Упражнения в потреблении в детской комнате

Эпидемия ожирения

Многочисленные исследования, проведенные в США на тему влияния рекламных роликов на пищевые привычки детей, остались гласом вопиющего в пустыне. Уже в 1980 г. было отмечено, что в американских программах для детей 80% рекламы посвящено темам игрушек, кукурузных хлопьев, сластей, лакомств и ресторанов готового питания. В 1990 г. исследователи обнаружили, что «шесть из десяти рекламных клипов по субботним утрам рекламируют товары, относящиеся к питанию. Большая часть продуктов, которые показывают в них детям, содержит в себе излишне много сахара — это сладкие кукурузные хлопья, пирожные, сласти, сладкие напитки и кексы (…). Эти клипы, как правило, увлекательны, выдержаны в быстром темпе, сделаны с выдумкой, сопровождаются приятной музыкой и проигрышами и разыграны симпатичными актерами. Представление продуктов в них увязано с шутками, позитивными качествами, призами и знаменитостями, вызывающими восхищение»⁷⁰. Но и в ежевечерних игровых фильмах очень многие персонажи едят и пьют⁷¹, правда, это редко бывают регулярные приемы пищи — они, как правило, поглощают лакомства совсем «попутно» — причем точно так же, как и зрители.

Вот с чего предлагают брать пример — и, конечно, не удивительно, что избыточный вес и крайние формы ожирения приобрели в США чуть ли не эпидемический размах, особенно среди детей школьного возраста и молодежи. В 1990 г. исследователи констатировали: 25% детей и 30% подростков имели избыточный вес, а крайние формы ожирения за пятнадцать лет стали встречаться на 98% чаще⁷².

А вот на телеэкранах ожирение вполне логично затушевывается: почти все, кого можно там увидеть, стройны, имеют идеальный вес и являют взору идеальные пропорции фигуры. Они совершенно спокойно поглощают самые калорийные продукты питания, подспудно внушая телезрителю благую весть: «Можешь есть сколько и чего угодно — и не растолстеешь никогда!» При этом, разумеется, никто не говорит ему, что есть сколько угодно, не толстея, может разве что какая-нибудь особа, страдающая истощением. Стало быть, булимия*, как в 1990 г. метко сформулировал В. Г. Дитц, выступает как «наиболее широкая форма приспособления к телевнушениям о питании»⁷³.

_________________
* Булимия — болезнь (встречается прежде всего у женщин), проявляющаяся в маниакальных приступах патологического голода («волчьего аппетита»).
Американские исследователи приложили большие усилия, чтобы показать, что эти послания с телеэкрана фактически влияют на пищевые привычки детей и взрослых. Так, в 1990 г. было выяснено, что между ожирением и потреблением телевидения существует характерная взаимосвязь: «Зрители, смотревшие телевизор более трех часов в день, страдали ожирением вдвое чаще тех, кто смотрел телевизор менее часа в день». Далее, оказалось, что «время, проводимое перед экраном не ожиревшими детьми, позволяло достаточно надежно предсказывать, грозит ли им в более позднем возрасте опасность заболеть ожирением»⁷⁴.

Нэнси Синьорьелли, подробно изучавшая воздействие телевидения на пищевые привычки зрителей, закончила свой отчет словами: «Итак, телевидение и масс-медиа вообще предлагают весьма проблематичные и потенциально опасные сведения о пище и питании. (…) Поэтому нам очень важно осознать все коварство этих сообщений о пище и питании в масс-медиа — особенно если они адресованы детям и подросткам. Если мы хотим жить долго, сохраняя здоровье, нам придется извлечь отсюда урок»⁷⁵.

Сколь бы ни был верен этот призыв к разуму, он не подействует на заядлых телезрителей, ведь они уже безнадежно увязли в заколдованном круге своей мании: тот, кто много времени отдает телевизору, не может много заниматься спортом и потому легко жиреет; но если он уже ожирел, у него нет желания заниматься спортом, — и вот круг замыкается: он сиднем сидит у телевизора, поглощая калорийные лакомства, которые при таких условиях, как показано в первой главе, усваиваются организмом еще менее, чем при полном безделье.

Когда дети становятся убийцами

22 апреля 1999 г. «Зюддойче цайтунг» замечала по поводу резни в Литлтоне, штат Колорадо (США): «Статистики утверждают, что в среднем за свою жизнь вплоть до поступления в колледж молодой человек мог увидеть в масс-медиа изображения более чем 200 000 преступлений, связанных с насилием, и репортажи о примерно 16 000 убийствах — по телевизору».

Вновь и вновь повторяющиеся в последние годы в прессе подобные сообщения указывают на тенденцию, привлекающую к себе и в Европе все более обеспокоенное внимание по мере приумножения числа телеканалов. Рост показа насилия по телевидению стал темой, не только крайне ожесточенно дебатировавшейся в кругах специалистов, но и превратившейся в предмет оживленных обсуждений и в самих масс-медиа, и в обществе. За всю историю телевидения этой дискуссии не было равных: она оставила далеко позади даже дебаты о рекламных клипах для детей.

