Глава IV НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ

Международная обстановка менялась.

5 марта 1946 г. - в Фултоне (США) в присутствии Г. Трумэна выступил бывший британский премьер Уинстон Черчилль, который произнес знаменитую Фултонскую речь «о возрастающей угрозе миру и христианской цивилизации», в которой были изложены основные те­зисы политики с позиции силы, сформулирован стереотип об агрес­сивной природе социализма и раскрыта концепция «холодной вой­ны»: «железный занавес опустился над Европой,... целью русских яв­ляется неограниченная экспансия своей власти и своих идей,... рус­ские больше всего считаются с силой,... им нужно противопоставить неизменно противодействующую силу в любом пункте, где они прояв­ляют тенденцию к покушению на интересы миролюбия,... взаимопо­нимание должно поддерживаться всей силой стран, говорящих на ан­глийском языке, и всеми их связями,... необходимо дать отпор и со­здать англо-американский блок,... необходимо наращивание значи­тельного военного превосходства западных государств и превраще­ние ООН в мирового полицейского».

Черчилль призвал свободный мир открыть глаза и признаться себе в тех изменениях, которые произошли в Европе спустя год после войны - Польша, Германия, Чехословакия, Венгрия, Болгария, Румы­ния, Югославия все больше управлялись из Москвы; существовала ре­альная угроза, что и во Франции, и в Италии к власти придут коммунисты и тогда события в этих странах будут развиваться по такому же сценарию; речь Черчилля подтолкнула Запад к тому, чтобы гораздо серьезнее отнестись к этой угрозе и.мобилизоваться на защиту демократии от коммунистической экспансии.

После выступления Черчилля в Фултоне (США), где он заявил, что Советский Союз является врагом цивилизованного мира и что надо бороться всеми средствами против большевизма-коммунизма, все со­ветские органы разведки начали усиленно заниматься подготовкой разведчиков-нелегалов для засылки в страны западного полушария, видя серьезную угрозу со стороны Англии, США, Японии.

Мне было сделано предложение: начать подготовку для работы в особых условиях в одной из европейских стран, а в дальнейшем пе­ребазироваться в другую страну по указанию Центра. Решиться на та­кую работу под чужим именем, быть подданным другой страны - за­дача не из легких. Это касалось также и моей жены.

Что значит работать под чужим именем и быть подданным дру­гой страны? Это значит, в совершенстве владеть двумя языками и в совершенстве знать страну происхождения и рождения, изучить мес­то будущей работы.

Чтобы все это освоить, требовалось время и много труда. Память у меня была хорошая, и при сильном желании и необходимости все вышеуказанное можно было освоить, но предстать в роли человека, выдаваемого за немца, австрийца или англичанина - самое тяжелое.

В театре актер, играющий человека, выходца из другой страны, может изобразить образ не совсем правильно. Разведчик, находящийся в особых условиях, на протяжении всей работы должен строго соблю­дать и никогда не забывать свое «происхождение», в совершенстве владеть языком в соответствии с «легендой» (новой биографией).

Фактически разведчик-нелегал ни днем, ни ночью не имеет права забывать человека, по легенде которого он живет и работает (этот че­ловек может существовать, а может быть и выдуманным).

На такую работу с семьей не поедешь. Необходимо было решать довольно сложный вопрос, который был связан с характером работы и семейными делами. Посоветовавшись со своей подругой жизни, мы решили принять предложение - работать в одной из западных стран в особых условиях.

Дирекция разведки обещала помочь с жильем (в то время наша семья жила в Малаховке в коммунальной квартире на кухне), заняться воспитанием наших детей, следить за их учебой, а впоследствии по­мочь им поступить в высшие учебные заведения при условии хорошей учебы. Все это было выполнено нашим руководством.

Жена моя, Елизавета Ивановна, дала согласие на работу в осо­бых условиях в качестве радистки.

Так началась новая жизнь, новые заботы и хлопоты по выполне­нию нового профиля нашей совместной деятельности.

Мне сначала одному предстояло выехать в одну из граничащих с Советским Союзом страну для изучения немецкого и местного языка.

Центром было указано, под какой фамилией и именем мне при­дется работать и что это лицо во время оккупации фашистов находи­лось в гетто. Это очень осложняло мою задачу, так как незначитель­ное число евреев смогло спастись от уничтожения. Большинство было уничтожено в газовых камерах, специально сооруженных печах, где живьем сжигали людей. Погибло более 6 миллионов человек. Как свиде­тельство этого бесчеловечного зверства, в этих лагерях остались миллионы детских ботиночек и груда пепла от сожженных тел.

