Действующие лица:
Ипполито Буондельмонте – флорентийский дворянин.
Леонора Барди – флорентийская дворянка.
Америго Барди, отец Леоноры – флорентийский дворянин.
Джироламо Буондельмонте, отец Ипполито – флорентийский дворянин.
Подеста – флорентийский судья.
Мать Леоноры – флорентийская дворянка.
Донна Бьянка – мать Ипполито.
Настоятельница монастыря, урожденная Барди.
Мать настоятельница и Донна Бьянка беседуют у входа в женский монастырь. Неподалеку от них стоит Ипполито.
Настоятельница. Большое несчастье, донна Бьянка, эта старинная вражда между нашими семьями. Уже не раз женщины из рода Барди и рода Буондельмонти, оплакивая покойников, проклинали того кабана, который поссорил два семейства!
Донна Бьянка. Да будь он трижды проклят со всеми охотами вместе взятыми!
Настоятельница. Воистину! Скажите Ипполито, пусть он успокоится и ждёт своего излечения. Пусть он придёт ко мне после службы, и я приготовлю здесь лекарство, какое ему нужно! А сейчас мне надо сделать одно дело и я прощаюсь с вами, донна Бьянка.
Настоятельница делает знак Ипполито, и он быстро уходит за ней. Она приводит его в свою келью.
Настоятельница. Что же, Ипполито, печаль твоя не такого свойства, чтобы быть совсем не излечимой.
Ипполито. Мадонна! Судьба пожелала, чтобы из всех бесчисленных красивых девушек нашего города одна племянница ваша Леонора вошла ко мне в сердце к величайшему моему горю. Только надежда на вашу помощь удерживает меня ещё в числе живых. Вам и сыну Божьему поручаю я свою жизнь!
Настоятельница. Сынок, если бы я не думала сохранить твою жизнь и покой твоей матери, я бы не позвала тебя сюда. Спрячься вот здесь за занавесью и подожди. Леонора всегда отдыхает у меня перед тем, как отправиться домой и ты сможешь на неё насмотреться. Но упаси тебя господь покуситься на её честь!
Ипполито. Я не сделаю Леоноре ничего дурного.
Настоятельница. Никакая девушка в добрый час не назовёт это дурным, но…смотри же! Это не должно случиться у меня в келье, красавчик!
Ипполито прячется за занавесью, настоятельница уходит.
Входит Леонора и ложится на кровать.
Леонора. О, жестокая участь, зачем не возьмёшь ты из моего сердца образ милого моего Ипполито!
Ипполито было хочет выйти, но, поборов себя скрывается обратно за занавеску.
Леонора. О бессовестная Леонора! Ты отдыхаешь здесь, а Ипполито, может быть, теперь горько страдает! Ты молод, Ипполито, и я молода, ты красив и я тебе нравлюсь, ты любишь меня и я готова умереть без тебя! О, богиня любви, почему отказываешь ты нам в удовлетворении?!
Ипполито, едва не выпадает из-за занавески.
Леонора. Будь здесь мой Ипполито, как бы я стала обнимать его и целовать, как бы…
Леонора в лицах изображает на кровати любовное свидание. Из-за занавеси выползает измождённый Ипполито. Леонора в испуге вскакивает и хочет кричать. Ипполито с трудом поднимается на ноги.
Ипполито. Молчи, Леонора и выслушай меня. Это я, твой Ипполито, которого ты только что призывала. От своей любви я уж дошёл до того, что был готов без тебя лишиться жизни и уцелел только по милости твоей тётки. Если ты хочешь теперь кричать, то вот тебе нож и убей меня сразу.
Леонора. Ипполито, никогда мои руки не прольют твоей крови…
Ипполито. Любовь моя…
Леонора. Но ты знаешь, что с нами не может случиться того, что случается между другими возлюбленными.