Дискуссия о воздействии масс-медиа велась страстно, как никакая другая, но и, как никакая другая, дала неопределенные выводы. В ее ходе, к примеру, ссылались (справедливо, но на деле цинично) на давление коммерции, которое ощущают на себе владельцы телеканалов в ежедневной борьбе за просмотровое время. В этой связи, пишет Удо Михаэль Крюгер, «участившееся обращение к темам насилия и секса как орудие в усиливающейся конкурентной борьбе кажется неизбежным, потому что ее участники стремятся добиться большей дальнобойности, привлекая к своим передачам больше внимания, и таким путем достичь коммерческого успеха. На губительные побочные эффекты для отдельных телезрителей можно не стесняясь закрывать глаза, тем более что доказать прямую причинную зависимость тут попросту невозможно»⁷⁶.

Зато другие считали, что показ сцен насилия не принес бы вовсе никакой прибыли, если бы не было зрителей, наслаждающихся ими. И действительно, многие исследователи приводят данные о том, что велико число потребителей телевидения, не только относящихся терпимо к самым крайним проявлениям насилия на экране, но и откровенно смакующих их. Это число, видимо, примерно равно числу тех, кто такими сценами возмущается. По этому поводу часто задают вопрос: а что вообще понимать под насилием? Для детей, скажем, весьма привлекательно «насилие развлекательного типа» в фантастических фильмах или в комиксах. Может быть, уже это опасно? Или таким путем мы как раз и внушаем детям, что насилие безвредно и ни к чему плохому не ведет?

Совсем уж неразрешимым оказался вопрос, побуждают ли детей и подростков сцены насилия на экране подражать им на практике. Некоторые исследователи годами упрямо держались тезиса, что телевидение, наоборот, прямо-таки устраняет агрессивность, поскольку дает возможность пережить агрессивное влечение не в реальности, а в воображении (теория катарсиса*), или хотя бы сдерживает его, возбуждая страх перед экранным образом (теория сдерживания). Впрочем, нигде как будто бы не найти и окончательного доказательства, что экранное насилие влечет за собой насилие реальное. Даже тезис о том, что, постоянно видя сцены насилия, телезритель мало-помалу примиряется с ним как явлением повседневным, вроде бы опровергается длительными исследованиями.

________________
* Катарсис — «очистительное» для души эмоциональное потрясение (такое действие, по Аристотелю, оказывает трагедия).
И все-таки исследователи не могут в конечном счете игнорировать понимание того, что «ни благонамеренная, но преуменьшающая опасность теория катарсиса, ни теория сдерживания не могут считаться достаточно надежными: вредоносные воздействия тут вполне возможны — даже если их причинную обусловленность еще нельзя доказать неопровержимо»⁷⁷. Давление общественного мнения возросло, в результате чего в дело вмешался законодатель, владельцы телеканалов оказались под ударом регулярных разоблачений в публикациях о доле показа насилия в отдельных программах и поспешили восполнить урон престижа добровольным самоограничением. Казалось, общество добилось своей цели. Но поскольку до сих пор бесспорным было только, «что сцены насилия могут оказывать негативное воздействие на проблемные группы», а в остальном в науке царит большая неуверенность «относительно того, как и насколько экранное насилие воздействует на эти проблемные группы»⁷⁸, то ограничения не могли быть очень уж строгими.

Оказалось невозможным добиться на практике ни торжества правосудия, ни неоспоримых научных доказательств прямой взаимосвязи между показом насилия по телевидению и конкретным насильственным деянием. В результате проблема не снята, а только смягчена.

Между тем жизнь говорит свое. Начиная с 1996 г. цепь убийств, совершаемых школьниками, в американских школах так и не прерывалась, а масштабы боен становились все более устрашающими.

• 2 февраля 1996 г. в штате Вашингтон четырнадцатилетний подросток застрелил учителя и двух школьников.

• 19 февраля 1997 г. на Аляске семнадцатилетний школьник застрелил директора школы и одноклассника.

• 1 октября 1997 г. в штате Миссисипи шестнадцатилетний школьник зарезал свою мать, поехал в школу и застрелил там двух девочек, а семерых других детей тяжело ранил.

• 1 декабря 1997 г. в штате Кентукки четырнадцатилетний школьник на утреннем богослужении застрелил троих одноклассников и ранил пятерых. По его собственному признанию, он воспроизводил сцену из видеофильма.

24 марта 1998 г. в Джонсборо (Арканзас) произошла резня особого рода: двое подростков, одиннадцати и тринадцати лет, надели полевую армейскую форму, вооружились целым арсеналом стрелкового оружия, вбежали на перемене во двор своей школы и открыли беспорядочную стрельбу по школьникам и учителям. После они сами удивлялись тому, что натворили: пятеро погибли, десятеро ранены, некоторые тяжело. Губернатор штата Арканзас возложил вину за это «на культуру, где дети оставлены на произвол десятков тысяч убийств, демонстрируемых по телевидению и в кино»⁷⁹.

