Воронцов В. Б. В75 Судьба китайского Бонапарта

Пока Вашингтон и Чунцин обменивались мнениями о военной стратегии в Бирме, японское командование ре­шило компенсировать на китайском фронте свои неудачи в других районах. Японцы преследовали вполне кон­кретные цели: занять удобные плацдармы на террито­рии Китая, затянуть войну на Тихом океане и попытать­ся договориться с Чан Кайши о компромиссном мире. Начавшееся в марте 1944 г. наступление японских войск развивалось успешно. За восемь месяцев оккупанты овладели значительной частью территорий провинций Хэнань, Хунань, Гуанси, Гуандун, Фуцзянь. В ходе на­ступления японцы захватили ряд американских аэрод­ромов. Разгромленный гоминьдановский фронт не пред­ставлял для японских частей серьезной силы, опасность

ожидала их в тылу, где в это время развернули успеш­ные действия 8-я и Новая 4-я армии.

Генералиссимуса раздражало растущее желание Вашингтона установить официальные контакты с Янь-анью, то есть с коммунистами. Он пугал американских дипломатов ростом влияния КПК, предлагал подменить эти контакты связями со своей... контрразведкой. Упор­ство Чан Кайши начинало раздражать Рузвельта, и президент посоветовал Чунцину «не предпринимать ничего, что могло бы осложнить сотрудничество Объеди­ненных Наций». Генералиссимус вынужден был отсту­пить, но пошел на новую уловку: «Пошлите, пожалуйста, в Яньань миссию американских журналистов». На воп­рос: «Почему только журналистов?»— последовал ответ: «Журналисты — гражданские лица, в то время как американские офицеры представляют правительство своей страны, и их появление в Яньани будет означать подготовку США к непосредственному сотрудничеству с КПК» '.

Весенне-летнее 1944 г. наступление японцев на ма­терике ускорило события. Для частной встречи с Чан Кайши прибыл бригадный генерал Феррис. Во время встречи американские гости изложили хозяину сверхсек­ретное послание Вашингтона. Чан Кайши не верил своим ушам. «Положение в Китае безнадежное, и настоятель­но диктует принятие решительных мер. Президент поэто­му предлагает, чтобы все армии в Китае, включая армии коммунистов, были поставлены под контроль американ­ского командующего. Хотя президент знает об отрица­тельном отношении Чан Кайши к генералу Стилуэллу, он, однако, считает, что лучшего, чем Стилуэлл, чело­века по опыту и навыкам для выполнения такого рода задач найти трудно» 2. Чаша терпения генералиссимуса переполнилась, когда ему внушили, что миссия в Янь­ань — результат политических интриг Стилуэлла.

Летом 1944 г. в Чунцин приехал вице-президент США Г. Уоллес. С 21 по 24 июня состоялось несколько встреч Чан Кайши с высокопоставленным представи­телем Вашингтона. Чан Кайши навязчиво подчеркивал одно и то же: «Китайские коммунисты — лишь марио­нетки Москвы», отнюдь не «реформаторы», «аграрные»

1 Воронцов В. Б. Дело «Амерэйша» С 32

2 The Amerasia Papers: A Clue to the Catastrophe of China W., 1970. Vol 1 P. 253. (Далее — The Amerasia Papers.. )

демократы, как это представляют «несведущие» лица. К последним Чан Кайши относил Оуэна Латтимора, который сопровождал Уоллеса. Генералиссимус хорошо знал Латтимора: ведь он еще в конце 30-х годов нару­шил табу и посетил Яньань. Более того, действуя в роли советника в Чунцине, выделялся среди окружающих вызывающей независимостью.

Само присутствие в районах, контролируемых КПК, официальных американских представителей в известной мере явилось бы признанием Вашингтоном КПК как реальной политической силы в Китае. Чан Кайши это не устраивало.

