Знает ответы далеко не на все вопросы, а лишь на те, что в них нуждаются
жүктеу/скачать 1.39 Mb.
|
| Глава восемнадцатая
1 Обо всем этом Полли Чалмерс ничего не знала. В то время как Касл Рок пожинал первые плоды трудов Лилэнда Гонта, она находилась в конце шоссе N3, в имении старого Кеймбера. Отправилась она туда сразу же после разговора с Аланом. «Разговора? — удивлялась своим мыслям Полли. — Разве можно назвать разговором то, что она выпалила ему по телефону?». «Нет, — возразила себе Полли, — разговором это назвать нельзя. Но ведь он действовал у меня за спиной, вынюхивал, шпионил! А когда я поставила ему это в вину, стал врать и увиливать. Он все врал! А такое поведение не может не вызвать вспышки гнева у нормального человека». Что-то внутри нее возражало против таких обвинений, и если бы Полли прислушалась, то возражения прозвучали бы гораздо тверже и отчетливее, но она слушать не желала. Никого не желала слушать, а уж тем более какой-то жалкий внутренний голос. И вообще, она больше не собиралась думать о разговоре с Аланом. Ее единственным желанием было закончить свои дела на шоссе N3 и вернуться домой. А как только это случится, она примет прохладный душ и будет спать часов четырнадцать-шестнадцать подряд. И все-таки внутреннему голосу удалось ввернуть пару слов. — Но, Полли… — нерешительно произнес он, — …ты подумала… Нет, она не подумала. У нее еще будет время подумать, но не сейчас. Вместе с мыслями рождается боль и обида… Поэтому сейчас она будет думать только о деле, больше ни о чем… Над имением Кеймбера витала тайна. Поговаривали, что там водятся привидения. Не так давно, несколько лет тому назад, у ворот поместья умерли двое — маленький мальчик и шериф Джордж Баннерман. Неподалеку, у подножья холма, расстались с жизнью еще двое — Гари Первьер и сам Джо Кеймбер. Полли остановила машину поблизости от того места, где однажды имела несчастье припарковать свой «форд пинто» женщина по имени Донна Трентон. Когда Полли выходила из машины, азка качнулась на труди. С затаенным страхом она оглядела расшатанное полусгнившее крыльцо дома, некрашеные, увитые плющом стены, слепые без стекол глазницы окон. Кузнечики распевали в траве свои глупые песенки под лучами знойного солнца так же, как в те страшные дни, когда Донна Трентон боролась за свою жизнь и за жизнь своего сына. «Что я здесь делаю, — подумала Полли. — Что, во имя всего святого, я здесь делаю?». Но ответ на этот вопрос она знала, и он не имел ничего общего с Аланом Пэнгборном, или Келтоном, или Комитетом по социальному обеспечению детей. Это маленькое путешествие не имело никакого отношения к любви, оно было связано только с физическими страданиями. Вот и все… но и этого вполне достаточно. Что-то затаилось в маленькой серебряной безделушке. Что-то живое. И если она не выполнит условия сделки с Лилэндом Гонтом, это живое погибнет. Полли сомневалась, что будет в состоянии вынести ту страшную всепоглощающую боль, с какой проснулась в воскресенье. Если ей придется эту боль пережить вновь, она покончит с собой. «И дело тут не в Алане, — думала Полли, направляясь к амбару с болтающимися на петлях воротами и покосившейся крышей. — Он обещал, что пальцем его не тронет». — А почему, собственно, тебя это так волнует? — прошептал неунимавшийся внутренний голос. Полли это волновало, так как она не желала вредить Алану. Она злилась на него — да, безусловно — обиделась насмерть, но не собиралась действовать его же методами, поступать с ним так, как он поступил с ней. Но Полли… ты подумала… Нет. Нет! Она собиралась разыграть Туза Мерилла, и ей было на него наплевать. Она даже не была с Тузом знакома, только знала понаслышке. Разыграть надо Туза, но… Но Алан, отправивший в свое время Туза в Шошенк, тоже имел к этому отношение. Так подсказывало ей сердце. Может ли она отказаться от задуманного? Может ли, если даже пожелает? Теперь уже вставал