Воронцов В. Б. В75 Судьба китайского Бонапарта

Прибытие Мао Цзэдуна с послом П. Хэрли в Чунцин. Август 1945 г.

Чан Кайши и Мао Цзэдун. Тост в честь переговоров в Чунцине. 1945 г.

кой г-ции — Фридриха II, Бисмарка, Вильгельма II и других. Чан Кайши говорил о демократии, когда это счи­тал необходимым, но грезил милитаристскими категори­ями. Влияние милитаризма в Германии проявлялось как в росте вооружений, так и в политической и социальной психологии. Милитаризм в Германии, в Китае, как и в лю­бой другой стране, нуждался в националистическом, шо­винистическом покрывале. Успехи в военной области в Германии, которая еще совсем недавно испытала горечь поражения, не могли не привлечь внимания гоминьданов­ского лидера. Поражали темпы восстановления былых позиций Германии в Китае. Когда Чан Кайши упрочил свое лидерство в Гоминьдане, в Китае уже имелись ос­новы для развития отношений с Германией, заложенные еще во времена Сунь Ятсена. Дух прусской военной мо­нархии, ее милитаристская инфраструктура унаследова-лись Веймарской республикой.

Чан Кайши в своих речах отмечал энергию лидеров Германии, их способность в короткие сроки ослабить бре­мя репараций. Чан нашел даже общее в «неравно­правных договорах» Германии и Китая, Германия выш­ла в 1933 г. из Лиги Наций, в 1935 г. присоединила Саар­скую область, в Берлине требовали аншлюса Австрии, отказались от возложенных победителями на Германию ограничений по ремилитаризации и гонке вооружений. Чан Кайши сравнивал несравнимое: ограничения, воз­ложенные на агрессора, с одной стороны, и навязанные капиталистическими державами Китаю неравноправ­ные договоры, с другой. И если Германия, подчеркивал он, находится на пути к избавлению от «неравноправных договоров», Китай связан этими договорами.

На рубеже 30-х годов доверие народных масс к пар­ламентской демократии было резко подорвано даже в Европе. В Китае, не знавшем парламентской демокра­тии в подлинном смысле этого слова, большую популяр­ность приобрела идея нацистов о «выходе» из бедствий и нужды путем «возвращения Германии былого величия» и «уничтожения марксизма». Призывы Чана последовать примеру Германии находили отклик не только у полити­ков, одержимых воинственным национализмом, но и у от­чаявшихся, обездоленных, живших ожиданием чего-то нового людей. «Но только ли Германия с ее спартанской дисциплиной является примером для Китая?» — следовал вопрос. И Япония! Чан приводил в качестве эталона для Китая и эту страну, когда китайская земля стонала от японской агрессии. J2g

9 Владилен Воронцов

Официальным лозунгом «движения за новую жизнь» стал лозунг «Пристойность, справедливость, честность, чувство собственного достоинства». Китайский народ, об­ращался Чан к «синерубашечникам», эгоистичен, недис­циплинирован, разобщен. Ради воспитания соотечествен­ников необходимо было «распространить революционные идеи среди масс» и снискать их доверие к «синерубашеч­никам». Развернулась широкая пропагандистская работа. Чан Кайши дал указание подготовить до 200 групп сту­дентов и направить их с лекциями перед народом в раз­личные уголки страны.

Руководитель страны сформулировал принципы управ­ления народом:

— рассматривать вчерашний день как время смерти, а сегодняшний — как время жизни. Освободить себя от прошлых злоупотреблений и создать новую нацию;

— взять на себя ответственность за возрождение нации:

— следовать установленным правилам, быть добросо­вестными, честными и скромными;

— наша одежда, еда, образ жизни должны быть простыми, обычными, ясными и чистыми;

— быть готовыми к лишениям, быть бережли­выми;

— обладать, как граждане, в равной мере знаниями и моральной чистотой;

— действовать в соответствии с нашими обеща­ниями.

