Введение в социолингвистику

Следующей проблемой, связанной с ролью языка как социального фактора, является взаимоотношение нации и языка. Вопрос о языке и, в частности, о его месте в оп­ределениях нации, даваемых наукой, до сих пор дискути­руется в литературе. Возникает множество различных мнений. Различие во взглядах обусловливается фактами «несовпадения» языка и этноса (наличие наций с двумя языками, использование разными нациями одного язы­ка), неправомерным отождествлением национального языка с родным языком '. Оно, по нашему мнению, объ­ясняется еще и наблюдающимся смешением генетическо­го и синхронного подходов к определению нации, которое влечет за собой нечеткое разграничение понятий «при­знак нации» и «фактор национальной консолидации», являющихся отражением различных ролей, которые иг­рает язык соответственно в жизни и процессе становле­ния нации.

Используемые в марксистской социолингвистике по­нятия «язык народности», «язык народа» и «язык нации» возникли на историко-материалистической основе и свя­заны с определенными этапами развития общества. Как известно, понятия «племя», «народность» и «нация» ис­пользуются в марксистской социологии в социально-ис­торическом контексте и тесно связаны с определенными социально-экономическими формациями. Наиболее суще­ственные черты этих понятий, раскрытые в трудах К. Маркса, Ф.' Энгельса и В. И. Ленина, нашли свое от­ражение в разработанной советскими языковедами си­стеме соответствующих языковых категорий и, в особен­ности, в широко используемой в нашей социолингвисти­ческой литературе категории «национальный язык».

Известно, что марксистское определение нации осно­вывается минимум на трех признаках (общность терри­тории, общность хозяйственной жизни, общность языка), характеризующих эту социально-этническую общность людей.

Вместе с тем И. К. Белодед отмечает, что «...хотя язык и является одним из наиболее важных признаков, свойственных нации, все же различение наций по языку не составляет всеобъемлющей закономерности...». Кроме

Изложение этих взглядов и их разбор см. [13, 76—96].

того, «...монолитность национального языка... на разных исторических этапах развития нации имеет свои харак­терные отличия и специфические черты» [15, 49].

Безусловно, нация в языковом отношении представ­ляет собой определенную общность и поэтому наличие общего языка составляет непременное условие ее сущест­вования. «Нация,— отмечает В. И. Ленин,— не Kultur-, не Schicksal-, a Sprachgemeinschaft». (В. И. Ленин. Поли, собр. соч., т. 24, с. 388).

Поэтому неправы те ученые, которые умаляют значе­ние этого признака, ставя язык на одно из последних мест при перечислении характерных черт нации. Следует согласиться с тезисом: «Не существует нации без языко­вой общности» [13, 79].

Несомненной заслугой советских языковедов является то, что они разработали, опираясь на марксистскую кон­цепцию нации, понятие национального языка не как вне­временную, а как историческую категорию, возникаю­щую в условиях экономической и политической концент­рации, характеризующих формирование наций. Так в За­падной Европе, как отмечал В. М. Жирмунский [37, 55], выделяются два типа развития национального языка в связи с общими условиями экономического и политиче­ского развития национальных государств в эпоху подни­мающегося капитализма. К первому типу относятся Франция и Англия, где раннее и прочное государственно-политическое объединение привело к ранней и последо­вательной унификации национального языка, а ко второ­му— Германия и Италия, где процессы концентрации проходили более медленно и где следы феодальной раз­дробленности сохранились в виде более значительной ва­риативности разговорного языка.

Отмечая принципиальное единство национального языка, советские ученые рассматривают его в то же вре­мя как «систему систем», полярными разновидностями которого являются литературный язык с его многочис­ленными функционально-стилистическими ответвления­ми, письменной и устной формами, и диалектный язык в его территориальном варьировании. В функциональном отношении литературный язык характеризуется широтой сфер применения. Это язык культуры, науки, публици­стики, художественной литературы. Диалекты же, в ос­новном, используются в сфере обиходно-бытового обще­ния. В отличие от диалектов литературный язык характе-

28
ризуется наличием кодифицированной нормы. Значитель­но шире социально-коммуникативная роль литературного языка, выступающего не только в качестве средства общения между его носителями, но и — нередко — в ка­честве средства междиалектного общения. Отсюда сле­дует, что в структуре национального языка литературно­му языку принадлежит доминирующая роль и что одним из наиболее существенных признаков национального языка является наличие в его структуре литературного языка, имеющего широкую социальную базу и широкие коммуникативные функции [31].

