Военный потенциал Гетманщины

Пётр I в 1707 г. писал: «войско малороссийское нерегулярное и в поле против неприятеля стать не может». От него «ничего добра, разве худа есть, понеже, не имеючи определённого жалованья, только на грабёж и тот час домой уйдут» - сообщал Пётр I Мазепе в 1707 г. Еще ниже оценивали боеспособность мазепинских казаков шведы.

Украинский историк П.П.Толочко справедливо пишет, что за время существования гетманской государственности ни у одного из гетманов не было самостоятельной государственной программы с идеей полной независимости, все они ориентировались на «комплекс подданства»⁴². Логичным было предоставление Мазепой шведской армии периферийных, барьерных с Россией земель Северщины. Имели некоторые основания расчеты на восставший Дон и хана Аюку, при котором калмыки обладали наивысшей боеспособностью в своей истории. Неизвестно, в какой мере гетман был уверен в длительной шведской оккупации Москвы и Восточной Европы, чтобы защитить его от реванша царя Петра.

На песке была построена надежда, что скандинавский протектор после разгрома России сможет контролировать огромные пространства Речи Посполитой и «все осколки Московии». Почти век украинский народ и московские цари бились за освобождение древнерусских земель и не считаться с будущей борьбой украинцев против католиков и реваншем России после включения Гетманщины в состав Короны Польской было большим промахом. Втягивание народа в будущую тяжелую войну с Русским государством было авантюрой. Чистой демагогией были слова Мазепы, что он «не желал и не хотел христианского кровопролития, но собрался, придя в Батурин с королем шведским, писать до Царского Величества благодарственное за его протекцию письмо и в нем выписать все наши обиды прежние … крайнее разорение и приготовленную всему народу пагубу, а наконец приложить, что мы… свободнее теперь отходим и под протекциею короля шведского совершенного нашего освобождения будем ожидать»⁴⁷. Не «ожидать», а идти казакам на Москву к Рождеству 1708 г. призывал Мазепа.

Потратив немало собранных с украинского народа средств на церковное строительство, он ни копейки не израсходовал на укрепление городов Гетманщины и батуринской резиденции. Конечно, русский протекторат исключал появление поляков и татар у гетманской столицы, специально поджатой на 35 км к русской границе у Путивля. Но с 1706-1707 г. за счет русской казны строилась Печерская крепость и усиливались укрепления Пскова, Новгорода, Смоленска, Москвы, Быхова, Полоцка, и Полонного на Правобережной Украине. Усиление исподволь гетманских «фортец» не вызвало бы никаких подозрений в Москве. Города Гетманщины были оставлены в небрежении («а особливо Батурин двадцать лет стоит без починки и того ради валы около него всюду осунулись и обвалились, так что и одного дня неприятельской осады выдержать невозможно» - писал В.Л.Кочубей)⁴⁸.

Будь Мазепа сильным державным деятелем, он поднял бы восстание если не в июне 1708 г., то в сентябре 1708 г., когда шведская армия подошла к границам Гетманщины. Шведский король, продвигаясь к Смоленску и давая Мазепе свободу рук, рассчитывал, что гетман предпримет хоть что-нибудь в пользу шведов, к примеру, расстроит коммуникации Русской армии. Еще до выхода на Северщину король приказал генерал-майору Лагеркруне занять там укрепленные города Стародуб, Мглин, Новгород-Северский и другие, которые должны быть заняты Скоропадским, как только шведы покажутся в виду их⁴⁹.

О трудностях марша на Северщину дают представление записи полковника Н.Юлленшерны. С 19 по 25 сентября 1708 г. «наступил самый злосчастный и тяжкий поход на свете, - мы должны были пробираться сквозь дебри, которые протянулись на 18 миль и через которые раньше не проходил ни один отряд, не то что армия. Там не было ни нормальных дорог, ни деревень. Лишь то там, то тут [стояло] несколько домов, которые большей частью были сожжены. К тому же лес кишел казаками, так что если кто-то сбивался с пути, он тут же был убит или взят в плен. Мы не осмеливались отправлять по сторонам небольшие отряды для сбора провизии. Люди и лошади издыхали в таких количествах, что тем, кто шел позади, не требовалось показывать путь, ибо дороги были завалены трупами. Однако более всех пострадала наша артиллерия. К тому же в соответствии с приказом мы должны были жечь всё лишнее, мундиры и оружие, а также много другой клади, так как лошади передохли, и было столько заболевших, что мы едва могли везти их дальше. Кроме того, враг стоял повсюду, где были хоть какие-нибудь реки или большие болота. Это не причиняло вреда, но, тем не менее, мы всегда должны были быть настороже, что сильно утомляло и изматывало людей. Я с моим полком по 26 часов сидел в седле, ни разу не спешиваясь»⁵⁰.