«Будьте добры, не давите,— оборонялся Чан Кайши в беседе с Уоллесом,— поймите, пожалуйста, что комму­нисты не представляют собой подходящую силу для военных мероприятий против Японии» '". Но слишком уж сложно было главному чунцинскому солисту испол­нять одну и ту же арию, даже если она порой и произ­водила впечатление на влиятельные силы в Вашингтоне. 23 июня 1944 г. Чунцин дал согласие на посылку амери­канской миссии в Яньань.

Г. Уоллес, действуя по поручению Ф. Рузвельта, пытался втолковать Чан Кайши значение для Китая, для общего дела союзников активизации китайского фронта, а также скорейшего вступления в военные дей­ствия на Дальнем Востоке Советского Союза. Итогом встречи стало коммюнике. В нем отмечалось: «Отноше­ния между Китаем и его ближайшим в географическом плане великим соседом — Советским Союзом должны поддерживаться на основе взаимопонимания. Такими должны быть отношения Китая и с другими соседями. Всякого рода конфронтация не может содействовать целям мира»2. Американские политики, нацеливая Чан Кайши на сотрудничество с Советским Союзом, от­давали дань освободительным идеям антигитлеровской коалиции, учитывали они и опасения, связанные с воз­можными попытками китайской стороны в случае граж­данской войны столкнуть СССР и США.

После своего пребывания в Китае Уоллес составил итоговый доклад. Этот труд увидел свет лишь в период «охоты за ведьмами», в 1950 г. Доклад содержал ре­

1 The Amerasia Papers... Vol. 1. P. 88.

2 Дедовский A. M. Китайская политика США и советская дипло­матия. 1942-1954. М., 1985. С. 82.

комендацию направить личного представителя президен­та в Китай для посредничества между Чунцином^и Янь-анью. Этим представителем стал с 18 августа 1944 г. генерал-майор Патрик Хэрли, миллионер из Оклахомы. Генерал отличался самоуверенностью, был порывист, нетерпелив.

Спор между Стилуэллом и Чан Кайши о праве самим распределять ленд-лиз в Китае приближался к развяз­ке. Сун Цзывэнь уповал на факторы морального поряд­ка: необходимо помнить о достоинстве нации, которое будет подорвано, если контроль за ленд-лизом останется у Стилуэлла. Хэрли\ напомнил Суну: «...это наша собст­венность. Мы ее произвели, и можем ее предоставлять тому, кому считаем нужным». Стилуэлл с одобрением встретил деловую, с его точки зрения, позицию Хэрли. Но для успокоения было слишком мало оснований. Ф. Рузвельт делал, казалось, все, чтобы сохранить Стилуэлла в Китае, не видя лучшей кандидатуры на пост главнокомандующего китайскими армиями. «Я на­деюсь,— пытался президент убедить Чан Кайши,— что вы примете надлежащие меры для назначения ге­нерала Стилуэлла... Я так настаиваю на назначении Стилуэлла потому, что промедление грозит катастрофой, трагической по своим последствиям как для Китая, так и для совместных усилий в деле достижения победы над Японией». Сам Стилуэлл, опираясь на поддержку Вашингтона, лихорадочно искал выхода. «Если ГСМ (ге­нералиссимус — так называли Чан Кайши американ­цы.— В. В.) не подпишет требование о назначении меня командующим,— предупреждал он гоминьдановского министра иностранных дел,— я должен буду предло­жить Соединенным Штатам уйти из Китая».

Копья скрестились в последний раз. «Высочайший» разразился бранью. Ни в коем случае он не назначит Стилуэлла командующим, пусть лучше убирается из Китая. Стилуэлл был объявлен персоной поп grata.

В последней схватке Чан Кайши ощущал твердую поддержку генерала Хэрли. «Никто не стоит между вами и Чан Кайши,— докладывал П. Хэрли Рузвельту,— за исключением Стилуэлла...»— и предлагал убрать генерала, дабы не «потерять Чан Кайши и Китай» '. Сторонникам Стилуэлла Хэрли представил это предло­жение в качестве условия, при котором Чан Кайши дол-

' Crozier В.. Chou Е. Op. cit. Р. 259.

