Воронцов В. Б. В75 Судьба китайского Бонапарта

1 См.: Далин С. А. Указ. соч. С. 332—333.

винциальный губернатор обладал неограниченными пра­вами феодального правителя. На вечернем приеме у Чан Кайши рядом с М. И. Казаниным устроился земляк Чан Кайши офицер связи Ли, приставленный явно для слежки к советским специалистам. Ли служил главкому верой и правдой, и, конечно, не по идеологическим соображениям. Главной его целью становилась нажива. Конечно, он не мог претендовать на роскошные губернаторские дворцы, где лишь штат прислуги насчитывал более тысячи чело­век, и впечатляющий гарем... Но должность чжисяна — начальника уезда (а уездов в стране было до 2 тыс.) его вполне устраивала. Чжисян — полновластный правитель в уезде: он казнит и милует, получает взятки, подарки, уста­навливает по своему усмотрению различные поборы. У него богатый дом, молодые наложницы. Ли доставляло немалое удовольствие поделиться своими мечтами с Казаниным.

На банкете Чан Кайши занял место в середине стола, справа сидел Ху Ханьмин, слева — известный своей актив­ной ролью в «Суньятсеновском обществе» Хэ Инцин. Уже в этом — демонстрация единства правых сил Гоминь­дана. Обед подходил к концу, когда наступила кульмина­ция, полностью раскрывшая цель сборища генералов. Хозяин встал и обратился к собравшимся с речью. Оратор, доходя порой до истерики, обрушился на КПК, на Боро­дина. Он закончил свою речь воплем: «Долой коммунис­тическую партию!» Генералы, подняв бокалы, вместе повторили эти слова, демонстрируя всеобщий восторг по поводу нового политического виража главкома

Шанхайский переворот 1927 г.

Чан Кайши постепенно продвигался к Шанхаю — городу, олицетворяющему в представлении китайцев империализм.

Шанхай в середине 20-х годов — главный город-порт ; Китая, насчитывающий 1,5 млн человек. Англичане счита­ли себя старожилами в устье Янцзы. На флагштоках военных кораблей, стоявших в устье реки Вампу, преобла­дали английские флаги, прогуливающиеся по набережной английские полицейские, с высокомерием посматривающие на окружающих, как бы подчеркивали первенство Вели­кобритании в осуществлении традиционного принципа ко­лониальной политики «разделяй и властвуй». И как сим­

1 См.: Казанин М. И. Указ. соч. С. 106.

вол безвозвратно утерянных позиций, как одинокий оско­лок ушедшей в прошлое Российской империи маячило на Янцзы русское судно «Охотск». Это судно, как и некоторые другие, угнанные белогвардейцами из Владивостока, наш­ло пристанище на чужбине. «Охотск» стал, по существу, казармой для казаков и офицеров из белоэмиграции.

Набережная реки Вампу в центре международного сеттльмента называлась Банд, на ее правой стороне красовались впечатляющие здания крупнейших банков и монополий. И Здесь англичане обладали преимуществом, ведь на долю главенствующей в колониальном мире Бри­тании приходилось до трети всей внешней торговли Китая. К юго-западу от Нанкин-роуд обосновался фран­цузский сеттльмент.

Социальный водораздел все более четко ощущался не только между жителями китайской части города и иностранных сеттльментов, но и между различными по­люсами самого китайского общества. Это было время, когда, пользуясь отсутствием сильного централизованного правительства, активизировались шанхайские капита­листы, они создавали собственные независимые организа­ции, прибирали к своим рукам банки, предприятия. Орга­низации формировались как по гильдиям, например Шан­хайская ассоциация банкиров, так и, помимо специали­зированных, на основе личных связей, местничества. Шан­хайская главная торговая палата охватывала тузов го­рода в сфере торговли, промышленности и финансов. Осо­бым весом и влиянием отличались «чжэцзянская груп­па», «финансисты Чжэцзян — Цзянсу». Под их контро­лем находились банки, заводы, таможни, судовые компа­нии, угледобывающие фирмы.

В шанхайских салонах и отелях бездумно убивала время новая китайская европеизированная буржуазия: она бросала на ветер доллары, добытые кровью и потом трудящихся соотечественников, гнувших спину по 12 часов в день. Уровень эксплуатации китайского рабочего на текстильной фабрике (за 12 часов работы — 1 шиллинг) намного превышал тот же уровень в находившейся в колониальной зависимости от Англии Индии (за 10 ча­сов — 1 шиллинг 6 пенсов).

