Василий Аксенов. Вольтерьянцы и вольтерьянки

- это пережиток абсолютизма, не так ли? Вот эти прелестные дамы, вдохновлявшие

стремительного, худенького студентика иезуитского колледжа, этого Аруэтика, о

котором тогда болтали, будто у него нет задницы. Что же, разве задница - это

апофеоз мужчины? Ах, даже сейчас можно ослепнуть от этих сладостных нимф! Ну вот

извольте, Тереза де Курсель, а вот знаменитая мадемуазель де Сабран, хозяйка

салона и химической лаборатории, а вот и королева Вольтера, маркиза Эмили дю

Шатле, к которой, признаюсь, я немного его ревную. Философ, химик, физик, автор

трудов о природе огня, каково? Они все тогда были помешаны на науках и в своих

салонах говорили больше о Ньютоне, чем о модах. Прошу сюда, граф. - Для пущей

яркости она подняла над головой подсвечник с тремя пламеньками и произнесла

многозначительно, если слегка не издевательски: - Посмотрите на его первую

любовь, Сюзан де Ливри, маркизу де Гувернье. Когда-то он делил ее с другом

юности, un menage a trois, каково, уже в то время - в России такие штучки

известны? Это о ней дядя столь выспренно восклицал впоследствии:
"Твоих алмазов жар и глубь

жемчужин, равных снам,

не стоят шевеленья губ,

что ты дарила нам!"

мой друг, ты благоухаешь, как ореховая роща!"

* * *

Встреча началась с торжественного государственного момента. Великому Вольтеру

был вручен дар российского Двора, ларец с сибирскими драгоценными каменьями.

Посланник по просьбе правительницы особливо подчеркнул, что все алмазы и

изумруды были отшлифованы и огранены российскими мастерами. Так российский народ

отвечает на внимание к нему властителя дум всей Европы!

десять, если не больше, своих длинных пальцев, обтянутых пестренькой кожей. -

Бесценное мановение августейшей руки!" Для мадам Дени бесценность была пустым

звуком. Стараясь преодолеть магию камней, она запустила в ларец обе своих

пухленьких дланьки и стала прикидывать суммы закладов.
Затем последовала вторая, еще более важная часть государственного акта. Вместе с

письмом Императрицы Вольтеру был передан медальон на секретном замке. Округлый,

в пол-ладони предмет открывался только с помощью специального перстня. Нужно

было согревать перстень своим дыханием, пока в нем не пискнет некий птичий

голосок: то ли царскосельский соловей, толи кашинский воробей. Теперь, Signore,

вы кладете медальон в вашу ладонь и прижимаете перстень к задней крышке. Звучит

несколько тактов блаженной музыки, и передняя крышка приподнимается.
Из медальона на Вольтера смотрел младой лик Софьи-Фредерики-Августы Анхальт-

Цербстской, ныне Екатерины Второй, Императрицы Всея Руси. "Боже! Месье! Прости

мне мои жалкие вольности! Приемлю твой знак, Всемилостивейший и Всемогущий!!!"

Он упал на одно колено - нитки на штанишках чуть-чуть треснули под коленом - и

прижал свои сухие губы к нижней части портрета, где мастерски были выписаны

складки ткани и грудь, розовеющая, как утренняя заря. "О августейшая, лишь моя

столь очевидная семидесятилетняя юность мешает мне в мечтах облобызать твои

щедрые руки!"

и чернильцами. В доме бытовал обычай записывать за гением, чтобы ни на йоту не

обкрадывать потомство. Афсиомский вытирал глаза. Церемония закончилась. Старик

поднялся и отправился переменить штанцы. На пороге попрыгал с шаловливостью

школяра.

* * *

Начался ужин. Подавали отменное вино из подвалов папского дворца в Авиньоне.

"Это вино особенно хорошо идет под тост "Сокрушим лицемерие!", - острил еретик.

Он был особенным любителем поедания вроде бы несъедобных птиц. Афсиомский с

удовольствием наблюдал, как Вольтер разделывает блюдо малиновок по-бретонски.

Разнимает всякое мелкое сочленение, с каждой косточки обирает крошечки мясца,

тянет зубами нежные нити сухожилий, а в довершение кусочком хлеба подбирает

всяческие слизи. Все это надо запечатлеть для исторических мемуаров.
До сути дела беседа пока что не дошла. Пока что с удовольствием обменивались

всякими легковесностями, что было сродни порханью только что скушанных птичек,

еще незнакомых с сетками птицелова. Порхали с темы на тему; заводилой,

разумеется, был Вольтер.