Ипполито. Ну почему же! Я здоров и полон сил, о моя Леонора, попробуй меня и ты убедишься…
Леонора. Мне не выйти за тебя замуж, потому что если только наши родители проведают о нашей любви, они убьют нас обоих! Во всяком случае, мессер Америго, мой отец, меня не пожалеет, но я не боюсь его! И так как нет иного пути для нашей любви, то приходи ночью, через пять часов после захода солнца под моё окошко с веревочной лестницей. Привяжи лестницу к верёвке, которая будет выброшена из окна и поднимись ко мне. И я приму тебя как мужа... А теперь иди, а то сейчас сюда придет моя мать…
Ипполито. О, блаженство!
Голос матери Леоноры за сценой.
Мать Леоноры. Леонора, дочь моя!
Ипполито прячется за занавеску. Входит мать Леоноры.
Мать Леоноры. Пора нам домой, Леонора. Но что-то ты растрепалась как чумазая девчонка! Иди сюда, я причешу тебя.
Леонора сидит на кровати, мать расчёсывает ей волосы.
Леонора. Мама, я хочу спросить тебя.
Мать Леоноры. О чём, Леонора?
Леонора. Почему враждуют столько лет Барди и Буондельмонте?
Мать Леоноры. Эта старая история. Однажды встретились на большой охоте множество молодых людей той и другой фамилии – тогда они были ещё многочисленными – и вступили в спор из-за кабана, затравленного собаками. То ли Барди взяли этого секача из-под собак Буондельмонте, то ли кто-то из Буондельмонте поторопился зарезать его, только после многих слов один Барди смертельно ранил одного из Буондельмонте. Тут-то и началась эта вражда.
Леонора. Но ведь эта обида была не раз отомщена?
Мать Леоноры. Леонора, кровь проливают люди, а остановить её может только Бог. Такие дела в Италии редко заканчиваются миром. Во Флоренции останется только одно из двух семейств – Барди или Буондельмонте. Обоим им тесно во Флоренции. Пойдем, отец твой не любит ждать!
Выходят. Появляется Ипполито.
Ипполито. Господи, как я ненавижу этого кабана! Будь он еще жив, я бы, кажется, сам вместо собаки догнал бы его и загрыз живьем! О, безумные наши отцы! На дворе 1445 год, а они! Но права мать Леоноры – вражду останавливают Боги, а из всех Богов Амур наименее склонен к вражде!
Уходит.
Замок подеста.
Перед столом подеста топчется пристав.
Пристав. Их нет.. и вот они… вместе… То есть…
Подеста. Что?! Они бежали вместе? Повешенный Джентиле и бездельник Кола? Джентиле вчера сбегал в последний раз, а это Кола или продал труп родственниками или его проворонил, а теперь скрывается. Хватила у тебя ума сразу послать к воротам, чтобы там его не выпустили?
Пристав. Это я сделал.
Подеста. Нет, скоро я сам , один должен буду ходить дозором по городу, ловить воров, судить их, вешать, а потом караулить и всё это одновременно! Кого ты там еще притащил.
Пристав. Вы сейчас удивитесь, мессере, потому что я еще такого не видел.
Выходит и возвращается с Ипполито, в руках у которого - веревочная лестница.
Пристав. Э, мессер подеста, вы знаете, кто этот человек. Мы застали его на перекрёстке, что неподалёку от дома Барди с этой лестницей. Мы спросили его, зная из какой он семьи, куда он собрался с этой лестницей, на что мессер Ипполито ответил нам, что шёл воровать. Дело прямо не слыханное…
Подеста. Мессер Ипполито, это правда?
Ипполито. Да, мессер подеста.
Подеста. Я не задумал ли ты украсть какую-нибудь шкурку поценнее обычного меха?
Ипполито. Я не знаю, о чём вы говорите.
Подеста. Да об этом самом! О мандатре.
Ипполито. Я сказал всё.
Подеста. ( в сторону) Что же это?! Жалею я, что он попал ко мне в руки. Воистину, изумлён я такими скотскими наклонностями юноши, который приходится сыном одного из первых людей Флоренции. Что же мне теперь делать? Придётся соблюдать закон. (Ипполито) Даю я вам срок для защиты, мессер Ипполито. Да спасёт вас Господь! И пошлите теперь же за его отцом!
