Воронцов В. Б. В75 Судьба китайского Бонапарта

1 См.: Костарев Н. Мои китайские дневники. Л., 1935. С. 164—165. См.: Смедли А. Китайские судьбы. М., 1934. С. 57—58.

6 Владилен Воронцов

.81

ства, хищений, спекуляций, на котором Чан Кайши шел рука об руку с ведущими представителями шанхайского подпольного мира, стал дорогой предательства благород­ных по своей сути идей Сунь Ятсена.

В самом «левом» уханьском центре усилилось давле­ние правых, опасавшихся серьезных революционных пре­образований. 1 июня М. Бородин получает телеграмму от И. Сталина. В ней содержались максималистские ре­комендации коммунистам: поднимать массы, вооружать их, конфисковывать землю, арестовать генералов, создать новую армию из рабочих и крестьян, захватить руко­водство в Гоминьдане, учредить в нем леворадикальное руководство. Ван Цзинвэй, узнав о позиции И. Сталина, несмотря на успокоительные заверения М. Бородина («со­держание телеграммы не отражает реального положения дел») решил ускорить ход событий. Правые, опасаясь радикальных изменений в уханьском центре, начинают наступление на КПК. Уханьское правительство теряло почву под ногами. 15 июля 1927 г. представителей КПК исключили из правительства, 27 июля М. М. Бородин был вынужден покинуть Китай.

Милитаристы соревновались в осуществлении полити­ки террора и преследований. Коммунисты, среди которых особым авторитетом пользовались Чжоу Эньлай, Е Тин, Чжу Дэ, пытались спасти позиции КПК.

В ночь с 31 июля на 1 августа 1927 г. полки 11-го и 20-го корпусов НРА под командованием Хэ Луна, Е Тина, Чжу Дэ, выполняя инструкции КПК, разоружили гоминь-дановские части в Наньчане. Руководителем восстания войск местного гарнизона стал Чжоу Эньлай. День 1 ав­густа 1927 г. стал днем рождения китайской Красной Армии. Пять дней восставшие контролировали город.

1 Jacobs D. N. Borodin — Stalin's man in China. Cambrige (Massachusets) — London, 1981. P. 271.

Затем обескровленные в тяжелых боях с милитаристами отряды стали продвигаться, неся тяжелые потери, в рай­оны, охваченные крестьянскими восстаниями. Политиче­ский кризис достиг критической точки.

Восточный милитарист Сунь Чуаньфан, видя углуб­ление раскола в гоминьдановском лагере, двинул свои войска против армии Чан Кайши, очистил от чанкайши-стов северный берег реки Янцзы, окружил Нанкин. Каза­лось, судьба Чан Кайши решена. Но лидер Нанкинского правительства принимает спасительное решение. В авгу­сте 1927 г. он объявляет об отставке. Решение сопровож­дается многословными рассуждениями вокруг одной темы: дело партии выше личных интересов. «Я надеюсь,— го­ворил Чан,— что каждый член партии, несмотря на суще­ствующие расхождения во мнениях, будет жить ради своего долга, защищать партию против какой-либо по­пытки разрушить ее или узурпировать власть».

После ухода Чан Кайши в отставку гуансийские гене­ралы стали играть ведущую роль в Нанкине. Админи­стративный опыт гуансийцев в Шанхай-Нанкинском рай­оне оказался неудачным. Единственная группировка, под­державшая их в Гоминьдане,— сишаньская — не могла в то время стать надежной опорой центральной власти.

Переворот Чан Кайши в Шанхае эхом беспокойства отозвался в руководящих кругах Коминтерна. Оппозиция в ВКП(б) указала на шанхайские события как на дока­зательство в пользу своих аргументов, ставящих под со­мнение линию коммунистов на сотрудничество с Гоминь­даном. Всего лишь несколько месяцев назад Н. И. Буха­рин говорил о расколе Гоминьдана, призывал к поддерж­ке противостоящего Чан Кайши правительства в Ухане, которое, по его словам, неизбежно должно было стать «центром притяжения народных масс» А теперь, спу­стя несколько месяцев, Бухарин отмечает конец револю­ционной роли уханьского центра 2.