Мазепа же при отсутствии поблизости крупных сил Русской армии, так и не решился занять своими полками северские города. Перед вторжением шведов он сообщал русскому командованию, что собирается уйти с Гетманщины. В пунктах, составленных до 20 сентября, он спрашивал, куда ему отступать и куда эвакуировать батуринскую артиллерию, военные запасы и полки с Правобережной Украины: «Артиллерию войсковую и аммуницыю, ради неудобства крепости Батуринской (понеже оная весма обетшала и валы обалились), куда он гетман имеет вывести?» «А ежели Его Величество оную крепость укажет обновить и укрепить, то откуду дубового дерева к тому взять?»⁵¹. Помимо этого он интересовался, откуда взять деньги на его сердюков и компанейцев, если украинцы разбегутся и не с кого будет брать налоги.

Гонка через леса на Северщину окончилась в пользу русских – они прежде шведов заняли Стародуб, Новгород-Северский, Почеп и Мглин. Скоропадский не решился закрыть перед русскими ворота этих городов, хотя шведы были совсем рядом. С 1 октября 1708 г., через два дня после победы при д.Лесной, выехал из Белоруссии на Гетманщину по «зело худым» лесным дорогам через жестокие переправы» вслед за своей кавалерией А.Д. Меншиков.

И русские и шведы теперь стремились, первыми прийти к Десне, ставшей рубежом прифронтовой полосы. Здесь русское командование надеялось сдержать войсками фельдмаршала Б.П.Шереметева, генерала А.Д. Меншикова и Н.Ю.Инфлянта продвижение противника вглубь Левобережной Украины к Батурину.

6 октября в Почепе Г.И.Головкин, кн. Г.Ф.Долгоруков, Н.М. Зотов и П.П. Шафиров в соборной церкви «воздавали Всевышнему благодарение» «за преславную победу под Лесной… и, оглася народу, чинили троекратную стрельбу из пушек и мелкого ружья». В отличие от земель Великого княжества Литовского опустошать «свою» Гетманщину русское командование не собиралось. «Малороссийской, государь, народ, как мочно, оберегаем и до озлобления не допускаем, И для того господин фельтмаршал у конницы и у пехоты учредил по маеору, дав им инструкцыи с полною мочью , дабы смотрели, чтоб ни от кого из войск обид и разорения чинено не было, и кто в том злочинец сыщетца, тех велено для постраху иным казнить смертью»⁵².

Тогда же Мазепу обязали по всем церквям малороссийских городов прославить викторию, отслужить молебны и произвести салюты из орудий и мушкетов. Узнав, что «дьявол несет» Карла на Гетманщину, а русские разгромили 16-тысячный корпус Левенгаупта (на самом деле там было не больше 12950 человек), колебания Мазепы усилились.11 октября гетман «неизреченно возрадовался вожделенной всему Православию победе» и сообщил из лагеря у Салтыковой Девицы, что получил «с неописанной, неизглаголенной радостью» две грамоты о виктории, в которой помазанник Божий, не щадя «дражайшего жития и здравия», от полудня и до ночи наступал «неустрашимым сердцем на жестокий огонь и одолел, разорил, попрал и до конца победил» крепкого неприятеля. В ознаменование «всемирной радости» Мазепа со всем войском торжествовал целый день, салютуя артиллерийскими и ружейными залпами, а потом разослал по всем городам Гетманщины универсалы о победе. Под конец панегирика Мазепа слал пожелание сокрушить к концу кампании 1708 г. и самого «шведского принципала», чтобы прославить имя царя во всех концах Вселенной «бессмертными победотворными триумфами»⁵³.

