Впрочем, Алексею Ивановичу Шумилову все эти прелести жаркого донского лета были только в радость

Легко спрыгнув на землю, Алексей тихо скользнул к калитке. Ему под ноги, гремя цепью, с трогательной преданностью кинулся необыкновенно дружелюбный хозяйский пёс Полкан, который сразу же, едва Шумилов поселился в доме, принял его за своего и всячески демонстрировал признаки собачьего расположения.

- Привет, дружок,- зашептал Шумилов,- тихо, тихо, не шуми... Вот умничка !

Алексей скользнул на улицу. Хотя ночь была ясная и лунная, улица лежала в глубоком мраке. Между домами и деревьями, росшими вдоль заборов, залегли чернильные тени. Ни зги не видно. Стараясь держаться середины улицы и не шуметь, Шумилов добрался до заброшенного дома. Перемахнуть через забор было для него делом трёх секунд.

Он оказался во дворе, сплошь заросшем сорной травою, достигавшей уровня груди. Раздвигая её, Шумилов подошёл к дому, чёрному. унылому, со слепыми окнами, наглухо закрытыми ставнями. На противоположной от улице стороне дома оказалась большая веранда, к которой вело высокое крыльцо в пять ступеней. На входной двери висел большой ржавый амбарный замок, весом фунта в три, не меньше. Зная привычку местного населения хранить ключи рядом с дверями, Алексей принялся планомерно ощупывать наличники и крыльцо. Он проверил каждый выступ, каждое углубление и довольно скоро внизу, подле наличника нащупал досточку, под которой оказалась пустота. Подушечки пальцев ощутили холодок рифлёного металла и, аккуратно подцепив его ногтём, Шумилов извлёк из щели ключ.

Что ж, начало было неплохим. Конечно, могло статься так, что ключа найти ему не удалось бы, и тогда Алексею Ивановичу пришлось бы искать другой способ проникновения в дом, скажем, через чердачное одно. На этот случай он захватил с собою складной "золингеновский" нож. Но пускать его в ход не пришлось, и это была большая удача, поскольку беззвучно вынуть из рамы филёнки и выставить стекло удаётся далеко не всегда.

Когда ключ заскрежетал в ржавом замке, Шумилов решил, что сейчас проснётся добрая половина Аксайки. Однако, ничего такого не случилось, даже соседские собаки не подали голоса. Немного приоткрыв дверь, ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь, Шумилов шагнул за порог.

Веранда была пуста и пыльна. Рассохшиеся половицы тревожно заскрипели под ногами, выдав первые шаги незванного гостя. Светлели прямоугольники окон, ничего более разглядеть на веранде не представлялось возможным. В стоячем затхлом воздухе пахло мышами и ещё чем-то неприятно-кислым. Двигаясь со всею возможной осторожностью, Алексей добрался до лестницы, ведущей на чердак. Пару раз он ударился лбом о низкий дверной проём, это заставило его двигаться далее в полусогбенном положении.

В доме скрипело и стонало всё : двери, половицы, чердачный люк. Алексея это обстоятельство чрезвычайно встревожило : он мог только догадываться, как далеко от пустого дома разносятся в ночном воздухе звуки.

Но, наконец, ему удалось добраться до небольшого чердачного окошка, выходившего на улицу. Оно-то и было целью этого ночного путешествия. Шумилов мысленно поздравил себя : место для наблюдения оказалось выбрано удачно : дом знахаря просматривался хорошо. Сейчас он был погружён в полную темноту, но в рассветных сумерках всё должно было измениться. В конце-концов, Макар не мог пускаться в путешествие в кромешной тьме.

Алексей Иванович устроился на своем наблюдательном посту и стал ждать. Примерно в полчетвертого - по петербургским меркам, которыми жил Шумилов, это была ещё глубокая ночь - Ручейники начали оживать. То тут, то там стали раздаваться звуки просыпающиейся деревни : скрипы дверей, звякание железных щеколд, мычание коров. Это хозяйки приступали к утренней дойке. Через некоторое время коровы, провожаемые женщинами, реже подростками, потянулись на окраину, где составлялось стадо и поджидал пастух. Шумилов знал, что после утренней дойки хозяйки спать уже не ложатся : в крестьянском хозяйстве всегда найдётся работа. В тех дворах, которые попадали в поле зрения Алексея, появились огоньки - это были окна летних кухонь. Потом стали подавать голос петухи. Вовсе не потому, что они приветствовали восход, а оттого единственно, что хозяйки-кормилицы засыпали в их кормашки зерно.

