§ 1. Обострение отношений государства и интеллигенции в 1970-х – начале 80-х годов

К середине 1960-х годов партийное руководство осознало, что либерализация культурной политики в период "оттепели" порождает социально-политические тенденции, опасные советской системе и единству "социалистического лагеря". Такого рода соображения плюс непредсказуемость Хрущева, непродуманность и порой авантюристичность его политических и экономических инициатив, а также признаки культа личности самого основоположника "оттепели", привели к заговору против него в высшем эшелоне партийного руководства и смещению Хрущева со всех постов на Октябрьском Пленуме ЦК в 1964 г. Возглавивший партийный аппарат Леонид Ильич Брежнев был человеком консервативного, можно сказать, обывательского типа, не склонным ни к какого рода экспериментам. События "пражской весны" в Чехословакии второй половины 1960-х годов (то есть попытки реформирования советской модели социализма в духе социал-демократической модели "социализма с человеческим лицом") показали кремлевскому руководству, что либерализация в сфере культуры естественным образом предрасполагает общество к политической либерализации. Ввод советских войск в Чехословакию в 1968 г. явился внешнеполитическим признаком нового периода и во внутренней политике КПСС. Символическим началом этого периода (позже названного временем "застоя") во внутриполитическом смысле можно считать апрель 1970 г., когда состоялось торжественное заседание ЦК КПСС, Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР, посвященное 100-летию со дня рождения Ленина. Торжественное мероприятие, на котором прозвучали призывы партийного начальства к усилению идеологической борьбы, явилось как бы официальным сигналом для властей всех уровней к развертыванию кампании по ограничению сферы культурной свободы и ужесточению контроля за творческой интеллигенцией.

Критике со стороны партийных идеологов подверглись как почвеннические, так и западнические течения в художественной литературе и публицистике. Ярким примером такого рода двойной узды, накидываемой на сознание интеллигенции, может служить статья тогдашнего секретаря ЦК КПСС А.Н. Яковлева "Против антиисторизма", опубликованная в "Литературной газете" 15 ноября 1975 г. Яковлев подверг критике как "демократов", так и "патриотов", первых обвинив в низкопоклонстве перед общечеловеческими ценностями, западной цивилизацией и в пренебрежении законами классовой борьбы. а вторых - в порочной тяге к религии, мистике, национализму. Секретарь ЦК сурово напомнил писателям, забывшим азы марксизма, что в классовом обществе не может быть общего национального духа, что это идеалистическая химера. Из прошлого, указал секретарь, советским людям надо брать только то, что выражает прогрессивные ценности и интересы передового класса.

Консервативно-репрессивный поворот в культурной политике государства, официальное разоблачение несостоятельности хрущевского посула близкого «светлого будущего», способствовали краху остаточного коммунистического романтизма в широких слоях народа и оптимизма относительно возможностей демократизации советской системы в воспитанной «оттепелью» интеллигенции. Общество чувствовало себя обманутым в лучших надеждах, глубокое разочарование и сопутствующее ему ожесточение против «системы» стали симптомами кризиса самих вероисповедных основ господствующей идеологии. Наметился окончательный разрыв свободомыслящей части общественности с «научным коммунизмом» и советским режимом. Вот почему на новые ограничения культурной жизни и общественного сознания интеллигенция больших, главным образом столичных, городов ответила протестующими письмами в адрес высших органов власти, публикацией сочинений на Западе, эмиграцией, самиздатом.

Самиздат, то есть изготовление, тиражирование, распространение машинописных материалов литературно-художественного, философского, публицистического и политического характера, как правило содержащих критику официальной идеологии и существующего строя, стал весьма своеобразным явлением русской культурной жизни периода "застоя". Это явление свидетельствовало об углублении и расширении конфликта партийного тоталитарного государства с растущими культурными и интеллектуальными потребностями членов общества. В самиздате естественным образом определилось два различных течения, отражающие два типа неофициальной мысли и деятельности: общественно-политическое и культурно-религиозное, однако в практической жизни неофициальных объединений политика, культура и религия были так тесно переплетены, что власти осуществляли преследование не столько определенных форм самиздата и свободомыслия, сколько свободомыслия и самовольного тиражирования нелегальных изданий вообще.