Как найти и где искать тех бедных людей, с которыми был связан мой герой? Задача непростая и как к ней подойти?

Я готовился к отъезду в страну подготовки, а Елизавета Иванов­на начала заниматься обучением и освоением радиодела и языка, а также своей «легендой».

_________________
Легенда - вымышленная биография разведчика, которую он выдает за свою в целях конспирации.

__________________

После завершения в Центре первоначальной подготовки для ра­боты в нелегальных условиях я направился в страну-«трамплин», от­куда планировался вывод меня с Лизой на Запад. Лиза оставалась пока в Центре, для дальнейшей подготовки. В стране-«трамплине» мне предстояло изучить местный язык и совершенствовать немецкий, язык будущей «родины», создать стройную легенду-биографию выходца из Швейцарии, проживавшего когда-то в стране более десяти лет. После этого необходимо было перейти на особое положение по документам легенды.

Начинать надо было с чешского. Опыт изучения языков, приоб­ретенный мною за кордоном, облегчал мое положение.

Я приехал в ЧССР по документам советского гражданина якобы для изучения народного хозяйства - темы моей будущей диссерта­ции. Я остановился в качестве квартиранта в семье человека культур­ного, образованного, чеха по национальности, владеющего пятью язы­ками, хорошо знающего психологию, нравы и обычаи буржуазного об­щества. Этого человека мне указал Центр. Немаловажным было и то обстоятельство, что этот чех был выходцем из Швейцарии, откуда по легенде происходил и я. Хозяин квартиры много рассказывал о жизни Чехословакии «до» и «после» установления там народной власти и о жизни капиталистических стран. Я в то время не был навязчив, не за­давал вопросов, и хозяин не расспрашивал меня о целях моего пре­бывания в ЧССР.

Вместе с работниками Центра я стал готовить свою «легендар­ную» биографию, которую предстояло затем изучить и запомнить как свою родную. Кроме того, я должен был проверить жизненность моей новой биографии.

Первоначальный вариант легенды, по которой в годы оккупации Чехословакии немцами, я находился в лагере «Р», пришлось изме­нить. В ходе изучения данного варианта выяснилось, что почти все заключенные концлагеря были немцами уничтожены. В живых оста­лось несколько человек, которые хорошо знали друг друга, и их имена известны всему миру. Пришлось «переместиться» в концлагерь «К», где, по рассказам бывших узников, уцелело свыше семи тысяч зак­люченных. Увеличение этого числа на одного человека не могло выз­вать подозрение.

Со времени окончания войны против фашизма прошло почти пять лет. Виды городов и сел Чехословакии значительно изменились, сно­сились развалины, строились новые здания, ликвидировались остат­ки разрушенных селений. Мне приходилось воссоздавать облик тех мест, где я жил по легенде, по фотографиям, описаниям, рассказам очевидцев. К этому времени я настолько уже освоил местный язык, что чехи меня принимали за своего и охотно беседовали со мной.

Через третьих лиц удалось узнать адрес одного из бывших узни­ков концлагеря «К» - Леона, жена и дети которого во время войны скрывались у священника.

Чтобы познакомиться с этим человеком и заставить его расска­зать о себе, я решил использовать присущее многим людям желание - увидеть свое имя на страницах газет, журналов, книг.

Я зашел к Леону в его маленькую мастерскую по ремонту до­машней утвари и представился как журналист, который пишет книгу об узниках концлагерей. Цель своего прихода я объяснил тем, что был наслышан о мужестве Леона и решил написать очерк о его борьбе с фашизмом, при этом добавил, что намерен опубликовать очерк в жур­нале, а потом переделать в главу будущей книги.

Я знал, что Леону нет еще 38 лет, но когда его увидел, то не по­верил своим глазам: седые волосы, и морщинистое лицо делали его стариком.