В доме Блокулы, как про себя именовал шведа Шумилов, всё оставалось тихо. Лишь в шестом часу утра, перед утренней зорькой, когда в сумерках всё уже было прекрасно видно, Алексей увидел, как двери дома отворились и наконец-таки появился хозяин. Шумилова отделяло от объекта его наблюдения саженей тридцать по прямой, вряд ли больше, поэтому он мог достаточно хорошо его рассмотреть. По общему складу фигуры и манере двигаться можно было заключить, что мужчина солидного возраста, лет пятидесяти-шестидесяти, крепкий и достаточно сильный. Был он сутул и имел нечто странное в фигуре. Эту странность Шумилов осмыслил не сразу : у Мартти были непомерно длинные руки. Диковато смотрелись его всклокоченные, торчавшие в разные стороны из-под надвинутого по самые уши картуза, седые лохмы. Швед оказался одет в полупальто-полушинель чёрного цвета странного покроя ; Шумилов долго рассматривал это платье, пытаясь понять его происхождение и в конце-концов решил, что Мартти облачился в шинель таможенника с обрезанными полами.

Швед сноровисто, без лишних движений вывел из сарая лошадь, впряг её в двухосную бричку, поставленную подле забора и выехал со двора. Затем, не торопясь, слез на землю и отправился затворять ворота. Шумилов получил возможность рассмотреть внутренность брички. Там не было ничего, что указывало бы на цель поездки - ни бидонов, ни мешков, ни ящиков, ни сельскохозяйственного инвентаря. Впрочем, и сама бричка весьма мало подходила для крестьянских нужд, это всё-таки была не телега, а возок, для перемещений по городу. Впрочем, Алексею показалось, будто в бричке лежала лопата. Мартти вернулся на место возницы, потянул вожжи и возок, погромыхивая на ухабах, проехал в конец улицы в том же направлении, в котором местные жители двумя часами ранее вели своих коров.

Алексей покинул свой пост у чердачного оконца и кубарем скатился с чердака. Он успел закрыть замок на ключ и перепрыгнуть через забор до того момента, как возок шведа скрылся из виду. Шумилов был уверен, что двигаясь по улице вдоль заборов, он сможет проследить за маршрутом поездки знахаря не опасаясь, что тот его заметит.

Мартти ссутулившись, сидел в бричке, расслабленно держа в руках вожжи. Его вид не выражал ни малейшей озабоченности, швед ни разу не обернулся. Лошадь, видимо, отлично знала дорогу, что указывало на ежедневную повторяемость маршрута. Хотя скорость возка была несколько выше скорости движения пешехода, Шумилову, переходя с шага на бег, удавалось следовать за шведом, не выпуская его из поля зрения.

Сделав несколько поворотов, Мартти вывел свою повозку на широкий тракт. Шумилов остановился : город закончился, впереди лежала степь. Куда бы ни направлялся знахарь место это лежало вне пределов Ростова. Идти неведомо куда пешком смысла не имело. Алексей Иванович, проводив взглядом удалявшуюся бричку, повернул назад.

Шумилову понял, что на следующее утро ему был совершенно необходим извозчик с пролёткой. Однако с этим возникло неожиданное осложнение : ростовские возницы никак не желали ехать на ночную работу в Ручейники. Шумилов не сразу понял причину нежелания заработать червонец по-лёгкому ; лишь четвёртый по счёту извозчик, к которому он обратился со своим предложением, объяснил, что ростовский пригород имеет весьма плохую репутацию и потому никто не захочет ради десяти рублей рисковать имуществом в десять раз более ценным.

Данное обстоятельство не оставило Алексею Ивановичу выбора. Ему пришлось вернуться в дом к родителям и попросить их экипаж. Для объяснения неожиданной просьбы он придумал правдоподобную историю о встрече на вокзале товарища, прибывающего утренним екатеринодарским поездом. В конечном итоге отцовское разрешение было получено, но после этого Алексею Ивановичу пришлось потратить битый час на то, чтобы восстановить изрядно позабытые юношеские навыки обращения с лошадиной упряжью, ведь ему самостоятельно пришлось бы поутру закладывать возок. Наконец, все вопросы были благополучно устранены.