Повсюду по Янцзы сновали лодки (сампаны), служив­шие пристанищем для шанхайской бедноты, и здесь же пьяные американские матросы покупали у родителей не­совершеннолетних китайских девочек всего лишь за одну серебряную монетку. На окраине города в пропитанных

копотью фанзах, на земляном полу, рваных циновках, на тряпье ютилась шанхайская беднота. Нечистоты сливались и сбрасывались в канавы, проложенные вдоль узких улочек; тучи насекомых, разносящих повсюду инфекци­онные болезни, были неизбежным спутником бедняцких кварталов.

Блистательные китаянки в окружении своих респекта­бельных поклонников прогуливались по многочисленным аллеям, паркам, наслаждаясь купанием в бассейнах зеле­ной зоны города, а нищие и голодные кули выбивались из сил, чтобы как-то поддержать свое существование. Шанхайские модницы могли поспорить с англичанками и американками не только в богатстве и изяществе платья, но и в умении танцевать фокстрот или чарльстон, в пышно­сти приемов.

В эту роскошную жизнь была вложена немалая доля доходов, полученных от нещадной эксплуатации женского и детского труда. На шелкоткацких фабриках, находив­шихся под контролем китайского капитала, использовал­ся труд 120 тыс. женщин и детей.

Научный сотрудник Института мирового хозяйства и мировой политики Ф. Атлей в вышедшей в 1934 г. книге писал: «Процентное отношение женщин и детей, занятых в китайской хлопчатобумажной промышленности, к числу мужчин равно 70 к 30, в то время как в Индии подавляю­щее большинство рабочих — мужчины; женщина, занятая в китайской промышленности, получает около 9 пенсов в день» Это могло обеспечить лишь полуголодное сущест­вование.

Попытки провести рабочее законодательство заканчи­вались безрезультатно. Право экстерриториальности, не­подсудность иностранных владельцев местным судам спо­собствовали усилению эксплуатации китайских рабочих.

Противоборство различных милитаристских клик уси­ливало напряженность в долине Янцзы, что в свою очередь негативно сказывалось на положении в Шанхае. На желез­ных дорогах царил беспорядок: каждая противоборству­ющая сторона стремилась использовать железнодорожные артерии против своих недругов. Капитаны судов, совер­шавших рейсы между Шанхаем, Ханькоу и другими пор­тами, зачастую находились под прицелом винтовок тысяч слабоорганизованных, необученных и плохо вооруженных деморализованных китайских солдат.

1 Атлей Ф. Ланкашир и Дальний Восток. М., 1934. С. 155—156.

В рядах НРА, продвигавшейся к Шанхаю, было немало патриотов, умом и сердцем осознавших трагедию своего народа, стремившихся положить конец мученической жиз­ни простого люда. В политотделе НРА работал молодой поэт, написавший стихотворение «Шанхайское утро». В нем были такие строки:

Богачи мчатся по середине улицы,

А нищие, просящие подаянья.

Бредут под деревьями, на краю тротуара.

Протянем друг другу братские руки,

Протянем и крепко пожмем их,

братья!

не бетон. Там пот н кровь, пролитые нами: Горькая, кровавая наша жнзнь Лежит под богатыми автомобилями '.

Автором стихотворения был Го Можо. Пройдут годы, он станет известным поэтом и общественным деятелем КНР. В 20-х годах бунтующий поэт повсюду сеял своими стихами гроздья гнева, наполнявшие умы и сердца револю­ционеров непоколебимой верой в правоту своего дела.

Шанхай менялся на глазах. Иностранные концессии превращались в неприступные убежища укрывшихся за колючей проволокой избранных. На улицах — патрули, и беда ждала того, кто попадал им в руки. Нередко они творили самосуд здесь же, на месте. На площадях и в китайских кварталах Шанхая бросались в глаза установ­ленные на шестах либо фонарных столбах клетки с го­ловами казненных жертв.

Ко многому привыкли жившие здесь иностранцы. Их не удивляло, что на стенах города выставляли на пиках головы казненных коммунистов. Весной 1927 г. поражало другое: жители города проявляли небывалый до того вре­мени интерес к победам и неудачам НРА. Рикши бросали мальчишкам, продающим газеты, медяки и внимательно вслушивались в то, что читали им их грамотные собратья.