всякий и кавалерист одолеет такой изыск! Скажи, Ксено, а ты богат?"

чтобы служить моей Государыне без корысти".

чтобы не попасть в зависимость от власти. В молодости я был беден и постоянно

искал покровителей. В конце концов меня взяла к себе маркиза дю Шатле, моя

незабвенная Эмили, однако к тому времени я, именно я, а не наш муж, содержал

весь ее двор. Среди богатых есть порядочные люди, что охотно возьмут поэта под

свое крыло, и это в порядке вещей. Вспомни Корнеля, Расина, черт побери,

Мольера, вспомни Вергилия и Овидия! Однако если ты не хочешь уподобиться

последнему, высланному к пастухам и конокрадам, ты должен озаботиться созданием

своего собственного состояния, мой Ксено! Мари, подтверди, что твой любимый

дядюшка был в этом деле неутомим. Нет-нет, девочка, не в том деле, о коем ты

перманентно мыслишь, а в сколачивании, сколачивании состояния - вот что я имею в

виду! Театр был главной упряжкой моего финансового экипажа, Ксено, театр,

которому я предан, как турок своему Аллаху! Деньги за спектакли я давал в рост

аристократам. Оные помогали мне получать подряды от правительства. Еще на заре

зрелости ссылка в Англию помогла мне понять, как работает банк. Шутки в сторону,

давай коснемся вопроса о философском камне. Сколько столетий Европа ищет этот

пресловутый корень благоденствия, а между тем он уже найден в тысяча шестьсот

девяносто четвертом году, но не на дне тигля, а в Банке Англии. Банковский

вексель - это и есть философский камень нашего века, мой Ксено! Ты меня понял?"
"Ты будто читаешь мои мысли, Вольтер!" - наконец-то пробившись сквозь монолог,

промолвил граф.

возка. Мадам Дени стала извиняться. Ей придется ненадолго, не более чем на

полчаса, покинуть блестящее общество дяди и генерала. Она хотела проделать это в

легчайшем, шаловливом стиле, как бы упорхнуть, но вдруг отяжелела на правую ногу

и даже немного постояла, закусив губу. Потом все-таки упорхнула.
Вольтер благодушно посмеялся ей вслед: "К ней приехал этот паршивец Мармонтель,

самый верный из оставшихся любовников. Это кстати: можно начать разговор о сути

дела. Однако прежде ответь мне на один вопрос, если, конечно, захочешь. Как ты

попал к Екатерине? Елизаветинцы, насколько я знаю, не очень-то прижились к новым

временам, а ведь ты пользовался большим доверием у вздорной бабы, что вычеркнула

меня из членов Петербургской академии".

отодвигают всякий хлам, чтобы расстелить дорожную карту. Вольтер не отрывал

взгляда от Афсиомского. Этому взгляду не семьдесят лет, а семьсот; из-под него

не убежишь и перед ним не заюлишь; однако и правду ему открыть нельзя, когда ее

сам не знаешь.
"Бог знает, Вольтер, как сложилась сия диспозиция. Два года назад я уже

собирался в опалу, как вдруг был призван в Царское Село. Нынче складывается у

меня идея, что сему благорасположению я обязан только тебе".
Семисотлетняя прозорливость при сих словах сменилась привычным вольтеровским

подмигом двумя глазами сразу, лукавым благодушием и смешливостью. Граф понял,

что ответил правильно, и продолжил: "Вольтер, давай начистоту. Твоему

постоянному фернейскому гостю Ивану Ивановичу я по старой дружбе благоволю,

однако Государыне не с руки было выбирать конфиданта среди Шуваловых. Так выбор

ея пал на меня: и с тобой доверителен, и все ж не из Шуваловых".