Поскольку литературные языки существовали и в до-национальную эпоху, в работах многих советских лингви­стов используется термин «национальный литературный язык» для обозначения литературного языка, составляю­щего функциональное ядро языка нации.

Известно, что языковой признак наряду с экономиче­ским, территориальным, этническим и психологическим, является одним из основных признаков нации. Вместе с тем, как справедливо подчеркивает А. Т. Базиев и М. И. Исаев, «не может быть и речи о полном совпаде­нии границ языка и нации» [13, 83]. На материале языков народов СССР эти авторы приводят немало убедитель­ных примеров, свидетельствующих об отсутствии взаимо­однозначного соответствия между категориями «нация» и «язык». Так вместе с таджиками в таджикскую нацию входит и ряд других языковых коллективов, в том числе и припамирские народности, которые, по данным переписей 1959 и 1970 гг., уже не фигурируют обособлен­но, так как назвали себя таджиками. В то же время в качестве родного языка многие из них назвали свои исконные языки, а не таджикский. Два различных языко­вых коллектива включает в себя мордовская нация. Каж­дый из них ориентируется на собственный литературный язык (эрзя и мокша).

Признание языка как важнейшего этноопределителя и в особенности признака нации не освобождает нас от необходимости вычленять типы общих языков, свойствен­ных разным нациям. Иначе говоря, как следует из двух приведенных положений И. К. Белодеда, надо отказаться от встречающегося в нашей литературе подхода к нации «извне», при котором, характеризуя нацию в языковом отношении, мы прибегаем к утверждениям типа «нации отличаются друг от друга по языку — китайская от ко-

29

рейской, японская от тайской, французская от испанской и т. п.». Это не помогает нам избежать затруднений, ког­да оказывается, что нации, выделенные по другим при­знакам, в языковом отношении не различаются, так как пользуются одним и тем же языком (английским — анг­лийская, американская, австралийская, новозеландская; испанским — испанская, мексиканская, кубинская, чи­лийская и другие нации).

При конкретном подходе обнаруживается, что языки наций, воспринимаемые в сопоставлении друг с другом как нечто гомогенное, на самом деле представляют собой совокупность форм речи, различающихся территориаль­но и социально, а то, что принимается за язык нации при взгляде извне, не более, чем одна из форм речи, служа­щая общим средством коммуникации на данной этниче­ской территории. При этом у различных наций таким об­щим средством могут быть формы речи, которые различа­ются как по происхождению, так и по объему коммуника­тивных функций, что является следствием конкретно-ис­торических особенностей в складывании данной нации.

По происхождению могут быть выделены три типа национальных языков:

1. 
   Исконный язык, т. е. родной язык автохтонного на­
   селения, в течение исторического периода функциониро­
   вавший на данной этнической территории, а в ходе кон­
   солидации нации превратившийся в единственное средст­
   во общения. К такому типу национальных языков относят­
   ся, например, албанский и японский языки.
   
2. 
   Язык этнической общности, ставшей в ходе форми­
   рования нации узлом или ядром этнической консолида­
   ции, превратившийся в средство общенационального об­
   щения и вытеснивший либо ограничивший локальными
   рамками языки других этнических групп. Например, на­
   циональный английский язык восходит к языку герман­
   ских племен (англов, саксов, ютов), а не к языку брит­
   тов — аборигенов Англии.
   

3) Заимствованный язык, т. е. язык иной, не вошед­шей в состав данной нации этнической общности, кото­рый в силу конкретно-исторических причин играет роль общего языка нации в условиях существования и функ­ционирования исконного языка, обслуживающего обыч­но повседневно-бытовое общение. Примером такого язы­ка может служить испанский язык в Парагвае, где на­ряду с ним функционирует, но только как разговорное средство общения индейский язык гуарани, на котором говорит около 95% парагвайцев.

По объему коммуникативных функций различается три типа общих для нации языков:

1) Общий письменный язык, понятный всей нации, при наличии резко различающихся территориальных ди­алектов, функционирующих в устном общении на дан­ной этнической территории. При этом различия между диалектами настолько велики, что они значительно за­трудняют или полностью исключают взаимопонимание между представителями различных диалектов. Наи­более характерным примером такого общего языка яв­ляется китайский письменный язык, понятный на всей территории расселения ханьцев, которые говорят на не­скольких взаимно непонятных диалектах.