Свидетельством глубокого раскола между государственной властью и интеллигенцией явилась гуманитарная и правозащитная деятельность академика А.Д. Сахарова.

Андрей Дмитриевич Сахаров (1921-1990) происходил из московской интеллигентной семьи. Отец его был преподавателем физики, автором ряда широко известных учебных и научно-популярных книг. После окончания МГУ Сахаров работал на военном заводе. Затем учился в аспирантуре известного физика-теоретика И.Е. Тамма и после защиты диссертации был включен в научную группу, занимающуюся проблемой термоядерного оружия. Молодой ученый стал автором и соавтором ряда ключевых идей, позволивших СССР создать водородную бомбу, ему было присвоено звание академика Академии наук СССР. Начиная с 1957 г. Сахаров ощутил себя ответственным за радиоактивное заражение окружающей среды, ставшее следствием ядерных испытаний. Попытки ученого показать высшему партийно-государственному руководству времен Хрущева все опасные последствия для населения Земли, происходящие от испытаний ядерного оружия, сначала не дали никакого положительного результата, но затем идеи Сахарова были учтены при разработке и заключении Московского договора между СССР и США об ограничении испытаний ядерного оружия.

Озабоченность судьбами человечества привела Сахарова к осознанию тоталитарной природы советской системы, что сблизило ученого с группой инакомыслящих граждан. Академик Сахаров стал принимать участие в правозащитных инициативах, его работа "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе", написанная в разгар "Пражской весны", в мае - июне 1968 г. широко распространилась через самиздат и вскоре была издана большими тиражами за рубежом. Это повлекло отстранение Сахарова от секретных работ, но он продолжил свою правозащитную и публицистическую деятельность. Осенью 1970 года Сахаров вместе с В.Н. Чалидзе и А.Н. Твердохлебовым принял участие в основании Комитета прав человека, привлекшего к нарушению гражданских свобод в СССР внимание широкой мировой общественности. Поясняя свою гражданскую позицию в 1974 году, ученый писал, что стремится выявить истинную картину советской жизни за фасадом показного благополучия и энтузиазма, желает способствовать постепенному выходу советского общества из тупика бездуховности, при котором закрываются возможности не только развития духовной культуры, но и прогресса в области материальной сферы. "Я убежден, - говорил Сахаров, - что в условиях нашей страны нравственная и правовая позиция является самой правильной, соответствующей потребностям и возможностям общества. Нужна планомерная защита человеческих прав и идеалов. А не политическая борьба, неизбежно толкающая на насилие, сектантство и бесовщину" ¹ .

В 1975 г. академику Сахарову была присуждена Нобелевская премия Мира. Поскольку Сахарову не было разрешено выехать в Швецию для получения премии и выступления с Нобелевской лекцией, это сделала его жена Е.Г.Боннэр. В Нобелевской лекции, зачитанной Е.Г.Боннэр, Сахаров очерчивал контуры нового мирового порядка, призванного строго защищать основные человеческие права, способствовать международному миру и формированию доброго, терпимого общества. "...Сегодня мы должны бороться за каждого человека в отдельности, - писал новый Нобелевский лауреат, - против каждого случая несправедливости, нарушения прав человека - от этого зависит слишком многое в нашем будущем. Стремясь к защите прав людей, мы должны выступать, по моему убеждению, в первую очередь как защитники невинных жертв существующих в разных странах режимов, без требования сокрушения и тотального осуждения этих режимов. Нужны реформы, а не революции. Нужно гибкое, плюралистическое и терпимое общество, воплощающее в себе дух поиска, обсуждения и свободного, недогматического использования всех социальных систем" ² .