С самого начала Леон предупредил меня, что журналисты и пи­сатели неоднократно интересовались его жизнью, и поэтому каждый раз переживать прошлое заново для него страшно и мучительно. Не навязывая своих вопросов, которые могли бы вызвать у Леона ду­шевную боль, я повел разговор о его семье. Леон расположился ко мне и пригласил к себе домой, познакомил с женой и детьми. Вначале он был сдержан, неохотно делился воспоминаниями, но потом в теп­лых беседах стал рассказывать о жизни в лагере, царивших там по­рядках, зверствах надзирателей, имена которых он не мог забыть. Как не мог забыть о трагически погибших узниках, и о тех, кому удалось бежать и мстить фашистам. Леон сам выразил желание отправиться вместе со мной на место, где раньше находился лагерь, показал, где размещались бараки, сторожевые вышки, проволочные заграждения, ворота.

Леон рассказал о маршруте, по которому их гоняли на работу, повел меня на площадь, где проводились построения, зачитывались приказы по лагерю и приговоры, показал мне канализационную трубу, через которую он вместе с тридцатью товарищами совершил побег из лагеря.

В дальнейшем Леон расположился ко мне, познакомил меня с людьми, которые в годы войны помогали узникам лагеря: снабжали их едой и инструментами для прокладывания потайных ходов, укры­вали после побега. Леон все больше и больше привязывался ко мне, сообщая все новые эпизоды пережитого, и однажды передал на время все свои документы и материалы, связанные с его пребыванием в лагере.

А Центр в это время занимался изготовлением документов, ко­торые послужили бы основой для создания легендарной биографии, способной выдержать любые проверки полиции.

Завершив подготовку в Центре, в ЧССР приехала Лиза. Ей предстояло изучить чешский язык, быт и нравы местного населения, со­здать новую биографию уроженки Чехословакии.

Вначале ее поселили в семье чешского ответственного партий­ного работника, жена которого была активной общественницей, а их дети воспитывались в коммунистическом духе. Это была хорошая се­мья коммунистов, которая мало чем отличалась от наших советских семей, и именно ввиду этого не подходила для подготовки Лизы. Ей пришлось перебраться в другую семью, уклад жизни которой отвечал варианту подготовленной биографии.

Этим людям будущая разведчица была представлена как жена советского геолога, работавшего в одной из поисковых партий Чехос­ловакии. Здесь началось ее «перевоспитание». Основную роль в этой семье играла хозяйка дома. Маман не раз бывала в Петербурге, Пари­же и других европейских столицах.

Она считалась и образованной женщиной, знала несколько язы­ков, любила и понимала музыку, литературу, театр, но, вместе с тем, была религиозной фанатичкой и шовинисткой, ненавидела немцев и русских, не хотела принимать нового уклада жизни в Чехословакии и предпочитала жить в мире воспоминаний о былом. Маман часто гово­рила, что она не любит русских, но с Лизой ей было интересно. Ис­подволь она старалась повлиять на Лизу и была бесконечно счастли­ва, когда замечала, что та поддается, соглашается с ней сходить в цер­ковь, охотно слушает длинные церковные проповеди, начинает раз­делять ее мнение о роли женщины в обществе, с удовольствием слу­шает рассказы о прошедших временах.

У Маман были приятельницы, с которыми она познакомила Лизу, и все вместе они посещали кино, театры, кафе. Лиза ходила к ее но­вым друзьям в гости, наблюдала порядки в их семьях, присматривалась и изучала, как ее «приятельницы» ведут хозяйство и какую роль в их жизни играет религия.

Именно религия «прививалась» с трудом. Бессмыслица церков­ных догм настолько очевидна для разумного человека, что ему трудно представить, как всерьез могут люди во все это верить? Но в капита­листических странах, где нам предстояло жить и работать, в глазах властей, людей и полиции «верующий» означает «благонадежный». Чтобы выглядеть верующим, пришлось изучать катехизис. К тому же, и по легенде Лиза должна была стать католичкой, а значит, женщиной религиозной.

Когда Лиза в достаточной мере освоила чешский язык, она пе­реехала к мужу в другой город, и теперь они вместе стали готовиться к переходу на особое положение.

Художественный театр - вот светлое пятно в моей жизни. Я по­пала в гущу высокохудожественных людей. Василий Иванович Кача­лов держал меня за руки, и от него пахло духами и табаком, и все спрашивал: «Как же так, как вы можете, почему вы - не актриса?».

Мой наставник, часто говорил, что мне предстоит серьезное ис­пытание, что нужно будет жить по-новому, то есть мне нужна леген­да, в которую нужно вжиться, перевоплотиться, забыть свою биогра­фию, надо изучить места, где прошла моя жизнь по легенде, и, в общем, меня ждет большое и трудное человеческое испытание.