Еще совсем недавно, в октябре 1926 г., несколько тысяч шанхайских рабочих выступили против милитариста чжи-лийской группировки Сунь Чуаньфана. В организации выступлений рабочих видную роль сыграл Чжоу Эньлай. В феврале 1927 г. Чжоу руководил всеобщей забастовкой, в которой приняло участие полмиллиона трудящихся. Вос-

1 Го Можо. Избранное. М., 1953. С. 50.

стание и забастовки были подавлены войсками западных держав, которые отличались особой жестокостью.

Западных бизнесменов охватило беспокойство: при­ближение НРА к Шанхаю повлияло на стиль здешней политической жизни. Еще совсем недавно китаец не мог переступить границу территории иностранных концессий, в глаза бросались развешанные на торговых лавочках таб­лички: «Только для иностранцев». Теперь повсюду открыто праздновались успехи революции. Англичане, потеряв самообладание, напали на участников одного из митин­гов. Ответом стал захват толпой 5 января 1927 г. анг­лийской концессии. Английская сторона вынуждена была начать переговоры с гоминьдановским министром иност­ранных дел Евгением Чзном о передаче концессии прави­тельству. В феврале англичане передали Китаю концессии в Ханькоу и Цзюцзяне.

Впервые за многие годы западная община в Шанхае, оказавшись перед лицом роста революционных волнений и приближения НРА к городу, решилась на необычный шаг. По ее инициативе представители китайского бизнеса были приглашены на обед в один из лучших отелей. Анг­личане, воспитанные в духе классических традиций Бри­танской империи, считали неприемлемым для себя сидеть рядом с желтолицым. Но надвигавшаяся буря на время как бы нейтрализовала расистский угар и согнала в одну лодку знатных тузов иностранного и китайского делового мира. Все с вниманием выслушали американского главу иностранного муниципального совета. Он с тревогой взы­вал к китайским капиталистам: настало время «объеди­нить усилия против большевизма», китайские бизнесмены гораздо лучше выступят в роли лидеров, нежели «сума­сшедшие... революционеры».

В городе активизировались профсоюзные объединения, находящиеся под контролем чанкайшистов. Действовали они весьма активно, но только не в организации стачечной борьбы. Они сосредоточили свои усилия на подготовке встречи армии Чан Кайши. Чжоу Эньлай со своими сорат­никами готовил восстание, а гоминьдановские крикуны пы­тались подготовить условия для передачи китайской части города Чан Кайши. Рабочие отряды оккупировали поли­цейские участки, небольшой арсенал, почту, железнодорож­ную станцию... Все это задержало вступление войск Чан Кай­ши в город. Международный сеттльмент операция не затронула.

Главнокомандующий понимал: нельзя решить силовым путем проблему профсоюзов, борьбы рабочих и крестьян.

К весне 1927 г. организации Генерального совета шанхай­ских профсоюзов (создан в 1925 г.) объединяли более 300 тыс. рабочих. В вооруженных рабочих дружинах со­стояло до 3 тыс. готовых к защите своих интересов бойцов.

Чаи Кайши охотно выступал на «приветственных» митингах, которые в конце концов заканчивались избие­нием левых. В то время как главнокомандующий, маскируясь революционными лозунгами, двигался к Шан­хаю, его ставленники обрушивались на профсоюзных акти­вистов, на всех, кто хоть как-то симпатизировал ухань-скому правительству. Жертв террора часто водили по ули­цам, подвергали всяческим издевательствам, а сопровож­дающие визгливо проклинали «красных». Чан прославлял усилия рабочих в борьбе за свои права, а сам сразу же по вступлении 26 марта в Шанхай стал опираться на подпольный мир города для подготовки решающего удара по противникам.

И если в Шанхае иностранные концессии оказались в безопасности, сложнее выглядело положение иностран­цев в Нанкине.

Чан Кайши встретил с раздражением вести о столкно­вениях с иностранцами в Нанкине и обстреле этого города из орудий подошедших по Янцзы американских и англий­ских кораблей. В его планы не входили какие-либо серьез­ные стычки с иностранными державами.