После ряда выступлений Сахарова в декабре 1979-го - январе 1980-го с заявлениями, осуждающими введение советских войск в Афганистан, оппозиционный академик был лишен всех правительственных наград и без суда выслан из Москвы в г. Горький. В конце 1986 г. Сахаров был возвращен в Москву новым партийно-государственным руководством во главе с М.С.Горбачевым (который лично позвонил Сахарову в Горький 15 декабря этого года). Андрей Дмитриевич активно включился в общественно-политическую жизнь и участвовал в ней вплоть до своей смерти в 1990 г.

Личность и правозащитная деятельность А.Д. Сахарова, безусловно, являются достояниями не столько гражданской, сколько духовной истории России в "железный век" большевистского тоталитаризма. С общественно-политической и философской точек зрения идеи Сахарова были часто наивны, утопичны, беспочвенны, духовно неглубоки, но само совестливое, жертвенное служение ученого Человечности, Правде, Добру и страждущему ближнему, проповедь мира, терпимости и ненасильственного решения острейших проблем человечества, говорят о нем как о выдающемся представителе русской нравственной культуры. Будучи плоть от плоти советской научной интеллигенции, с ее незнанием реальной жизни, кабинетным мышлением, рационализмом и космополитизмом, с ее оторванностью от начал религиозной традиции, национального самосознания, религиозно-нравственного мировосприятия русского народа, Сахаров тем не менее проявил в себе живую русскую душу и оказался способным по существу на самоотверженное христианское подвижничество в тяжелых и опасных условиях тотальной лжи и государственного насилия.

Подавление свободы мысли и совести в СССР приводило к тому, что все идейные и духовные искания интеллигенции перемещались в сферу неофициальной культуры и ее детища – самиздата, где рождались и распространялись наиболее оригинальные, самобытные, остро современные произведения художественной словесности и общественной мысли. Большую роль в развитии гражданского самосознания имели публицистические работы и обращения к властям и обществу, написанные А.И.Солженицыным и А.Д.Сахаровым. Причем полемика между двумя выдающимися представителями свободной мысли и совести, демонстративно ушедшими в оппозицию официальной идеологии, и выражавшими, с одной стороны, почвенническую (Солженицын), а с другой - западническую (Сахаров) точки зрения на социальные процессы в России и в мире, стала важным фактором интеллектуальной и духовно-нравственной жизни советского общества 1970-х годов.

Полемика между Сахаровым и Солженицыным показала, что идейные расхождения между интеллигенцией, ориентированной на западные ценности, и интеллигенцией, исповедующей принципы национально-культурной самобытности, сохраняются и углубляются в свободомыслящей среде, несмотря на общее противостояние всех "диссидентов" тоталитарному режиму. Свидетельством такого рода процесса было появление уже в 1960-е годы православно-национального крыла оппозиционной общественности и, соответственно, национально ориентированного самииздата, который продолжил свое развитие и расширил общественное влияние в последующее десятилетие.

Как вспоминает один из старейших участников движения русского национального возрождения Владимир Николаевич Осипов, после разгрома журнала «Молодая гвардия» в 1970 г. в национально мыслящих кругах родилась идея издания патриотического журнала. Священник о. Дмитрий Дудко благословил это благое дело, вошел в редколлегию и взял на себя отдел духовной жизни. Помимо В.Н. Осипова и о. Дмитрия в редколлегию вошли писатель Леонид Бородин, только что отбывший срок политзаключенного по делу ВСХСОНа, историк Анатолий Иванов и инженер Светлана Мельникова. В журнале сотрудничали ученый-этнограф Л.Н.Гумилев, поэт Алексей Марков, писатель из Твери Петр Дудочкин, иеромонах о. Варсонофий Хайбуллин. Существенную поддержку журналу оказал художник Илья Глазунов.

