракапиталистические государства – с одной стороны и ультрамарксистские государства – с другой; с одной стороны – умирающая империя, Британия, с другой – колония, Соединенные Штаты, готовые заявить свои права на наследство. Это государства, цели которых расходятся ежедневно. И каждый, кто, если можно употребить такое выражение, сидит как паук в своей паутине и наблюдает за ходом событий, может заметить, что с каждым часом эти различия нарастают. Если мы сейчас нанесем им пару сокрушительных ударов, этот искусственно созданный общий фронт может с сильным треском развалиться в любой момент. Каждый из партнеров этой коалиции вступил в нее с надеждой достичь таким путем собственных политических целей… либо выманить что-то у других, либо что-то извлечь из нее. Цель Соединенных Штатов – стать наследниками Англии, цель России – захватить Балканы, захватить Дуврский пролив, захватить персидскую нефть, захватить Иран, захватить Персидский залив; цель Англии – сохранить свое положение, укрепить свои позиции в Средиземном море. Другими словами, в один прекрасный день – это может случиться в любой момент, поскольку, с другой стороны, историю творят всего лишь простые смертные – эта коалиция может распасться, но при условии, что ни при каких обстоятельствах это сражение не станет причиной даже минутной слабости в Германии. У нас, разумеется, были свои слабые места с начала этой войны, наша слабость состояла в наших союзниках. Главной причиной нашей слабости было то, что у нас не было в качестве союзников сильных государств, только слабые. Но все равно какое-то время они выполняли свой долг по отношению к нам. Мы не должны жаловаться и не должны сетовать по этому поводу. Мы должны просто с благодарностью признать, что хотя бы какое-то время эти государства реализовывали свое предназначение. Несколько лет мы имели возможность вести войну далеко от границ рейха. Даже сейчас нас лишь местами заставили отступить к нашим границам. Во многих районах мы по-прежнему находимся далеко от прежних границ рейха. В любом случае, как и прежде, мы и сейчас продолжаем вести войну, находясь в таком положении, которое дает нам уйму возможностей не уступить и пройти ее до конца, особенно если сможем ликвидировать угрозу здесь, на западе. Господа, я пошел на жертвы на других фронтах – жертвы, которых, вероятно, можно было избежать, – для того, чтобы мы снова могли пойти в наступление. Когда я сейчас говорю о наступлении, солдаты, переживающие фронтовые невзгоды, особенно те, которые страдают от абсолютного превосходства противника в воздухе, может быть, терзают себя вопросом: «Как можно такое подумать? Ничего подобного не было в 1939-м и 1940-м. Тогда практически каждый был уверен, что войну можно выиграть наступлением на западе». Наоборот, господа! Я не писал меморандумы, чтобы стучаться в открытые двери. Я писал меморандумы, чтобы взломать закрытые двери. Мне не пришлось созывать бесчисленное множество совещаний, для того чтобы высказать мою убежденность в том, что на западе мы должны действовать наступательно… Официальная точка зрения была такова, что мы должны вести оборонительную войну, и с ней мне приходилось бороться в те годы. Народ согласился с тем, что мы должны были действовать наступательно в Польше. Но нападать на Францию и Англию – это народ считал большой глупостью, преступлением, утопией, безнадежной затеей. Ход событий доказал противоположное. Сегодня мы даже не можем представить себе, где бы мы оказались, если бы не наказали тогда Францию. Можно было бы возразить, что есть большая разница между 1940 годом и нынешней ситуацией: тогда армия противника не имела боевого опыта, а сейчас мы имеем дело с противником, который, как мы поняли, умеет воевать. Это правда, господа. Но что касается соотношения сил, то разница невелика, не считая люфтваффе – это, конечно, самый важный фактор, о котором я еще скажу. Насчет соотношения сил: в 1940 году мы пошли в наступление на запад силами примерно 100 дивизий, скажем, 110, и из них в наступательных действиях было задействовано около 86. Они не были все первоклассными дивизиями, часть из них представляли собой импровизированные соединения, сформированные всего лишь за несколько месяцев до того, и некоторые действительно нельзя было считать первоклассными. Дивизии, которые мы имеем для нынешнего наступления, тоже не все высококлассные. Некоторые наши части устали от боев, но и части противника тоже устали и несут тяжелые потери. Мы только что услышали от американцев первое официальное сообщение, что за каких-то три недели они потеряли более 240 000 человек. Это просто колоссальные цифры – их потери гораздо больше, чем мы думали. Так что противник тоже измотан. С точки зрения технического оснащения обе стороны примерно в равном положении. Что касается танковых сил, то у противника, может быть, больше танков, но у нас… танки лучше». Подобная речь, произнеси он ее перед неискушенными солдатами, должна была возыметь свое действие, как бы хорошо они ни представляли себе все ее недостатки и несоответствия. Генерал фон Мантойфель писал: «Плюсом этого совещания стало то, что командиры вынесли из него картину положения противника в целом. Им