Воронцов В. Б. В75 Судьба китайского Бонапарта

Сразу же после Лугоуцяо Чан Кайши получил от КПК официальную декларацию с предложением о сотруд­ничестве между партиями. Но прояпонские элементы в гоминьдановском правительстве делали все, чтобы сдер­жать усилия по сопротивлению Японии. Хэ Инцин от­крыто заявил: Китай будет оккупирован за семь дней, если начнется война сопротивления. Пораженческие на­строения захватили министерство иностранных дел. «При­миренчество приведет к беспорядку,— отмечалось в до­кладах МИД,— сопротивление — к поражению». Го­миньдановский министр иностранных дел выступил в канун взятия японцами Пекина с весьма пессимистиче­ским прогнозом: недостаток средств и разгром лучших китайских войск на Севере сделали невозможным для Китая дальнейшее сопротивление. Он даже объявил о достижении предварительного соглашения по поводу пре­кращения военных действий.

Новый подход Чан Кайши к сотрудничеству с КПК в борьбе с Японией незамедлительно сказался на поло­жении в армии. 20 августа 1937 г. из основных сил Красной армии формируется 8-я Национально-револю­ционная армия под командованием Чжу Дэ. Чан Кайши официально признает 8-ю армию. Она получает от Го­миньдана три дивизии и одну бригаду. Чжу Дэ, поль­зовавшийся авторитетом не только в частях 8-й армии, но и в гоминьдановских, сычуаньских, юньнаньских вой­сках, стал заместителем командующего шаньсийским фронтом. Выступая перед военнослужащими этих форми­рований с докладами, он в положительных тонах высказы­вается о Чан Кайши. Заместителем Чжу Дэ стал Пэн Дэху-ай. В роли заместителя начальника политотдела армии как энергичный работник проявил себя Дэн Сяопин '.

' Cw.: Проблемы Дальнего Востока. 1987. № 5. С. 144l

23 сентября 1937 г. Чан Кайши объявил о готовно­сти сотрудничать с КПК. В гоминьдановской печати -появляется совместная, предложенная коммунистами де­кларация об основных принципах сотрудничества. В дек­ларации звучал призыв к немедленному заключению договора с СССР, установлению с ним тесного едине­ния «как с наиболее надежным, наиболее могуществен­ным государством, наиболее способным оказать Китаю помощь в войне против японских захватчиков». Резуль­татом переоценки прошлого опыта стало решение Чан Кайши об удалении из Национального правительства скомпрометировавшего себя прояпонской линией мини­стра внутренних дел Чжан Цюбина я других; он не только сместил с должности, но и казнил ряд генера­лов и губернаторов.

Наступление японцев снова обострило сычуаньскую проблему. Чан Кайши соблазняла возможность поста­вить под свой контроль военный потенциал провинции. К 1936 г. Лю Сянь имел независимые авиасилы. На предприятиях близ Чунцина при содействии чехословац­кой фирмы «Шкода» выпускались пулеметы и совре­менные ружья, зенитные орудия немецких образцов... К началу 1937 г. дополнительные подразделения войск центрального правительства начали движение в Сычуань из провинций Шэньси и Хубэй.

Лю Сянь стремился защитить собственные интересы в своей вотчине. Чан Кайши сделал небольшой публич­ный жест, объявив о намерении снизить уровень напря­женности вокруг Чунцина, не ослабляя позиций цент­рального правительства. В мае 1937 г. он издал приказ, предоставлявший центральным властям право наказы­вать всех, кто «нарушил закон»: «Сначала наказывать... потом докладывать об этом». К июню Лю Сянь усту­пил силе: передал 10 самолетов центральному прави­тельству. Вся политическая и военная власть в Чун-цине переходила практически в руки Чан Кайши.

Не обошлось и без кровавых инцидентов. Как толь­ко в 1937 г. административные власти Суйника соору­дили флагшток для национального флага и начали кам­панию по патриотическому воспитанию местных жите­лей, разразилась засуха. Слова «флагшток» и «засуха» близки в китайском языке по произношению, и пошли слухи, что бедствие вызвано сооружением «флагштока». Толпы народа потребовали снять флаг, и, когда власти отказались пойти на это, магистрат подвергся нападе­

11*

нию. Полиция открыла огонь. Были убитые и раненые.