Пристав. Он уже здесь и на него больно смотреть, мессер подеста.
Входит Джироламо Буондельмонте.
Подеста. Твой сын попал мне в руки и признался в своём преступлении. И как я не пытался дознаться, что тут есть на самом деле - потому что я думаю: не скрывается ли здесь чего-нибудь иного - упорствует в своём признании. Видит Бог, что мне тяжело исполнять над ним суд, но я должен соблюсти закон, и потому ты меня прости и терпеливо дай свершится тому, что должно свершиться. А сейчас поговори с ним.
Джироламо Буондельмонте. Не знаю, что скажу ему!
Ипполито. Отец…
Джироламо Буондельмонте . Сын мой, зачем ты только родился на свет – чтобы причинить мне такое горе?! Разве нужно было тебе что-либо чужое, не давал ли я тебе чего-нибудь, приличного твоему званию? Но верно так назначено судьбой, чтобы жизнь моя продолжалась в несчастье, и чтобы такое горе свалилось на твою мать, которую я оставил полуживой от слёз!
Ипполито. Простите меня, отец.
Джироламо уходит. Уводят и Ипполито.
В доме Барди.
Во главе стола мессер Америго, здесь же сидит племянник-студент, Леонора и её мать.
Америго. Что же ты так долго делал в Болонье?
Племянник. Сеньор мой, я изучал право
Америго. Худо ты потратил там время.
Племянник. Почему, сеньор мой?
Америго. Что ты с ним станешь делать, если оно не соблюдается? Надо было изучать там силу, потому что она вдвое ценнее.
Племянник. Осмелюсь сказать, мессер Америго – что право…
Америго. Право у нас не ходячая монета, даже если кто-нибудь и имеет его – ведь если на чьей-либо стороне немного больше силы, то праву тут нечего делать. А потому нынче и видишь, что над бедными и не имеющими силы приговор произносится скоро, а над богатыми и имеющими силу – в редких случаях. Горе тому на свете, кто не имеет силы, и право здесь ни при чём.
Племянник. Сеньор мой, право родная сестра справедливости, и поэтому это дело угодно Богу, и государство основанное на праве – вот чему мы должны посвятить все силы, и..
Америго. А я скажу тебе немногие слова, но мудрости в них больше, чем во всех твоих книжонках: Горе сыну, когда душа его отца идёт в рай. Впрочем, сделанного не воротишь, и закончим об этом.
Встаёт из-за стола и собирается уходить.
Америго. Леонора, хочу вам с матерью кое-что рассказать, потому что такие вещи женщины всегда готовы слушать. Слышала ты про сына Буондельмонте? Этой ночью его поймали возле нашего дома с верёвочной лестницей, когда он шёл воровать. Сейчас он в руках подесты и без всякой пытки сознался, что шёл грабить, так что думаю, его скоро и казнят. Это - последний из их змеиного отродья!
Целует жену и дочь и выходит.
Мать Леоноры. Конечно, труп врага всегда пахнет розами, но мать его нельзя не пожалеть.
Мессер Америго вбегает обратно.
Аммериго. Проклятые Буондельмонте! Ведь что же задумал этот молокосос! Только подеста вывесил знамя правосудия и ударил в колокол, он сказал ему: « Вы знаете про старинную вражду между нами и Барди. Судьба назначила моему телу позорный и печальный конец, но я хочу, чтобы душа моя узнала лучшую участь. Прошу вас поэтому, когда меня будут вести на казнь, пусть проведут по улице мимо дома Барди. Я попрошу прощения у них в той ненависти, которую питал к ним как к врагам.» Это они всё придумали специально!
Племянник. Э, мессере… Такое трудно предположить…
Америго. Ну, как бы то ни было, а я сейчас же выберусь из дома, собирайся и ты, правовед, и ни одного мужчины здесь также не останется, так что своё прощение он будет просить уже у дьявола!
Мессер Америго выбегает из комнаты.
Америго. Коня мне, ленивые олухи!
Мать и племянник выходят вслед за ним. Леонора остаётся одна.