Матушка вручила Алексею запечатанный конверт, доставленный накануне посыльным. В нём оказалась записка от Александры Егоровны Максименко, которая интересовалась у Шумилова причиной его отсутствия и приглашала его к себе в любое удобное для него время. Обращение было выдержано на редкость в учтивых и прямо любезных тонах, да и написано было хотя и женской рукой, но явно не Александры Егоровны, из чего Шумилов заключил, что перед ним плод коллективного творчества вдовы и её немецких друзей. Приглашением, разумеется, не следовало манкировать, но визит следовало нанести попозже, когда определится результат наблюдения за Мартти Хёвиненом. Шумилов написал краткий ответ Александре Егоровне, в котором поблагодарил её за любезное приглашение и пообещал посетить гостеприимный дом в ближайшие дни. Матушку он попросил отправить письмо на следующий день.

Алексей ещё с вечера заложил в возок бутылку с водой, револьвер и бинокль. Немецкий складной нож он вообще не вынимал из кармана пиджака, словно это была расчёска. Подумав немного, он положил в возок и ведро, чтобы иметь возможность набрать воды для лошади.

Отправившись спать в девять часов вечера, он проснулся без четверти пять прекрасно отдохнувшим. Завтрак ему заменила крынка молока и кусок домашнего белого хлеба. Уже через пять минут Шумилов впрягал кобылу-трёхлетку в возок, а через четверть часа ехал в Ручейники. Алексей Иванович занял удобное для своих целей место подле перекрестка, с которого можно было бы видеть путь старика после того, как тот вывернет с Аксайки. Вторично Шумилов наблюдал пробуждение района : сначала мимо потянулись женщины с коровами, потом брички с рабочим людом. После половины шестого утра на улицах стало появляться всё больше и больше спешащих на работу мужчин.

Наконец, без десяти шесть с Аксайской улицы повернула бричка шведа. Мартти оказался одет точно также, как и накануне - в старом картузе и немыслимой чёрной шинели, наброшенной на плечи. Он в точности повторил давешний маршрут и выехал за город. Шумилов следовал за колдуном на приличном удалении, не делая попыток приблизиться.

Местность, лежавшую перед ним, можно было бы назвать пересечённой. Дорога петляла между невысокими холмами и холмиками, то взбираясь на них, то спускаясь вниз. Когда бричка Мартти скрывалась за холмом, Алексей Иванович останавливался не доезжая до вершины и шёл далее пешком. Осторожно выглядывая за перекат холма, он осматривал спускавшуюся вниз дорогу, отмечая, куда направляется колдун далее и только после этого въезжал на вершину. Делалось это для того, чтобы не наткнуться ненароком на шведа, вздумай он остановиться сразу за холмом.

Подобная езда продолжалась минут сорок, за это время Хёвинен и Шумилов отдалились от городской черты вёрст на пять-шесть, не менее. Наконец, колдун съехал с наезженного тракта и повернул на едва заметную просёлочную дорогу, скорее даже тропу, слабо намеченную колёсами телег. Просёлок был узок, степь справа и слева вся заросла чабрецом и полынью, засохшими на июльском солнцепёке. Шумилов, опасаясь привлечь к себе внимание, ещё более отстал от возка шведа. Теперь расстояние между ними увеличилось до двухсот пятидесяти саженей. Хёвинен надолго пропадал из поля зрения Шумилова, последний стал всё больше беспокоиться по этому поводу, но довольно скоро эта нервирующая езда закончилась.

Объехав один из холмов, Мартти поставил свою бричку у его подножия, в сухостойных камышовых зарослях на месте подсохшего ручья. Сам же швед, сбросивший к этому времени свою чёрную обрезанную шинелку, поднялся на холм. В руке он нёс лопату. Алексей, расположившийся поодаль с биноклем в руках, не без удивления наблюдал, как Мартти принялся копать ямы на склоне, противоположном дороге, ближе к вершине, но не на самой вершине. Для Шумилова было совершенно очевидно, что если бы сейчас какой-то путник проехал по дороге, то он ничего не смог бы увидеть. Видимо, Мартти Хёвинен определённо не желал, чтобы кто-то застал его за этим занятием.