В самиздатском журнале "Вече" (1971-1974), главным редактором которого был Владимир Осипов, в сборниках статей "Многая лета" ( 1980-1982) под редакцией Геннадия Михайловича Шиманова продолжалось развитие славянофильского наследия, осмысливались пути религиозного возрождения, возможности развития новых форм русского самосознания и отечественной цивилизации, перспективы политического развития России ¹ . Национально мыслящие авторы вели полемику с антипатриотическими идеями западников-диссидентов, стремились вскрыть религиозно-духовные стороны катастрофической судьбы России в ХХ веке. Советские власти преследовали национальное крыло неофициальной общественности не менее, а порой более жестко, чем западническое крыло, которое было несравненно влиятельнее в среде интеллигенции и активно поддерживалось зарубежными политическими кругами и средствами массовой информации. Например, В.Осипов, уже ранее отбывший срок заключения, был осужден в 1974 г. на 8 лет лагеря.

Размежевание почвеннического и западнического направлений продолжалось и в среде русской эмиграции. Так мюнхенский журнал "Вече", под редакцией бывшего лидера ВСХСОН Евгения Вагина, эмигрировавшего из СССР, занимал радикально национальную позицию, парижский "Континент", редактируемый Владимиром Максимовым, отличался умеренно национальным направлением, а парижский же "Синтаксис" Андрея Синявского стоял на позициях западничества.

Важным событием в жизни независимо мыслящей части советского общества стало появление и распространение сборника статей "Из-под глыб". Сборник был собран в 1974 г. в Москве и затем издан в Париже издательством Ymca-Press. Среди авторов были А.И. Солженицын, историк и социолог М.С. Агурский, выдающийся математик и публицист И. Р. Шафаревич, искусствовед Е.В. Барабанов, историк В.М. Борисов. В центре внимания большинства авторов был вопрос о значении советского периода русской истории в судьбах мира, отечественной культуры, русского национального самосознания и общественно-государственного бытия.

В статье "На возврате дыхания и сознания " А.И.Солженицын подверг критическому рассмотрению работу А.Д.Сахарова "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе". Русский писатель, в частности, обнаружил в сочинении ученого давнюю склонность отечественной "прогрессивной" интеллигенции строить все размышления сквозь призму политического и правового сознания, с его абстрактными понятиями "прогресса", "свободы", "демократии", а не путем конкретного, живого, реалистического религиозно-нравственного и культурно-исторического осмысления жизни. Между тем внешние права и свободы - не суть главное, не суть цели истинно понимаемого человеческого бытия. Главное - способность пользоваться свободой мудро и конструктивно. После февральского переворота, напоминает Солженицын, в России были свобода, многопартийность и практически неограниченный плюрализм, которые как раз и ввергли страну в хаос, способствовав приходу к власти большевистских диктаторов. "И если Россия веками привычно жила в авторитарных системах, - высказывал свое предположение Солженицын, - а в демократической за 8 месяцев 1917 года потерпела такое крушение, то может быть - я не утверждаю это, лишь спрашиваю - может быть следует признать, что эволюционное развитие нашей страны от одной авторитарной формы к другой будет для нее естественней, плавнее, безболезненней? Возразят: эти пути совсем не видны, и новые формы тем более. Но и реальных путей перехода от нашей сегодняшней формы к демократической республике западного типа тоже нам никто еще не указал. А по меньшей затрате необходимой народной энергии первый переход представляется более вероятным" ¹ .

У авторитарных государственных систем, пояснял Солженицын, есть свои преимущества и по большому счеты страшны не авторитарные режимы, а режимы с ничем не ограниченной властью, не отвечающие не перед кем и не перед чем. Если самодержцы прошлых, религиозных веков ощущали свою ответственность перед Богом и собственной совестью, то самодержцы нашего времени опасны тем, что у них нет никаких высших, ограничивающих властный произвол, ценностей. Государственная система, существующая у нас, не тем страшна, что она недемократичная, авторитарна на основе физического принуждения - в таких условиях человек еще может жить без вреда для своей духовной сущности, заключал Солженицын, а тем, что требует от нас еще и полную отдачу души: непрерывное активное участие в общей, для всех ведомой ЛЖИ. Вот на это растление души, на такое духовное порабощение не могут пойти люди, желающие быть людьми ² .