16 октября, за неделю до измены, Мазепа призывал прятать хлеб, чтобы ничего «не попалось шведскому грабительству», и велел всенародно проклинать шведов в церквах, как ненавистников православия⁵⁴. Нельзя сомневаться, что это оказало влияние на народ.

Победа при Лесной, ошибка в пути Лагеркруны, нерешительность Мазепы и Скоропадского провалили расчет шведского короля на успешное овладение зимними квартирами на Северщине. «Скоропадский в глубине души… был настроен в пользу шведов и таковым оставался до смерти. Но когда до него дошли известия о сражении с графом Левенгауптом при Лесной, из которых Скоропадский сделал соответствующие выводы, услышал, как плохо кончилось дело с генералом Любекером и тем более узнал о бедственном состоянии армии шведского короля…, измученной голодом и спешными ежедневными маршами…то счёл, что шведское дело может принять дурной оборот… и принял во все эти места русские войска»⁵⁵.

Приближение Карла XII «припирало к стенке» Мазепу. Открыто выступая на стороне шведов, он рисковал получить удар от русских, оставаясь при Петре, он подвергался опасности быть дезавуированным и раздавленным шведами. Гетман принял решение тайком дезертировать «под крыло» шведов, спасая свою жизнь и часть золота и драгоценностей.

Получив настойчивый призыв идти к Десне, гетман потерял равновесие духа. Стремясь уклониться от присоединения к Русской армии, он опрометчиво раздул угрозу восстания на Гетманщине, которому ему придётся якобы противодействовать. «Повод к бунту» дали де казаки, разбежавшиеся по Малороссии после поражения под Кадиным и рассеявшие слух, что разбитые великороссийские и малороссийские войска жгут и грабят сёла. 6 октября Головкину и 8 октября Меншикову он подробно расписал , как по всем городам и селам Малороссии поднялись с дубьём и ружьями толпы гультяев и пьяниц, которые разбивают по корчмам бочки с водкой, убивают евреев и нападают на имения старшин. К ним присоединяются казаки и мужики с Дона. В случае его ухода к Стародубу, мятежники нападут на украинские города и при поддержке местных жителей, а то и запорожцев, захватят их. «Резистенцию» же с 5 тысячами находящихся при нем войск он не сможет дать, так как «ободравшиеся в походах» сердюки голы и босы, как и те 2 тысячи находящихся при нем великороссиян. Помимо прочего, кроме него некому дать отпор идущему к Киеву королю Станиславу, на пересохших бродах Днепра⁵⁶.

Указ царя о срочном выходе с войсками к Стародубу на соединение с Инфлянтом, находившийся в возбужденном состоянии гетман ошибочно счёл ловушкой⁵⁷. Беспокоясь о личной безопасности, он не рассчитал реакции русского командования, безоговорочно верившего «малороссийскому эксперту». На свою беду Мазепа выкликал русские силы к Батурину, в том числе 14 драгунских полков Меншикова, который по замыслу царя от 5 октября должен был идти в «Черкасские городы для надежды гетману и отпору неприятелю»⁵⁸, а по письму от 21 октября «поспешать» к главной армии⁵⁹, находившейся более чем в 100 км к северу от Батурина.

После совета 9 октября русское командование решило немедленно отправить (с учетом будущих рекомендаций гетмана) в «середину» Гетманщины или к Нежину для «надежды малороссийскому народу и усмирения шатостей пристойным образом» Д.М.Голицына с артиллерией и частью полков Киевского гарнизона, а также ратников из Белгородского и Севского разрядов. Гетману предлагалось оставить часть сил с наказным атаманом, а ему самому выйти к Десне и к Новгород Северскому. Мазепе указывали с неприятелем «не вступать наступательно в баталии, но где случай позовет, на оного партиями бить и на переправах и в лесах держать». Русская армия должна была «перед брать», а конница Мазепы чтобы «всегда сзади на неприятеля била… и обозы разоряла»⁶⁰. Понявшему свой промах гетману пришлось писать, что все «шатости де от гултяйства, и то малые», а вся старшина верна ему⁶¹. Меншиков и Петр I согласились, что большая польза от Мазепы будет «во удержании своих, нежели в войне». В очередной раз Мазепе удалось уклониться от поездки в штаб-квартиру русского командования.