Раскопки его представлялись довольно странными : углубившись в одном месте на два-три штыка лопаты, он переходил на новое место, а прежнюю яму аккуратно засыпал. Эту странную манипуляцию швед проделал несколько раз. Шумилов безотрывно следил за Мартти и никак не мог понять, чем именно тот занимался. Больше всего его манипуляции напоминали поиски стреляных пуль ; Шумилов помнил, что в детские годы он с друзьями примерно так же копался на гарнизонном стрельбище, выковыривая застрявшие в земляных валах пули. Но то было глубокое детство. Кроме того, холм у забытого богом просёлка никак не мог быть местом стрельбища.

Так что же искал странный швед ? Одному чёрту это было ведомо. Потолкавшись на холме примерно с полчаса, знахарь вернулся к бричке, небрежно швырнул в неё лопату и устало взобрался на козлы. Притомился, видать, занимаясь раскопками. Отпив из жестяной фляги, он тронул вожжи. Лошадь лениво пошла.

Шумилов инстинктивно подобрался, готовясь скорее бежать к своему возку в том случае, если Мартти повернёт назад, в сторону Ростова, но колдун, объехав холм, вернулся на узкий просёлок и двинулся по нему далее от тракта. Далеко впереди виднелись холмы, дорога вела по направлению к ним. Шумилов решил не покидать своего наблюдательного поста и следил за знахарем в бинокль до тех пор, пока тот не скрылся из глаз. Тогда Алексей вернулся к возку и проехал вперёд, повторив путь, проделанный шведом.

Шумилов повторил приём, подсмотренный у Мартти, завёдя свою повозку за холм так, чтобы её не было видно с просёлка. Прихватив револьвер - так, на всякий случай - взбежал на холм и осмотрелся. Шведа нигде не было видно. Шумилов перебежал дальше и, наконец, заметил Мартти, копавшегося чуть ниже вершины соседнего холма. Алексей залёг под огромным валуном, оставленным здесь природой со времён ледникового периода, и приник к биноклю.

Мартти методично орудовал лопатой, периодически переходя с места на место. Шумилов до боли в глазах вглядывался в движения рук знахаря, надеясь поймать мельчайшие детали, способные объяснить цель раскопок. Но ничего такого не видел. Швед не разминал пальцами комочки земли, не просеивал извлекаемый грунт, да у него и сита с собой не было ! Он вообще не касался земли руками. Углубившись примерно на поларшина в землю, он просто заглядывал в получившийся шурф, после чего засыпал его и, перейдя на пару саженей в сторону, принимался копать следующий.

Примерно час он ковырялся на холме, затем, потеряв к нему всякий интерес, переместился на соседний. Там повторилось всё то же самое. Алексей безотрывно наблюдал за действиями колдуна и в какой-то момент почувствовал себя уставшим буквально до изнеможения, как будто сам копал землю. Солнце поднималось всё выше и воздух разогревался всё сильнее. По-видимому, Мартти также притомился, поскольку движения его стали заметно медленнее и как-то тяжелее. Он всё чаще посматривал на небо и, наконец, остановился, опершись на воткнутую в землю лопату. Жестом, выдававшим усталость и апатию, он вытер пот со лба и двинулся к своей повозке. Оттуда он вытащил тряпичную суму, расстелил в тени валуна тряпицу, и, выложив на импровизированный стол нехитрую снедь, принялся завтракать. Шумилов понял, что, с работой на сегодня покончено и скоро Мартти двинется в обратный путь. Путь домой должен занять как раз столько времени, чтоб вернуться в Ручейники до наступления полуденного зноя.

Алексей выбрался из своего укрытия под валуном и отвёл подальше за холмы свой возок. Его очень соблазняла мысль задержаться у этого холма и посмотреть, что же именно разыскивал здесь колдун, но по здравому размышлению он решил закончить слежку. В конце концов, он всегда сможет вернуться сюда ещё раз и всё внимательно осмотреть.

Хёвинен повернул назад. Шумилов правил за ним, наблюдая за мерно покачивавшейся далеко впереди сутулой спиной. В одном месте швед съехал с дороги и у крохотной мелкой речушки, почти пересохшей этим засушливым летом, подвёл лошадь к воде - напоить. Шумилов проделал то же самое и решил не провожать шведа до Ростова : ничего особенно интересного он от этого не ожидал. Всё самое интересное швед проделал за городом.