Прибыв в Шанхай, главнокомандующий решил без промедления вступить в контакт с англичанами, пригласив прежде всего к себе представителей лондонской печати, но все английские корреспонденты отказались иметь с ним дело. Было решено дать интервью шанхайской печати. Комментируя заявление Чан Кайши, корреспондент «Дей-ли телеграф» не стал сдерживать себя в выражениях: «Я тщательно читал этот странный документ, свидетельствую­щий о том, что умственные способности Чан Кайши не­многим превышают умственные способности среднего кули» '. В оценках английского радетеля интересов бри­танской короны не могло, конечно, не присутствовать и чувство расового превосходства, но они отражали настрое­ния в иностранной колонии, относящейся с подозрением к лидеру Гоминьдана. Чан Кайши считал своим долгом раз­веять такого рода настроения. Он обещает принять необ­ходимые меры по охране иностранной собственности, реор­ганизации военных отрядов, руководимых коммунистами.

Пит. по: Правда, 1927. 2 апреля.

«Нет необходимости иностранным державам,— делал он успокоительные заверения на пресс-конференции 31 мар­та,— посылать войска или боевые корабли в те местности либо города, которые должны быть взяты под контроль НРА, поскольку мы берем полную ответственность по защите жизней и собственности иностранных граждан... Это правда, что мы намереваемся отменить неравноправ­ные договоры и пересмотреть все иностранные концессии. Но мы сделаем это не путем применения военной силы или толпы, а путем использования дипломатических каналов» '.

Американская сторона предпочла преподнести обстрел Нанкина как можно в более элегантных выражениях. Это был всего лишь «заградительный огонь», имеющий целью предотвратить гибель американских граждан.

1 апреля 1927 г. уханьское правительство лишило Чан Кайши поста главнокомандующего НРА. «Это не мое личное дело,— реагировал Чан,— это ответственность, которую я взял и отнюдь не вправе снять с себя. Я взял обязательство довести Северный поход до успешного кон­ца. Это обязательство я выполню» 2. За его плечами стоя­ли верные ему войска, хотя политическая обстановка, каза­лось, не совсем благоприятствовала достижению основных целей.

В начале апреля 1927 г. в Шанхай возвращается из-за границы Ван Цзинвэй. Чан Кайши старается делать все, чтобы склонить Ван Цзинвэя на свою сторону, поскольку понимает: от позиции последнего во многом зависит его собственное положение. В заявлении по случаю возвраще­ния своего соперника он отметил: «После годового отпуска по болезни председатель Ван Цзинвэй вернулся на родину. Его отсутствие чрезвычайно ощущалось и отразилось на важнейших моментах политики партии и правительства. Массы жаждали его возвращения. Я неоднократно посы­лал ему телеграммы, умоляя его вернуться. Его возвра­щение — величайшее счастье. Ван Цзинвэй — наиболее верный партии товарищ. Он — мой учитель и друг». Это была ложь во имя целей политической борьбы. Чан Кайши объявил: Ван Цзинвэю принадлежит политическая, как наиболее важная, власть (гражданские вопросы, финансы, внешняя политика). «Я же буду руководить только армией!» 3 — заключил Чан Кайши. Да и мог ли он упус­тить из своих рук главное орудие власти?

' Furuya К. Op. cit. Р. 118.

2 Ibid. Р. 202.

3 Цит. по: Правда, 1927. 6 апреля.

С 5 по 8 апреля между Чан Кайши и Ван Цзинвэем со­стоялась серия совещаний, обсуждались условия достиже­ния какого-либо компромисса с уханьским правительст­вом. Во время встречи генерал уговаривал Вана: «Не нуж­но, ни в коем случае нельзя вам ехать в Ухань... Если вы поедете туда,— заявил Чан,— то вы возьмете на себя от­ветственность за раскол партии».

Подготовленные Чан Кайши условия примирения с Уханем выглядели скорее как ультиматум, нежели как приглашение к достижению компромисса. Выдвигались требования о передаче контроля над рабочими организа­циями главкому, отмене постановлений, принятых в Ухане. Оппозиция отказалась их принять. На этот отказ, видимо, рассчитывал Чан Кайши, поскольку одновременно вел ак­тивные переговоры с главарями тайных обществ, вожа­ками люмпенов Шанхая. Среди них были Хуан Цзинжун, Чжан Сяолинь, известный король наркоманов, Ду Юэшэн, главарь общества «Зеленых». Речь шла, помимо прочего, о создании специальных отрядов «защитников Цзяна» (Чан Кайши). Головорезам из этих отрядов вменялось выявлять и уничтожать вожаков левого движения, ком­мунистов. Мафия заручилась поддержкой дипломати­ческих представительств. Расчет гангстеров на щедрость иностранных дельцов оправдался. В их распоряжение из иностранных концессий потекли оружие и деньги.