Шли дни, недели, месяцы. Мы с трудом составляли легенду, со­гласовывая ее с легендой Майкла. В легенде содержались новая на­циональность, новое месторождение, религия, города и местности, где будто бы я жила и училась. Все подкреплялось соответствующими да­тами и документами. Это была основа. Но нужно было еще освоить самое тяжелое - изучить радиодело, то есть освоить азбуку Морзе с тем, чтобы уметь работать связисткой по односторонней и двусторон­ней связи с Центром.

Началась кропотливая, изнурительная учеба. Продолжая рабо­тать в театре, я одновременно изучала легенду, новый язык и тяжелое для меня радиодело. Когда освоила необходимые дисциплины, наставник сделал вывод, что я смогу работать вместе с мужем, который уже находился в «боевых» условиях, и представил меня начальнику уп­равления - Александру Михайловичу Короткову. В его кабинете со­стоялась трогательная встреча. Александр Михайлович произвел на меня неизгладимое впечатление. Это был очень красивый, крупный человек, с волевыми чертами лица, со строгими, зоркими глазами. Он пригласил меня сесть, и я робко села на стул, боясь проронить слово, ждала от него вопроса,

Ну, дорогая, собираетесь быть актрисой? Работаете уже во МХАТе?

Я не собираюсь быть актрисой, я работаю в художественном совете театра секретарем.

Знаю, знаю, каким секретарем! Вы хотите быть народной акт­рисой! А мы хотим сделать Вас международной актрисой, и Вы ею бу­дете! Вы уже знаете свою роль?

У меня очень трудная роль, но я постараюсь ее исполнить так, чтобы Вы были довольны! Однако мне тяжело оставлять моих детей и больную мать.

Привыкайте постепенно к новой роли, театр пока не бросайте. Мы уже Вам утвердили зарплату, о детях будем заботиться и о Вашей матери тоже. Позаботимся о квартире и об образовании Ваших детей, а пока изучайте свое новое дело. До скорой встречи.

Разговор с A.M. Коротковым меня окрылил, я поверила в его обе­щания и как-то успокоилась за семью, за судьбу близких, уверилась, что они без нас не будут брошены. В театре я долгое время держала в секрете, что собираюсь уйти и покинуть полюбивший меня коллектив, который сама также очень полюбила, Актеры говорили про меня: «Ко двору пришлась».

В театре в 1947 году меня приняли в члены Коммунистической партии. Поручителями моими были Марк Исаакович Прудкин - народ­ный артист СССР, секретарь парторганизации МХАТа, Вениамин За­харович Родомыслинский - директор Школы-студии МХАТа, и Ксе­ния Яковлевна Бутникова - помощник режиссера МХАТа.

В конце сороковых годов у меня наступило ответственное время - активная работа в театре и одновременно серьезная подготовка к раз­ведывательной работе.

Вскоре приехал муж, и мы занялись устройством семьи - переселением в город из Малаховки, где мы жили, переводом детей в го­родскую школу и поиском человека, который бы смог в наше отсут­ствие заниматься домашними делами и помогать детям и маме. Тако­го человека нам удалось найти. Это была прекрасная трудолюбивая женщина, которую мы знали еще в Малаховке. Звали ее Тоня. Она вместе со своим маленьким сыном влилась в нашу семью. Это было выходом в сложившейся ситуации. Тоня оставалась в нашей семье до женитьбы детей и до сих пор остается нашим другом.

Моя подготовка длилась до 1950 года. Это был год моего ухода из театра с легендой, что я ухожу работать по специальности физио­лога в г. Колтуши, под Ленинградом, в лабораторию И.П. Павлова. Рас­ставалась с театром со слезами. М.Н. Кедров не верил долго, что это так, и даже спросил: «Чем мы Вам не угодили, что Вы нас покидаете?» Но ни у кого не было подозрений, что я буду работать за рубежом вместе с мужем.

Наслаивалась легенда на легенду, и в 1950 году я перевоплоти­лась на сто процентов в новую тяжелую, суровую, но почетную роль разведчицы.

Роль, которую я играла, длилась на протяжении моей работы с мужем в течение двадцати лет - с 1950 по 1970 год.