В последние недели октября вслед за падением Шан­хая Чан Кайши объявил: Национальное правительство переезжает в Чунцин. Официальное же сообщение об этом было сделано 20 ноября. Многие гоминьдановские лидеры и учреждения последовали сначала в Ухань.

Как показал сычуаньский опыт, Чан Кайши владел искусством управления находившимися с ним в каких-либо отношениях милитаристами. Он либо приближал к себе высокопоставленных генералов, либо раскалывал довольно хрупкие генеральские альянсы, противостоящие каким-либо путем его личной диктатуре.

...Уханьский университет расположен в поистине рай­ском уголке, что за городом Учаном. Белые, утопаю­щие в зелени дворцы университета удивительно соче­таются с покрытыми травой и цветами склонами горы Лоцзяшань, с раскинувшимся у подножия горы озером Дунху. Вскоре после событий в Лугоуцяо сюда 27 июля 1937 г. приезжает из Японии Го Можо. Десять лет он пробыл за границей, где вынужден был скрываться после переворота 1927 г. Теперь он великодушно про­щен. Насколько восторженны его впечатления от кра­соты здешней природы, настолько сумрачны его рассуж­дения о поведений ведущего лидера Гоминьдана. Каж­дый понедельник на территории университета царило оживление. Высшая знать собиралась на церемонию чествования Сунь Ятсена. В огромном зале университета собирались видные сановники, разжиревшие на казенных харчах генералы, сверкающие знаками отличия. Не толь­ко их внутренний мир, но даже и внешний вид резко контрастируют с образом великого китайского револю­ционера... Раздаются звуки оркестра, и присутствующие замирают по стойке «смирно». Появляется Чан Кайши.

Он бросает взгляд по сторонам, плотно сжав губы, бе­лизной выделяются перчатки. Немного отступив от него, рядом следовали Чэнь Чэн и Дай Ли.

Смолкала музыка, и Чан Кайши начинал говорить.

— Сегодня... э... Я хочу рассказать господам... э... это... это... о любви к ближнему и почитании мудрого... о том, как править миром...

Оратор говорил целый час, 40 минут из которого отнимало слово «это». Все же лучше, вспоминал Го Можо, когда он ругался. Тогда речь его была более правильной, он не повторял слишком часто слово «это».

После взятия японцами Уханя в октябре Чан Кайши перебрался в Чунцин. К этому времени соратники Лю Сяня отвели подчиненные им силы в другие провинции. Вскоре наступила и развязка в отношениях между Чан Кайши и Лю Сянем. Гоминьдановское правительство создало 7-ю военную зону во главе с Лю Сянем. Штаб этой новой организации находился в Нанкине. Вскоре новый командующий 7-й зоной заболел. По настоянию Чан Кайши он лег в находящийся под иностранной опекой госпиталь в Ханькоу. Сычуаньский милитарист так и не вышел из госпиталя. Он скончался 20 января 1938 г. Вполне вероятно, что сычуаньского лидера уби­ли агенты Дай Ли. На место Лю Сяня гоминьданов­ский лидер посадил генерала Чэнь Чэна.

Японцы продолжали наступление. Истекал кровью Нанкин. Высшая гоминьдановская знать увозила с собой имущество и капиталы, а нанкинцы были брошены на милость победителя. Старики, женщины, дети сгорали в пламени пожаров и умирали в мучениях от ран во время ожесточенных бомбардировок с воздуха.

В схватку с наглым агрессором в небе Нанкина всту­пили в бой советские летчики-добровольцы. Их было все­го лишь семеро, но, только что прибыв, уже в первом бою 1 декабря над Нанкином они показали высокий профессионализм. Японские летчики встретили наконец достойный отпор; несколько самолетов агрессор потерял в первой же схватке с советскими пилотами. Но силы были неравными. Ко времени решающих схваток за Нанкин из 520 китайских самолетов в строю находилось лишь 20. Да и на земле, в армейских частях, отсут­ствовал порядок. Командиры подразделений покинули Нанкин задолго до начала осады. Когда город был окру­жен со всех сторон, началась паника. Солдаты метались в поиске хотя бы какой-то лазейки для выхода из окру­жения. Но трагедия еще только начиналась.