Улица у дома Барди.
У дома Барди. Дверь наглухо закрыта. Ипполито с верёвкой на шее, весь в чёрном, между двумя палачами в сопровождении стражи и пристава останавливается у дверей. . Руки у него связаны за спиной. Поднимает глаза к открытому окну – там никого.
Пристав. В этом доме с вами явно не очень хотят разговаривать.
Ипполито хочет уйти, но дверь распахивается и Леонора с распущенными волосами выбегает из дверей.
Леонора. Пока я буду жива, ты не казнишь его за то, чего он не совершал!
Повисает на шее у Ипполито.
Пристав. Если в такие дела начали мешаться бабы, скоро в этом городе вообще никого нельзя будет повесить! Разворачиваем оглобли! А вы, мадонна, идите с нами к подесте и там расскажите то, что знаете. И постарайтесь быть поубедительнее, потому что вы только что тоже совершили преступление, за которое вас тоже очень даже можно повесить.
Замок подеста.
Подеста сидит на своем месте. Пристав вводит Леонору и Ипполито.
Пристав. Мессер подеста! По вашему распоряжению мы дали крюка и повели мессера Ипполито по улице Барди. Все мужчины скрылись из дома, но когда мы собрались уходить, дочь мессера Америго, Леонора выбежала из дома с криками, что мы казним невиновного.
Подеста. Слава Богу! Так я и думал! По верёвочным лестницам чаще уносят девственность, чем другое барахло… Мадонна Леонора! Правосудие ждёт от вас объяснений.
Леонора. Не удивляйтесь тому, что я сделала, ибо я знала, что должно свершиться несправедливое дело. В ту ночь, когда его взяли, он шёл ко мне, чтобы законным образом исполнить свой долг супружества. Так как проклятые несогласия наших отцов не давали возможности совершить это открыто, то нам пришлось прибегнуть к защите ночи. С лестницей, которой вы уличили его, он шёл не на грабёж, он должен был влезть в окно моей комнаты, и не сказал об этом, спасая мою честь. Это – мой муж, и если мужу полагается виселица за то, что он идёт спать с женой, то повесьте его.
Подеста. Законодатели на эту тему столь определённо ещё не высказались….
Леонора. А раз они промолчали на этот счет - верните мне мужа!
Подеста. (Ипполито) Это правда?
Ипполито. Да, мессере.
Подеста. Орёл! (Приставу) Отведите их пока ко мне в столовую, дайте вина и сладостей, но не оставляйте ни на минуту без присмотра. И пошлите за их отцами!
Пристав уводит Ипполито и Леонору, возвращается с Америго и Джироламо
Подеста. Двести лет ваши семье были врагами! Двести лет вы спали в кольчугах, караулили свою пищу, чтобы вас не отравили и боялись задержаться где-нибудь в поле после захода солнца! Двести лет ни один из вас не может выйти из дома без охраны до соседнего переулка! Сейчас Бог хочет положить этому конец, и если бы он меня спросил, что я думаю об этом, то я бы сказал, что в этот раз я его поддерживаю!
Америго. Никогда Барди не породнятся с Буондельмонте!
Джироламо. Никогда Буондельмонте не породнятся с Барди!
Подеста. Всё в наших силах… Мессер Америго – ведь Леонора ваша единственная дочь?
Америго. Да, мессере.
Подеста. А Ипполито последний из Буондельмонте? Так вот. Я повешу их на одной перекладине – его за ночной грабёж, а её – за сопротивление власти, а если я ещё им пообещаю, что похороню их рядом, то, судя по настроению, в каком я их оставил, они и этому будут рады! Таким образом, мессере, главное ваше желание - не породнится – будет удовлетворено, а, кроме того, вы уж по полной разделаетесь друг с другом, умертвив своих собственных детей, к тому же и единственных. Оба ваши рода пресекутся сегодня. Всего доброго, мессере. Но клянусь вам, что если мы даже и похороним их на разных концах кладбища, к утру их найдут в одной могиле.
Америго. Тогда свадьба!