В процессе нелегальной работы пришлось несколько раз изме­нять некоторые данные моей «биографии», которые всегда подкреплялись прекрасно сделанными документами. Например, однажды меня «сделали» двоюродной сестрой одного нашего нелегала, который уми­рал на посту, и нужно было сохранить не только его легенду, но и бе­режно сохранить его имя и по-человечески похоронить.

Другой раз к «биографии» пришлось добавить то, что я являюсь родственницей другого нелегала. Этот человек не давал долгое время о себе знать, и нужно было его найти.

Меня сделали полькой. Будто бы я родилась в Варшаве, в семье педагогов: мать - учительница, отец - учитель закона Божьего. Были даны фотографии и церковные документы, будто я была рождена в 1912 году, католичка. Мне пришлось учить не только польский язык, но и католические правила поведения - хождение в церковь, знать праздники, молебны.

По легенде был у меня ребенок, но в годы войны умер - это да­вало основание в каждом городе посещать католический костел и по­сещать кладбище. Все это делалось для окружения, чтобы доказать мое прошлое. Я подробно изучила польскую кухню, правила поведе­ния. Много было нюансов в жизни, которые подтверждали мою ле­генду. Чтобы оправдать акцент в моем польском языке, сам Александр Михайлович Коротков внес коррективу: мать у меня была наполовину русская, то есть моя бабушка была русская. Это мне помогало в обще­нии с поляками. Чтобы «обтесать» себя полькой, я жила в польской семье в Варшаве, где научилась многим мелочам в быту. Незабывае­мая пани Марыся, пан Владислав и их дочка Ванда навсегда останутся в моей благодарной памяти. Чистоплотность в доме, аккуратность во всех делах были во мне заложены с детства, поэтому их не удивляли мои хорошие качества как женщины.

Я должна была знать польский гимн и много песенок, которые как бы учила в детстве. И хорошо, что все это внимательно изучала, были случаи, когда мы в нужных компаниях собирались - обычно это были сборища всяких людей, выходцев из Германии, Швеции, Швей­царии, Америки и других стран - и каждый из присутствующих дол­жен был спеть песенку своей страны. Такое происходило чаще всего в рождественские вечера. Когда доходила очередь до меня, я смело мог­ла спеть рождественскую песенку, а в пасху - пасхальную. Все окру­жающие верили, что перед ними полька. Я входила в общество, не боясь, что меня уличат, что я «другая». Был только один случай, когда зоркая полька сказала мне: «У Вас русский акцент». На что я смело ответила: «Это от бабки, она меня растила, она была русская, пре­красная моя бабушка». Такой ответ умилил окружающих, а я перешла на другой разговор.

Моя легенда помогала жить и работать, и до того я перевоплоти­лась в новую роль, что мне было тяжело впоследствии переключиться в мою настоящую жизнь. Когда я приехала домой, мои друзья меня называли моим настоящим именем, мне до слез было тяжело созна­вать, что я живу двойной жизнью.
Я считаю, что легенда - как метод работы в разведке - имеет самое большое значение...

С переездом в один из провинциальных городов, перейдя на до­кументы, соответствующие легенде, Зефир приступил к поиску жилья для постоянного жительства. Одновременно он поставил себе задачу - найти работу коммерческого характера в случае удачного выезда «на родину». Зефир решил, что для него в условиях страны его будущей работы будет важным и интересным, если он займется коммерцией. Причиной избрания этой профессии было то, что, как правило, боль­шинство коммерсантов обладают солидными средствами. Правда, ник­то в карман к ним не лазил и не считал, сколько у кого денег. Поэтому можно было иметь мало средств, но считаться человеком зажиточ­ным и занимающим определенное место в обществе. Зефир часто об­щался с Зигмундом, который ему показывал и рассказывал о тонко­стях этой профессии, и в результате этого общения у Зефира созда­лось впечатление, что он вполне освоил коммерческое дело, и при оседании в стране будущей работы попробует этим заняться. Кроме того, Зигмунд сделал наводку на некоторых лиц еврейского происхож­дения, которые остались в живых после гетто, что облегчило поиск человека, по легенде которого в дальнейшем Зефир жил и работал.

Вспоминается интересный случай из пражской жизни Зефира. В то время в Праге проходила международная конференция молодежи, куда съехались представители из многих стран мира, в том числе и из Америки.