жен был пойти на соглашение с КПК. Но для генера­лиссимуса оказалось не так просто освободиться от Стилуэлла. Немало высших офицеров китайской армии и даже некоторые из тех, кто не всегда находился в ла­дах со Стилуэллом, были не согласны с решением Чан Кайши. Американский генерал, как считали они, понимал Китай и много сделал для него. И генералиссимус решил подсластить пилюлю. В Чунцине заговорили о награж­дении Стилуэлла орденом «Голубого неба и белого солнца» — высшей китайской наградой, которой обычно удостаивались иностранцы. Генерал игнорировал лице­мерный жест хозяина, заявив посланцу: «Скажите этому маленькому ублюдку, чтобы он украсил этой наградой своего осла».

Успехи Чан Кайши в противодействии линии Стилуэл­ла не принесли Чунцину политических дивидендов. Ки-тайско-бирманско-индийский театр военных действий разваливался. «Дворец диктатуры» постепенно падал.

«Судьбы Китая»

iO марта 1943 г. в Чунцине вышла в свет книга Чан Кайши «Судьбы Китая», а затем появилось и другое его произ­ведение — «Китайская экономическая теория». Гене­ралиссимус полагал, что вождь обязан быть и теорети­ком. Сначала тираж «Судеб Китая» составил 200 тыс. экземпляров. Подлинным автором обеих работ был профессор Дао Сишэн. Профессор получил образование в Японии, с 1934 по 1937 г. работал в Пекинском уни­верситете. В 1928 г., вскоре после переворота, стал секре­тарем у Чан Кайши. Позднее близко сошелся с Ван Цзин-вэем, но в январе 1940 г. решительно порвал с новым благодетелем, сбежал в Гонконг, прихватив, между прочим, текст секретного соглашения между Ван Цзин-вэем и японцами. После возвращения в Чунцин Дао вновь занял пост секретаря Чан Кайши. Чан Кайши присвоил его труд. В награду составитель докладов генералиссимуса, а затем и автор книг получил из рук своего патрона место члена ЦИК Гоминьдана, предсе­дателя агентства Центральные ежедневные новости.

Вскоре тираж книги достиг 1 млн экземпляров. Про­изведения Чан Кайши рекомендовались для всех школ и колледжей, для всех военных и гражданских служб, слушателей кружков политической учебы. О «Судьбах

Китая» и «Китайской экономической теории» говорили, спорили, но... только в Китае. Гоминьдановские цензоры получили четкие указания изымать ссылки на книгу для зарубежных изданий, держать произведения гене­ралиссимуса в тайне от вездесущих западных диплома­тов и журналистов. И это не случайно. Чан хотел при­мирить две абсолютно противоположные политические линии: противопоставить, с одной стороны, «теорети­ческую» платформу Гоминьдана выдвинутым руково­дителями КПК лозунгам о «новой демократии», а с другой стороны, не разрушить иллюзий своих зарубежных покровителей, ожидающих от автора «Судеб Китая» верности идеалам западной демократии. Но читатель не мог найти верность такого рода в книге Чан Кайши. Прежде чем в Китае станет возможным ввести какую-либо из форм демократии, предупреждал Чан, страна длительное время будет нуждаться в сильном, центра­лизованном правительстве.