Чан Кайши давал обещания защитить рабочие отряды и профсоюзы и даже преподнес командованию дружин вымпел с надписью: «В честь совместной борьбы». А в это время хорошо вооруженные отряды тайных обществ стали нападать на рабочие пикеты. Началась охота на людей. Стрельба не прекращалась в течение трех недель. Тогда же подразделения под командованием Бай Чунси, начальника штаба Чан Кайши, атаковали Шанхай. Бай Чунси издал прокламацию: виновные в организации забастовок подле­жали строгому наказанию. Появление войск Чана сопро­вождалось еще большим кровопролитием. Погибло не­сколько тысяч рабочих, большинство из них встречало мученическую смерть в застенках. В ночь на 12 апреля защитники имперских интересов в Китае передают в руки Чан Кайши более тысячи коммунистов — участников вос­стания. Ежедневно в течение многих месяцев жители Шанхая были свидетелями многочисленных расстрелов.

Во власти насилия, необузданного террора разъярен­ной военщины оказались Гуандун, Гуанси, Фуцзянь, Чжэцзян, Аньхой. В Чанша, где в своей речи Чан Кайши,

казалось, еще совсем недавно восславлял лозунг «мировой революции» и где была довольно активна организация КПК, начались аресты и облавы. Местный армейский командующий приказа^ схватить 100 агитаторов и рас­стрелять их. Коммунистов не просто убивали, а пытали, об­ливали керосином и сжигали, закапывали живыми в землю. Чжоу Эньлай сумел скрыться.

Чан Кайши, ощутив поддержку влиятельных сил, стал действовать с открытым забралом. Он отдал приказ блокировать организации КПК и профсоюзов, поручив это дело полиции и армии. 18 апреля было объявлено о созда­нии в Нанкине правительства во главе с Чан Кайши. В довольно пространной декларации по этому поводу Чан Кайши подтвердил свою верность трем принципам Сунь Ятсена, осудил вмешательство иностранных держав и призвал к полному разрыву с КПК. 25 апреля 300 тыс. демонстрантов собрались в Ухане, протестуя против соз­дания Нанкинского правительства Чан Кайши. Коррес­понденты бросились устанавливать контакт с новым пра­вительством, но просчитались — им не удалось найти каких-либо признаков правительства в Нанкине. Потре­буется еще время, чтобы Нанкинское правительство по­явилось не только на устах своего основателя, а про­явило бы себя каким-либо образом в деле.

27 апреля 1927 г. в Ухане состоялся V всекитайский съезд КПК, в его работе приняли участие Мао Цзэдун, Чжоу Эньлай. На съезде был и М. М. Бородин. Предста­витель Коминтерна оказался в центре событий. Он держал связь с КПК и пытался в то же время воздействовать на поведение гоминьдановских генералов, командовав­ших войсками уханьского гоминьдановского правитель­ства, влиять на Ван Цзинвэя.

Уханьские лидеры апеллировали к милитаристу Фэн Юйсяну, но состоявшиеся в начале июня 1927 г. секрет­ные переговоры с ним ничего не дали. 21 июня Фэн за­явил о переходе в стан Чан Кайши.

Выходец из зажиточной крестьянской семьи, Фэн Юйсян принял христианство, его армия так и называ­лась — христианской. В частях армии проходили богослу­жения, исполнялись церковные гимны. Жена Фэна была секретарем Пекинского союза молодых христиан. Дохо­дило до того, что генералы Фэна копировали библейские примеры. Генерал Чан Чичан, прочтя в Библии о методах ведения войны, решил применить вычитанное им на прак­тике. Чан Чичан достал несколько баранов, рассказы­

вал Фэн, привязал к их хвостам зажженные факелы и приказал гнать в сторону солдат Чжан Цзолиня. Но хит­рость, которая могла напугать библейского царя, не при­несла успеха генералу Чану. Солдаты Чжан Цзолиня могли поблагодарить противника за подарок в виде ба­ранины.

