Юрий Вагин. Креативные и примитивные
жүктеу/скачать 1.6 Mb.
|
| В возрасте около сорока лет период ранней взрослости заканчивается и начинается «midlife transition» — переходный период середины жизни. У женщин, которые посвятили свою жизнь роли жены и матери, кризис может быть связан с периодом, когда дети вырастают и начинают оставлять дом. Приспосабливаясь к этим изменениям, женщина в этот период может найти удовлетворение в работе вне дома, возвращаясь к прерванной карьере или, возможно, начиная новую.
Для мужчин «midlife transition» обычно концентрируется вокруг проблем, связанных с личной жизнью и карьерой. Подобно женщинам на этой стадии, они могут размышлять: «Что должен я сделать со своей жизнью? Что я должен совершить? Что я еще хочу сделать?». В исследовании мужчин, проведенных Даниэлем Левинсоном и его коллегами в 1978 году, более 80 процентов обследованных пережили «midlife transtion» как умеренный или серьезный кризис, характеризующийся пересмотром практически всех аспектов своей жизни. Проблемы середины жизни, описанные Левинсоном, соответствуют седьмой стадии в теории социального и личностного развития Эрика Эриксона. Трансформация, которую предстоит пройти личности, в соответствии с Эриксоном, должна заключаться в способности выйти за рамки заботы исключительно о собственном благополучии и проявлении заботы о будущих поколениях своим непосредственным участием. Эриксон назвал подобную цель «генеративностью». Личность, не переходящая в стадию генеративности, в соответствии с классификацией Эриксона, обречена на стагнацию. Немногочисленные эксперименты, проведенные другими исследователями, подтвердили основные положения теории Эриксона и Левинсона. После критической транзиции середины жизни, начинается период средней взрослости. Для большинства людей это период наибольшей стабилизации. Максимально возрастает доход. Люди обычно уверены в профессии, которую они выбрали, и их продуктивность часто достигает пика. Но в период средней взрослости приходит и новое ощущение времени. Люди постепенно осознают, что жизнь идет к концу, и они начинают более размышлять о приоритетах в своей жизни. Увеличивается значимость межличностных отношений. Многие люди сообщают о большем удовлетворении своим супругом, потеплении отношений и усилении связей со своими детьми и друзьями. Для многих людей эта тенденция имеет свою силу и в пожилом возрасте — в период поздней взрослости (161). В нашей стране одним из основных специалистов в области психологии и патопсихологии зрелого и пожилого возраста являлся Е. С. Авербух. «Хотя для личности отдельного индивидуума характерна известная устойчивость, определенный ее континуум, — писал он, — все же личность следует рассматривать как динамическую систему, которая под влиянием существенных биологических и социальных факторов меняется, трансформируется» (1). К одному из самых существенных био-социально-психологических факторов Авербух относил старение и старость. Описывая общие закономерности инволюционных личностных процессов, он выделял падение активности, замедление психических процессов, ухудшение самочувствия, изменение отношения к явлениям и событиям окружающей жизни, изменение направленности интересов, сужение круга интересов. Новое все более и более становится чужим и даже враждебным. Нарастает консерватизм, оппозиция к новшествам, брюзжание, недовольство окружающим, падает способность радоваться, снижается эмоциональный резонанс, все видится в мрачном свете, нарастает упрямство, ригидность характера. Наряду с этим, Авербух описывает свойственное пожилым людям стремление идеализировать прошлое, тенденцию к воспоминаниям, переоценке «старого доброго времени». У старого человека зачастую снижается самооценка, возрастает недовольство собой, неуверенность в себе. Старики становятся сверхосторожными, более скупыми, мелочными, педантичными. Меняется все мироощущение и миропонимание (1). В оптимальном варианте, по теории Эрика Эриксона, финальная стадия жизни должна заключаться в ощущении завершенности, чувстве исполненности и в уверенности в правильно прожитой жизни. Те, кто не достигают этого ощущения исполненности, переживают раскаяние и отчаяние по поводу упущенных шансов и ничтожности выборов. Они страстно мечтают еще об одном шансе и мучительно боятся внезапной смерти, в противоположность людям с чувством исполненности собственной жизни, которые принимают смерть как нормальный конец своеобразного, наполненного впечатлениями, путешествия. #page# ГЛАВА 4. ОНТОГЕНЕТИЧЕСКАЯ ПЕРСОНОЛОГИЯ 1 Персонологический подход впервые был предложен американским психологом Джеймсом (1842 — 1910), который вычленил в личности четыре формы Я (Self): чистую, духовную, материальную и социальную. Подход Джеймса отличался известной новизной. Он первый разработал дифференцированную надиндивидуальную модель личности. Он подробно описал материальное Я, в которое включил тело, имущество и одежду, социальное Я с его притязаниями на престиж, дружбу, положительную оценку со стороны других, духовное Я с его процессами сознания, психическими способностями и чистое Я, или чувство личной идентичности. Основы персонологии, или персонологической психологии, как особой дисциплины, предметом которой служит персона как живая, индивидуальная, уникальная (eigenartige) целостность, были заложены немецким психологом В. Штерном (1871 — 1938). Персонология, по Штерну, должна стать основой всех наук о человеке, включая биологию, физиологию и медицину. По его мнению персоне свойственна психофизическая «нейтральность», то есть, психическое и органическое в ней должно трактоваться не как разные сущности, а как различные стороны и проявления одного и того же начала (99). Б. Г. Ананьев предлагал назвать раздел психологии, объединяющий в себе возрастную психофизиологию и генетическую персонологию, онтопсихологией. Предметом онтопсихологии, по его мнению, должны были явиться взаимосвязи между индивидуальным онтогенезом и личностным жизненным путем, взаимосвязи, которые определяют главные закономерности целостного индивидуального развития человека. «История личности и субъекта деятельности развертывается в реальном пространстве и времени онтогенеза и в известной мере им определяется» (7). Ананьев в своих исследованиях пытался не только реально увязать личностное и индивидуальное бытие человека, но и, как можно заметить из его высказываний, полагал, что именно индивидуальные, биологические факторы детерминируют «историю личности». Самое большое, что могла себе позволить отечественная психология того периода, это мимолетное упоминание о том, что личностное бытие в какой-то степени зависит и от биологических факторов. «Известна враждебность значительной части советских социологов, психологов и педагогов к признанию фундаментальной роли генотипа в личностной индивидуальности» — писал во введении к своей книге «Генетика этики и эстетики» классик отечественной генетики В.П.Эфроимсон (127). Его работа увидела свет лишь в 1995 году, а в 80-х годах автору отказали даже в депонировании монографии, сославшись на цитированные в книге стихи запрещенного в то время Николая Гумилева. В. С. Мерлин в тот же период высказывал «смелую» точку зрения, что темперамент скорее всего не поддается воспитанию, как это считают многие советские психологи, что в этом есть некий перегиб, а другой авторитет советской психологии А. В. Запорожец лишь позволял себе заметить, что: «признание детерминированности психического развития условиями жизни и воспитании не отрицает особой логики этого развития, наличия в нем определенного самодвижения» (53). В этих высказываниях, как можно видеть, биологический фактор полностью не отрицается, однако ясно указывается, что первично, а что вторично. Социальные факторы (условия жизни, воспитание) — детерминаторы, а онтогенезу отводится роль «определенного самодвижения». Б. Г. Ананьев — один из первых уделил основное внимание онтогенетической обусловленности личностной динамики. «Возрастные изменения в динамике жизненного цикла содержат в себе оба параметра времени — длительность бытия и временную последовательность смены фаз. В современной возрастной психологии далеко не всегда учитывается эта взаимосвязь параметров времени. Широко распространенные в ней принципы конструирования возрастных симптомокомплексов, относящихся к отдельному периоду человеческой жизни, представляют собой абстрагирование от целостного хода исторического развития с его «стрелой времени» и своего рода консервацию в статических показателях динамики возрастных преобразований» (7). Именно поэтому у Ананьева были все основания рассматривать онтопсихологию как новое направление в исследовании человеческой индивидуальности и онтопсихологический подход открывал совершенно новые горизонты для психофизиологических, нейрофизиологических, нейропсихологических исследований в нашей стране. Однако в то время как работы нашего соотечественника не получили широкого признания, в настоящее время в России имеет значительное распространение онтопсихологическая теория Антонио Менегетти, который использует в своих работах тот же термин, что и предложенный много ранее Ананьевым. При этом Антонио Менегетти и его трактовка онтопсихологии, не только не имеют ничего общего с теорией Ананьева, но и находятся, можно сказать, по разные стороны баррикад. Если Ананьев надеялся своим онтопсихологическим подходом