Какова социальная база китайской революции? Со­зрели ли объективные для нее условия? Стоило ли КПК принимать участие в деятельности Гоминьдана? Эти и другие вопросы оказались в центре партийных дискус­сий. Оппозиция обвинила Н. Бухарина, выступавшего за линию единого фронта, в предательстве ленинизма. Но и в оппозиции не было и не могло быть единой точки зрения

' Бухарин Н. И. Проблемы китайской революции. М., 1927. С. 60. 2 См.: Бухарин Н. И. О китайской революции. С. 12.

6*

83

Любовь, семья и политика

Чан Кайши, уйдя в отставку, проследовал, сопровождае­мый 200 охранниками, в гористый район провинции Чжэ­цзян. Он остановился в "шести милях от дома своих предков в Цикоу. Одолевала пресса. Американским журналистам Чан поведал о своем намерении провести следующие пять лет за границей, изучая политику, экономику, военное де­ло. Чан Кайши, удовлетворив таким образом любопытст­во журналистов, обращает свою энергию на другое: предпринимает немалые усилия ради изменения своего семейного положения. В доме Сунь Ятсена Чан познако­мился с его свояченицей Мэйлин, одной из очаровательных дочерей богатого китайского капиталиста Сун Ложу, ко­торый был известен больше как Чарльз Сун. Сун совмещал бизнес с пропагандой христианства в Китае, оказывал содействие Сунь Ятсену.

Впервые Чан Кайши увидел Мэйлин, когда Сунь Ятсен находился в Гуанчжоу. Чан Кайши завязал с Мэй переписку, а вскоре поделился с Сунь Ятсеном своими планами на женитьбу. Совет старшего соратника не вну­шал особого оптимизма — Сунь Ятсен просил не форсиро-

1 Бухарин Н. И. О китайской революции. С. 24.

вать события. Сун Цинлин, услышав новость о намерении Чан Кайши просить руки ее сестры, реагировала довольно жестко. «Я предпочту увидеть Мэйлин мертвой,— заявила она,— нежели замужем за Чан Кайши». Сам Сунь Ятсен считался с Чаном как с военным специалистом и органи­затором, но сомневался в иных его качествах. «Чан Кай­ши — китаец и патриот,— давал он в кругу семьи оценку своему младшему соратнику,— но слишком умен при не­большом весе мозга в его голове». Планы Чан Кайши были встречены в семье Суна с явной неприязнью. Воз­мущение Цинлин возросло, когда она убедилась в преда­тельстве Чан Кайши того дела, которому служил Сунь Ятсен. Претенденту на руку Сун Мэйлин понадобились долгие пять лет, чтобы осуществить свои планы.

Все сестры Сун — Айлин, Цинлин и Мэйлин получили образование в США. Так хотел отец. Чарльз Сун сам принадлежал к числу первых китайцев, получивших об­разование в США.

Старшая сестра Айлин помогала Сунь Ятсену в ра­боте в качестве секретаря. Сунь Ятсен был весьма романтичен, как вспоминали современники. Пребывая изо дня в день в обществе Айлин, он начал чувство­вать привязанность к своей секретарше. И настал день, когда доктор попросил у Чарльза Суна руки его дочери. Он не забыл, объяснял Сунь, что женат, но это не имеет никакого значения, можно добиться развода. Чарльз был разгневан. Айлин прекратила встречи с Сунь Ятсеном. Вскоре она дала согласие на брак с молодым бизнесменом Кун Сянси, наследником влиятельного банкирского дома из Шаньси, прямым потомком Конфуция.

Сун Цинлин заняла место своей сестры в качестве секретаря у Сунь Ятсена. Он стал для нее кумиром, когда она была еще совсем маленькой. Будучи в США, Цинлин много слышала от своих родителей о Сунь Ятсене. Рево­люция 1911 г. наполнила ее гордостью от сознания того, что она знакома с известным китайским революционером, и она ощутила страстную потребность служить ему. Больше всего мать Цинлин угнетало то, что Сунь Ятсен женат, имеет несколько детей. Сунь Ятсена, однако, не останавливали никакие трудности. Сун Цинлин стала его избранницей на всю оставшуюся жизнь, пропагандистом и наследницей его идей.