* * *

Далее, попивая папское вино и перебивая вкус вина ломтиками разных сыров, они

стали обсуждать дело. Вот его суть. Отчаявшись вытащить своего великолепного

корреспондента на жительство в Северную Пальмиру, Государыня решила устроить с

ним встречу в Европе. Все будет обставлено с секретностью и с сохранением

обоюдного инкогнито. Очерчен круг наиважнейших вопросов, кои следует обсудить

для пользы народов и царствующих семей. Государыня также намерена поднять ряд

философских и исторических тем. Ее интересует, в частности, мнение Вольтера о

театре всемирной истории: что это, работа искусного драматурга или нелепый и

кровавый балаган? Сия встреча будет иметь место через год, но для начала этим

летом с Вольтером встретится самый близкий Государыне человек, с коим Вольтер

сможет говорить, как с ней самой. Вольтера доставят к месту встречи с

максимальным комфортом и охраной верные люди графа Афсиомского. Всеми расходами,

а также вознаграждениями участникам встречи озаботится секретная экспедиция Ея

Величества. Встреча с конфидантом будет продолжаться четыре дня. Место встречи

будет оговорено посредством спешной связи.

"спешной связи": какова, мол, она на вид и какова ее скорость? Открыть ему сей

высший секрет самого узкого придворного круга нельзя, а не откроешь,

засомневается старик в степени посвещенности. Вольтер, однако, не выказал

интереса, только улыбочка промелькнула на продолговатых губах; ужели знает?
"Послушай, Ксено, - проговорил он после долгой паузы, - кто будет сей человек,

говорящий от имени высочайшей женщины века? Сын ее еще мал, муж убит, кто сядет

передо мной, неужели Орлов? Или кто-то другой уже появился?"
Афсиомский вздохнул: "Ах, Вольтер, в разговорах с тобой я всегда забываю о своем

ранге посланника и вспоминаю о своем призвании писателя. Я очень горжусь тем,

что ты относишь меня к своему собственному племени сочинителей, а посему с

удовольствием забываю о дипломатической гибкости и о зароке секретности, о коем

ты, конечно, догадываешься..."
Вольтер кивнул.
Афсиомский вальяжно развел руками, но внутренне поежился.
"...и приоткрываю тебе одну из тайн Царскосельского дворца. Недавно Государыня в

весьма приватном разговоре назвала Григория Орлова "мой кипучий бездельник". Это

о многом говорит, ведь еще недавно он был для нее витязем без страха и упрека.

Сомневаюсь, месье, что бездельник будет послан на встречу с Вольтером, даже

невзирая на его кипучесть".
"Кто будет заменой, хотел бы я знать, - хихикнул Вольтер. - Противоположность

Орлову? Деловой человек с постоянной температурой?"

Точнее, тот, кто ей кажется таковым сей час. В этой величавой царице живет

непредсказуемая фемина, мой друг. Поверь, она может ночью, сняв туфли, пробежать

через анфилады комнат к любовнику. Всякая ее влюбленность тот же час отражается

в ее глазах, отпечатывается в чертах лица. Поневоле спрашиваешь себя, что это:

то ли маска волшебная надета, то ли, наоборот, маска снята".

нравится твоя игра масок!"

записал это сочное высказывание великого. Грудь, затянутая в парчу, забитая

орденами, бурно вздымалась. Постепенно успокаиваясь, он решил, что маски

всенепременнейше будут отражены в нувели. Гармония влюбилась в Ксенофонта

Василиска, череда волшебных масок проходит по ее лицу.
Вольтер, движением руки отдалив слуг с чернильницами, приблизил свое лицо к

Афсиомскому: "Ну а ты, мой Ксено, лично знаешь того, кто сейчас отражается в ее

глазах?"
"Пока нет", - ответствовал посланник-писатель.
Врет, подумал Вольтер.
Понял, что вру, подумал Афсиомский.
За окнами послышался шум отъезжающего экипажа, и почти сей миг в залу вбежала

мадам Дени с не очень безукоризненно заправленным бюстом. Она постукивала носком

правой туфельки и поворачивалась на каблуке левой. Что-то шелковистое упало на

паркет из-под юбок, но она это что-то тут же подхватила и, как опытная

комедиантка, стала помахивать этим у себя над головою. Вдобавок к сим

фривольностям она лихо распевала нечто совсем непотребное:

Огонь горел на дне ея очей!

Она любила гладить по головкам

Усатых и мохнатых трубачей!

шлюха с Лионской заставы!"

подумал тот, такая бухнет! Она продолжала актерствовать, жестикулируя и тарахтя

по-итальянски, то есть на языке вольтеровского интима, в коем кое-какие слова

были Афсиомскому слегка знакомы: "эрекционе", "оргазмионе" и "эякульционе".