В свое время Фэн был тесно связан с У Пэйфу и пред­ставлял чжилийскую клику. С благословения У Пэйфу он сделал быстрый скачок от обыкновенного командира до командующего 40-тысячной армией. Принятие христиан­ства оправдывало разрыв Фэна с У Пэйфу в глазах Запа­да и местной христианской общины. Фэн имел своего человека в уханьском правительстве — Сюй Цяня, кото­рый работал с Сунь Ятсеном в Гуанчжоу. Фэн, опираясь на Сюй Цяня, мог предпринять необходимые усилия, чтобы примирить враждующие в Гоминьдане группиров­ки. Но выбор пришлось делать ему самому. И он был предопределен психологией крупного собственника, свя­завшего свою судьбу с верхушкой китайской бюрократии, с милитаризмом. «Купцы, торговцы, собственники про­мышленных предприятий и землевладельцы угнетаются рабочими и крестьянами,— демагогически говорил Фэн, оценивая деятельность КПК,— китайский народ не хочет такого деспотизма» '.

Защищая право на эксплуатацию, Фэн, как и многие другие китайские милитаристы, оперировал такой кате­горией, как «интересы народа». В сотрудничестве с Чан Кайши он видел путь к спасению своей армии и демонст­рировал преданность и любовь к лидеру Гоминьдана: главком получает от него предложение стать побратима­ми. «Так Чан и я,— вспоминал Фэн,— обменялись датами рождения и стали побратимами».

Принявший христианство генерал любил поиграть в демократию. То он стремился показать себя перед окру­жающими настоящим солдатом, народным полководцем. То неожиданно появлялся на перроне из обычной теплуш­ки, хотя в дороге пользовался собственным классным ва­гоном. То его видели в обществе солдат с переброшенной через плечо белой походной сумкой, в поношенной солдат­ской одежде, а то и в самодельном противогазе убираю­щим уличную пыль и грязь. Фэн много мог говорить о нравственности, но это не мешало ему в занятых им про-винциях облагать все публичные дома военным налогом.

1 Цит. по: Бухарин Н. И. О китайской революции. Иркутск, 1927. С. 24.

Он назначал в каждом городе своего представителя для наблюдения за гигиеной и «нравственностью» этих домов, за аккуратной выплатой налогов. Генерал говорил о бес­корыстии, но вкладывал капиталы только в доходные предприятия. Он садился за стол с солдатами и ел с ними одну и ту же пищу, однако благословлял порой своих конюхов и охранников на элементарные грабежи '.

Настоящее лицо Фэн Юйсяна, свободное от театраль­ной маски, увидела журналистка Агнесса Смедли после того, как случайно встретила раненного в руку генерала на борту парохода, плывшего по Янцзы из Ханькоу в Шанхай. Бунтарский дух радикально настроенной, иск­ренне воспринявшей идеи КПК журналистки восстал про­тив лицемерия гоминьдановских генералов, многие из которых провозглашали свою верность христианской мо­рали добра и справедливости.

В Шанхае Фэна встретили доверенные люди Чан Кай­ши, прежде всего заправила шанхайской мафии Ду Юэшэн. Длинная вереница автомобилей сопровождала генерала. А. Смедли подсчитала: лечение руки генерала стоило при­мерно 15 тыс. долларов. В то время бедный солдат в гоминь-дановской армии находился на полуголодном пайке 2.

Во время экстремальных ситуаций Чан Кайши имел возможность оценить степень преданности ему генералов и политиков. Генерал Хо Цин — один из выдающихся, согласно ядовито-меткому определению американского публициста Э. Сноу, дегенератов Китая, руководил мас­совым убийством студентов и крестьян. С той поры Чан Кайши закрывал глаза на все противозаконные махина­ции Хо. Вместо полагающейся ему по заслугам тюремной камеры генерал Хо получил пост губернатора одной из богатейших провинций.

Во время шанхайских событий Чан Кайши очень помог его земляк, соратник по учебе в Японии Чжэн И. Послед­ний в 1927 г. служил милитаристу Сунь Чуаньфану в своей родной провинции Чжэцзян. Когда армия Чан Кайши двинулась на Шанхай, Чжэн И понял: это его судьба. Он предал генерала Сунь Чуаньфана. Чан, высоко оценив услуги Чжэна во время кровавого переворота, назначил своего земляка сначала главой шанхайского арсенала, а вскоре сделал вице-министром по военным делам Нанкинского правительства. Путь наживы, рваче-