2) Общий разговорный язык при наличии различаю­
щихся письменных языков. Примерами могут быть раз­
говорный язык норвежцев, которые в письменном обще­
нии используют два языка (один на норвежской, другой
на датской основе), на Востоке — это хиндустани, явля­
ющийся общим разговорным языком индуистов и мусуль­
ман, которые в письменном общении используют две раз­
личных формы (или два стиля) хинди и урду.

3) Общий литературный язык, существующий в устной

31

эффективнее в условиях, когда на данной территории функционирует один язык: «единство языка и беспрепят­ственное развитие есть одно из важнейших условий дейст­вительно свободного и широкого... торгового оборота, сво­бодной и широкой группировки населения...» (В. И. Ле­нин. Поли. собр. соч., т. 25, с. 258—259). Однако В. И. Ле­нин, конечно, не имел в виду, что исходной базой форми­рования нации является языковая общность.

Здесь важно подчеркнуть, что отсутствие общего язы­ка в донациональный период, а также в первые периоды формирования нации не могло в значительной мере тор­мозить развитие товарных отношений, поскольку возник­новению общенационального рынка, безусловно, пред­шествовало развитие местных, локальных рынков.

В связи с этим очевидно, что язык, рассмотренный не как признак, а как фактор, детерминирующий становле­ние нации, не может быть поставлен на первое или даже на одно из первых мест. Большее значение имеют эконо­мические и социальные факторы.

Разрабатывая проблему «язык и нация», советские языковеды обогатили социолингвистическую теорию по­нятиями «национальный вариант языка» и «вариант ли­тературного языка» [86; 95; 109; 36; 113]. Впервые в сов­ременном языкознании получила освещение та языко­вая ситуация, когда один и тот же язык обслуживает раз­личные нации. Под вариантом литературного языка по­нимается разновидность данного литературного языка, ограниченная рамками определенного национального ареала (например, литературный английский язык в США, литературный немецкий язык в Австрии, литера­турный французский язык в Канаде, литературный ис-

33

панский язык в Аргентине и других латиноамериканских странах). Вариант литературного языка соотносится с распространенными в пределах данного ареала диалек­тами точно таким же образом, как литературный язык соотносится с местными диалектами в рамках языка, об­служивающего одну нацию. Иными словами, между ва­риантами литературного языка и соответствующими диа­лектами отмечаются тесные двусторонние связи того же характера, что и связи между литературным языком и диалектами того же языка — например, вторжение лите­ратурного языка в диалектную речь, с одной стороны, и «повышение в ранге» отдельных диалектных явлений, проникновение их в литературный язык, с другой.

2—Н6

Таким образом, и в противопоставлении «язык : на­ция» язык способен выступать не только в качестве объ­екта, испытывающего воздействие со стороны социаль­ных факторов, но и в качестве активного социального фактора.

Особое значение приобретает проблема «язык и на­ция» в условиях многонационального государства. Язы­ковые процессы ярко отражают те социальные процес­сы, которые характеризуют развитие такого государст­ва. Важным показателем этих процессов является соот­ношение между языками входящих в многонациональное государство наций и языком межнационального об­щения.

В условиях капитализма это соотношение, характери­зуется безраздельным господством языка нации, занима­ющей доминирующее положение в данном государстве. Этот язык «обычно насильно навязывается побежденным нациям и народностям с таким расчетом, чтобы загнать другие языки в подполье и в конечном счете совсем вы­теснить их из жизни» [101, 20]. Таково было, в частности, положение вещей в царской России, Австро-Венгрии, От­томанской Турции. Обусловленное национальным и со­циальным неравенством языковое неравноправие прояв­ляется в наши дни в борьбе фламандского населения Бельгии за демократическое решение языкового вопроса, в выступлениях канадских французов за культурно-язы­ковое равноправие.

Совершенно по-иному решается проблема соотноше­ния национальных языков и языка межнационального общения в социалистическом обществе. Интенсивное раз­витие национальных языков за годы советской власти яв­ляется отражением процесса формирования и разви­тия социалистических наций. Это нашло свое выражение в расширении коммуникативных функций старописьмен­ных языков, в значительном расширении их социальной базы и превращении их в подлинное ядро национального языка, в процессах постепенного стирания диалектных различий. Еще более примечателен количественный и качественный рост младописьменных языков. За годы Советской власти создана письменность на 50 языках. Социальный прогресс народов СССР привел к возникно­вению у этих языков совершенно новых сфер применения

34

(образование, литература, искусство, средства массовой коммуникации, официальное делопроизводство, общест­венно-политическая деятельность и др.).