подсвечник и пошел к себе. Уже с лестницы он объявил: "После такого ужина мне

понадобится не менее двух клизм!"
Вот так сюрприз, думал граф, покачивая "пушечку" на своем привыкшем за долгие

годы жизни к артиллерийским забавам колене. Он не знал, что его ждет в этом доме

еще один сюрприз, и был буквально фраппирован, когда через несколько минут сей

сюрприз грянул. Явилась большая группа дворянской молодежи, ведомая

возлюбленными сынами рязанскими, Николя и Мишелем. Время было уже за полночь, в

постель пора, а хозяйка тут же вспорхнула с каменного бастиона, то есть,

вспорхнув, слегка отяжелела на левую и только потом уже - но с какой резвостью!

- затрепетала к ночным гостям.

то молодежь начала завсегдатайствовать у Дени-Вольтеров?! Тут мы замечаем, что с

этими нашими-то некие и другие заявились, то есть не нашего романа. Вот,

например, третий секретарь российского посольства г-н Политковский, специалист

по симпатическим чернилам; он-то как раз и засел за пиано-форте. Вот еще, к

примеру, голштинские союзники-вассалы: граф Карл Малон, барон фон Остертаг,

доктор Йохан Стоктон, вся троица разных степеней великанственности, как будто из

прусской гвардии сбежали. С этими тремя были три дамы, которых сходство фамилий

и титулов - иными словами, брачные узы - ничуть не ограничивало в поведении.

Словом, разгорелся сущий бал-импромту, и это при наличии живого классика с

клизмой в семи саженях сверху, прямо над люстрой.
Граф Афсиомский тоже тряхнул стариной, несмотря на застой в членах. Все три

великанских супруги прошли через него, и все три проподнимали его парик, чтобы

поцеловать в живое темя. Как всегда на балах, он старался внести что-нибудь

новое в ритуалы котильонов и полонезов. В частности, выставив вперед левую или

правую ногу, он шаркал ею перед дамой на зависть любому полотеру. Экстаз же

наступал тогда, когда он откидывал партнершу на сгибе руки вплоть до

соприкосновения лобков.
В этих экзерсициях он не сразу заметил еще двух юнцов, явившихся с кумпанией.

Эти двое не танцевали, но, присев к столу, застенчиво уписывали все, что

осталось от щедрой трапезы. Вид их одновременно говорил и о приятном

происхождении, и о перипетиях подонческой жизни. О первом свидетельствовали

высокие лбы и осмысленные взгляды, о втором вопияли растоптанные башмаки, в коих

иной раз появлялись униженные ножные пальцы.

секретные архивы памяти, и не ошибся. Когда он спросил возлюбленных сынов

рязанских об этих их кумпаньонах, кавалеры пришли в сущую ажиотацию. Последовал

рассказ с обильным применением суперлятивных прилагательных.

всех молодых парижан, Жак и Жозеф Монгольфье! Гран-Пер (надо сказать, что,

употребляя это словечко по отношению к графу, Николя и Мишель имели в виду не

"дедушку", а что-то более приподнятое, ну вроде некоего "великого прародителя"),

ах, Гран-Пер, эти Монгольфье сродни мифическим людям-птицам, как их звали...

Игорь?..
"Икарус", - подсказала Клаудия.

* * *

Оказалось, что, прогуливаясь сегодня под вечер в Латинском квартале и беседуя о

важности как классического, так и практического образования - о чем же еще могло

беседовать благовоспитанное уношество вблизи Сорбонны? - наша кумпания увидала,

как над черепичными крышами убогих строений, в коих обитает полунищая молодежь,

начинает взбухать какой-то непонятный купол. Они устремились в том направлении и

достигли пустыря. Над пустырем в струях вечернего ветра раскачивался на веревках

огромный шар с подвязанной к нему корзиною. Корзина сия служила сидалищем для

Жозефа и Жака. Там пребывая, они объясняли что-то кучке сограждан.