Среди объявленных Чан Кайши правил ежедневного поведения были следующие: необходимо быть энергич­ным, подтянутым в одежде, стоять прямо, есть бес­шумно.

С 5 по-21 марта 1934 г. Чан Кайши четырежды вы­ступал с разъяснениями целей нового движения. 11 мар­та, после десяти дней тщательной подготовки, на митинге в Наньчане при огромном скоплении народа — до 100 тыс. человек — было официально объявлено о начале дви­жения. Губернатор Сян Шиюй присоединился к Чан Кайши, призвав граждан Цзянси к новой борьбе за чистоту, непритязательность, прилежание, пристойность. Шесть дней спустя с благословения Ван Цзинвэя от­крылось отделение движения в Нанкине, затем 18 марта в Пекине. Начало движения связывалось с различными, порой весьма туманными событиями. Сторонники генера­лиссимуса, прославляя личность любимого вождя, пред­

лагали свою версию причастности Чан Кайши к «движе­нию за новую жизнь». Генералиссимус следовал однажды по улицам Наньчана и наткнулся вдруг на группу из двадцати молодых людей в студенческой форме. Сту­денты, не вынимая изо рта сигарет, сквернословили, спо­рили, дрались. Вождь якобы был глубоко потрясен уви­денным. Он понял основные причины презрительного отношения некоторых иностранцев к китайскому народу. И Чан Кайши сразу же отдал распоряжение начать дви­жение за улучшение жизни китайского народа в целом и китайской молодежи в особенности.

Конечно, не поведение на улице разболтанных моло­дых людей подтолкнуло лидера Гоминьдана к «движению за новую жизнь». За время существования Центрального советского района помещичьи земли были экспроприиро­ваны и распределены на большей части провинции Цзян­си. Еще в 1932 г. на совещании губернаторов в Лушани некоторые гоминьдановцы взяли на себя смелость вы­ступить за национализацию земли в районах, освобож­денных от КПК. Но лидеры Гоминьдана настаивали на возвращении земли владельцам. Попытки осуществить хотя бы некоторые меры, ослабляющие эксплуатацию крестьян, не привели ни к чему.

Чан Кайши провозгласил в качестве главной цели движения установление всего лишь «справедливого об­щественного строя». Сельское строительство должно, как подчеркивал Чан, привести к претворению в жизнь идеа­лов справедливости — датун. Легковерным внушалось: скоро они получат пищу, одежду, жилье.

Родоначальник движения пропагандировал идеал по­ведения гражданина его государства, который регуляр­но чистит свои зубы, моет тело, содержит в чистоте одежду, воздерживается от алкоголя, употребления опи­ума, табака, занимается физическими упражнениями. Если в «старой жизни,— рассуждал Чан Кайши, обра­щаясь к слушателям,— вы могли где попало харкать, мочиться, разводить невероятную грязь и никогда не мести под кроватями, то в новой жизни с такими вар­варскими привычками следует покончить». Молодежь нуждалась в примерах. Чан обратился к примеру из собственной жизни. «Родители,— отмечал оратор,— при­вили мне привычку содержать себя в чистоте. Такого рода воспитание сделало меня тем, кем я стал к настоя­щему времени». «Каждый из вас должен понимать, что невозможно от рождения быть революционным вождем.

9*

Надо упорно трудиться, и каждый сможет быть таким, как я, жить такой жизнью, как я»

В первый год «движения за новую жизнь» были про­ведены две кампании: за порядок и за чистоту. Энту­зиасты отрабатывали специфические правила — а их сформулировали до 96 — относительно еды, одежды, жи­лища, деятельности. Особое внимание отводилось личной гигиене, уничтожению насекомых, соблюдению пункту­альности. Эта программа стала для Чан Кайши при­оритетной. «Бедность нашей страны,— говорил Чан Кай­ши,— вызвана прежде всего тем, что в стране слишком много потребителей и очень мало производителей. Чтобы исправить это положение, мы должны подчеркивать че­тыре принципа, мы должны сделать так, чтобы народ больше трудился и тратил меньше, чтобы должностные лица были честными»2. Чан Кайши вынашивал амби­циозные планы. Движение, развернувшееся в низах,