В 1918 г. умер Чарльз Сун. Свой воспринятый с Запада дух либерализма он старался передать своей млад­шей дочери Мэйлин.Юна, как утверждают биографы, вы­

делилась среди своих сестер большой самостоятельностью, легко входила в контакт с окружающими, быстро загора­лась каким-либо делом, что послужило для друзей поводом дать ей прозвище «маленький фонарь». Мэйлин приучила в доме выполнять все свои прихоти, и это сохранилось в ее ха­рактере на всю жизнь. За время пребывания в США она на­столько американизировалась, что это позволило ей сказать: «Единственное восточное, чем я обладаю, это мое лицо». Мэйлин блистала в высшем свете Шанхая. Окружающие обращали внимание на высокий уровень ее образования, восторженность, модные наряды, ее расположения добива­лась толпа нетерпеливых и настойчивых поклонников. В молодости ей был свойствен экстремизм. Получив хрис­тианское воспитание и пройдя обучение в США, она не смогла спокойно взирать на нищету, болезни, которые окружали богатые кварталы в китайских городах. Мэй, в отличие от сестер, мечтала об осуществлении реформ, но не проявляла интереса к политическим теориям.

Во время недолгой отставки молодой генерал Чан Кайши часто писал невесте о своих чувствах. Автор писем сгорал от нетерпения: когда же наконец ему удастся покорить неприступное, как казалось, сердце его избран­ницы? Истоки «любовного союза» этой пары выглядели куда более прозаичными, нежели нахлынувшие на Чан Кай­ши чувства. Удачная брачная сделка, надеялся Чан, помог­ла бы ему одержать верх над вдовой Сунь Ятсена Сун Цинлин, нейтрализовать ее подозрительность, недоверие к нему. Связи семьи Чарльза Суна открывали — а это стало заветной мечтой Чан Кайши,— двери на Запад, сулили под­держку, помощь со стороны крупного китайского бизнеса.

Официальное предложение Чан Кайши сделал в мае 1927 г. Брат сестер Сун, Сун Цзывэнь, не скрывал сомне­ния: слишком подозрительной казалась ему личность Чан Кайши. Мэйлин откровенно дала понять, что главное для нее — благословение матери, хотя она стояла за эманси­пацию китайской женщины. Слухи о беспутной жизни Чан Кайши, о его сомнительных встречах и знакомствах дошли до ушей прилежной христианки — хозяйки дома.

28 сентября 1927 г. Чан Кайши отплыл в Японию. На следующий день он был уже в Нагасаки. Японская печать создала рекламу китайскому визитеру. И не случайно. Чан, направляясь в Японию, преследовал различные цели. Главное же — уладить личные дела, ведь в это время в Японии находилась Сун Мэйлин, сопровождавшая при­бывшую на лечение мать.

Мать Мэйлин все еще колебалась. Много было толков о претенденте на руку ее 26-летней дочери. Предшест­венницы Сун Мэйлин принадлежали к различным слоям общества. В первый брак Чан вступил очень рано, под­чинившись родительской воле, приведя в дом провинци­альную девушку. От этого союза, который вскоре распался, остался сын — Цзян Цзинго. Вторую свою жену Чан нашел среди шанхайских красавиц, известных своей стой­кой приверженностью к самой древней в мире профес­сии. Природа наделила его избранницу Чэнь Цзиюй и красотой, и умом, что делало ее общество не только прият­ным, но и полезным. И этот союз оказался недолговеч­ным. Суровый и голый прагматизм определил новую веху в жизни Чан Кайши. Его давнишний покровитель пред­водитель общества «Зеленых» Ду Юэшэн отправил вторую жену Чан Кайши в США. Впоследствии изгнанница по­лучила степень доктора при Колумбийском университете, приобрела дом недалеко от Сан-Франциско.

Мадам Сун не удалось, как она ни сопротивлялась, освободиться от весьма назойливого претендента на руку ее дочери. Разведен ли он? Этот вопрос очень беспокоил семью Сун. Чан Кайши привел документальные доказа­тельства развода. Готов ли Чан Кайши стать христиани­ном? Сумеет ли он побороть влияние сатаны? Ведь все его прежние увлечения — женщины легкого поведения! Чан Кайши не колебался: «Да!» Он готов изучать Библию, быть прилежным христианином. Мадам Сун сдалась: в конце концов, тигров бояться — в горы не ходить.