Шумилов поворотил обратно к холмам. Остановив повозку возле первого из холмов, Алексей в точности повторил действия Мартти : взошёл наверх, осмотрелся. Сразу же бросились в глаза несколько свежих холмиков земли, оставшихся после раскопок шведа, земля выглядела уже совершенно сухой. Повсюду виднелись отпечатки больших сапог колдуна.

Встав на колени перед одной из закопанных ям, Шумилов принялся выгребать грунт руками. Сделать это было несложно, поскольку земля ещё оставалась рыхлой. Внимательно просмотрев выбранную землю, он досадливо сплюнул - ничего необычного, земля как земля - суглинок пополам с песком. Шумилов перешёл к другой заполненной землёй яме ; там повторилось то же самое. Очевидно, что выкапывать все ямы смысла не имело : сам Мартти их потому и закопал, что ничего интересного в них не нашёл.

Однако, верный чувству долга, Шумилов обошёл два других холма, на которых вёл свои раскопки швед. Алексей осмотрел следы его ног, сосчитал выкопанные и обратно закопанные ямы - всего их оказалось восемь - но не заметил ничего необычного. Он поймал себя на мысли, что даже толком не знает, что именно хочет увидеть. Воистину, он искал то, не зная что.

Шумилов вернулся к своей повозке, выпил воды, полил водой разгорячённую голову. Настроение было ниже среднего, он чувствовал себя уставшим и одураченным, к упадку сил добавилась и головная боль, усиливавшаяся с каждой минутой. Полдень в донской степи - это настоящая беда для путешественника : солнце печёт плечи, слепит глаза, пот раздражает кожу, хочется снять одежду, но делать этого нельзя ни в коем случае.

На обратном пути в город, сидя в возке, Шумилов ломал голову над увиденным сегодня. Напрягая всё своё воображение, он пытался понять, чем же именно Мартти Хёвинен занимался у него на глазах. На поиски клада его действия никак не походили : слишком уж мелкие ямы он выкапывал и при этом вовсе не руководствовался какой-то письменной схемой, что было бы логично для человека, ведущего планомерный розыск. На археологические раскопки его действия походили ещё меньше, чем на кладоискательство. Вероятнее всего, Мартти искал нечто, связанное с его, так сказать, "профессиональной деятельностью" - скажем, какие-то коренья или минералы. Но почему тогда он выбирал те места на холмах, где растительность практически отсутствовала, где практически не было ни кустов, ни даже травы ? Может, знахарь ловил змей или других зверьков, которые живут в норах ? Может быть, он использует змеиный яд для приготовления своих зелий ? Конечно, это возможно... Да только Шумилов прекрасно знал как надо ловить змей : палка с развилкой, крепкий мешок, для самой хитрой змеи надо припасти стакан воды, чтобы залить нору. У шведа не было с собою ни палки, ни мешка. Кроме того, степную живность - змей, ящериц, землероек - легче найти вблизи согреваемых солнцем валунов, а Мартти близко не подходил к ним. Нет, он вовсе не ловил змей !

Шумилов был твёрдо уверен, что знахарь не обнаружил его слежку. Но при этом где-то в глубине его подсознания стало зарождаться и неудержимо крепнуть подозрение, что всё сегодняшнее утро Мартти Хёвинен просто-напросто водил его за нос.
Домой Алексей Иванович вернулся совершенно разбитым и притом с чудовищной мигренью. Однако, спуску себе не дал : распряг возок, увёл кобылку в конюшку, насыпал в ясли зерна, дал напиться, поговорил с нею немного. Лошадь самое умное животное в доме, с нею совершенно необходимо разговаривать. Тем более, что этот день Шумилов немало заставил её пострадать на солнцепёке.

Зайдя в сарай с инструментом, Алексей взял лопату и отнёс её в возок. В самом деле, сколько можно разгребать землю руками ? Лишь после этого он зашёл в дом, сбросил грязную одежду, умылся и как был, с голым торсом отправился в летнюю кухню через двор. Там поел холодных вареников с вишней и выпил два стакана домашнего вина. Головная боль как будто бы отступила.

Выйдя в сад, он отыскал родителей в его дальнем углу, условно называемом пасекой. Несколько лет назад отец увлёкся пчеловодством, купил три пчелиных семьи и ульи для них. Он с удовольствием тратил время на возню с этим хозяйством, не преследуя при этом никакого коммерческого интереса : работа с пчёлами была для него своего рода отдохновением души. Сейчас он с сеткой на лице проверял рамки, а матушка читала ему газеты, расположившись в шезлонге поодаль. При появлении Алексея она прекратила чтение и повернулась к нему :

- Лёшенька, на тебе лица нет, почернел весь ! Ты здоров ?