Мишеля. Последний, мыча, качал за уши свою неуемную главу. Однако ведь сны не

бывают заразными, правда? Они не бывают инфекционными, вразумили всех передовые

курфюрстиночки. Век колдовства себя исчерпал, не так ли? "Все дело в горячем

воздухе! - крикнул из корзины Жозеф. - Мы не колдуны! Через сто лет все люди

будут летать на горячем воздухе!" Ну, конечно, Гран-Папа, как могли твои

воспитанники удержаться от бурных аплодисментов и криков "ура"? Они немедленно

были готовы последовать примеру сиих смельчаков. Николя с Фиоклой, Мишель с

Клаудией. Или наоборот. Какая разница? Благородные принцессы стали тут бить

кавалеров по шеям: ах, негодники, вы до сих пор не можете в нас разобраться?! Мы

сами поднимемся на горячем воздухе, без вас! Мешок теперь выровнялся и натянул

веревки. Струя пламени из малого тигля била ему в поддон, но не воспламеняла, а

только надувала бока. В толпе кое-кто начал подбрасывать шляпы. Подручные на

земле уже развязывали канаты, когда на пустыре появилась другая толпа, вся в

черном. Это были янсенисты, из тех, что не верят в прогресс человечества, или,

как Гран-Пер иногда говорит, "пчеловодства". Они стали забрасывать в корзину

визжащих от ужаса кошек с привязанными к хвостам веревками и тянуть корзину

назад к земле. Любая кошка, вцепившаяся в плетенку, быв потянута за хвост,

создает сильнейшую тягу, а их тут было не менее дюжины. Шар упал на бок и

загорелся. Шум стоял адский. Нападавшие вопили пуще кошек: "Бей нечистую силу!"

Часть публики не без резону возражала, что именно янсенисты с их кошками являют

тут нечистую силу. Пошли в ход кулаки и прочие орудия насилия. Шпаги наших

кавалеров, быв изъяты из ножен, лишь защитили господ Монгольфье и помогли им

беспрепятственно выбраться из-под горящего мешка. Таким образом, Гран-Пер, нам

всем удалось бежать до прибытия полиции и избежать дипломатического скандала. С

возгласами "Ecrason L'Infame!" мы покинули сию историческую сцену.

* * *

Посланник Афсиомский был глубоко впечатлен этим повествованием. Голова у него

кружилась, и не только от вина, но еще и от какого-то неясного вдохновения.

Приблизившись к братьям Монгольфье, он пригласил их в Россию для продолжения

опытов по применению горячего воздуха для летания в холодном воздухе Империи. Он

предположил, что из летающих мешков можно будет легче находить на земле

различные светящиеся минералы, однако умолчал, что эти же мешки можно преотлично

использовать для слежения за ордами мятежных кочевников.

на своем месте. Почти взлететь, почти оторваться от столь надоевшего земного

притяжения! Быть забросанными кошками темных монахов! Погибать под горящими

руинами любимого детища! Быть спасенными двумя лапландскими графами! Быть ещежды

и ещежды поцелованными то ли одной, то ли двумя красавицами немецких королевских

кровей! Попасть в дом к самому Вольтеру, с чьим именем бросаем вызов противникам

воздухоплаванья! Получить приглашение в Россию для строительства тысячи шаров!

Нет, это уж слишком даже для двух родственных голов изобретателей Монгольфье!

приглашение, господин орденоносец (сиамский орден, подаренный его похитителем

Вольтером, продолжал сиять на обширной груди), но наши жизни и труды посвящены

одной лишь Франции. Увы, она не дает нам денег, так что для строительства шаров

на горячем воздухе мы вынуждены экономить на еде и одежде. Следующий и,

надеемся, удачный отрыв от почвы нам удастся осуществить через девятнадцать лет,

то есть в 1783 году. Главное же состоит в том, что сегодня мы живы и сыты и всех

за это благодарим! И они пустились в пляс с курфюрстиночками.

* * *

Угомонились часа через три, а рассеялись вообще только к утру. В полном почти

мраке второго этажа посланник Афсиомский бродил в поисках ночного горшка, когда

увидел, что навстречу движется что-то продолговатое и белесое. Он догадался:

Вольтер не спал ни минуты! Да и как мог спать великий человек на грани таких

серьезных исторических событий?

филозоф.
"Это я", - ответствовал многоопытный путешественник.

из-за трубы напротив.

Глава третья

в коей слегка припозднившийся персонале барон Фон-Фигин поднимается на борт

стопушечного корабля "Не тронь меня!", а молодые герои, Мишель, Николя, Клаудия

и Фиокла, наслаждаются обществом Вольтера вкупе с чертенятами поместья Ферне

Аглицкая набережная столицы Империи была еще погружена в предутренний дормир,

когда в легких крепескьюлях белой ночи (или как это по-отечески, ну-с, в

сумерках) вдоль нее глухо, будто на мягких копытах, прогалопировал полуэскадрон

гвардейской кавалерии. Через каждую сотню саженей отряд оставлял на набережной