Подеста. Отлично. Я доставлю их в церковь прямо отсюда. Чтобы лишить кого-нибудь из вас соблазна передумать.
Америго. Мы не можем этого допустить! Чтобы наши дети пошли под венец из тюрьмы!?
Джироламо. Мессер подеста! Если вы сделаете так - вы опозорите нас!
Подеста. И надо бы, особенно вас, мессер Америго, за то, что вы бежали от милосердия как заяц, когда молодой Буондельмонте хотел ценой своей смерти примирить вас со своим отцом. Хотя мнится мне, впрочем, что гораздо больше он хотел ещё раз взглянуть на Леонору.
Джироламо. Мы их женим достойно их фамилиям! Мессер Америго! Мессер подеста прав – само небо призывает нас забыть о вражде. Пусть Буондельмонте и Барди соединятся в одну семью, а Ипполито и Леонора живут среди неё долго и счастливо, не имея недостатка ни в деньгах, ни в друзьях, ни в прекрасных детях!
Америго. Прекрасно сказано! Аминь!
Подеста. Да! Тот, кто не был никогда поражён любовью, тот не может понять, что такое печаль, радость отвага, страх и нежность!
Похотливый монах.
Действующие лица:
Ансельмо – настоятель монастыря.
Карло – его секретарь
Донна Катарина – флорентийская дворянка.
Констанца – ее служанка.
Мессер Родериго – муж донны Катарины.
Каструччио – его слуга.
Келья Ансельмо.
Ансельмо за конторкой сочиняет письмо. Рядом стоит Карло.
Карло. Безнадежное, и даже опасное дело затеяли вы, отец Ансельмо!
Ансельмо. Карло – там, где властвует любовь, нечего искать равенства происхождения. Раз знатные господа охотятся ежечасно на наших землях, то и нас любовь должна заводить высоко.
Карло. Иногда и веревку с петлей закидывают высоко…
Ансельмо. Типун тебе на язык!
Карло. Ох, в безумное предприятие вы впутываетесь, отец настоятель!
Ансельмо. Карло, заткнись уже!
Дописывает письмо.
Ансельмо. Раны, которые нам причиняют стрелы амура, это раны неожиданные и что делать, если этот могущественный бог напал на меня безоружного!? Вот, какое письмо ты отнесешь донне Катарине. Слушай! «Красота ваша, мадонна Катарина затмевает все, когда либо созданное господом Богом, глаза ваши как звезды, что мерцают перед весенним рассветом в фиолетовой дымке над горами, и вся ваша красота скорее божественная, чем земная. Я же так поражен Амуром, что только от вас, донна Катарина, могу ожидать жизни или смерти, и сколько бы я не был недостоин даже стоять рядом с дамой такого высокого происхождения, слезно молю вас уделить мне из сострадания одну минуту тайного разговора или принять меня как вашего раба, так как сам я избираю вас единственной повелительницей моей жизни».
Карло. Ох, мессере, не дай Бог прознает мессер Родериго…
Ансельмо. Ступай и делай, что тебе сказано!
Дом мессере Родериго.
Карло входит в комнату Катарины. С ней рядом Констанца.
Карло. Мой начальник обращается к вам с просьбой дать ему не много муки для просфор; он сам пишет об этом в этом письме.
Подает его, Катарина вскрывает его и читает.
Катарина. Скажи твоему начальнику, что тот, кто заведует по своему усмотрению моей мукой, не хочет делиться ни с кем, и пускай он поищет ее в другом месте. У меня нет другого ответа на его письмо. Если же, несмотря на все это, он будет еще раз просить у меня муки, пусть он только известит меня, и когда мой муж вернется, я попрошу его отсыпать столько, что твой отец Ансельмо останется довольным.
Отдает письмо Карло, тот кланяется и уходит.
Улица у монастыря.
Катарина и Констанца выходят из церкви. К ним подбегает Ансельмо и открывает дверь.
Подходят к дому – напротив снова стоит он в венке из роз.
Констанца. Послушайте меня, донна Катарина! Вам придется все рассказать мужу!