После того как Русская армия заставила Карла XII отказаться от наступления на Москву, Мазепе стало ясно, что шведская армия лишилась всесокрушающей силы. На Гетманщине занялся очаг Северной войны и надежда на бескровный выход из-под русского военного контроля испарилась. Случись Полтавский разгром у Головчина, или на Десне, или направь Карл XII свою армию на Лифляндию, «московский дух» до смерти так и остался бы московским. «Диавол его сюда несёт! Все мои интересса превратит и войска великороссийские за собою внутрь Украины впровадит на последнюю оной руину и на нашу погибель» - досадовал гетман⁶². Переход Мазепы к шведскому королю оказался, говоря языком шахматистов, «цугцвангом» и необратимо повел к ухудшению его положения вплоть до катастрофы 27-30 июня 1709 г.

Вопреки надеждам Мазепы о том, что поход Карла на Москву избавит Гетманщину от войны на её территории, главные вооруженные силы России стягивались на Левобережную Украину для её защиты от армии вторжения. Жалобы гетмана перед Орликом на то, что царь не даст ему в помощь не только 10 000, но и 10 человек (в пересказе В.Л.Кочубея - «довлеет с вас войск козацких з войсками московскими, в Киеве и при вас будучими»)⁶³, произносились лишь для оправдания измены. Многократно вторя этим жалобам, историки несправедливо обвиняют Петра I, что тот нарушал обещание защищать «верного вассала», принятое Россией при избрании Мазепы в 1687 г.⁶⁴.

Русские планы были открытой книгой для гетмана вплоть до последних дней перед изменой. 16 октября 1708 г. в письме к нему Г.И.Головкин уповал, что Всевышний «за верные службы» подаст «превосходительнейшему господину и истинному благодетелю» облегчение, предлагал поставить легкое войско между Стародубом и Черниговым для набегов на шведов и оповещал, что для царя поставлены подводы от Смоленска до Северщины, а Меншиков со всей кавалерией спешит к Стародубу⁶⁵. 20 октября на равном расстоянии в 150-160 км от резиденции Мазепы находились главная армия Карла XII (у Стародуба) и драгунские полки Меншикова (у Горска). Из-за изнуренности солдат Карл XII не имел сил для рывка к Батурину. Меншиков не был уверен, куда двинется Карл XII – на Чернигов, Гомель или Батурин и собирался согласовать действия с гетманом⁶⁶.

Положение резиденции гетмана было лучше, чем шведской Нарвы в 1700 г., на выручку которой спешили тогда всего 10 тыс. каролинцев. К Батурину же приближалась вся армия короля, которая без боя могла выручить гетманскую столицу. Из-за растерянности Мазепа забыл, что русское командование еще со времен военного совета в Жолкве в 1707 г., приняло решение уклоняться от крупной битвы с армией, возглавляемой королем. Шереметев 1 ноября получил приказ царя отходить от Шведской армии на восток к Глухову и в тот же день такое же распоряжение получил Меншиков⁶⁷. Всего под рукой у Мазепы было две трети наемного корпуса – 3 компанейских (конных) и 4 сердюцких полка (3-3,5 тыс.)⁶⁸. С 70 орудиями (в том числе и крупного калибра) продержаться в Батурине против конницы Меншикова, имевшей только 2-3 фунтовые пушки, было реально. Без санкции царя начинать действия против резиденции Мазепы «светлейший князь» не мог.

Итак, вопреки «нестерпимости отношений между войсками оккупационного российского режима и украинскими казаками и населением», как пишут ныне украинские историки и публицисты, второй «булавинщины» в Малороссии не вспыхнуло. Все левобережные украинцы присягали «великому государю» и считали себя российскими подданными. Мазепа не доверял ни батуринцам, ни гарнизону, ни тем нескольким сотням беженцев, сбившихся в Батурин с ближней округи от шведов. (С других мест жители укрывались от шведов в Новгороде - Северском, Нежине, Конотопе, Глухове, Ромнах). Упредить русских, возглавить оборону резиденции, мобилизовать всех на укрепление стен, стянуть к Батурину городовых казаков, готовить к бою (или наоборот, эвакуировать) военные запасы у гетмана не хватало духа. Как упоминалось, искусный политик был лишён отваги и вдохновляющей силы полководца. Удар с тыла на отдельные части Русской армии или прорыв с боем к шведам вообще казался ему безумием. Зная, что не имеет поддержки народа и простого казачества, гетман не мог загодя раскрыть свои планы даже собственным наёмникам.