9 декабря японский летчик сбросил письмо генералг Матсуи гоминьдановскому генералу Тану с требованием согласиться на капитуляцию в течение 24 часов. Япон­цы, не получив ответа, обрушили на Нанкин жесточай­шие бомбовые удары. Разрушались вековые стены, ок­ружавшие город. 13 декабря захват города был завер­шен, потери китайской стороны достигли примерно 40 тыс. человек.

Стотысячная гоминьдановская армия в панике отсту пала. Генерал Матсуи показал свое великодушие: его люди будут беспощадны к тому, кто окажет сопротив ление, но будут снисходительны к гражданскому насе­лению и солдатам, сдавшимся на милость победителя. Приличия были соблюдены. А затем последовал и дру­гой приказ генерал-лейтенанта принца Асаки Ясухико, положивший начало кровавой трагедии в Нанкине.

На город обрушилась озверевшая японская солдат­ня. Не успевших уйти китайских защитников города ок­купанты связывали вместе по 40—50 человек и казнили. Около 7 тыс. китайских женщин получили приют в жен­ском колледже, организованном Международным коми­тетом спасения. Но японские солдаты выталкивали не­счастных на улицу, насиловали, а зачастую и убивали. Иностранные резиденты, члены комитета спасения, об­ращаясь к японскому командованию, взывали к мило­сердию. Все их протесты оставались без внимания.

Ефрейтор Масуда, один из участников нанкннской резни, описал события того времени. 4-я рота, в которой служил Масуда, войдя в город, приступила к уничтоже­нию остатков «противника». Солдаты искали «врагов» прежде всего в нанкинской городской больнице. 14 де­кабря, на следующий день после вступления в Нанкин, была начата «очистка» района, где находился лагерь беженцев, опекаемый Международным Красным Крестом. Солдатам удалось обнаружить несколько сот безоруж­ных китайских солдат. Несчастных раздели донага, свя­зали электропроводом, зверски избили и после этого казнили.

Японская пресса того времени писала о редкостном соревновании офицеров императорской армии. Победи­телем был тот, кто, мастерски владея самурайским ме­чом, мог поразить 100 китайцев. Двух офицеров увен­чали лаврами «победителей»: перед ними были безоруж­ные горожане. В газете «Токио нитинити симбун» 40-х годов обращала на себя внимание фотография двух япон­

ских солдат. Подпись под фотографией гласила: «Один убил 106, другой — 105 человек».

...13 декабря 1987 г. У разрушенных стен Нанкина, символизирующих трагедию 30-х годов, собрались пред­ставители общественности КНР. Сюда пришли оставшие­ся в живых свидетели кровавых событий. Со скорбью в глазах они смотрели на каменные барельефы на по­луразрушенных стенах, воскресавшие события тех дней. Время не стерло память о трагедии. У ворот Цзяндун возник музей, в различных местах установлены мемо­риальные плиты. На серой гранитной стене воспроиз­ведена надпись, сделанная рукой Дэн Сяопина: «Мемо­риальный музей жертв нанкинской резни, совершенной японскими агрессорами».

Оккупанты в течение двух месяцев истязали Нанкин. Во время нанкинской резни, которая потрясла мир, отме­чалось в «Бэйцзин ревью» 20 июля 1987 г., было убито 300 тыс. человек. Треть жилых зданий города сгорела дотла. Агрессоры хотели сломить волю патриотов, ли­шить их способности к сопротивлению.

Исход войны, делал вывод 17 декабря 1937 г. Чан Кайши, будет решен не в Нанкине или в другом боль­шом городе, он будет решен в сельской местности не­сгибаемой волей нашего народа. Генералиссимус, одна­ко, полагался больше не на массовое сопротивление агрессору, а на содействие извне, со стороны США, Англии.

Вскоре после событий у Лугоуцяо, 21 июля, Чан Кайши встретился с английским послом. Он не скрывает надежды: США и Англия окажут в конце концов долж­ное внимание сопротивлению Китая. Но Англия, озабо­ченная судьбой собственных интересов в Китае, стреми­лась избежать столкновений с Японией.