Катарина. Ох, Констанца! Мне даже страшно подумать, что он может сделать с этим человеком! Амур жесток и каждый может попасть в его сети, а если узнает мессер Родериго…
Констанца. Только почему-то в эти самые сети все время попадают попы! И еще скажу вам, донна Катарина, что времени у вас прямо в обрез, потому что вся Флоренция знает об этом бесстыднике Ансельмо. Хуже будет, если мессер Родериго узнает об этом от других, тогда и на вас падет подозрение.
Катарина. Боже меня от этого упаси!
Келья Ансельмо.
Карло стоит с очередным письмом.
Карло. Ведь она еще тогда сказала, на чистом итальянском языке - в другорядь скажу мужу и он отсыплет всем по первое число!
Ансельмо. Карло, ты дурак, а я на верном пути!
Карло. Ей Богу, отец Ансельмо, сдается мне, что только из жалости к вам она еще ничего не сказала мужу.
Ансельмо. Ступай, болван, и найди там случай передать ей это письмо в собственные руки!
Карло выходит и прогуливается у дома Родериго.
Карло. Будь проклят тот день, когда я оказался в услужении у этого паршивца Ансельмо! Как жеребец, увидевший стечную кобылу, он совершено одурел! Ох, доживет он до беды, но это бы и ладно, но ведь мессер Родериго не из тех людей, чтобы долго разбираться – он вздернет и меня в лучшем виде! А один Карло мне дороже всех Ансельмо на свете, и шея-то у меня одна.
В окне появляется Констанца и делает знаки Карло.
Карло. Что это? Меня что ли?
Констанца. Не могли бы вы зайти на минуту?
Карло. Куда это?
Констанца. Да вот сюда это! В дом… Мне надо вам кое-что сказать.
Карло. Нет уж, упаси Господь, я тут постою. Говорите ваше дело.
Констанца. Тогда подойдите к самому окну…
Карло. Ищите дурака! У мессера Родериго полно молодцов, которые одной рукой мигом втянут меня за шкирку не то что в окно, а на прямо колокольню!
Констанца. Да не бойтесь вы! У меня дело к вашему начальнику!
Карло опасливо подходит к окну.
Констанца. Моя госпожа просила передать отцу Ансельмо, что любовь, которую он к ней питает, и слезы, которые он беспрерывно льет, тронули ее сердце так сильно, что она стала совсем его и более не принадлежит себе… И еще она просила передать ему, что судьба благоприятствует твоему господину и сегодня мессер Родериго уедет в деревню и будет там ночевать. Как только пробьет три часа, пускай твой начальник тайно придет сюда, и его встретят так, как он и желать не смел…
Карло. Ну и дела! Может быть, донна, у вас есть какая записка для отца Ансельмо?
Констанца. С ума ты сошел? Разве знатная дама когда-нибудь оставит в руках любовника что-нибудь подобное, способное погубить ее одним махом и безвозвратно? Видно, ты не очень опытен в любовных делах!
Карло. У нас в деревне, донна Констанца, такие дела всегда улаживались без всяких писем. Чего там расписывать-то…
Констанца. Иди, и не забудь ничего из сказанного!
Келья Ансельмо.
Ансельмо. Так и сказала!?
Карло. Слово в слово!
Ансельмо исполняет от радости дикий танец, делая несколько скачков в разные стороны.
Ансельмо. А отдал ли ты мое письмо?
Карло. Вы же сказали – только в самые руки донны Катарины.
Ансельмо. Сколько же сейчас времени?
Карло. Пробило шесть.
Ансельмо. Для столь завидного подвига надо хорошенько подкрепиться! Придется за эту ночку проскакать не одну милю! Беги в лавку к этому старому греховоднику Петруччио и возьми мне самого лучшего вина и сладостей, а я пока…
Карло. Осмелюсь доложить вашей милости…
Ансельмо. Что же еще велела мне передать божественная донна Катарина?