Сун Цинлин, узнав о предстоящей свадьбе Мэйлин, попросила Евгения Чэна послать невесте телеграмму с настойчивой просьбой не выходить замуж за этого «же­ноубийцу». Но церемония все же состоялась и широко ос­вещалась (как одно из выдающихся событий) в печати Шанхая.

26 ноября в шанхайских газетах появилось уведом­ление о предстоящей женитьбе Чан Кайши 1 декабря 1927 г. Сун Мэйлин и Чан Кайши дважды совершили обряд бракосочетания: один в доме невесты в соответст­вии со всеми христианскими традициями, другой — в ортодоксальном китайском стиле в фешенебельном отеле.

...В зале отеля собралось до 1300 гостей. Чан Кайши вошел в зал, сопровождаемый ближайшими соратниками. Маленькие полоски усов, торчащий белый воротник, манжеты — все это придавало ему вполне европеизиро­ванный вид. На небольшом постаменте возвышался порт­

рет основателя Гоминьдана Сунь Ятсена. Гражданскую церемонию открыл вице-президент Пекинского националь­ного университета доктор Цзай Янбэй. Невеста предстала перед гостями под руку со своим братом Сун Цзывэнем, бывшим министром финансов. Застрекотали съемочные камеры. Сун Мэйлин держала в руках огромный букет роз в основном белого цвета. Новобрачные охотно позировали перед фотокамерами... Затем три раза поклонились порт­рету Сунь Ятсена.

Дэвид Юй, генеральный секретарь молодежной христи­анской ассоциации, объявил новобрачных мужем и женой.

Часть медового месяца молодые провели в Северной Чжэцзян, в краю поросших лесом возвышенностей, среди изумительных озер. С той поры любимым словом при обращении к жене у Чана стало слово «дарлинг» — «доро­гая».

Вскоре Чан Кайши выступил с заявлением. Женить­ба должна была получить общественное признание.

«С настоящего времени,— провозгласил Чан,— мы оба полны решимости отдать все, что в наших силах, делу китайской революции». Обещание ко многому обязывало.

Филантропия сестер Сун приобрела широкую из­вестность в различных слоях китайского общества, что стало удобной ширмой для Чан Кайши. Все члены семьи Сун были лояльно настроены по отношению к Чан Кайши. Все, кроме Цинлин.

Цинлин не могла мириться с равнодушием знати к бедствиям народа. Она пыталась направить усилия прос­вещенной части молодежи, особенно той ее части, которая получила образование за рубежом, на устранение недугов, поразивших китайское общество. Вдова Сунь Ятсена писала о необходимости создания организации для ле­чения курильщиков опиума, активизации христианской мо­лодежной ассоциации в деле социального обновления жиз­ни. Большую разъяснительную работу приходилось прово­дить, например, в связи с укоренившейся в Китае традици­ей перевязывать ступни у девочек, что деформировало ноги, приводило иногда к инвалидности. Молодые люди начинали оспаривать и традиционное право родителей уст­раивать брак своих детей в раннем возрасте.

С древних времен в Китае связывали свалившиеся на голову простолюдина несчастья с женщиной, нередко во время стихийных бедствий в жертву приносились девочки из многодетных семей. Да и в обычае перевязывать у девочек с детства ступни была заложена идея неравно­

правного положения женщины в китайском обществе. Мать Мэйлин физически тяжело переносила перевязку ступней в детстве и поэтому решила не подвергать свою дочь подобной пытке. Семья Сун избавила своих дочерей от мучительной процедуры.

Цинлин продолжала поддерживать контакты с семьей, но не могла принять политику гоминьдановских генералов. Во время бракосочетания своей сестры Цинлин, как и Цзян Цзинго, находилась в Советском Союзе. Они обра­тились к своему родственнику со словами глубокого осуж­дения. Семнадцатилетний Цзян Цзинго оказался в первых рядах движения, заклеймившего жестокое отношение го-миньдановцев к коммунистам, профсоюзным организа­циям Китая.