Агрессоры втайне надеялись, что давние и тесные связи Чан Кайши с Японией должны в конце концов сработать, а военные победы должны стимулировать про-японские настроения в Гоминьдане. Эти надежды не оправдались. Масла в огонь подлило опубликование закрытых лекций Чан Кайши, прочитанных им еще в 1934 г. в школе по подготовке офицерских кадров. Лекции были выдержаны в резко антияпонском духе. Для японских политиков казалось немыслимым, что по­лучивший военную выучку в Японии Чан Кайши восстал против воли всемогущего императора. Принц Коноэ, от­ражая подобные чувства, заявил: «Когда имперские ле­

гионы захватят Чан Кайши в плен, ему не будет поща­ды — его просто обезглавят».

25 июля Чан в беседе с американским послом Нель­соном Джонсоном выражает надежды на американское содействие. США продемонстрировали заботу об обеспе­чении мира в Шанхае: они призвали не допустить кро­вопролития в этом городе. Гуманность становилась шир­мой для голого практицизма — волнения были связаны прежде всего с проблемой сохранения американской соб­ственности в Шанхае. Ведь американские компании ку­пили в 1929 г. Шанхайскую электростанцию, в 1930 г. стали хозяевами телефонной сети, а в 1931 г.— и радио­станции Шанхая. 12 августа на заседании генерального штаба в Нанкине Чан недвусмысленно дал понять, что рассчитывает на активное вмешательство США и Анг­лии в китайские дела. Он не верил в равнодушие хозяев «Стандард ойл», «Техас ойл», «Дженерал моторе» и дру­гих мощных американских монополий, чьи позиции в Китае были широко известны. Военные действия в бас­сейне Янцзы таили прямую угрозу интересам ведущих держав Запада, собственным интересам Чан Кайши в промышленном бизнесе Шанхая. Угроза этим интересам должна была определить в официальных заявлениях «пределы терпения» народа. И вот наконец настало вре­мя, когда Китай подошел, делал публичное заключение Чан, к той черте, когда стало необходимым «приносить жертвы и сражаться до конца».

Мадам Сун Мэйлин, как могла, помогала супругу. Пресса расписывала ее деятельность. Вот она спешит на фронт вдохновить солдат на подвиг. Сун Мэйлин попадает под обстрел, ее шофер, спасая жизнь первой леди, бросает машину на обочину дороги. Героиня отде­лалась лишь легкими ушибами, ее жизнь спасена. Сун Мэйлин — секретарь авиационной комиссии, шефствует над авиацией. Она посещает с супругом аэродромы, пред­седательствует на банкетах с авиаторами. Блистая на­рядом, супруга Чан Кайши произносит на банкете тост в честь советских летчиков-добровольцев по поводу их успешной операции — разгрому крупнейшей японской военно-воздушной базы на Тайване, вручает награды и подарки всем советским участникам налета на Тай­вань 1. Она же вовлечена в активную дипломатическую

1 См.: В небе Китая. 1937—1940: Воспоминания советских лет­чиков-добровольцев. М., 1986. С. 47.

деятельность. 12 сентября 1937 г. Сун Мэйлин обраща­ется по радио к американцам, умоляет их о поддержке. Но ее призывы наталкиваются на глухую стену равно­душия: правящая Америка прочно увязла в путах изо­ляционистских настроений.

14 сентября президент Рузвельт объявляет: нейтра­литет США распространяется на Дальний Восток. Тор­говым судам, принадлежащим США либо находящимся под их флагом, отныне запрещалось транспортировать и в Китай, и в Японию «оружие или любое иное снаря­жение, предназначенное для ведения военных действий». Подобный акт, однако, в действительности отнюдь не коснулся Японии, а поставил в безвыходное положение жертву агрессии, лишив ее возможности получать ма­териальную помощь от США.

24 сентября на пресс-конференции Чан напомнил американцам о Вашингтонской конференции 1922 г., за­фиксировавшей обязательство девяти держав соблюдать принцип территориальной и административной неприкос­новенности его страны. Один из основных тезисов на этот раз, как и в предыдущих выступлениях, указывал на ответственность Вашингтона за события, происходя­щие в Китае.