• 24 апреля 1998 г. в Пенсильвании четырнадцатилетний школьник на школьном бале застрелил учителя и ранил еще троих человек.

• 21 мая 1998 г. в Орегоне пятнадцатилетний подросток застрелил своих родителей, после чего отправился в буфет своей школы и застрелил школьника, а девятнадцать других ранил.

• Самой страшной за последние годы оказалась бойня, учиненная 20 апреля 1999 г. в школе города Литлтона (штат Колорадо) двумя школьниками, семнадцати и восемнадцати лет: они расстреляли двенадцать школьников и учителя, ранили двадцать восемь других ребят, заложили в здание школы больше тридцати бомб, после чего покончили с собой. Как выяснилось позже, это злодеяние они планировали очень долго.

• Неделей позже в Канаде четырнадцатилетний убийца-подражатель стрелял в двух школьников, один из которых умер.

Сообщения о подобных вспышках насилия приходили и из Японии (убийства в Кобе в мае 1997 г., поножовщина среди подростков в марте 1998 г.).

Разумеется, было бы неправильно просто обвинить в этом насилии телевидение и думать, что вот оно все и объяснилось. Есть и совершенно иные серьезные причины насилия в нашем обществе⁸⁰. И тем не менее нельзя пройти мимо одного факта: упомянутые школьники, прежде чем совершить это в действительности, несчетное число раз пережили, глядя на телеэкран, хладнокровную стрельбу по людям как совершенно безобидное и не оставляющее никаких последствий театральное представление. Пусть даже причины их преступлений надо искать в совсем других местах — во всяком случае, для их совершения экран предоставил им все мыслимые импульсы, даже выбор для самоидентификации в виде «крутых» героев, которые так нравятся подросткам.

А те самые взрослые, что с таким ужасом взирают на настоящие убийства, считают нормальными ежедневные убийства на телеэкране и дают детям с младенческого возраста по каплям принимать весть: стрельба по людям — всего лишь шутка и больше ничего. Они полагаются на то, что дети прекрасно умеют отличать фикцию от реальности. А что, если дети не проводят это различие со всей четкостью? Спишем все на «несчастный случай на производстве» и будем продолжать как ни в чем не бывало?

Американский военный психолог Дэйв Гросмен в 1999 г. настоятельно предупреждал общественность, что «показы насилия в масс-медиа и еще более опасные, пропитанные наси лием интерактивные видеоигры» запускают у детей и подростков как раз те психические механизмы, с помощью которых профессиональных солдат учат убивать⁸¹. К этому он добавил: «Я почти 25 лет прослужил пехотным офицером и психологом, и задачей моей было — делать людей способными к убийству; в ее выполнении мы и преуспели. Однако способность убивать не возникает сама собой — в ней нет ничего естественного. Этому надо учить. Сегодня мне уже ясно: точно так же, как на военной службе мы кондиционировали* и тренировали людей, чтобы они смогли убивать, — мы совершенно бездумно, слепо допускаем, чтобы такое происходило и с нашими детьми»⁸². В качестве главных условий такого кондиционирования он называет выработку жестокости и бесчувственности. То и другое показ насилия поощряет в детях с самого нежного возраста.

________________
* Психологический термин, означающий «вырабатывать условный рефлекс».
После трагедии в Джонсборо множество европейских и канадских тележурналистов брали интервью у Гросмена. Но, по его собственным словам, «ни один американский телеканал заинтересованностине проявил. Американское телевидение молчит о моей истории. Оно знает, что виновато, и хочет избежать посягательств на свою верховную власть. Сегодня ничто не укроется от рыскающих глаз телекамер — кроме их собственного губительного влияния на детей»⁸³. Характерно уже одно то, как американская общественность отреагировала на бойни в Джонс-боро в 1998-м и Литлтоне в 1999 г.: президент США Билл Клинтон, правда, допустил, что «средний американский подросток вплоть до восемнадцатилетнего возраста успевает увидеть по телевидению и в кино больше сорока тысяч сцен убийства»⁸⁴, но оживленные дебаты, прошедшие в США, крутились по большей части вокруг вопроса, не стоит ли еще больше ограничить доступ к стрелковому оружию.

Тем самым фокус проблемы сместился на принципиальный спор о якобы священном и неотъемлемом праве свободного человека в свободном обществе носить оружие всегда и везде. Правда, для США это и впрямь насущный вопрос, потому что там доступ к оружию имеют даже дети дошкольного возраста. Но что касается упомянутых массовых убийств, речь идет в первую очередь не о том, как оружие оказалось у убийц, а о мотивах, заставивших их совершить эти преступления, и тут уж просто нельзя замалчивать ежедневное экранное насилие, как будто оно здесь совсем ни при чем. Тем не менее политики вплоть до президента поспешили наобещать ужесточение законов об оружии, а вот о преградах ежедневному показу насилия никто всерьез так и не сказал. Что еще для этого должно произойти? Неужто паралич воли зашел так далеко, что нас не вырвать из него даже катастрофам?

 

3. Как относиться к телевидению по-взрослому?