Когда Майкл и Лиза работали в консульстве в Лос-Анджелесе, к ним приходила учительница английского языка. Фамилию этой жен­щины мы уже не помним, только знаем, что она и муж когда-то вые­хали из Советского Союза. Вдвоем с мужем они воспитывали двух мальчиков. Мы с ними подружились, часто виделись, иногда даже в праздники вместе выезжали за город. Однажды в Праге, проходя по улице, Зефир встретил Мишу из Лос-Анджелеса.

Он приблизился к Зефиру и произнес: «Майкл, здравствуйте!» Я, конечно, ему ничего не ответил, еще шире раскрыл свои глаза и с удивлением сказал на местном языке: «Кто Вы такой? Я Вас не знаю». А Миша по-английски в ответ: «Неужели Вы меня и мою маму не по­мните по Лос-Анджелесу?» Я вторично с удивлением посмотрел на него, а он на это сказал: «Неужели это не тот человек, которого я знал?!»

Вот и такие бывают случаи с нашими разведчиками...

Во время моего пребывания в Праге, где я временно жил под ви­дом журналиста, пришел знакомый хозяина квартиры, у которого мне пришлось остановиться, и при разговоре с ним выяснилось, что он происходит из Западной Чехии, и зовут его так же, как и фамилия, по которой составлена моя легенда.

И даже он был одного года рождения. Я вспомнил моего праде­да, о котором рассказывал в первой части моей биографии, что он был ясновидец и подумал, что, может быть, мои биотоки заставили этого человека-«двойника» предстать перед моей персоной. В дальнейшем я почувствовал, что обладаю какой-то энергией, неизвестной энерги­ей, которая поможет мне в моей судьбе.

Начинается второй этап моей жизни на подступах к проникно­вению в западную страну, к месту нашей разведывательной деятель­ности.

Я расстался с советским паспортом на имя Малахова и переехал на северо-запад страны, в небольшой городок, перешел на нелегаль­ное положение, принял имя и фамилию по легенде, по которой мне предстояло работать. Из документов у меня было брачное свидетель­ство, выданное когда-то в канцелярии церкви. Такая церковь действи­тельно существовала. Во время моего нахождения там она лежала в руинах. Документ был так искусно изготовлен, что ни у кого не вызы­вал сомнения в своей подлинности. Нам необходимо было иметь кон­кретный адрес, откуда мы могли бы ходатайствовать перед властями Швейцарии о нашем выезде на постоянное местожительство.

Я в этой стране никогда не был, правда, находясь на подготовке в Праге, несколько раз выезжал в Братиславу с целью возможности обосноваться там, так как Братислава была тем городом, откуда по легенде мы должны были выехать в Швейцарию. Этот город, как и многие другие, был сильно разрушен, и найти какое-либо подходящее жилье - не было возможности.

После долгих исканий и соответствующей взятки удалось купить небольшую квартиру и оформить ее в муниципалитете на мое имя.

Я стал собственником двухкомнатной квартиры, куда приехала моя жена. Этот «процесс с квартирой» занял довольно много времени, хлопот и беспокойства.

Встал вопрос и о трудоустройстве, хотя я заранее избрал про­фессию, по которой буду работать в дальнейшем, но этим делом за­ниматься здесь было нецелесообразно не только из-за нехватки средств, но и потому, что это не входило в план нашей легализации в Братиславе.

Каждый житель Братиславы трудился, исходя из своих возмож­ностей и умения. Я же ничем не занимался, а этого нельзя было допу­стить, так как привлекало бы внимание властей: на какие средства я живу и кто я такой.

Пришлось искать работу...

Устроиться было сложно и трудно. После долгих поисков и встреч с разными людьми удалось стать членом кооператива, который занимался производством головных платков. Надо было внести опреде­ленную сумму денег, чтобы стать не только пайщиком этой артели, но и самому работать в качестве ткача. Какой я ткач?! Но выхода не было. Нужно было за что-то зацепиться. Ткацкая артель находилась в не­большом помещении, где стояли обыкновенные небольшие деревен­ские ткацкие станки с челноками. Их нужно было вручную бросать то влево, то вправо, а нити при этом превращались в цветной красочный материал.

В детстве я видел в деревне, как крестьянки работали на таких станках. Я, конечно, согласился на эту работу, хотя никогда напрямую не имел дела с ткацкими станками. А работа была сдельная, и первое время зарабатывал я очень мало, но важно было, что я был при деле, старался постичь «премудрость» ткача, и, думаю, что мне это уда­лось. Стал неплохо зарабатывать, а значит, и выполнять планы про­изводства. Администрация артели была довольна мною.