Принцип жизни не по лжи, не поддержания навязываемой неправды Солженицын делал главным критерием для всякого честного, интеллигентного человека и основополагающим условием нравственного оздоровления общества. В статье "Образованщина", также помещенной в рассматриваемом сборнике, русский писатель продолжил линию "Вех" в критике российского образованного слоя. Солженицын пришел к выводу, что традиция русской интеллигенции со всеми ее достоинствами и недостатками сломлена и что в Советской России сложилась не интеллигенция, а образованщина, оторванная от прежних духовных ценностей, рабски служащая государству, покорно участвующая в официальной лжи и готовая творить новую ложь ради прибавки к жалованью, ученой степени, административной карьеры. По существу образованщина - это более-менее образованное мещанство. И перед каждым, кто стремится к честной и нравственно чистой жизни встает необходимость пожертвовать ради этого материальными и карьерными интересами. Вновь открывать святыни и ценности культуры, писал Солженицын, придется не эрудицией, не научным профилем, а образом душевного поведения, кладя свое благополучие, а в худых оборотах - и жизнь. "Слово "интеллигенция", давно извращенное и расплывчатое, лучше признаем пока умершим. Без замены интеллигенции Россия, конечно, не обойдется, но не от "понимать, знать", а от чего-то духовного будет образовано то новое слово. Первое малое меньшинство, которое пойдет продавливаться через сжимающий фильтр, само и найдет себе новое определение - еще в фильтре или уже по другую сторону его, узнавая себя и друг друга. Там узнается, родится в ходе их действия. Или оставшееся большинство назовет их без выдумок просто праведниками... Не ошибемся, назвав их пока жертвенною элитой. Тут слово "элита" не вызовет зависти ничьей, уж очень беззавидный в нее отбор, никто не обжалует, почему его не включили: включайся, ради Бога!

Из прошедших (и в пути погибших) одиночек составится эта элита, кристаллизирующая народ.

Станет фильтр для каждой следующей частицы все просторней и легче - и все больше частиц пойдет через него. Чтобы по ту сторону из достойных одиночек сложился бы, воссоздался бы и достойный народ... Чтобы построилось общество, первой характеристикой которого будет не коэффициент товарного производства, не уровень изобилия, но чистота общественных отношений" ¹ .

И другие авторы сборника тесно связывали процесс нравственного возрождения человеческой личности с возрождением русского народа. Проявляя редкую для того времени религиозно-философскую глубину мышления, говорил о такого рода двуедином процессе В.М.Борисов в своей статье "Национальное возрождение и нация-личность". Борисов обращал внимание на то, что переживание нации как личности, непереводимое на язык логических понятий, отражает духовную природу нации в смысле мистической личности народа. "Не существует конкретного момента в жизни личности, который не был бы проявлением самой этой личности, но и обратно: никакое историческое состояние народа не исчерпывает полноты его личности. Отдельные этапы ее самораскрытия могут резко противостоять друг другу, как это случается и в индивидуальной жизни человека; на этом пути возможны страшные падения, но - пока живо в народе сознание личного единства - возможны и подъемы из глубочайших бездн."¹ Понятая таким образом нация, делал вывод Борисов, не может быть определена ни как "историческая общность людей", ни как "сила природная и историческая" (Вл. Соловьев). "Нация есть один из уровней в иерархии христианского космоса, часть неотменимого Божьего замысла о мире. Не историей народа создаются нации, но нация-личность реализует себя в истории народа, или, другими словами, народ в своей истории осуществляет мысль Божию о нем.

Никакой человек не рождается в мир безличным существом, чистой возможностью. В самый момент появления он у ж е есть качественно определенная личность, и в том числе - национально определенная. Правда, эта определенность существует лишь как идеальная заданность, как метафизическая основа нашей духовной природы; ею не нарушается свобода самоопределения личности в земной жизни..." Стало быть перед всяким человеком, в какое отчуждение он не впал бы относительно своей национальной природы, всегда открыт путь с а м о п о з н а н и я, обнаружения в глубине собственного "я" духовного источника его бытия. "И на этом пути человека к Богу неминуемо вступает в свои права сознание н а ц и о н а л ь н о й принадлежности, сознание метафизической включенности собственного "я" в соборное "Я" народа, и ч е р е з н е г о - в соборное "Я" человечества" ² .