В дальнейшем мы остановимся на некоторых аспек­тах проблемы «язык и нация» в связи с рассмотрением вопросов языковой политики, языковой ситуации и по­нятийного аппарата социолингвистики.

Проблема «язык и культура» относится к числу наи­более сложных и еще далеких от окончательного реше­ния проблем современного языкознания. В научной лите­ратуре до сих пор встречаются самые различные, порой исключающие друг друга суждения по вопросу о соотно­шении языка и культуры.

Прежде чем рассматривать вопрос о связи языка и культуры, очевидно, необходимо договориться о том, ка­кой смысл вкладывается нами в понятие «культура». Де­ло в том, что ученые, высказывающие те или иные сооб­ражения по вопросу отношения языка к культуре, порой исходят из разного понимания культуры, что не может не сказаться на их выводах. Так, например, один из ос­новоположников «культурной антропологии» (одного из направлений американской этнографии, изучающего культуру в этнографическом аспекте) Ф. Боас [160, 12] рассматривал культуру как сумму всех небиологических аспектов человеческой жизни. Очень важное уточнение в такого рода понимание культуры вносит известный со­ветский психолог А. Н. Леонтьев [62, 51], который свя-

2* 35

В марксистской науке об обществе культура, как из­вестно, рассматривается расчленение, в ее материальном и духовном аспектах. При этом различаются материальная культура — совокупность вещественных, зримых произ­ведений труда человека и духовная культура — произ­водство, распределение и потребление духовных цен­ностей [100, 34]. Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров, ав­торы интересной и содержательной книги, к которой мы отсылаем читателя, желающего глубже познакомиться с проблемой «язык и культура», резюмируют различные точки зрения, высказываемые советскими философами, историками и психологами по поводу различных сторон культуры в следующем определении: «Культура как об­щественное явление — это совокупность материальных и духовных ценностей, накопленных и накапливаемых оп­ределенной общностью людей. Культура — это продукт социальной активности человеческих коллективов, она имеет исторический генезис и, наконец, играет определя­ющую роль в становлении отдельной человеческой лич­ности» [19, 35].

Такое определение культуры, опирающееся на мате­риалистическую философию, принципиально отличается от ее идеалистического понимания в буржуазной науке. Возьмем в качестве примера характерное для современ­ного структурализма понимание культуры у У. Гудина-фа [148], считающего, что культура — не материальный феномен, не предметы, люди, поведение или эмоции, а 'определенная сумма знаний или, точнее, модели интер­претации того, что говорят и делают люди. Для человека, являющегося носителем определенной культуры, кон­кретные проявления культуры (артефакты) —это знаки, репрезентирующие определенные культурные формы или модели. Отсюда делается вывод о том, что описание куль­туры не может сводиться к перечню наблюдаемых фак­тов. Необходимо построение концептуальных моделей, репрезентируемых этими фактами.

В качестве основы для такого рода моделирования Гудинаф предлагает использовать структурную лингви­стику. Он усматривает следующую аналогию между яв-

36

лениями языка и культуры: подобно тому, как явления, относящиеся к сфере культуры, являются знаками, ре­презентирующими определенные формы или модели, язы­ковые факты также выступают в качестве знаков концеп­туальных форм. Отсюда, по мнению Гудинафа, вытекает то, что методологическая проблема этнографии идентич­на методологической проблеме структурной лингвистики. Фонологическое описание имеет такое же отношение к реальным звукам, как и описание культуры к материаль­ному миру.

Остановимся подробнее на самой существенной для нас стороне рассматриваемой проблемы — на вопросе о соотношении понятий «язык» и «культура». У представи­телей культурной антропологии этот вопрос не вызывает сомнений: язык, считают они, относится к культуре как часть к целому. Среди советских ученых по этому вопро­су отсутствует единое мнение. Так, на состоявшейся в 1973 году конференции по вопросу о взаимосвязи языков и культур народов СССР, высказывались следующие суждения по этому вопросу: 1) язык не является ни фор­мой, ни элементом культуры; 2) язык — часть культуры; 3) язык — форма выражения культуры [85].