Карло. Нет, это все, а вот я хотел сказать от себя, что кажется мне – дело нечисто. С чего бы это вдруг она так переменилась и…
Ансельмо. Ступай, деревенский олух и делай, что тебе приказано, чтоб тебе дурной год и дурную пасху! Настойчивость в любовной погоне всегда творит чудеса! Да денег в лавке не давай, скажи там хозяину, чтобы пришел ко мне в воскресение и я дам ему полное отпущение грехов, пусть только он отпустит мне лучшего вина!
Улица у дома мессере Родриго.
Ночь. Дверь в дом приоткрыта. Ансельмо в потемках входит туда. Выскакивает как ошпаренный, но его втягивают за рясу обратно. Короткая схватка за дверью. Родериго и Каструччио выносят труп Ансельмо.
Родериго . Ну и тяжелый же этот хряк! Лихо ты его придушил…
Каструччио. Слава Господу, не в первый раз, и дай Бог - не в последний.
Родериго. Ох, с каким бы удовольствием я перебил бы их всех до одного! Ах, это похотливое поповское отродье! Собрать бы людей и сжечь это осиное гнездо вместе со всеми трутнями!
Каструччио. Клянусь преисподней, вам бы не пришлось меня долго упрашивать, да времена теперь не те…
Родериго. Да, кругом одни законники и каждый мошенник, особенно при деньгах, думает, что может безнаказанно плевать тебе в лицо… И кругом попы! Но пока я жив, я обойдусь без судов.
Каструччио. Сейчас перекинем его через стену монастырского сада, да и дело с концом.
Родериго. Так и сделаем! Полезай на ту сторону, примешь раба божьего… А потом оттащим его в сторону.
Перетаскивают через стену труп Ансельмо.
Родериго. Постой! Тут у них нужник…
Каструччио. Вот вы мне объясните, мессере, почему обыкновенно жилища монахов более походят на воровские вертепы, чем на дома рабов божьих? Вот возьмите хотя бы этот нужник. Все сидения-то у них сломаны, кроме одного!
Родериго. Знаешь что, снимай-ко с него штаны да задери рясу. Сейчас мы его посадим на очко и пусть все думают, что он испустил дух среди дерьма, где ему самое место и есть.
Сажают его.
Каструччио. Как живой! Теперь уж точно никто не подумает, что вы причастны к этому делу, мессере Родериго!
Уходят, перелезают через стену. Появляется Карло. Явно торопится по нужде, разлетается в сортир и резко тормозит.
Карло. И здесь нет мне от него проходу, черт бы побрал этого отца Ансельмо! А я то думал, что он еще испражняется, только из другого места, в кровати мессера Родериго!
Но только что же мне делать!? Ведь сидение там целое только одно, а терпения у меня хватит ненадолго! Зачем я только допил это вино…
Карло нервно семенит вокруг туалета.
Карло. Веревку он что ли проглотил? Сесть прямо здесь мне? Но ведь душа монаха сразу попадает в ад, если он испражнится на святой монастырской земле! Перелезть что ли через стену? Ой, нет… Пойду, попрошу его.
Заглядывает в нужник.
Карло. Отец Ансельмо, не могли бы вы действовать побыстрее! Отец Ансельмо, а отец Ансельмо! Вот напыщенный каплун – даже и не отвечает! А мне сейчас придется худо…
Делает еще кружок вокруг сортира, ему явно совсем нелегко.
Карло. Отец Ансельмо! Имейте совесть! С вами же говорят! Глумится он что ли!
Делает еще кружок.
Карло. Слезай с очка, тебе говорят! Не хочешь? Сейчас ты у меня заговоришь!
Берет камень, кидает в Ансельмо, труп падает и вываливается из сортира.
Карло. Вставайте, отец Ансельмо.
Подходит осторожно к трупу.
Карло. Он не дышит. Горе мне, я убил отца Ансельмо! Но оставлять его здесь нельзя! Что же мне, теперь, несчастному, делать?! Я спасен! Куда еще лучше его подбросить, как не под дверь мессера Родериго? Весь город знает, о проделках это жеребца и об его осаде донны Катарины! Но сначала надо облегчить мое чрево, а то оно сию секунду взорвется, и я тоже умру.