представили оценку ситуации из одного источника, способного видеть военную обстановку в целом, и эта оценка, казалось, придала им уверенности в благоприятности условий». Как известно, операция «Осенний туман» – таково было ее новое кодовое название – началась в 5.30 утра 16 декабря. Противник оказался полностью захваченным врасплох, и первого серьезного успеха мы достигли в районе Айфеля, который не слишком оборонялся. Позднее передовые подразделения армии Мантойфеля оказались в пределах нескольких километров от реки Мёз у Динана, хотя и значительно отстали от запланированного графика, а соседняя с ней армия справа застряла далеко позади. Верховная ставка увлеклась первыми частичными успехами и оказалась полностью в плену своих несбыточных надежд. Поэтому она так и не сумела понять, что с каждым днем, в который противнику давалась возможность подтянуть свои резервы, шансы на крупную победу, приближающую нас хотя бы где-нибудь к поставленным целям, становились все более иллюзорными. Хорошее представление о настрое умов дает запись в дневнике Йодля за 18 декабря: «Фюрер приказывает уничтожить оставшиеся очаги сопротивления противника с тыла. Их надо отрезать с тыла от снабжения, тогда они сдадутся». Однако вскоре после этого Бастонь, где находился эпицентр боев, вместо того чтобы капитулировать, начала поглощать все большую часть наступавших войск. Погода прояснилась, и, несмотря на все усилия люфтваффе, превосходство противника в воздухе давало о себе знать. Там было много героических поступков, но постепенно роли поменялись, и атакующий вынужден был перейти к обороне. В Рождество главнокомандующий войсками на Западе попросил остановить наступление, поскольку даже «ограниченное решение» стало теперь нереальным. Несмотря на все это, Гитлер не просто продолжал твердо придерживаться своего плана, но и начал носиться с еще более амбициозными идеями. По мере того как противник подтягивал крупные резервы на борьбу с прорывом немецких войск в Айфеле, картина менялась. В ответ на это верховная ставка реанимировала план, который уже рассматривался 17 и 25 ноября, когда противник прорвался в Эльзас. Тогда рассуждали, не отказаться ли в последний момент от плана наступления в Арденнах в пользу «операции по возвращению Эльзаса и Лотарингии». Штаб оперативного руководства ОКВ провел предварительные исследования для этой операции в октябре и представил проект еще до конца ноября. Теперь его вернули из небытия, чтобы подготовиться к новому, второму наступлению. В «Адлерхорсте» им удалось убедить себя в том, что эта операция не только принесет новый частичный успех, но с учетом тех передвижений, на которые она вынудит противника, позволит снова продвинуть фронт, форсировать Мёз и достичь поставленной изначально цели. Этот план базировался на неверной стратегической оценке, а возможностей изыскать необходимые средства было еще меньше, чем перед наступлением в Арденнах. Тем не менее 28 декабря 1944 года Гитлер представил его боевым командирам в восторженных тонах, о чем свидетельствует выдержка из фрагмента № 27. «В общих чертах план этой операции ясен. Я полностью согласен с теми мерами, которые необходимо предпринять. В частности, я надеюсь, что мы сможем быстро продвинуть вперед правый фланг282, чтобы расчистить подступы к Цаберну и затем двинуться прямо в долину Рейна и уничтожить американские дивизии. Я надеюсь, что к тому времени ситуация с горючим позволит нам сосредоточить свежие войска, перегруппироваться283 и нанести следующий удар, в результате которого, я абсолютно уверен, по мере увеличения численности наших войск мы сможем уничтожить еще несколько американских дивизий. Ибо к этому времени наши силы еще больше укрепятся. Я надеюсь, что смогу поддержать это новое наступление… дополнительными дивизиями, одной из них будет первоклассная дивизия из Финляндии. Если эта операция не окажется обреченной на неудачу с самого начала, она, по моему мнению, достигнет своей цели. Мне нет нужды снова объяснять вам, сколь многое зависит от нее. Она в значительной степени окажется решающей для успешного завершения первой операции284. Если мы осуществим две эти операции «А» и «Б» и достигнем цели, автоматически исчезнет угроза нашему левому флангу. Потом мы сразу же начнем третье сражение и полностью сметем там американцев. Я совершенно уверен, что тогда мы будем в состоянии повернуться налево. Первая наша задача – путем наступательных действий навести порядок на западе. Эту цель необходимо проводить в жизнь с фанатизмом. Возможно, есть такие, кто тайно выражает неодобрение, говоря: «Да, но удастся ли это?» Господа, точно такое же возражение высказывали мне в 1939-м. Мне и устно и письменно заявляли, что этого сделать нельзя, что это невозможно. Даже зимой 1940-го мне говорили: этого делать нельзя. «Почему мы не удерживаем линию Зигфрида? Мы построили линию Зигфрида, так почему же не дать противнику биться об нее головой и не нанести ему после этого удар? Пусть он сначала подойдет. Потом мы сможем начать наступление. У нас такие замечательные позиции, зачем идти на ненужный риск?» Что бы произошло с нами, если бы мы тогда не атаковали? То же самое и сегодня. Численность наших вооруженных