Думается, что вопрос о соотношении языка и культу­ры следует решать с учетом того, что культура представ­ляет собой многогранное и многоаспектное явление. Это обстоятельство нашло свое отражение и в многочислен­ных определениях этого понятия, выделяющих ту или иную его сторону. На многоаспектность этого понятия указывает, в частности, автор ряда теоретических работ

37

по проблемам культуры Э. С. Маркарян, который отме­чает, что понятие культуры разными своими сторонами соприкасается с тремя сферами сознательной человече­ской деятельности: I) со сферой взаимодействия челове­ка и природы, где конкретные проявления культуры во­площаются в создании и использовании орудий труда и производства; 2) со сферой взаимодействия людей друг с другом, где сознательный характер их деятельности про­является в выработке различных институтов, норм и ус­тановок, которыми регулируется поведение человеческих индивидов и 3) со сферой восприятия человеком окружа­ющей действительности, как логико-понятийного, так и эмоционального, творчески воспроизводимого в продук­тах духовной деятельности (философия, наука, искусст­во) [65]. Понятие культуры охватывает и область худо­жественного творчества, и национальные обычаи, и тра­диции, и системы взглядов и представлений, и поведенче­ские нормы.

Рассматривая вопрос о соотношении языка и культу­ры, следует иметь в виду, что выдвигаемые историческим материализмом понятия материальной и духовной куль­туры, как отмечает П. Н. Федосеев [ГОО, 34], исчерпывают всю сферу общественных явлений. Отсюда следует, что язык как общественное явление может быть отнесен к сфере культуры и рассматриваться в качестве одного из ее компонентов.

Однако такая точка зрения в корне отличается от взгляда социальных и культурных антропологов на язык и культуру как на часть и целое. Ведь для концепции Гудинафа и его единомышленников характерно то, что они рассматривают язык не просто как часть культуры, а как ее органическую часть, находящуюся в отношении изоморфизма к культуре в целом. При этом обычно в расчет принимаются лишь отдельные аспекты культуры и языка.

Так, в цитированной выше работе, Гудинаф пытается установить изоморфные отношения между культурой и языком на том основании, что культура — это то, что не-

38

обходимо знать, чтобы действовать приемлемо для чле­нов данного общества, а язык — это то, что надо знать, чтобы общаться с его носителями так, как они считают приемлемым для себя. Как следует из этих определений, речь здесь идет не о культуре вообще, а лишь о нормах социального, а точнее — коммуникативного поведения, и не о языке как таковом, а лишь о нормах речевой дея­тельности.

Теория изоморфизма языка и культуры неоднократно подвергалась критике в нашей литературе, в особенности, в связи с неогумбольдтианскими концепциями Л. Вейсгер-бера и гипотезой Сепира-Уорфа, утверждающими примат языка по отношению к обществу. Согласно гипотезе Се­пира-Уорфа, язык играет большую роль в осознании дей­ствительности, поскольку языковые нормы предполагают определенную форму выражения действительности и тем самым определенным образом моделируют ее.

В. Н. Ярцева указывает на прямую связь гипотезы Се­пира-Уорфа с укоренившимся в социальной антропологии и восходящим к Э. Сепиру представлением о культуре как о совокупности обобщенных форм, моделирующих ти­пы поведения. Именно это представление о культуре и, соответственно, о языке как о знаковых системах и легло в основу идеи изоморфизма знаковых систем, отличаю­щихся лишь конфигурацией составляющих их частей [118,41—43].

Очевидно, было бы неверно вообще отрицать всякое влияние языка на культуру. Как отмечает В. 3. Панфи­лов, язык, оказывая известное обратное влияние на мыш­ление, тем самым не может не оказывать воздействия и па культуру. Однако это воздействие не носит решающе­го, определяющего характера [82, 12].

39

В противовес теории изоморфизма в марксистской нау­ке об обществе подчеркивается специфика языка как об­щественного явления, его принципиальное отличие от других компонентов культуры. Как пишет в цитирован­ной работе П. Н. Федосеев, «язык обслуживает не только сферу духовной культуры, он непосредственно связан с производством, обслуживает процессы труда, процессы производства. Далее, он непосредственно связан с соци­альными отношениями, обслуживает их: он есть орудие общения, орудие борьбы и выступает, следовательно, как составной элемент социальной сферы. К тому же в язы­ке есть идеальная и материальная стороны. Но все-таки следует признать, что язык в основе своей — явление ду­ховной культуры» [100, 34].

В то же время другие компоненты и конкретные про­явления культуры оказываются тесно связанными с язы­ком. Так, например, в сфере художественной литературы язык является одним из элементов формы. Именно так рассматривается проблема соотношения формы и содер­жания в марксистской философии. Ведь содержание не существует вне формы, которая является спо­собом существования, его внутренней организацией и структурой. «А художественные образы, язык, сюжет, композиция и т. д. есть та внутренняя форма, которая дает выражение идейному содержанию и без которого со­держания не существует» [79, 281].