1 IV научная конференция. Государство и общество в Китае. М., 1973. С. 246.

2 Thomson J. С. Jr. While China Faced West. Harvard, 1969. P. 157.

поощряемое сверху, распространялось из города в город благодаря активности партийных функционеров. Гене­ралиссимус выражал уверенность: движение покончит с «нищенством и грабежами», сделает официальных ру­ководителей «честными и патриотичными», ликвидирует коррупцию и побудит народ к более продуктивной дея­тельности.

Идейные установки Чан Кайши были нацелены на мелкобуржуазные, помещичье-шэньшийские слои насе­ления. За внешними проявлениями милитаризации об­щественной жизни — чистота, простота, скромность и т. п.— скрывалось твердое желание — привести к едино­образию и поведение, и мышление людей, что означало бы утверждение казарменных порядков.

Осенью 1935 г. американский миссионер Джордж Ше-ферд приехал в Нанкин для обсуждения с гоминьданов-скими лидерами проекта преобразований в Цзянси. Чан проявил к гостю повышенное внимание, даже пригла­сил в один из воскресных дней в загородную резиден­цию. Чан Кайши и его супруга обсуждают с ним в ос­новном проблемы «движения за новую жизнь». Шеферд польщен: после ряда лет гонений на миссионеров ки­тайские лидеры более глубоко, нежели когда-либо, оза­бочены духовными ценностями и реалиями жизни. Ведь после 30 мая 1925 г. волна антиимпериалистических вы­ступлений обрушилась на миссионерские общины. Оби­татель иностранных миссий приобрел статус «белого дьявола» и вынужден был искать убежища у других берегов. Миссионерские семьи покидали Китай, находя пристанище в Японии, на Филиппинах, в США.

Чан Кайши, хотя и пошел на разрыв с КПК, оста­вался для миссионеров загадочной фигурой. Когда было объявлено о его женитьбе на христианке, служители церкви воспрянули духом, хотя многим западным пропо­ведникам Чан Кайши представлялся, как и раньше, ор­динарным китайским милитаристом. В Китае мало кто знал о решении Чан Кайши перейти в христианскую веру. После женитьбы на Сун Мэйлин Чан Кайши четыре года должен был изучать Библию, прежде чем стать христианином. И только в 1931 г. Чан принимает хри­стианство.

В первой беседе с хозяевами Шеферда поразило неожиданное откровение: супруги Чан Кайши не желали рекламировать свою принадлежность к христианской вере, поскольку Фэн Юйсяна до сего времени именуют

в печати так называемым «христианским генералом». Была и другая, пожалуй, более важная причина. В пер­вой половине 30-х годов в стране продолжаются анти­империалистические выступления, выливающиеся порой в наскоки на миссионерские общины. Чан Кайши пред­почел умалчивать о свершившемся обряде. Он, как на­ционалист, уповал в большей мере на традиционные кон­фуцианские ценности, видя в них идеологическую опору сильной власти.

К 1934 г. гоминьдановский лидер становится ближе к миссионерской общине. В послании к студентам в 1934 г. Чан говорит о религии как о неотъемлемой части жизни («без религии жизнь бесцельна»). Только рели­гия, по его словам, помогает достичь окончательного результата. Генералиссимус трактует христианство как религию с вполне определенными «намерениями» и «во­звышенной» целью, а основатель религии по своей жиз­ненной и социальной концепции является революционе­ром. Три принципа Сунь Ятсена, заявил Чан Кайши, «развивались из философии Иисуса Христа». Такие откро­вения гоминьдановского лидера вдохновляют миссионе ров. Они с удовлетворением отмечают возросшее внимание властей к скромным служителям христианской религии.