Читатели, открыв номер «Правды» от 21 апреля 1927 г., познакомились с письмом Цзян Цзинго к отцу. Сын писал:

«Кайши! Я думаю, ты не послушаешь того, что я буду говорить, не захочешь читать это письмо, но я пишу пос­леднее тебе письмо, мне все равно, прочтешь ты или нет.

Сегодня я хочу повторить твои слова, помнишь, ты писал мне: «Я знаю только революцию и готов умереть за нее». Я отвечу тебе теперь: я знаю только революцию и больше не знаю тебя как отца.

Я не могу понять, почему ты раньше говорил мне о необ­ходимости борьбы пролетариата и ты хотел меня сделать революционером. Твои прошлые поступки обратны с ны­нешними действиями. Но я сделал то, что ты говорил мне раньше. Я стал революционером. И поэтому я твой враг. Ты расстрелял в Шанхае рабочих. Конечно, буржуазия во всем мире будет хлопать тебе: «Молодец, Чан Кайши!» Ты получишь и деньги от империалистов. Но не забывай, что есть и пролетариат. Он тоже во всем мире откликнулся на твое предательство. Московские рабочие считают шан­хайских рабочих братьями. То, что ты сделал, они считают расстрелом своих братьев. В Москве были демонстрации и собрания, посвященные твоему предательству. И един­ственным лозунгом собраний был лозунг «Долой Чан Кайши!».

Ты использовал переворот и сделался героем. Но побе­да твоя временна и непрочна. Чан Кайши, честное слово, коммунисты с каждым днем крепнут силами для будущей борьбы. Извини, пожалуйста, но мы легко разделаемся с тобой. Борясь с капиталистами, убрать с дороги тебя, их пешку, не так трудно!»

Сын отказался от отца. Сун Цинлин отвергла предло­жение своей сестры возвратиться в Китай — ее приезд мог быть использован для повышения авторитета Гоминьдана.

Чан Кайши вернулся к власти в январе 1928 г. Он быст­ро убедился в беспомощности своих соратников обеспе­чить финансовую базу для деятельности правительства. До своей отставки, весной и летом 1927 г., Чан Кайши расхо­довал на военные цели более 20 млн юаней в месяц. Никто из гоминьдановских деятелей, даже пользующийся авто­ритетом своего отца Сунь Фо, не мог похвастаться такой кредитоспособностью, как это делал Чан Кайши. С января 1928 г. шанхайские бизнесмены начинают проявлять по­вышенную нервозность, так как Чан Кайши обязал ми­нистра финансов, теперь уже своего родственника Сун Цзывэня, добывать каждые пять дней по 1,6 млн юаней. Этому, как и раньше, должна была способствовать мафия. Снова прокатилась волна насилий. Трудные времена для шанхайских толстосумов продолжались вплоть до взятия гоминьдановскими войсками Пекина.

Резиденцией нового правительства стал Нанкин.

Старейший город Китая, в прошлом одна из величай­ших столиц мира, поражал огромной стеной — самой длинной из всех городских стен в мире — 40 км, высо­той 12—14 м, толщиной до 30 м. Строительство стены, по сведениям путешественников, потребовало в семь раз больше объема каменных работ, нежели сооружение ве­личайшей из египетских пирамид. Внутри город пересе­кала поперечная стена, издавна отделявшая ханьское население от маньчжурского. Стены не спасали жителей от нападавших. Город не раз превращался в развалины и, как феникс из пепла, возрождался вновь. Всюду были мно­гочисленные кумирни, триумфальные арки. На северо-вос­токе возвышалась священная гора Чжуншань. На горе, согласно сохранившемуся мифу, обитал дух Чжулун — дракон со свечой. Дух, имевший лицо человека, тело змеи, красную кожу и гигантских размеров рост. Лишь только Чжулун приоткрывал глаза, как в мире наступал день, если глаза были закрыты, то царила ночь. Множест­во бед и даров, на которые не скупилась природа, связы­валось с Чжулуном. Но не присутствие дракона привле­кало Чан Кайши.