- Как индийский слон !- ответил Алексей, присаживаясь подле неё.- Мне завтра утром опять понадобится возок. Я воспользуюсь вашим, вы не возражаете ?

Анна Никифоровна только пожала плечами и посмотрела на мужа, дескать, как тот скажет. Иван Васильевич с ответом не поспешил ; он аккуратно вставил рамку на место, затем закрыл улей крышкой, отступил от него и только после этого отбросил с лица сетку.

- Я разговаривал с Мишей.- коротко уронил он вместо ответа. Фразу следовало понимать так, что он пообщался со своим братом Михаилом Васильевичем.

Алексей догадался о чём пойдёт разговор, но ничего не сказал, предоставляя отцу возможность высказаться самостоятельно.

- Миша рассказал мне о том, что ты с ним встречался и решал какие-то там вопросы.- продолжил после паузы Иван Васильевич.- Произошло нечто, о чём мы не знаем ?

- Можно сказать, да.- кивнул Алексей.- Как вы помните, Серёжа предложил мне организовать сделку по покупке земли местной богачкой, госпожой Максименко. Когда я занялся этим вопросом, у меня возникли подозрения, что меня желают использовать "втёмную". Другими словами, с помощью моих услуг госпожа Максименко желала бы обмануть третье лицо. Я счёл сие недопустимым.

- И что же ?- спросил отец.

- Я предпринял некоторые шаги, чтобы мошенничество не состоялось.

- Лёшенька, может тебе отойти от этого дела ?- спросила мать.- Не мешайся в него. Ну их, миллионщиков этих. У них ни ума, ни совести ! Не тягайся с ними. И нам спокойнее будет.

- Брательник-то, старший хорош !- буркнул Иван Васильевич.- Втравил, значит, Лёшку, а сам в Тулу усвистал. Я ему письмецо-то отпишу ! Ишь хитрован какой !

- Знаешь, мама, я так тебе скажу.- заговорил Алексей.- Ты любишь мои рассказы слушать про то, как я в Питере то одного мошенника разоблачу, то другого поймаю. Но я ведь объявлений в газеты не даю и никого к себе не зазываю. Люди сами ко мне идут со своими рассказами и просьбой помочь. Я так понимаю, что у Бога на мой счёт есть какой-то план.

- Какой такой план ?- не поняла матушка.

- Раз вокруг меня на каждом шагу возникают такие случаи, значит, я не вправе делать вид, будто их не замечаю. Я так думаю, Бог хочет, чтобы я их замечал. Может, это единственные добрые дела в моей жизни. Когда на Страшном Суде будут взвешивать всё, содеянное каждым из нас, может именно эти поступки мне и зачтутся.

- Лёшенька, они ведь тебя погубить могут.- неожиданно зашептала мать.- Для них, для купчин-то правила неписаны ! И напасть из-за угла могут, и отомстить коварно. На дуэли-то они не вызывают !

- Знаете, маменька, а вот этого я вообще не боюсь. Коли Бог не попустит, так волос с головы моей не упадёт.

- Да что ты всё на Бога-то киваешь ! Ты сам-то не плошай ! Что ты делаешь-то !- почти закричала на сына мать, но тут неожиданно сурово её осадил отец :

- Слышь, Никифоровна, ты тут не выступай ! Твой сын взрослый мужчина. И цену слову знает. Когда я на Крымскую войну отправлялся, ты у меня на стремени висела, позорище устроила ! Все шли воевать, и ни у кого жена такого не вытворяла. Перед людьми стыдно было ! А я ничего, вернулся живой... и дырки в шкуре заросли. Так что кончай тут свои бабские сантименты разводить ! Сказала раз, сказала два, теперь всё, ша !

И затем совсем уже другим тоном, спокойно и буднично, он обратился к сыну :

- Вот что, Лёша, помощь тебе какая требуется ?

- Нет, ничего не надо. Вот только возок назавтра.

- Понятно. Возок бери, без разговоров. Оружие у тебя какое есть ?

- Револьвер, нож.- Алексей вытащил из кармана свой складной "zolingen", открыл лезвие.