«Судьбы Китая», призывая к почитанию конфуциан­ских традиций, должны были убедить читателя в совер­шенстве древнейших форм общественного строя, в не­обходимости поиска в прошлом примеров для подража­ния, особенно в отношениях между народом и прави­телем. Что может сцементировать китайскую нацию в единое целое? Чан Кайши, отвечая на этот вопрос, обращался к восьми «моральным заповедям» (этическим принципам конфуцианства — преданности, почтительно­сти, гуманности, любви, верности, соблюдению долга, дру­желюбию, спокойствию) и четырем «основам существова­ния государства» (справедливость, соблюдение ритуала, скромность, стыдливость). «Присущая Китаю филосо­фия жизни, созданная Конфуцием, развитая Мэн-цзы и прокомментированная ханьскими конфуцианцами,— заявил Чан Кайши,— превратилась в совершенную систему, превосходящую любую философию в мире и недостижимую для нее». Это было яркое проявление ве­ликодержавного шовинизма. Правитель, согласно конфу­цианскому учению, олицетворяет «совершенного чело­века»— мыслящую личность, а его подданные — безли­кая масса, нуждающаяся в управлении. Только «ничто­жный» человек не способен понять веления Неба, остав­ляет без внимания речи совершенно мудрых. Если кон­фуцианская книга «Цзя-юй» сравнивает отношения правителя с народом с отношением между всадником и лошадью, то Чан Кайши уподобляет Китай «пространству

зыбкого песка», то есть безмолвной пустыне. Народ, согласно «Цзя-юй», как лошадь, не способен к само­стоятельным поступкам. Император, словно всадник, управляет народом. Для этого он располагает «уздой» й «вожжами»— чиновниками и законами.

Чан Кайши, возомнивший себя наследником Сунь Ятсена, практически противопоставляя свое идеоло­гическое кредо демократизму основателя Гоминьдана, начисто отрицал возможность осуществления демокра­тических принципов в Китае. Сунь Ятсен, в отличие от Чан Кайши, обращая особое внимание на роль государ­ства, никогда не противопоставлял интересы личности и государства. Он стремился пробудить творческую энер­гию народа, побудить своих соотечественников на револю­ционные действия. Чан Кайши же действовал в традициях китайских милитаристов, привыкших повелевать безли­кой массой, подчинять ее своей воле.

Чанкайшистские теоретики не утруждали себя поис­ком каких-либо новых идей. Представления о китайцах как о «разрозненных песчинках» издревле бытовали как в Китае, так и в других странах Востока. С этим был согласен и Сунь Ятсен. Члены китайского общества, «разрозненные песчинки», полагал Сунь Ятсен, наделены чрезмерной свободой, поэтому в обществе царствует вседозволенность и разобщенность. Чан Кайши пошел дальше, усматривая в милитаризме панацею от разоб­щенности. «...Каждый молодой человек в Китае,— про­возгласил он,— должен стать либо солдатом, либо лет­чиком». Подобного п рода теоретические концепции пре­творял на практике Гоминьдан.

Чан Кайши никогда не мирился с существованием оппозиции, даже в рамках, определяемых законом. Если он встречал сопротивление со стороны провинциальных правителей, то сразу же объявлял их милитаристами, мыслящими феодальными категориями. Генералиссимус доверял лишь своим родственникам и находящимся в большой зависимости от них высокопоставленным кор­румпированным бюрократам. На парламент он смотрел как на инструмент, годный для манипуляции во внутрен­ней и внешней политике. Правительство становилось «личным» органом, конституция служила прежде всего обеспечению его, Чан Кайши, власти.

«Одна партия, одна идеология, один лидер»— при­верженность к этому лозунгу стала важнейшим крите­рием при оценке патриотизма и полезности в среде го-миньдановской элиты.

Чанкайшистские генералы с неприкрытой ненавистью взирали на цвет китайского общества — интеллигенцию Лучшего средства, чем военная муштра, в деле воспитания молодежи из среды интеллигенции чунцинское прави­тельство не могло найти. В стране развернулась кампа­ния по созданию «особой армии», включающей в себя студентов и молодую интеллигенцию. Военные мундиры должны были образумить чрезмерно резвых интеллек­туалов, которые, как говорил Чан Кайши, «прятались в тылу», «не хотели сражаться за свой народ», были «безучастными к судьбам нации», «сидели сложа руки и ждали, чтобы народ сражался за них». Прием испы­танный, и он понадобился, чтобы обуздать китайскую интеллигенцию, оклеветать ее, найти отдушину для не­довольства масс путем натравливания их на передовую, образованную часть китайского общества. Культ грубой силы возносился на пьедестал правительственной поли­тики. Результаты гонений дорого обошлись китайскому народу, его интеллигенции.