По-видимому, и здесь следует внести некоторые уточ­нения: когда мы говорим о языке, как об одном из эле­ментов формы художественного произведения, мы факти­чески имеем в виду не язык вообще, а художественный стиль как систему целенаправленного отбора языковых средств, отвечающую идейно-эстетическим принципам то­го или иного художника, направления или эпохи [17, 131 — 196].

Необходимо также отметить двусторонний характер связей между языком и другими компонентами культу­ры. Известно, что на формирование литературного языка оказывает влияние ряд экономических, политических и

40

культурно-исторических факторов. Трудно переоценить вклад, который вносят мастера художественного творче­ства в развитие литературного языка. При этом важно иметь в виду, что влияние писателей на процессы форми­рования и функционирования литературного языка отра­жает противоречивые и противоборствующие тенденции, различные идейно-эстетические взгляды.

Двусторонний характер связей между культурой и ли­тературным языком отмечает Р. А. Будагов, указывая на плодотворное воздействие писателей на литературный французский язык. «Влияние, — пишет он, — оказалось двусторонним. Писатели уже в силу своего профессио­нального долга интересуются языком. А широкие слои читателей, любители художественной литературы, раз­вивают свой лингвистический вкус, знакомясь с текстами тонких и вдумчивых стилистов. Так рождается впечатле­ние о «нации грамматистов», хотя история культуры мно­гих народов знает и периоды падения интереса к языку и художественному творчеству» [17, 51].

В заключение следует остановиться еще на одном важном аспекте проблемы «язык и культура» — на вопро­се о соотношении национального и интернационального в языке и культуре. Этот вопрос получил всестороннее осве­щение в трудах В. И. Ленина, высказавшего ряд принци­пиальных соображений о соотношении интернациональ­ных и собственно национальных (т. е. национально-специ­фичных) черт в любой национальной культуре. Ленинский лозунг интернациональной пролетарской культуры исхо­дил из того, что «интернациональная культура не безна­циональна» (В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 24, с. 120).

41

В. И. Ленин указывал на наличие интернациональных черт в каждой национальной культуре и на процесс ин­тернационализации национальных культур, стремительно развивающийся в наши дни.

В многонациональном советском обществе наряду с расцветом национальных культур народов СССР проис­ходит интенсивное развитие общесоветской социалисти­ческой культуры. «В этих условиях, — пишет Ю. Д. Де-шериев, — возрастает роль русского языка как общего языка межнационального общения в культурной жизни народов СССР» [34, 27]. Расширение функций и повыше­ние коммуникативной роли русского языка является мощным средством приобщения всех народов СССР к об­щей социалистической культуре.

Процессы взаимодействия и интернационализации культур находят самое непосредственное отражение в формировании интернациональной лексики. Распростра­нение лексических интернационализмов носит .полицент­рический характер: существует несколько центров, где берут начало волны культурных и языковых заимствова­ний, охватывающие широкие ареалы. Об этом, в частно­сти, пишет В. В. Акуленко: «...распределение интернацио­нализмов отражает ограничения культурно-историческо­го характера. Давно замечено, что с данной точки зрения языки Земли делятся на несколько крупных ареалов, воз­никших вокруг влиятельных языков цивилизации в ходе формирования культурного единства соответствующих районов. Такие ареалы распадаются на более частные субареалы и в ряде случаев постепенно переходят друг в друга... Особое место здесь занимает ареал европеизмов, оказавшийся в наибольшей степени связанным с создани­ем не только культурного единства своего района, но и развивающийся в современном мире общечеловеческой цивилизации. Изоглоссы европейского ареала в целом и его субареалов широко представлены в ареале языков на-

42

родов СССР, захватывают в разной мере языки Ближне­го Востока, Африки, района Индийского океана и — не­сколько меньше — Дальнего Востока (кроме китайско­го) и Юго-Восточной Азии» [8, 81—82].

Процессы формирования и распространения лексиче­ских интернационализмов неразрывно связаны с развити­ем общества и развитием культуры. Так в современную эпоху усиленные культурные контакты в сфере науки и техники приводят к интернационализации научно-техни­ческой терминологии. Различные исторические пласты ин­тернационализмов восходят к разным историческим эпо­хам, к разным общественно-экономическим формациям. Процессы интернационализации словаря значительно ак­тивизируются в эпоху капитализма, но лишь при социа­лизме они приобретают подлинно массовый характер в результате преодоления всех преград на пути к интерна­ционализации культуры [8, 67].