Оттаскивает Ансельмо, забегает внутрь. Раздается облегченный выдох, потом появляется и сам Карло.
Карло. В деревне работал я на мельнице, и не такие мешки перетаскивал. А дом мессера Родериго прямо здесь, рядом. Сейчас натяну на него штаны…
Натягивает штаны, Перекидывает через стену. Сам скрывается за ней. Сажает Ансельмо в задумчивой позе на пороге дома Родериго.
Карло. Любо-дорого посмотреть. Словно он предался на досуге благочестивым размышления или ведет теологический спор, ну а мне в любом случае надо убраться пока из монастыря. Пойду седлать нашу кобылку, хотя она сейчас больше думает о жеребцах, чем о поклаже.
Уходит. Светает. Каструччио пытается выйти из дверей и натыкается на Ансельмо. В ужасе отпрыгивает обратно в дом и возвращается уже с Родериго.
Каструччио. Ваша честь, я твердо знаю, что трупы не имеют обыкновения менять место. А то, что я его убил – это я тоже твердо знаю, да и сами вы это видели. Не иначе как вмешалась нечистая сила, с которой этот Ансельмо, видимо, всегда был на дружеской ноге!
Родериго. ( к Ансельмо) Итак, ты хочешь быть вечным мучением моего дома. Неужели я не смогу избавиться от тебя живого или мертвого? Но кто бы тебя ни доставил сюда, я сделаю так, что ты разделишь участь с таким же жеребцом, каким ты был сам когда-то. Каструччио! Беги на соседнюю конюшню, пока еще не рассвело окончательно. Я знаю, что мы сделаем!
Монастырский двор. Карло устраивается на кобыле.
Карло. Ну, надо принести молитву о чудесном избавлении и двигать отсюда с Богом! А когда я вернусь, не только от отца Ансельмо, но и от этой истории не останется и следа.
Выезжает за ворота. Напротив ворот, на коне сидит мертвый Ансельмо с копьем наперевес.
Жеребец ржет под Ансельмо. И дробным шажком подбирается к кобыле. У него выдвигается огромный детородный орган. Карло столбенеет от ужаса, потом дает шпоры.
Карло. Это он из ада явился за мной! Помогите, спасите!!!!
Жеребец с Ансельмо бросается за кобылой Карло, норовя взобраться на нее.
Карло и Ансельмо мчатся по улице к городским воротам.
Городские ворота.
Двое стражников зевают, рядом в нетерпении прохаживается Андреуччо. За углом притаился Кола.
Андреуччо. Когда вы откроете ворота – когда солнце напечёт вам головы?!
Стража. Э, мессере, взгляните на небо – ещё только рассвело. Сейчас ударят к заутрени, люди пойдут молиться, и мы отопрём.
Андреуччо. В вашем городе некому молится! Если тут в кого и верят, то разве что в чёрта!
Стража. Поосторожней мессере, а то мы сведём вас куда надо за такие слова. Мы все тут патриоты!
Андреуччо. Флоренция – город редкой красоты и сверкающих добродетелей его жителей!
Бьют колокола. Стража отпирает ворота. Андреуччо убегает. Стражник начинает закрывать ворота, но мимо него проносится Грассо, с дорожным мешком за плечами, и едва не сбив его с ног, выскакивает из города.
Грассо. Нет, мне надо проветриться!
Появляется Таддео, бегущий в простыне, за ним бежит Кеккино с топором, следом – Тесса.
Кеккино. Стой, кто бы ты ни был!
Таддео. Брось топор!
Стражник выбегает следом за ними через ворота, за его спиной осторожно выскальзывает из города и Кола. Стражник возвращается.
Стражник. Если от такого утра не отстанет и день, что я ещё сегодня увижу?
Мимо него проносятся грабители, напуганные Андреуччо, и сбивают его с ног.
Следом проносятся Ансельмо и Карло.
За ними проходит свадебная процессия.
Пробегая через ворота, актеры возвращаются каждый раз в других ролях и костюмах. Останавливаются на поклоны.
Достарыңызбен бөлісу: |