Чан Кайши пытался возложить вину за отсталость страны на науку, на ученых, отошедших от прикладных исследований. Крутые меры применялись по отношению к тем, кто проявлял какое-либо недовольство существо­вавшими порядками, кто требовал прав — пусть даже минимальных — для народа. Недовольных причисляли к коммунистам, без суда и следствия их сажали в тюрьмы, подвергали чудовищным пыткам и издевательствам в гоминьдановских застенках.

Тезис о прочной, централизованной власти в Китае, о необходимости установления авторитарного прави­тельства в этой стране — один из основных в книге Чан Кайши «Китайская экономическая теория». В ней цент­ральное место отводится «экономическим обязательст­вам» государства. Конфликты в обществе, согласно Чан Кайши, возникают в связи с отсутствием возмож­ности «удовлетворить неограниченные потребности и требования с помощью ограниченного производства товаров». Разумное управление обществом должно удо­влетворять потребности людей, с одной стороны, сдер­живать и ограничивать их — с другой; «отец народа» должен заботиться о справедливом распределении материальных благ.

Американский эксперт Дж. Сервис возмущался попытками Чан Кайши «теоретически» обосновать свои претензии на установление посредством государственных

233

рычагов тотального контроля над обществом. «В книге нет ничего,— писал Дж. Сервис,— что поддерживало бы квазидемократические цели программы Гоминьдана, описанный здесь режим похож на самодержавную по­мещичью бюрократию, которая правила феодальным и императорским Китаем». И в этом не было ничего уди­вительного. Чан Кайши, отражая интересы бюрократи­ческого капитала, рассчитывал упрочить социальную базу режима, апеллируя к возрождению традиционной морали, традиционного образа жизни. Наиболее кон­сервативные, националистические представители китай­ского общества, связывавшие свое благополучие с со­хранением традиционных форм общественных отношений, аплодировали «Судьбам Китая». Гоминьдан выступал, как оценивали эту книгу либерально мыслящие рецен­зенты, за «экономический национализм и централизован­ный правительственный контроль, основанный на тра­диционной феодальной системе, при которой деревня составляла бы ведущую экономическую и военную единицу».

получие и счастье других людей»,— сказано довольно откровенно. Но читатель «Судеб Китая», хорошо знав­ший диктатора, мог подумать, что это написано о самом Чан Кайши. Традиции, укреплявшие добродетель, цело­стность нации оказались подорванными опиумом, азарт­ными играми и бандитами из иностранных концессий. Кто же нес, по мнению автора «Судеб Китая», ответ­ственность за подобную деградацию общественной мо­рали? Это прежде всего силы, навязавшие стране нерав­ноправные договоры («нет большей потери для наших прав и большего унижения для нас, чем это»), длитель­ное владычество маньчжурской династии, отсутствие научных методов управления экономикой. Что касается положения науки в китайском обществе времен Гоминь­дана, то оно было отнюдь не лучше, нежели в годы вла­дычества маньчжуров.

Авторитарные оценки и суждения стали непререкае­мыми истинами, подлежащими лишь комментированию, и гоминьдановские пропагандисты брали на вооружение идеи из книги Чан Кайши «Судьбы Китая». Линь Ютан издал книгу «Смех сквозь слезы». Какие только эпитеты не использовал автор, клеймя китайскую политику США и Англии! Он обрушивался на западных прагма­тиков, называя «свинячей и помойной» их заинтересован­ность в материальной стороне жизни. Философия Линь Ютана не отличалась особой замысловатостью: пусть за все беды китайского трудового люда несет ответст­венность Запад, а «древние добродетели» будут стоять на страже власть имущих, снимать социальную напря­женность.