сконцентрировать внимание исследователей на индивидуальной онтогенетической обусловленности личностного бытия, то Менегетти провозглашает, что «онтопсихология является актуализацией четвертой силы в психологии, которую предвидел Маслоу» (191). Ни для кого не секрет, что Маслоу, равно как и Роджерс являются основоположниками гуманистической психологии и гуманистического подхода к личности, который не просто не учитывает биологические факторы в личности, но и активно игнорирует их. Именно гуманистическую психологию принято именовать третьей волной в психологии, в связи с чем Менегетти рассматривает свою теорию как четвертую волну, которая позволит всему человечеству «от собственного духовного мира» перейти «к духовному миру всего сущего, ибо свой духовный мир — это духовный мир Вселенной». Каким образом возможен подобный переход? Очень простым: «с помощью экстрасенсорного восприятия осуществляется подготовка к онтической интуиции» (191). В связи с невозможностью использовать термин Ананьева «онтопсихология» направление в психологии, занимающееся изучением индивидуальной, биологической, онтогенетической обусловленности динамики личностного бытия я обозначил как «онтогенетическая персонология», но при этом нужно не забывать, что онтогенетическая персонология имеет в своей основе онтопсихологию Ананьева в узком понимании этого термина и динамическую психологию в широком. Учение о личности (персонология) всегда привлекало внимание клиницистов-психиатров: В. М. Бехтерева, Е. С. Авербуха, А. Д. Зурабашвили, В. Н. Мясищева — сотоварища Б. Г. Ананьева по научной школе В. М. Бехтерева. В. М. Бехтерев был одним из первых российских психиатров, который стал рассматривать личность как биосоциальное единство. Его идеи нашли блестящее воплощение в работе его ученика В. Н. Мясищева «Личность и неврозы». Одной из основных проблем, над которой Мясищев работал в последние годы своей научной деятельности, являлась проблема нормы и патологии в личности, и, в частности, одна из самых больших проблем, по его мнению, заключалась в том, что организм и личность в своем многообразии проявлений и характеристик развиваются гетерохронно (91). Однако развитие отечественной персонологии и патоперсонологии долгие годы происходило практически в полном отрыве от достижений зарубежной психологии и психиатрии. Результаты персонологических исследований Фрейда, Адлера, Юнга, Хорни не учитывались, а если и учитывались, то лишь в негативном плане. Нужны годы, чтобы выросло новое поколение молодых ученых с более широким кругозором. Именно перед ними может быть поставлена задача выдвижения отечественной российской науки на мировой уровень. Попытка «омоложения» отечественных мастодонтов от психологии, производимая в рамках программы «Обновление гуманитарного образования в России» ничего кроме улыбки сожаления не вызывает. Смешно читать, когда «авторы, учитывая допущенную ими прежде односторонность», находят «необходимым уделить специальное внимание оценке тех деформаций» (99), которые претерпела не наука, как они скромно указывают (А. В. Петровский, М. Г. Ярошевский, 1994), а они сами под давлением идеологических установок и запретов (наука деформации не подлежит — она просто перестает в этом случае быть наукой). Огромная заслуга Фрейда заключается не только в том, что он обратил внимание на бессознательные стороны психической деятельности, но и в том, что он одним из первых стал пользоваться динамическими моделями для объяснения психологических и психопатологических феноменов. Brierley, как можно более обобщенно определяя общую теорию психоанализа, писал, что психоанализ — «есть психология психических процессов и их организации. В такой психологии психика перестает быть статической структурой или чем-то вещественным и становиться динамической сущностью, тем, что объединяет действия и последовательность адаптационных реакций» (206). Возрастная психология, на словах признавая, а на деле отказываясь признавать биологический базис личности, зашла в тупик. «Богатство эмпирических исследований в возрастной психологии само по себе не могло обеспечить интегрирования представлений о личности как некотором едином целом, как системном и социальном качестве индивида» (99). Еще более откровенно обрисовал ситуацию известный ученый П. В. Симонов: «Отступая от преследующих его по пятам смежных дисциплин — нейрофизиологии, этологии, антропологии, социологии и т.