В «момент истины» гетман, «знаменитый на весь мир своими героическими делами» (так отзывались о нём после смерти мазепинцы) совсем потерял голову и оказался способен только на симуляцию предсмертной агонии. Как писал Ф.М.Уманец, «чтобы выиграть хотя несколько дней, Мазепа решился сыграть кощунственную комедию умирающего человека»⁶⁹. Под предлогом соборования киевским архиереем, он, бросив все, бежал в Борзну и через племянника А.Войнаровского 19 октября сообщил Меншикову, что испустит дух с минуты на минуту. У светлейшего князя не возникло ни капли сомнения в смертельности мазепиной «подагры, хирагры и эпилепсии»: «Жаль такова доброго человека, ежели от болезни ево Бог не облехчит. А о болезни своей пишет, что от подагричной и хирагричной приключилась ему апелепсия» - доносил 20 октября Меншиков царю ⁷⁰.

Старшинская верхушка тоже не собиралась стоять на Десне на смерть ни против русских, ни против шведов. 21 октября Меншиков писал, что всё гетманское войско «в великом страхе от неприятеля и из домов своих убравшись, кой-куда врознь розъезжаются. Здешняго Черниговского полку толко с полтораста человек мы здесь изобрели, и те ис последних, а ис старшин почитай, никого не видим»⁷¹.

Узнав, что князь спешит в Борзну прощаться с ним, Мазепа 23 октября метнулся обратно в Батурин. Можно понять побег из Борзны – при Мазепе не было вооруженной силы. Но 24 октября он бежал, пробыв только ночь, и из Батурина с тремя компанейскими полками (Ю.Кожуховского (500 чел.), Игната Галагана (от 500 до 1000 чел.) и А.Маламы (150 чел.), а также несколькими сотнями сердюков из полка Самойловича и Покотила⁷². Вычищать город от «неустойчивых элементов» (среди прочих и от наказного прилуцкого полковника И.Я.Носа), которые не подозревали о предстоящей измене, не осталось времени. Учитывая отрицательную реакцию жителей, гетман перед бегством не укрепил дух гарнизона и не обратился к нему с речью.

Сбегая к противнику, Мазепа бросал «обветшавшую» (по его характеристике) «фортецу», расположенную на мысу левого берега Сейма на произвол судьбы и недалекого полковника Д.В.Чечеля, командовавшего полком пеших сердюков численностью около 500 чел., а также «есаула артиллерии» - честного саксонского служаку Фридриха фон Кенигсека. Скорее всего при прощании им было обещано солидное вознаграждение. В Батурине осталось 4 сердюцких полка 1,5-2 тыс. чел.⁷³ и несколько городовых казацких. Шведскую помощь гетман посулил прислать к 31 октября и, ещё не добравшись до главной квартиры Карла, послал королю просьбу о выручке.

Возможно, Батурин устоял бы до подхода короля, а гарнизон и жители уцелели, если бы Мазепа принял командование на себя вместе с главными соратниками. В таком случае те из гарнизона и жителей, кто держался стороны русских, были бы надежнее подавлены и предстоящие раздоры перед штурмом сведены к минимуму. Но ни генеральный есаул Д.М.Максимович, ни генеральный хорунжий И.Ф. Сулима, ни горячий приверженец Мазепы прилуцкий полковник Д.Л.Горленко тоже не возглавили оборону. Всю верхушку старшины Мазепа забрал с собой, подстраховывая себя на случай бунта казацкого эскорта. С собой гетман прихватил и четыре десятка калмыков, которые исполняли для него (потом и шведов) конвойную службу⁷⁴.