Логика рассуждений гоминьдановских идеологов («нельзя позволить предпринимательскому духу под­чинить природу человека») отражала столкновение традиционных ценностных ориентации китайского об­щества с моралью заявившего о себе представителя ка­питалистического мира. Но это вовсе не означало, что описанная в «Судьбах Китая» идиллическая картина правдиво отражала прошлое. Волчьи законы проявляли себя и в феодальном Китае, страсть к наживе толкала милитаристов к новым завоеваниям, что лишь увеличи­вало бедствия народа. И не «внешние невзгоды и внутрен­ний саботаж» стали первопричиной кризиса гоминьда-новской структуры, а сама природа этого социально-экономического строя. Существующий режим искал искусственные подпорки для падающего здания, средства

для изоляции централизованного феодально-бюрокра­тического общества от западного ветра с его инород­ными, как полагали китайские националисты, политиче­скими и социальными течениями.

«...Китайцы, маньчжуры, монголы и тибетцы,— провозгласил Чан Кайши в «Судьбах Китая»,— явля­ются представителями одной и той же расы, ибо проис­ходят от легендарного императора Хуанди». Территории, населенные национальными меньшинствами, вошли, согласно Чан Кайши, в состав Китая благодаря высоким «моральным качествам», присущим китайской нации, все районы Китая оказались «пропитанными китайской культурой». Чанкайшистское правительство издало в свое время специальный циркуляр, строго предписывающий историкам изыскивать общие черты национальностей Китая и переделывать в связи с этим учебные по­собия.

Важным средством во внешнеполитическом арсе­нале правых гоминьдановцев, выступавших против Советского Союза, да и против других «белых дьяво­лов», стал расизм. В период гражданской войны в Китае гоминьдановцы искали в расизме средства борьбы с влия­нием прогрессивных идей, новых политических течений, зондировали пути сотрудничества с японской реакцией, ставя в основу этого сотрудничества идеи расовой общ­ности, «братства по крови». Книга «Судьбы Китая», в которой Чан Кайши гневно обрушился на идеи комму­низма, была проникнута духом расизма и национализ­ма, в ней воздавалась хвала маньчжурско-цинской ди­настии, ее завоеваниям. «Судьбы Китая» хорошо встре­тили в Японии. «...С точки зрения японцев,— отмечало агентство Домэй Цусин 13 сентября 1943 г.,—"она (кни­га.— В. В.) лишь повторяет уже досконально изложен­ные в Японской империи теории «Великой Восточной Азии», совпадает с концепцией пан-Азии (Великой Азии) и копирует теорию мира и государственного строитель­ства Ван Цзинвэя». Чан Кайши «по своей натуре все-таки восточный азиат...»— выражалась радость на страницах японской прессы, а книга пропитана «восточ­но-азиатским духом», ибо автор подчеркивает прево­сходство «исконной морали Востока, настаивая на рас­пространении этой морали...»

Книга «Судьбы Китая» не оправдала надежд аме­риканских прагматиков, мечтавших увидеть в Чан Кайши верного пропагандиста ценностей западной демократии.

16 Владилен Воронцов

241

Принимались и иные меры для нейтрализации не­благоприятного впечатления на Западе от «Судеб Китая». Дипломатический корпус был приглашен на празднова­ние 10-й годовщины «движения за новую жизнь». Один из номеров программы произвел большое впечатление на дипломатов. Участники представления демонстриро­вали сцену «массового бракосочетания». Двадцать пять одинаково одетых девиц вышли друг за другом на обшир­ную площадку. С другой стороны поднялись столько же молодых людей. Затем они разбились на пары и проде­монстрировали сцену бракосочетания. Инициаторы шоу стремились показать представителям Запада, что в Китае отходят от вековых церемоний бракосочетания, пересма­тривают, если это необходимо, отношение к сложившим­ся трацициям. Дипломатов хотели убедить: Китай под­готовлен к восприятию ценностей Запада. Но никакие декорации не могли нейтрализовать воздействие тради­ционных структур на развитие китайского общества, они еще длительное время действовали в направлении изоляции этого общества от внешнего мира.