В основе нового подхода Чан Кайши к деятельности в Китае христианской церкви лежали в основном важ­ные политические мотивы. В политике США в связи с агрессивными действиями Японии в Маньчжурии все от­четливее противоборствовали две тенденции: одна отра­жала интересы американского капитала в Китае, кото­рым угрожало японское нашествие, другая действовала в пользу глобальной стратегии капитализма: союз с япон­ским милитаризмом в борьбе с «коммунистической опас­ностью». Миссионерское движение развивалось в соот­ветствии с первой.

«Движение за новую жизнь» управлялось правитель­ственными рычагами. Планы движения предусматрива­ли упрочение воинской дисциплины, увеличение произ­водства, повышение культурного уровня. Недостатка в желающих получить доходное место не было. Инспек­ционный корпус движения насчитывал до 136 выпускни­ков правительственного Центрального политического ин­ститута. Корпус предпринял «расследование» квалифи­кации общественных деятелей, соблюдения ими принци­пов движения, а также инспектировал «народные орга­низации» и «социальное образование».

Руководство движением официально перешло в руки мадам Чан Кайши; она заняла пост генерального дирек­тора. Новое назначение было связано, конечно, не с особой занятостью Чан Кайши, как это официально объяснялось, а с поворотом движения в 1936—1937 гг. в сторону Запада, христианской церкви.

Назначение мадам Чан Кайши на пост генерального директора «движения за новую жизнь» объяснялось и тем, что Сун Мэйлин, в отличие от своего супруга, чув­ствовала себя менее скованной в религиозных делах. На воскресных богослужениях в доме генералиссимуса в Нанкине нередко службы проводили миссионеры. Чан Кайши благодаря связям своей супруги получал воз­можность лично знакомиться с большим числом лидеров американской миссионерской общины в Китае, реально воздействуя на организации этой общины. В то же время миссионеры стремились воздерживаться от ссылок в пе­чати на генералиссимуса как на христианина. Возможно, будет лучше осторожно сослаться на мадам, полагал Шеферд, как на христианку и оставить генералиссимуса за сценой.

Наиболее приближенные к Чан Кайши лица, намере­ваясь нанести визит своему патрону, иногда ожидали неделями удобного для этого случая. И когда они пре­одолевали, как казалось, все барьеры на пути к долго­жданному свиданию, их зачастую осчастливливала ма­дам Чан, которую стали именовать, видимо с легкой руки иностранцев, не иначе как «мадамиссимо».

Мадам осознавала значение общественного мнения в США и в Англии в процессе формирования политики и внимательно следила за тем, как в представлении этих государств выглядит ее супруг. Сун Мэйлин широко ис­пользовала связи с журналистами, писателями, дипло­матами для передачи на Запад целенаправленной ин­формации о деятельности Чан Кайши. Подчас она гото­вила и свои собственные материалы. Вполне естественно, что благодаря такого рода усилиям в общественное со­знание на Западе внедрялся облик Чан Кайши в образе героя-воина, искусного политика.

На страницах христианского ежегодника Дж. Шеферд не пожалел высоких эпитетов. «Движение за новую жизнь» стало, по его словам, «первым залпом великой социальной революции, которая произойдет в истории», а посему радикализм и коммунизм ожидает гибель. Чан Кайши не мог не оценить миссионерское усердие, тем

более что возникли трудности. Если в первую годовщину можно было говорить об определенных успехах кампа­нии, то в 1936 г., после второго года развития движе­ния, Чан Кайши не скрывал своего раздражения и разочарования по поводу его результатов.