сил по сравнению с силами противника не меньше, чем в 1939-м и 1940 годах. Наоборот, если в ходе двух этих наступлений мы успешно разгромим обе американские группировки285, то перевес сил твердо и бесповоротно окажется на нашей стороне. В конце концов, я полагаюсь на то, что германский солдат знает, за что он воюет. Единственное, что на этот раз не в нашу пользу, так это обстановка в воздухе. Вот почему мы вынуждены сейчас использовать в своих интересах сложные погодные условия зимы. Обстановка в воздухе заставляет нас пойти на это. Я не могу ждать, пока улучшится погода. Я был бы счастлив, если бы нам как-то удалось продержаться до весны. Возможно, тогда у меня прибавилось бы еще 10, 15, 20 дивизий и мы смогли бы пойти в наступление весной. Но во-первых, противник тоже выставит от 14 до 20 новых дивизий. Во-вторых, я не уверен, что весной соотношение сил в воздухе как-то улучшится по сравнению с нынешним. Если нет, то весной погодные условия обеспечат противнику решающее преимущество, тогда как сейчас у нас есть, по крайней мере, несколько недель до того, как он сможет начать ковровые бомбардировки районов сосредоточения наших войск. Это очень важно. Сейчас вы поймете, насколько важно успешно справиться с этой задачей. В настоящий момент противник знает все о самолетах-снарядах. Он наверняка восстановил некоторые из них. Нам это известно. Он их уже производит. Нет сомнения в том, что точно так же, как мы постоянно опустошаем английские индустриальные районы с помощью этих летающих бомб, так и они смогут практически снести Рурскую область массированным ударом таких снарядов. От них нет защиты. Мы даже не смогли бы использовать против них истребители. О тяжелых ракетах не стоит и говорить. От них вообще нечем защититься. Поэтому все указывает на то, что мы должны справиться с ситуацией прежде, чем противник примет на вооружение такого типа супероружие. В последние дни немцы вздохнули свободнее. Мы должны сделать так, чтобы за этим облегчением не последовала летаргия, летаргия – неправильное слово, я имею в виду уныние. Они снова вздохнули. Одна мысль о том, что мы опять наступаем, приободрила немецкий народ. И если это наступление сможет продолжиться, как только мы добьемся первых реальных крупных побед, – а мы их добьемся, потому что наше положение не отличается от положения русских в 1941-м и 1942 годах, когда все было против них, когда у них был громадный фронт, но, когда мы перешли к обороне, они смогли медленно оттеснить нас назад путем ограниченных наступательных действий, – если немецкий народ увидит, что это получается, можете быть уверены, он пойдет на любые жертвы, на которые только способен человек. Они откликнутся на любой призыв. Их ничего не испугает – ни мой приказ о новом налоге на одежду, ни о налоге на что-нибудь еще, ни призыв мужчин, молодые мужчины придут с энтузиазмом. Немцы отзовутся. Должен сказать, этот народ ведет себя так здорово, как можно только мечтать. Нет лучше народа, чем наши немцы. Отдельные плохие примеры – лишь исключение, подтверждающее правило. В заключение я хочу обратиться к вам с призывом приступить к этой операции со всем энтузиазмом, всем вашим жаром и всей вашей энергией. Это операция решающая. Ваш успех автоматически принесет успех второй операции. Успех второй операции автоматически приведет к ликвидации угрозы на левом фланге286 нашего наступления. Тогда мы действительно выведем из строя войска противника на Западном фронте. Тогда мы увидим, что произойдет. Тогда там окажется еще 45 немецких дивизий, и я не уверен, что он сможет долго им противостоять. Мы еще будем хозяевами своей судьбы. Теперь, когда наступление назначено на канун Нового года, я хочу сказать, что особенно благодарен всем тем штабам, которые провели гигантскую подготовительную работу и взяли на себя громадный риск ответственности за эту операцию. Я считаю очень добрым предзнаменованием то, что такое оказалось возможным. На протяжении всей германской истории новогодняя ночь всегда служила добрым знаком для нашего оружия. Для противника эта новогодняя ночь станет неприятным сюрпризом. Он не празднует Рождество, он празднует Новый год. Не может быть лучшего начала нового года, чем нанести ему такой удар. И когда в день Нового Года по всей Германии разлетятся вести о том, что мы опять наступаем в другом районе, и наступаем успешно, немецкие люди скажут себе: пусть конец старого года и оказался скверным, но новый год начался хорошо. Это хороший знак на будущее. Господа, мне хотелось бы пожелать каждому из вас лично удачи. Господа, еще один момент: секретность является предпосылкой успеха этой операции. Тот, кто не должен знать об этой операции, тому о ней знать не надо. Тот, кто должен знать о ней что-то, будет знать лишь то, что ему нужно знать. Тому, кто должен о ней что-то знать, не следует говорить о ней раньше, чем это необходимо. Это приказ. И не разрешается приближаться к фронту никому, кто об этой операции осведомлен и может попасть в плен. Это тоже приказ».
Отличившаяся огромными человеческими и материальными жертвами история войны на Западе подходила к концу. жүктеу/скачать 2.86 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|