Наступление нового, 1938 г. Чан отметил посланием. Генералиссимус обращается к патриотическим чувствам своих сограждан. «Нам не следует,— подчеркивал он,— надеяться на другие нации ради нашего выживания, мы должны полагаться на себя» '. Чан выглядел героем ежегодной традиционной ритуальной церемонии «избие­ние дьявола», которая обычно происходит в храмах 1 — 2 марта, в канун нового года по тибетскому календа­рю. В старину, как повествует легенда, жил злой тибет­ский сановник Лондармо. Много горя принес он народу: уничтожались храмы, гибли люди. Казалось, что спасе­ния от дьявольского наваждения нет. Но вот появляется неизвестный герой. Он танцует. Искрометный танец за­вораживает, но неожиданно из рукава его халата появ­ляется кинжал — справедливость торжествует.

В действительности было, конечно, не совсем так, как хотел представить Чан Кайши. Китай все больше опирался на советскую помощь. В трудных условиях, сталкиваясь порой, казалось бы, с непреодолимыми пре­пятствиями, советские пилоты перегоняли самолеты и

1 Furuya К. Op. cit. Р. 564—565.

необходимую технику через безлюдные монгольские сте­пи. Для многих советских людей подвиги в схватках с воздушным агрессором стали продолжением той суровой борьбы, какую они начали в Испании. Среди них был летчик-истребитель П. В. Рычагов, сбивший над Испа­нией более 20 фашистских самолетов. Таких пилотов фашисты окрестили «красными дьяволами». «Жизнь их была суровой, дисциплина — строгой,— писал о совет­ских летчиках-добровольцах Го Можо.— Они спали под крыльями своих серебристых птиц, не покидая аэродро­ма ни в воскресенье, ни в праздники. ...Мало кто знал, что в начале антияпонской войны советские добровольцы много для нас сделали (особенно в период обороны Уханя), они не щадили жизни, защищая нашу землю» '.

Развитие советско-китайского сотрудничества способ­ствовало упрочению сил в рамках единого фронта.

В 1938 г. Чан Кайши дает согласие и на организа­цию Новой 4-й армии. Ее ядро составили революцион­ные офицеры и солдаты, порвавшие с гоминьдановцами после шанхайского переворота 1927 г. Создается штаб по развертыванию партизанского движения в тылу врага, Чжоу Эньлай организует школу подготовки партизан­ских кадров в Хунани. «Политическая мобилизация на­родных масс на данном этапе войны,— говорил Чан Кайши на совещании в Хэшани в конце ноября 1938 г.,— гораздо важнее, чем сама по себе борьба на фрон­тах».

«Пробуждение масс важнее сражений» — к этому ло­зунгу, как казалось, приобщался и сам Чан Кайши. Руководство КПК в это время поддержало генералис­симуса. Положение Чан Кайши как политического и военного лидера не ставилось под сомнение в рамках единого фронта и даже укреплялось благодаря успеш­ному претворению в жизнь новой тактики. Генералисси­мус публично рассуждал о том, что не следует идти на большие жертвы ради того, чтобы удержать какой-либо город или провинцию, а необходимо избрать поле боя, неблагоприятное для врага. Десятилетний опыт ма­невренной войны, тактика «окружения города деревней» были поставлены на службу войне сопротивления Япо­нии. Чан Кайши, как военный человек, не мог не при­знать результативность военной тактики и пропаганди­стской работы КПК- «Не ругать мы должны коммуни-

1 Го Можо. Песнь о бушующей волне. М., 1962. С. 144—145.

стов,— говорил он в одной из конфиденциальных бесед,— а учиться у них руководить массами». Коммунисты, при­знал в феврале 1938 г. генералиссимус, и их 8-я красная армия — «лишь часть вооруженных сил, добившихся удовлетворительных результатов» в войне с Японией. Гоминьдановские генералы получали совет «последовать примеру руководства КПК». Генералы, однако, помнили: в 1934 г., когда Чан Кайши окружил войска КПК, их лидер посулил за головы руководителей КПК — Чжу Дэ, Пэн Дэхуая и Мао Цзэдуна — до полумиллиона долларов.