Возможно, имели определенное значение и истори­ческие традиции — в конце XIV в. Нанкин сделал своей столицей император Хун У (Чжу Юаньчжан). Чан уповал и на преимущества новой столицы перед Пекином. Нанкин

расположен был ближе к районам, контролируемым КПК, ближе к Шанхаю, где находилась экономическая и поли­тическая опора Чан Кайши. Да и войска, преданные Чан Кайши, состояли в основном из южан.

Климат Нанкина слишком холодный зимой и весьма влажный весной и летом. В окутанном туманом городе люди трудились как муравьи, в невероятно тяжелых усло­виях. Правительственные чиновники перебивались в неп­ривычном для них жилье, ожидая улучшения условий жизни, жены офицеров отказывались покидать насижен­ные места в Шанхае ради неясной перспективы в карье­ре их мужей в Нанкине.

Мэйлин, как супруга Чан Кайши, сразу же оказалась в центре событий. Чан Кайши давал приемы и обеды, где Мэйлин была единственной женщиной. Первоначальное чувство стеснительности вскоре прошло, да и соратники Чан Кайши стали воспринимать ее скорее как полити­ческого деятеля, нежели как женщину.

9 января 1928 г. Чан Кайши вновь официально занимает пост главнокомандующего Национально-рево­люционной армией. Окружающие постепенно привыкли к мысли, что главнокомандующий — известный военный специалист, но большинство опасалось: не дай бог, чтобы политическая власть оказалась в его руках.

2 февраля в Нанкине собрался 4-й пленум Гоминьдана. В состав вновь сформированного Военного совета вошли 73 гоминьдановца, преданные Чан Кайши. С этого времени чанкайшистское окружение активизирует свою деятельность.

Ранней весной 1928 г. вооруженные группы стали по­являться по вечерам у всех домов Ханькоу, где про­живали русские. Большинство их было депортировано.

Вести о провокациях Чан Кайши дошли до находив­шейся вдали от дома Цинлин. Она посылает негодую­щую телеграмму своему родственнику: «Я как раз соби­ралась вернуться в Китай, но услышала, что Вы предло­жили разорвать дипломатические отношения с Россией и выслать русских советников. Это будет самоубийством и оставит нашу партию и страну изолированной, и Вы войдете в историю как преступник, который погубил нашу партию и страну... Если Вы не пересмотрите свое решение... у меня не будет другого выбора, как остаться здесь, и как можно дольше, продемонстрировать, что я против Вашей несправедливой и самоубийственной политики»

1 Juny Chang. Mme Sun Yatsen. Penguin Books, 1986. P. 67.

Сун Цинлин заняла видное место в политической жизни, противостоя правым гоминьдановцам и их запад­ным покровителям. Она — член президиума Антиимпе­риалистической лиги. В деятельности этой организации участвовали выдающиеся деятели науки и культуры: Альберт Эйнштейн, Анри Барбюс, Джавахарлал Неру, Эптон Синклер, Максим Горький, Ромен Роллан и многие другие.

Никакая стройка в Нанкине не привлекала столько внимания и средств, как сооружение недалеко от нан-кинских стен мавзолея Сунь Ятсена, куда должны были перенести останки покойного лидера революции, временно захороненные недалеко от Пекина. Когда строительство мавзолея завершилось, правительство направило пригла­шение Сун Цинлин на церемонию открытия усыпальницы. Вдова Сунь Ятсена находилась в это время в Германии и перед отъездом в Китай выступила с заявлением, разъясняющим причины своей поездки на родину.

Мое пребывание в Китае, указала Цинлин, не должно интерпретироваться как отказ от моей прежней позиции: не принимать участие в работе Гоминьдана, поскольку он противостоит политическим установкам Сунь Ятсена.

Младшего из семьи Сун — Цзэляна — командировали в Берлин за вдовой, а заодно, чтобы попросить несгибае­мую родственницу не делать каких-либо публичных анти­правительственных заявлений.

В мае 1929 г. Сун Цинлин прибыла в Китай. Вдова сразу же дала понять, что не позволит использовать свое имя, свою популярность ради подкрепления автори­тета чанкайшистского правительства.