Даже во время ночевки в Коропе перед самой Десной, как перед Рубиконом, Мазепа колебался, раздумывая, идти ли к королю или остаться при царе - ведь всё нажитое могло пойти прахом!⁷⁵. Только за Десной у Оболони, попросив для себя шведскую охрану, Мазепа решился раскрыть старшинам (а не казакам) свою измену. Перед казаками потом с речами о «свободе» должен был выступить не гетман, а старшины и они же должны были удержать казаков от бегства. Записи Юлленшерны так освещают этот эпизод: «Здесь я должен сказать, как гетман сдал нам в руки всех бывших при нем людей, так как сами они об этом ничего не знали. Суть была в том, что большая часть старшин, так и рядовых [казаков] была московитского духа и гетман не осмеливался раскрыть им свои планы прежде, чем его персона очутилась в безопасности, а они [казаки] столь далеко, что должны были выполнять то, что тот хотел. Дело было так. Гетман притворился, что получил сведения о шведском отряде, на который он сам [вроде] хотел напасть и попытаться его взять в плен. Старшины тут же вызвались следовать за ним, что было в соответствии с его планами. Тем временем он принял меры, чтобы все его ценные вещи и деньги пошли другим путем. Когда он оказался в паре миль от нас и выслал своих гонцов, о чем я уже сказал, он велел людям выстроиться, быть готовыми идти против неприятеля и пошел прямо на нашу деревню, пока не наткнулся на высланный нами отряд. Когда он получил от [нашего] офицера все сведения, и попросил охраны для себя, он созвал старшин и сказал, что решил перейти к королю Швеции, чтобы с его помощью отвоевать утраченную свободу. И те, кто считает так же и хочет свободы, должны следовать за ним, а также оповестить и убедить рядовых, что все делается для их блага и сохранения свободы и держать всех вместе. Если же кто-то из них отделится от основного состава и будет обнаружен валахами или шведами, то тут же будет истреблен. Эта новость всех их очень поразила, потому что там было много разного люда: и казаки, и калмыки, и татары. И хоть они и вынуждены были держаться вместе из-за этой угрозы, но позже от большей части как старшин, так и рядовых и след простыл»⁷⁶.

Так гетман растерял почти всё воинство. Несмотря на нервозность, 25 октября (5 ноября) Мазепа решил торжественно подойти к передовому драгунскому полку Нильса Ельма. Прусский тайный советник при шведской армии Д.Н. Зильтман, записал в дневнике 5 и 7 ноября н.ст.: «Прибыл Мазепа примерно с одной тысячью человек в расположение полка Ельма… Мазепа подъезжал к полку Ельма под звуки труб и литавр. В свою очередь, полковник Ельм встречал того на подходе к своим квартирам бравурной музыкой»⁷⁷.

Осенняя распутица, снег, выпавший в середине октября , трудное движение шведского обоза, угроза нападений партий Инфлянта, усталость, стали причиной того, что армия короля очень медленно, по 2-3 мили в день продвигалась по Северщине, а с 25 октября и до конца месяца вообще засела в Горках, в 70 км от Батурина и только 31 октября Карл прошел до Игнатовки. Ускорить движение короля Мазепа был не в силах.

Незначительная горсть - полторы тысячи мазепинцев⁷⁸ ничего не дала в военном отношении Карлу XII. Намеков на восстание в поддержку шведов не было. 30 октября из Дегтярёвки Мазепе пришлось предлагать стародубскому полковнику И.И.Скоропадскому вместе с переяславским и нежинским полковниками истребить московское войско в Стародубе или спешить в Батурин, так как «издавна враждебная потенция Московская» начала «всезлобное намерение» выгонять из малороссийских городов людей и осаживать их своими⁷⁹.