Так, взрыв студенческих антияпонских выступлений в декабре 1935 г. показал оторванность от жизни навя­занного сверху «движения за новую жизнь». В некото­рых городах спонтанно создавались ассоциации нацио­нального спасения. Чан Кайши продолжал делать став­ку на свое детище. 19 февраля 1936 г. он упомянул о недостатках движения. В больших городах, заявил гене­ралиссимус, порядок и чистота «блистают своим отсут­ствием». Вновь прозвучали надоевшие всем призывы. Фэн Юйсян поддержал своего брата. «Христианский ге­нерал» осудил дьявола курения, пьянства, проституции, вымогательства, призвал к сохранению китайских добро­детелей.

Надежды Чан Кайши, связанные с движением, не оправдались. Супруги Чан ждали от Шеферда содей­ствия. У миссионера был удачный, по мнению Чана, опыт осуществления нововведений в Цзянси.

Правительство Чан Кайши в 30-е годы выслушивало иностранных советников, но никто из них не назначался на административные посты в правительстве. Чан Кай­ши сделал исключение из этого правила, когда назначил в 1936 г. Шеферда руководителем специальной комис­сии, наделил его исполнительной властью. Конечно, пост не имел особого практического значения. Главное со­стояло в другом: Шеферд становился связующим звеном между Гоминьданом и миссионерской общиной, а через нее и странами Запада.

Шеферд привлек внимание мадам Кун. Богатейшая леди Китая претендовала на роль носительницы пере­довых идей, меценатки в сфере культуры и просвеще­ния. Она попросила Шеферда подготовить программу для студентов на летний период. «Поместите в неболь­шой буклет,— напутствовала она миссионера,— несколь­ко простейших дел, которыми студенты могли бы занять­ся, возвратившись к себе домой». Предполагалось, что новая программа получит наименование «Летнее студен­ческое добровольческое движение». Мадам Кун готова была субсидировать программу. Занялся Шеферд и дру­гими делами. В сотрудничестве с шанхайскими проф­союзами и китайской торговой воднотранспортной ком­

панией осуществлялся проект «плавающей по Янцзы рекламы новой жизни», для чего готовились специаль­ные суда.

Чан Кайши, прославляя милитаристские цели своего предприятия по «обновлению жизни», по существу, при­открывал клетку с тигром. Ведь милитаристскую окраску движению придавала прежде всего деятельность офице­ров, ориентированных на державы «оси», получивших немецкую, итальянскую и японскую военную подготовку. Чан, как всегда, балансировал, поощрял проамерикан­ские группировки, с надеждой взиравшие на Сун Мэйлин. Движение принимало все в большей степени милитари­стский характер. Оно напоминало многим функционерам движение «синерубашечников», нацеленное на милита­ризацию страны. Об этом говорилось в середине апреля 1936 г. на конференции функционеров движения. Уп­равление движением постепенно брали в свои руки армей­ские офицеры. Иначе и не могло быть. Бонапартистский характер власти предполагал такого рода трансфор­мацию.

«Что такое «движение за новую жизнь», которое я сейчас предлагаю?» — спрашивал Чан. И сам давал ответ: «Проще говоря, это полная милитаризация жизни граждан всей страны ради того, чтобы они могли куль­тивировать храбрость, быстроту, выдержку перед лицом несчастий, терпение в тяжелой работе и особенно при­вычку и способность к объединенным действиям, готов­ность в любой момент пожертвовать собой ради нации» '.

В борьбе милитаристских клик, в варварском поведе­нии японских милитаристов на китайской земле прояв­ляло себя все экстремально-жестокое.

«Синерубашечники» в гоминьдановской структуре становились опорой деспотизма. В услужении у дикта­тора находились тайные службы, разросшиеся в раз­ветвленную разведсеть. Чэнь Лифу руководил государ­ственной разведкой, сфера деятельности которой выходи­ла и за рубеж. Дай Ли возглавил контрразведку. В его ведении была и довольно многочисленная тайная орга­низация террористического толка «синие стрелы». Среди ее членов — торговцы и банкиры, уголовники и вымо­гатели. Сюда же примыкали «синерубашечники».