Эта новая профессия мне давалась нелегко, нельзя было отста­вать от других членов бригады. Работа шла в три смены, и я стал «зна­менитым» ткачом...

Время очень тянулось, а признаков нашего выезда в страну бу­дущей работы пока не чувствовалось.

Вооружившись всеми данными, которые я смог получить от мо­его «двойника» и от узника гетто, с которым я познакомился в Праге, и при помощи Центра было изготовлено письмо, где излагались наши биографические данные с просьбой разрешить мне с женой вернуться домой - в Швейцарию.

Это письмо было отправлено в муниципалитет в Швейцарии, и мы стали ждать ответа... Прошло несколько месяцев, но ответа все не было...

Во время моего нахождения в Братиславе, моя жена приехала в Прагу - с целью изучения языка. К этому времени она прошла подго­товку по специальности радистки и могла самостоятельно вести дву­стороннюю связь. Став настоящей католичкой, моя жена приехала из Праги в Братиславу, где мы вместе ждали ответа от швейцарского пра­вительства.

Я же продолжал трудиться в ткацкой артели и с трудом зараба­тывал на жизнь.

Время шло... Из Швейцарии ответа все не было... Нервы стали сдавать. По согласованию с Центром было составлено новое письмо швейцарским властям об ускорении ответа на наше первое письмо.

Дабы не терять времени зря, набраться смелости и уверенности в своих действиях, я стал посещать разные отделы консульств иност­ранных государств, аккредитованных в Праге, чтобы выяснить воз­можность эмиграции в ту или иную страну Западной Европы.

Меня везде очень хорошо принимали, давали советы, каким об­разом можно эмигрировать в ту или иную страну. Эти мои походы все­лили в меня смелость и уверенность в том, что я именно тот человек, по легенде которого живу и действую. Я даже посетил шведского свя­щенника, который жил в Братиславе и заведовал клубом моряков в Швеции. Моряки шведских кораблей останавливались в этом клубе, как в гостинице.

Прошло еще несколько месяцев, а ответа на второе письмо пока не поступало. Мы решили напомнить швейцарским властям, что очень обеспокоены молчанием управления по выдаче паспортов на предмет выезда в страну и что удивлены таким отношением к гражданам Швей­царии. Я очень нервничал и был расстроен тем, что нахожусь здесь уже более двух лет, а результатов никаких.

Во время посещений разных консульств, как было упомянуто, и во время моего разговора со шведским пастором, который помогал лицам из Восточной Европы выехать в скандинавские страны, я выяс­нил возможности проникновения в Швецию. Для этой цели мне при­шлось выехать в Восточный Берлин и встретиться по рекомендации пастора со шведским коммерсантом. У нас состоялся разговор о воз­можности моего выезда, но для этого были препятствия: нужны были большие денежные средства и знание шведского языка. А эта новая подготовка - на Швецию - заняла бы много времени. Этот вариант я оставил про запас. Если бы ничего не получилось со Швейцарией, то пришлось бы переключиться на Швецию.

Когда мы послали в третий раз просьбу о выдаче разрешения на въезд в Швейцарию, то вложили в конверт наши фотографии, в на­дежде, что это ускорит ответ. Нам ничего не оставалось делать, как ждать. Я продолжал работать в артели и постепенно обживал кварти­ру, в которой, кроме стола и двух стульев, ничего не было. Купить что-нибудь из мебели не представлялось возможным, так как после вой­ны все было разрушено, и магазины были пусты. Пришлось спать на столе. Кроме того, учитывая, что место нашего жительства было вре­менным, мы и не старались приобретать какую-либо мебель. Центр довольно тяжело шел на дополнительные расходы, помимо зарплаты. Возможно, руководство не было уверено в положительном исходе на­меченного плана.

Прошло более двух лет, а к цели, как нам казалось, мы еще не подошли. Настроение было неважное. Напрасно трудились, ждали, тер­пели и, конечно, волновались, что не удастся выехать к месту буду­щей работы.

Однако мы решили не сдаваться и в четвертый раз напомнили швейцарским властям, что удивлены таким долгим молчанием.