После бегства обратно за Десну значительной части казаков, целовать 28 октября руку короля и складывать бунчук к его ногам в знак покорности («als ein Merkmal seiner Unterthänigkeit zu des Königes Fussen») Мазепе пришлось не с лёгким сердцем. Раньше, при безоговорочной поддержке Москвы, он был заметной фигурой в Восточной Европе, сейчас с кучкой старшины оказался пятым колесом в шведской военной машине. По истощенному, оборванному виду шведов и изнурённым лошадям, он уже мог предвидеть уход скандинавов обратно в Польшу (этот план всплыл в главной квартире короля в конце весны 1709 г.). Несмотря ни на что, «духовно и физически сломленный старец»⁸⁰ постарался, как обычно, подать себя в самом выгодном свете - принял бодрый вид, смеялся и шутил⁸¹. 8 ноября н.ст. Зильтман записал: «В 9 утра этого дня Мазепа прибыл к штабу короля вместе с большой свитой и прочими казаками. Перед ним один за другим ехало несколько старшин. Непосредственно перед Мазепой один из них держал серебряную с позолотой и камнями булаву. Тут же за ним везли белый бунчук наподобие турецкого, а затем следовало всё сопровождение. В ставке короля его встречал гофмаршал фон Дюбен. Обедал он с Его Величеством не более, чем с семью именитыми казаками. Сидел Мазепа справа от короля. После стола он отправился к себе назад тем же манером, что и прибыл». Рядовые шведы толковали, что Мазепа привез 500 возов денег и провианта, но при нем только 400 казаков; когда же он приведет армию короля к какому-то большому населенному месту, его войско увеличится до нескольких тысяч⁸². В более авторитетных источниках упоминается о 30 повозках с добром⁸³. Вечером 28 октября 600 конников полковника Дальдорфа и 300 казаков были посланы к Оболони к Десне, за 5 миль от ставки Карла, чтобы обезопасить левое крыло шведской армии. Ночью русская артиллерия сыпала калёными ядрами по хатам, где стояла гвардия, туда, где по их предположению, должны были наводиться мосты через Десну.

Меншиков вместе с киевским воеводой князем Д.М.Голицыным появился у батуринской фортеции днём 25 октября и узнал, что гетман, обманув всех жителей Батурина и беспечный полк Ивана Анненкова, стоявший в Батурине, на его глазах уехал к Десне. Только несколько телег из мазепинского обоза успела отбить погоня перед Десной. Однако и за Десной авангард Меншикова преследовал Мазепу, уходящего под охраной двух шведских полков. Казаки, уведенные обманом, и не думали отражать русскую погоню, но не преминули напасть на полковые фуры шведов. Юлленшерна писал: «Так как мы стояли в нескольких милях от других полков, то решили, для большей безопасности гетмана выступить на следующее утро и сопровождать его двумя полками, пока тот не будет в полной безопасности в самой армии. К этому нас еще сильнее побудила новость о том, что противник преследовал гетмана всей своей кавалерией. В этом мы убедились на следующий день, ибо наш арьергард был атакован. Однако неприятель, потеряв несколько человек, был отбит, потому что тех, кто догнал, было мало. Мы были сильно сбиты с толку, не зная, насколько можно доверять казакам Мазепы, потому что, когда наш арьергард поднял тревогу, те никак не показали, что хотят идти против недруга, но спокойно продолжали свой путь, в то время как наши два полка остановились, чтобы отбросить противника. Но наш обоз продолжал уходить, и когда он оказался далеко от нас, трое больных и один обозный во время движения были заколоты людьми гетмана, а несколько фур было разграблено. Так что нам пришлось сделать вывод, что враг и впереди и с тыла»⁸⁴.

Меншиков максимально широко решил использовать переговоры, чтобы крупная военная база не досталась шведам. 26 октября князь посылал к городу полковника Анненкова, который не был туда впущен. (К нему тоже не выпустили никого из города). К князю стали съезжаться сотники и полковые казаки, «нарекая Мазепу» и прося защиты, если на них будет от гетмана «какой злой промысел». Светлейший князь ободрял всех прибытием царя на Украину и послал в город сотника Марковича⁸⁵. Не зная об измене гетмана, жители «непокорённой столицы непокорённого народа» оставались на стороне православного царя. Нарушить присягу и крестоцелование считалось тяжким грехом даже в глазах сердюков, но поднять бунт против Чечеля они не могли. Однако из верхушки казаков наказной прилуцкий полковник Иван Яремович Нос открыто воспротивился мазепинцам, за что был прикован верхом на пушку. Этот особый вид пытки трудно было вытерпеть более 3 часов⁸⁶.

«Сердюки… и тутошние жители, убравшись в замок засели и, розметав мост, стояли по городу в строю з знаменны и с ружьём и пушками» - писал Меншиков 26 октября⁸⁷. Трое напольных ворот (Новомлынские, Киевские и Конотопские) были завалены землей.