В статьях В. Борисова, Е. Барабанова, Ф. Корсакова грядущие судьбы России, русского народа ставились в тесную связь с судьбами Русской Церкви, с будущностью Православия. На современных православных людях, обращал внимание Барабанов, лежит ответственность за дело христианского преображения мира и творческое сопротивление тотальной секуляризации. Со своей стороны, И.Шафаревич высказывал веру в то, что Россия, пройдя через горнило страшной исторической катастрофы, окажется наиболее способной к религиозному возрождению и открытию перед человечеством перспективы спасения от мрака неверия, культа власти и бессмысленной гонки индустриального общества.

В более конкретной социальной форме перспективы "третьего пути" между обществами тоталитарного социализма и либерального капитализма обсуждал в своей работе "Современные общественно-экономические системы и их перспективы" М.С. Агурский. Он обращал внимание на то, что обе конкурирующие формации имеют между собой больше принципиального сходства, чем различия. Материалистическое общественное сознание, потребительская психология, утрата традиционных духовных ценностей, нравственный упадок равным образом характеризуют социалистическую и капиталистическую разновидности индустриального массового общества. Причем парламентские государства, гарантируя многие личные свободы, отнюдь не защищают людей от массовой пропаганды конформизма, насилия, порнографии. Жизнь в современном демократическом обществе крайне тревожна и порой опасна, в силу безнравственного и преступного использования гражданских свобод коммерческими средствами информации, политическими террористами, криминальными элементами. В конечном счете, обе системы глубоко порочны и стремительно увлекают человечество к экологической и социальной катастрофе, заключал Агурский. Автор сравнительного анализа двух типов современного индустриального общества подчеркивал необходимость построения новой социальной модели на основе духовных и нравственных ценностей, с центром тяжести на уровне малой самоуправляемой общины, с общественным контролем над средствами массовой информации, освобожденными от коммерческих и пропагандистских функций. Это более органичное, одушевленное и нравственно ориентированное общество, на взгляд Агурского, может явиться результатом не самого по себе хода истории, но творческого порыва людей к лучшему будущему.

Следует отметить, что в сборнике нашла продолжение полемика с антипатриотическими, антирусскими материалами самиздата, опубликованными в Париже в редактируемом Н.А.Сруве «Вестнике Русского Христианского Студенческого Движения» (№ 97), и озаглавленными «Меtanoia», что в переводе означает покаяние или самоосуждение. Публицисты-западники утверждали, в частности, что Россия принесла в мир более зла, чем любая другая страна, что коммунистическая революция имеет сугубо русский национальный характер, что русский мессианизма лежит в основе большевизма и что русский народ есть народ-нигилист, чуждый собственной национальной культуре. Полемизируя с этими суждениями в статье «Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни», Солженицын заострил вопрос об интернациональных факторах революции 1917 г., о массовом участии в установлении большевистского режима представителей российский национальных меньшинств и о тяжелейших потерях русского народа, принявшего на себя основной удар интернационал-коммунистической стихии. Конечно, побеждая на русской почве, эта стихия увлекла и русские силы, замечал Солженицын. Однако возлагать всю ответственность за кровавый эксперимент только на русский народ, вести речь о сугубо русской природе революции есть искажение исторической правды и забвение тех жертв, которые понесли русские, приняв на свои плечи гнет большевизма¹.

Сборник "Из-под глыб" был по-разному встречен в среде оппозиционных интеллектуалов. Западнически ориентированные "диссиденты" не могли согласиться с довольно консервативными религиозными и национально-почвенными воззрениями "младовеховства" (как назвал Солженицын возглавленное им направление общественной мысли). Но для национально ориентированных людей сборник явился фактором дальнейшего изживания ходульных западнических представлений, углубления культурного самосознания и очередным связующим звеном трагически разорванных фрагментов русской культурно-исторической памяти.