В один из незабываемых дней я ушел на работу, опять сел за ткацкий станок, чтобы за смену произвести несколько метров холста и оправдать свое существование перед местными властями. Окончив ра­боту, я, как обычно, отправился домой. Меня очень удивило, что моя вторая половина, Елизавета, как-то с особой радостью меня встреча­ет. Я спрашиваю: «Что случилось, что за радость?» Она поднимает руку и показывает толстый конверт, в котором лежали два паспорта на наши фамилии и информация, что мы можем вернуться на свою «ро­дину» в любое время.

Кончились наши волнения и беспокойства. Задуманные действия увенчались успехом. Но самое трудное было впереди, нужно было осесть в стране будущей работы и начать выполнять задачи Центра.

И все-таки не зря мы потратили годы, хотя это и стоило немалых переживаний и беспокойств. Цель была достигнута.

Надо было ликвидировать свое скудное хозяйство, продать квартиру, расплатиться с долгами и на некоторое время возвратиться в свою родную страну - Советский Союз.

После нескольких недель отдыха в Союзе мы окончательно ос­воили задачи, которые нам предстояло выполнить. О них будет сказа­но в дальнейшем.

Казалось бы, что для нашего отъезда к месту работы все подго­товлено.

Настал день, когда нужно было расстаться временно с настоя­щей Родиной и отправиться в неизведанное.

Солнце ярко светило, но на душе было очень тяжело.

Нелегко было согласиться на такую работу, которая связана с дли­тельным отсутствием на родине и риском для жизни. Следует помнить, что наша семья состояла из пяти человек (двое детей, мама и мы). Характер будущей работы был опасен для жизни. Но страна нужда­лась в людях, которые могли бы за ее пределами внести свой вклад в обороноспособность нашего государства. И мы решились, во имя блага семьи и страны, пойти на такой шаг. Сейчас можно сказать, что наше решение было правильным. Дети за наше отсутствие выросли, полу­чили высшее образование, они уже имеют своих детей и внуков. Се­мья целиком сохранилась. Невзирая на трудности и опасность нашей работы, мы ее с честью выполнили, за что получили награды.

Пришел день отъезда. Долетев до Праги, я задержался на трое суток. Здесь встретился с Новиковым, который занимался отправкой наших людей в дальние края, снабжал их средствами, а также встре­чал разведчиков, которые возвращались на родину. Новиков выдал мне одну тысячу долларов. Это было так мало, что впоследствии, бу­дучи в стране работы, принесло много лишних забот и даже нежела­тельных явлений, связанных с оседанием. Дело в том, что с такой мизерной суммой коммерсанты не выезжают за границу. Эта сумма не давала возможности заняться серьезной коммерческой деятель­ностью вообще, а по линии мехов в особенности. Эта категория ком­мерсантов, как правило, обладает большим капиталом, и к ней отно­сятся в том мире с уважением. Мне же с суммой, которую я получил, фактически не было возможности стать каким-нибудь компаньоном в солидной коммерческой фирме, не говоря уже о самостоятельном деле.

В то время швейцарские власти не возражали против ввоза в стра­ну любой валюты, но ее надо было декларировать. У меня же нечем было похвастать, и таможенники были удивлены, что предъявляют такую маленькую сумму.

Мне было как-то неловко, и я стал оправдываться: «Скоро при­едет моя жена, которая привезет побольше».

Купив на вокзале в железнодорожной кассе билет «Прага-Берн», я сел в поезд как швейцарский гражданин.

В купе вагона, в котором я ехал, был еще один пассажир. Мне он был не знаком, и разговоров никаких не возникло.

Путь от Праги до Берна, хотя и был невелик, но мне показалось, что это очень длинная дорога, и она ведет меня туда, где я никогда не был, но по легенде - это моя Родина. Мои мысли были о родном доме, о семье, о моей разведывательной работе, о том, как сложится моя судьба. Я ехал в город, в котором когда-то был, учился в коммерчес­кой школе и, конечно, должен был знать, где это коммерческое заве­дение находится. Все эти места я изучил по картинкам, по фотогра­фиям, а самое главное, думал о том, удастся ли нам примкнуть к ин­тересной фирме, которая бы являлась хорошим прикрытием для раз­ведывательной работы. Не успел я собраться со своими мыслями, как поезд остановился, и в вагон вошел полицейский, а потом и таможен­ный чиновник для проверки документов. В паспорт мой была постав­лена печатка.

На этом процедура проверки была закончена, и поезд двинулся в сторону вокзала.