То, что случилось, поначалу представилось русскому командованию бедой. Между корпусом Меншикова и армией Шереметева вклинился шведский король, на Десне предстояло отражать шведов с севера, на юге у Сейма появилась неприятельская крепость. Измена основного «столпа веры» в Малороссии показалась Петру I чудовищной. На мгновенье померещилось, что с Мазепой, «который хотел всю Украину к зломыслию привести», к врагу перекинется вся верхушка Гетманщины. Об этом можно судить по зачеркнутым словам (ниже они выделены жирным шрифтом) в черновике указа от 28 октября 1708 г.: государь, как «защититель отчизны» малороссийской, «увещевал» старшину генеральную и полковую вернуться в царский обоз к Десне. Однако русское командование быстро убедилось, что в единомыслии с Мазепой нет и пяти человек, «а сей край как был, так и есть». «В здешней старшине , кроме самых вышних, також и в подлом народе с нынешняго гетманского злого учинку никакова худа ни в ком не видеть. Но токмо ко мне изо всех здешних ближних мест съезжаются сотники и прочия полчаня и приносят на него ж в том нарекание и многие просят меня со слезами, чтоб за них предстательствовать и не допустить бы их до погибели , ежели какой от него, гетмана, будет над ними промысл» которых я всяким обнадёживанием увещеваю, а особливо вашим в Украйну пришествием, ис чего они повидимому, в великую приходят радость»⁸⁸.

Вот почему в беловике указа от 28 октября слово «увещевал» было заменено на «повеление»: «государь и оборонитель Малоросийского краю повелевал» прибыть для советов и избрания нового гетмана⁸⁹. Тогда же Петр I отставил все аренды, поборы и тягости, наложенные на малороссиян «вторым Иудой, изменником и предателем своего народа… будто на плату войску, а на самом деле ради обогащения своего»⁹⁰.

В отличие от немцев Курляндии и Саксонии, славяне в Польше (особенно курпы, несмотря на то, что там их не поддерживала ни Русская армия, ни русская пропаганда), в Белоруссии и на Украине поднялись против оккупационных войск. Оторванные от баз в Польше и Прибалтике, шведы попали во враждебную страну, где развернулась стихийная партизанщина. Украинцы помимо своего этнического, сохраняли и общерусское самосознание и не отчуждали себя от великороссов, ориентируясь на «единого во всей Подсолнечной» православного монарха. Самоотверженная борьба украинского народа против оккупационной Шведской армии постоянно нарастала вплоть до лета 1709 г. Крестьянство в целом признавало мотивацию русского командования, предлагавшего прятать в ямы хлеб и угонять в леса скот перед иноплеменниками, и было на стороне русских, в отличие от помогавших шведам «чюхонцев» Ингерманландии и Финляндии. Украинцы воспринимали еретиков-шведов почти также, как и белорусы, считавшие их сатанинской силой: «где этот Люцифер со своим войском шёл…, везде был голод и долгие годы неурожай на полях, Поэтому крестьяне после них освящали свои пашни, кропили их святой водой и совершали молебны»⁹¹. «Проклятой Мазепа кроме себя, худа никому не принёс (ибо народом ево слышать не хотят)»⁹². На Украине русские манифесты «за веру православную, за святые церкви и за Отчизну свою» оказалось намного действеннее, чем мазепинская и шведская пропаганда. Хотя царь запоздал с письмами в Прилуки, Белую Церковь, Гадяч, Запорожскую Сечь и Полтаву от 9, 12, и 28 ноября, где писалось о том, чтобы никто не присоединялся к Мазепе, зимой 1708/1709 г. там все оставались на русской стороне. Даже мазепинские «компанейские» полки Танского, Степановича и сердюцкий полк Бурляя, не собирались защищать «шведско-мазепинский союз»⁹³.

И Мазепа, и Петр I, и Карл XII понимали, что нерегулярное казачье войско не может сражаться с линейными войсками. Только быстрый конный рейд шведов наперерез Меншикову мог выручить Чечеля и Кенигсека. Напасть с тыла на меншиковских драгун в период с 26 октября до 2-3 ноября и спасти батуринский «ореол национальной славы» «великий гетман Украины» был бессилен. Уже тогда для него вырисовалась перспектива катастрофы.