п., психолог в определенный момент оказывается на территории, где чувствует себя недосягаемым для представителей этих отраслей знания. С облегчением он осматривается вокруг и обнаруживает, что находится на территории… искусства» (111). Просто становится жалко бедного «психолога», которого со всех сторон теснят «злые» нейрофизиологи, этологи и социологи и которому приходится просить политического убежища у искусства. На почве возрастной психологии (материалистической по своей идее) в настоящее время пышным цветом взошла гуманистическая психология (о которой мы уже писали), персонализм — учение, рассматривающее личность, как первичную субстанцию с безграничными потенциями, стремлением к самотрансценденции и самоактуализации. В то время как нейрофизиологи и нейропсихологи однозначно указывают, что такие энергозависимые характеристики деятельности центральной нервной системы как активность, пластичность, переключаемость подчинены общебиологическим онтогенетическим законам, психология личности в лице гуманистической психологии и персонализма пытается всеми средствами сохранить дуалистические принципы, пытается разорвать связи между физиологией и психологией. Этим тенденциям по мере сил всегда противостоял не только Ананьев, но специалист по детской и возрастной психологии С. Лейтес, в этом направлении вела свои исследования Равич-Щербо, этим вопросам в определенной степени посвящена «специальная теория индивидуальности», разрабатываемая в Институте психологии РАН коллективом под руководством В. М. Русалова, в этом направлении работает в рамках своей теории метаиндивидуальности Л. Я. Дорфман. Но, в целом, больше не психологи, а физиологи, со своей стороны начинают исследования биологического базиса личности в рамках дифференциальной психофизиологии, стараясь понять «как происходит взаимопроникновение и взаимообуславливание биологических и социальных свойств в человеке». Конкретная задача психофизиологии формулируется как «вскрытие объективных биологических оснований психологического уровня индивидуальности человека». Однако, даже этими авторами, которые признают в психической сфере особый пласт свойств, характеризующих формально-динамический аспект деятельности и поведения человека, отрицается взаимозависимость между динамическими, энергетическими и содержательными сторонами психики. Они указывают, что формально-динамический аспект «принципиально отличается от содержательной стороны психики тем, что формируется в результате «системного обобщения» психофизиологических компонентов деятельности независимо от ее конкретных мотивов, целей и способов за счет постоянства врожденных индивидуально устойчивых свойств всех биологических подсистем организма». А попытки установить корреляции между биологическими свойствами и содержательными характеристиками личности представляются беспочвенными. Основной задачей онтогенетической персонологии, в отличие от дифференциальной психофизиологии, является не столько попытка с помощью современных методов исследования нейрофизиологических и нейрохимических процессов, вычленить специфические индивидуальные паттерны функционирования центральной нервной системы, сколько изучение онтогенетической обусловленности динамики личностного бытия, изменений когнитивных функций, сознания и самосознания в процессе индивидуального созревания и инволюции, и более того, изучение зависимости структуры психических процессов от динамических и энергетических уровней нейрофизиологических процессов. С нашей точки зрения между динамическими и содержательными аспектами психической деятельности имеется достаточно тесная связь и взаимозависимость: такая что, зная динамику и энергетику функционирования мозга, можно в определенной степени судить о содержательной стороне психики и наоборот. 2
Наша задача обратить внимание и подчеркнуть один из основных принципов, который использует онтогенетическая персонология для изучения психической деятельности и построения онтогенетической модели личности. В основе подхода онтогенетической персонологии к психической деятельности и формированию личности лежит ассимиляционный принцип. Высшая психическая деятельность, включая когнитивные и контрольные процессы (сознание) есть активный процесс ассимиляции информации, поступающей из внешней и внутренней среды в целях адаптации индивида к окружающей среде. Психическая деятельность, с нашей точки зрения, построена не по отражательному принципу, как это принято считать, а по ассимиляционному принципу. Мозг не отражает, а ассимилирует информацию. Одна из первых теорий, рассматривающая психическую деятельность человека в норме и патологии с позиций теории информации — это теория информационного метаболизма А. Кемпински. Раздражители внешнего мира воздействуют на Я, в соответствии с этой теорией, через границу, отделяющую внутренний мир от внешнего, этот процесс протекает по законам селекции, предполагающим две основные тенденции — ассимиляция и отклонения элиминации. Ассимиляция