Молодой генерал Чжан Цюнь входил в число наи­более доверенных у Чан Кайши лиц. Он. будучи главой

' Crozier В., Chou Е. Op. cit. Р. 167.

личной разведки Чан Кайши, просеивал через свой ап­парат всех приближенных к главнокомандующему. В кон­це 1938 г. в одной из бесед Чан Кайши был задан вопрос: «Зачем вам столько разведок? Не лучше ли объединить все эти подразделения?» Чан Кайши свое­образно разъяснил свою позицию: «Объединенная раз­ведка будет иметь больше власти, нежели я сам. /Может убрать меня. Могу ли я допустить это?!» Тем не менее Чан Кайши, видя, что руководители разведок, помимо Чжан Цюня, не раскрывают перед ним всех своих карт, решил все же создать Объединенное бюро разведок. Для контроля над этим органом он привлек своего пле­мянника генерала Сюй Пэйчана, сделав его главой этой организации. Сюй Пэйчан, однако, продержался недолго.

Чан Кайши обнародовал указ, ограничивающий раз­влечения, ввел запрет на работу в ночные часы ресто­ранов и дансингов. Дай Ли, зная Сюй Пэйчана как повесу, внимательно проследил за главой нового бюро. И тот попался. Сюй устроил кутеж в одном из ресто­ранов Чунцина, заставив хозяина продлить работу за­ведения в часы, запрещенные указом Чан Кайши. Дядя, получив донос Дай Ли, не стал церемониться и отстра­нил племянника от занимаемого поста.

...Базарная площадь в центре Чунцина. Раздается вой сирены, громыхают хлопушки. Собирается народ. На площадь конвой выводит пять-шесть узников с за­вязанными белой тряпкой глазами. У каждогр из них на груди плакаты с надписью «бандит». Чаще всего та­кими обвинениями удостаивались коммунисты. Метрах в ста от «бандитов» выстраиваются солдаты. Раздаются залпы. Солдаты стреляют неприцельно, затем добивают свои жертвы, продлевая мучения несчастных. Такие сцены, по воспоминаниям очевидцев, можно было видеть не только в центре города, на окраинах, но и в сель­ских местностях. К трупам запрещалось подходить, они лежали в назидание другим. В тюрьмах применялись средневековые пытки. Жертвы содержались в ямах, в тесных клетках. Вот на заключенного накладывают де­ревянные колодки, закручивают их на болтах. Человек не может пошевелиться. На живот водружают перевер­нутый керамический сосуд, а под ним — голодные мыши. Трудно представить, какие муки испытывает узник в эти минуты... Или над закованным и находящимся в непо­движном положении заключенным помещали сосуд-ка­пельницу, и вода, каплями падающая на его голову,

обрекала жертву на чудовищные мучения. Многие пыт­ки, которые использовались в тюрьмах, применялись и в фашистских застенках, недаром «синерубашечники» действовали под непосредственным руководством немец­кой резидентуры в Китае.

В списки лиц, предназначенных к уничтожению, со­ставленные в организации «синерубашечников», включа­лись не только видные коммунисты, но и деятели куль­туры, писатели, редакторы различных периодических из­даний, а также выступающие против Чан Кайши мили­таристы и политики. Исчезновение людей становилось явлением постоянным. В Шанхае горели костры, в кото­рых было уничтожено до 2800 изданий. Это были реалии деспотии.

Культ силы, беспощадность, неразборчивость в сред­ствах, ненависть — все это в силу вполне объективных условий того времени не могли не воспринять «сине­рубашечники», так же как восприняла эти методы на­цистская партия Гитлера. Бесноватый фюрер провозгла­шал: «Не существует никакой морали в международных делах, каждый хватает то, что может». Этот принцип пользовался популярностью и среди китайских милита­ристов. В глазах Чан Кайши сила выглядела в каче­стве главного средства политики, хотя балансирование между различными военно-политическими полюсами при­звано было компенсировать порой военную слабость перед противником.