В январе 1938 г. Чан Кайши передает пост премьера Кун Сянси. Новый премьер, отдавая дань идее единого фронта, объявляет об освобождении всех арестованных коммунистов, подчеркивает необходимость вооружить их как союзников в борьбе с Японией. Враг наступал. Ге­нералиссимус помнил об угрозах из Токио. Он просит жену выехать в Гонконг. В новостях, появившихся в мировой печати 21 февраля 1938 г., Гонконг был назван местом свиданий семьи Сун. «Китайский премьер Кун Сянси нашел последнюю неделю самой подходящей,— отмечалось в новостях,— чтобы покинуть Ханькоу, где его правительство продолжало организовывать сопротив­ление Японии, и прибыл в колонию британской короны — Гонконг». Здесь его встречали мадам Кун, ее брат бан­кир Сун. В Гонконге находились и две другие сестры Сун — Мэйлин и Цинлин. Японская пропаганда изобра­зила семейство Сун бегущим с тонущего корабля с меш­ками валюты и драгоценностей в руках.

Японское командование, добившись успехов на цент­ральном фронте, обратило внимание на Юг — особо важ­ным для контроля над всей стратегической ситуацией в стране становились захват и освоение коммуникаций Южного и Юго-Восточного Китая. Чан Кайши и его американские друзья понимали, что достижение японца­ми цели окончательно похоронит надежды на получение Китаем помощи от западных держав, изолирует Чунцин от США и Англии. Гоминьдановские гарнизоны на южном побережье оказались беспомощными. 22 октября японцы овладели Гуанчжоу. Вскоре пал Уханьский промышлен­ный район. Начинался второй этап японо-китайской войны.

Поиск внешней опоры

Самая популярная чета 1938 г.— супруги Чан. Об этом объявил журнал «Тайм». Рекламой популярная чета была обязана американским миссионерам. Редактор журнала «Тайм» Генри Люс — выходец из миссионерской семьи. Миссионеры использовали любую возможность, чтобы подчеркнуть принадлежность к западной религии боль­шой части официальных лиц чанкайшистского правитель­ства — выпускников христианских учебных заведений. Сун Мэйлин представлялась мировому общественному мнению чуть ли не святой, способной спасти страну от нашествия дьявола. Христианские миссионеры помогали сохранять США «дружеское лицо» в отношении китай­ского народа, маскируя зачастую неприглядную роль Ва­шингтона как пособника японской агрессии, жестокость политической практики Чан Кайши и его соратников.

В то время как Япония приступила к практическому осуществлению давно готовившегося плана создания «всеобщей сферы совместного процветания», а США и европейские капиталистические державы успешно про­водили политику «умиротворения» агрессора, «друзья» Гоминьдана, в основном из среды миссионеров, потре­бовали от Белого дома прекратить поставки военных материалов в Японию. Инициаторы кампании призы­вали к решительной борьбе с широко распространен­ным, на их взгляд, мнением, будто для того, чтобы избежать конфликта с Японией, США должны удалить всех своих граждан и военнослужащих с территории Китая.

Но что могли противопоставить миссионеры полити­ческой игре правящей Америки, увидевшей главную для себя опасность в Советском Союзе? Миссионеры и их «друзья» организовывали различные комитеты, которые призывали к бойкоту японских товаров и шумно рато­вали за отказ от «участия в японской агрессии».

Строители дальневосточной политики США оказались перед довольно сложной дилеммой: совместить, казалось бы, противоположные цели — обеспечить интересы аме­риканского капитала в Китае, сохранить лицо «друзей» китайского народа и остаться при этом партнером япон­ского милитаризма в борьбе с «коммунистической опас­ностью».

17 сентября 1938 г. чунцинское правительство назна­чило Ху Ши (Ху Шичжи) послом в США. Это назна­

чение известного в Китае и за рубежом ученого-общест­воведа хорошо восприняли как в официальных, так и в научных кругах США. Ху Ши, как и другие почи­татели и ученики американского философа Дьюи, воспи­танный в классических канонах американского прагма­тизма, смотрел на США как на «символ непревзойденной морали», как на «неиссякаемый источник вдохновения». Ху Ши тогда убежденно верил в «ценности американ­ской демократии», призывал покориться силе «западного ветра», «идти на Запад». С появлением в Вашингтоне Ху Ши в качестве посла Чан Кайши начиналась новая веха в китайско-американских отношениях. Вслед за Ху в США последовал известный шанхайский банкир П. К. Чэнь. Предстояли переговоры о предоставлении Чунцину финансовой и экономической помощи. Сам Чан Кайши обращается с личным письмом к Рузвельту.