внешних раздражений приводит к возникновению соответствующих функциональных структур, обуславливающих те или иные психологические реакции. Ассимилятивная тенденция достигает максимальной выраженности, по мнению Кемпински, в плане сексуальной деятельности, направленной на продолжение рода. Тенденция отклонения рассматривается как выражение чувства агрессии и может иметь значение не только индивидуальное, но и социальное. Психические расстройства рассматриваются им как патология границы, через которую осуществляется информационные связи организма с внешним миром. Он объясняет этим аутизм, расщепления, депрессии, эмоциональные нарушения при неврозах. Кемпински очевидно рассматривал и энергетические характеристики психических процессов, поскольку указывал, что ассимиляция поступающей информации и организация различных функциональных систем носит характер отрицательной энтропии. Подобные подходы свойственны также и когнитивной психологии, которая рассматривает человека как «активный, перерабатывающий информацию организм, ищущий стимуляции и стремящийся к знаниям» (219). 3
Недостаток знаний в этой области позволяет ряду исследователей (Holt, 1967; Кubie, 1974; Rubinstein, 1967; Peterfreund, 1971) вообще сомневаться, что понятие психической энергии, или инстинктивной внутренней силы, практически имеет доказательства. Однако именно практически в настоящее время ни одна из динамических теорий, объясняющих психические процессы, не может обойтись без понятия «психическая энергия». «Мы предполагаем, — писал Фрейд, — и этому научили нас другие естественные науки, — что в психической жизни действует некоторый вид энергии, но мы не имеем данных, которые позволили бы нам подойти ближе к познанию ее по аналогии с другими видами энергии. Мы, видимо, признаем, что нервная, или психическая энергия существует в двух формах: одна имеет свободу перемещения, а другая, напротив, связана» (154). Среди естественных наук, на которые ссылается Фрейд, в первую очередь следует указать на философию. Барух Спиноза в «Этике» утверждал, что в человеке существуют лишь три побудительные силы: а) влечение, которое, относясь и к душе, и к телу, есть «не что иное, как сама сущность человека», б) радость и в) печаль. В психодинамической психологии и психотерапии роль психической энергии выполняет одно из ключевых понятий психоанализа libido, а «радость» и «печаль» нашли свое отражение в принципе удовольствия, которому наряду с принципом реальности, подчинена вся психическая жизнь человека. Под энергией влечений или libido Фрейд объединял все, что имеет дело с тем, что можно охватить словом любовь. И он прямо рассматривал эту энергию как количественную величину, несмотря на то, что она в настоящий момент не может быть измерена. Фрейд считал целесообразным разделять психическую энергию на энергию «душевных процессов» и сексуальных влечений (собственно libido), хотя и не настаивал на этом различении, считая обе группы названиями источников энергии индивида, оставляя дискуссию о том, являются ли они в основе одним и тем же или различным до появления новых биологических фактов. «Возможно, что сексуальная энергия libido в глубочайшей основе своей и в конечном результате составляет только продукт дифференциации энергии, действующей вообще в психике» — писал он (97). Юнг в одной из своих ранних работ «Психология dementia praecox» также использовал выражение «психическая энергия» в широком смысле, объединяя в этом термине всю психическую энергию, включая сексуальную, так как не мог объяснить это заболевание как, например, это делал Абрахам, только с точки зрения перемещения исключительно сексуальных (либидинозных) энергетических потоков. Не имея возможности приложить теорию libido к dementia praecox, Юнг постепенно заменил описательное определение Фрейда на генетическое, что дало ему возможность в дальнейшем заменить выражение «психическая энергия» термином libido, оставляя за ним более широкое толкование (171). Юнг прямо указывал, что «природа не знает искусственного различения» libido. В природе «мы прежде всего видим лишь один сплошной жизненный инстинкт, единую волю к существованию, которая стремится поддержанием особи обеспечить дальнейшее размножение всего рода» (171). Юнг отмечал, что такой подход к libido в чем-то напоминает Шопенгауревскую волю, и в более философском аспекте Эрос у Платона и Гесиода. Он считал расширение понятия libido существенным шагом вперед, Фрейд же сомневался, что психология что-то выйграет, если «по примеру Юнга подчеркнет первоначальное единство всех влечений и назовет «libido» проявляющуюся во всем энергию» (153). жүктеу/скачать 1.6 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|