вопрос и о Келтоне. Мистер Гонт предупредил, что не ручается за сохранение тайны, за то, что она не станет достоянием всего города… Вернее, он на это намекнул. Она не может допустить, чтобы это случилось. Разве женщина не имеет права на гордость? Разве не имеет она права хотя бы на такую малость, когда не осталось больше ничего и это единственная монетка, завалявшаяся в кошельке? Да, имеет. И еще раз да. И еще раз. Мистер Гонт предупредил, что она найдет единственный необходимый инструмент в амбаре, и Полли медленным шагом направлялась туда. Иди туда, куда тебе назначено судьбой, Триша, говорила покойная тетя Эвви, но иди туда живая, не превращайся в привидение. И вот теперь, оказавшись на пороге амбара, двери которого висели, распахнутые настежь, на ржавых петлях, она чувствовала себя привидением. Никогда не испытывала такого ощущения, как теперь. Азка качалась на груди совершенно самостоятельно, по собственной воле. Что-то внутри нее живет. Это живое Полли было не по душе, но еще больше ей не хотелось, чтобы оно умирало. Она выполнит поручение мистера Гонта, порвет с Аланом Пэнгборном (глупо было вообще начинать их отношения, теперь это яснее ясного) и продолжит свою жизнь в одиночестве. Почему бы нет? В конце концов, в этом нет ничего особенного. 2 Лопата стояла именно там, где должна была по словам мистера Гонта: прислонившись к стене, в пыльном луче света. Полли взялась за гладкий отполированный множеством рук черенок. Внезапно ей показалось, что она слышит глухой стон, доносившийся из затененных углов амбара. Как будто обезумевший Святой Бернард, убивший верзилу Джорджа Баннермана и послуживший причиной смерти Тэда Трентона, все еще обитал здесь, воскресши из мертвых безумнее, чем был раньше. По рукам Полли пробежали мурашки, и она выскочила из амбара. Во дворе тоже было невесело, в особенности от тоскливого вида заброшенного полуразрушенного дома, но все же лучше, чем в амбаре. — Что я здесь делаю? — снова спросила себя Полли и, услышав в ответ внутренний голос, узнала его: он принадлежал тете Эвви. «Превращаешься в привидение, — говорила она. — Вот что ты здесь делаешь — превращаешься в привидение». Полли крепко зажмурилась. — Перестань, — умоляюще прошептала она. — Прошу тебя, перестань. — Правильно, — подсказал голос, который на этот раз принадлежал Лилэнду Гонту. — И потом, что тут такого особенного? Всего-навсего безобидная шутка. А если она выльется во что-то посерьезнее — скорее всего этого не случится, но просто предположим — так что ж? Кто в этом виноват? — Алан виноват, — прошептала Полли. Она взволнованно часто моргала и стискивала руки под грудью. — Если бы он сразу пришел ко мне поговорить, объясниться, если бы не совал нос в дела, которые его не касаются… Первый голос снова пытался вмешаться, но Лилэнд Гонт снова заставил его замолчать. — Тоже верно, — сказал он. — То, что вы здесь делаете, Полли, очень просто: вы расплачиваетесь. Вот что вы делаете, и больше ничего. Привидения тут не при чем. Запомните самое простое и замечательное правило коммерции: как только вы за вещь расплатились, она ваша. Вы ведь не ожидали, что такая великолепная вещица окажется столь дешевой, не так ли? Но как только вы за нее расплатитесь, она станет целиком вашей. Ну так как, будете тут целый день торчать и слушать всякие странные старые голоса, или займетесь делом, ради которого пришли? Полли открыла глаза. Азка перестала качаться на груди. Если она и в самом деле качалась — а Полли теперь была в этом не уверена, — то наконец успокоилась. Дом выглядел вполне обыкновенно: просто заброшенный и запущенный. Зияющие пустотой окна перестали походить на слепые глазницы — обычные окна, в которых малолетние озорники повыбивали камнями стекла. Если она и слышала какие-то звуки в амбаре — а Полли и в этом теперь не была уверена — то наверняка это скрипели на палящем солнце рассыхающиеся доски. Родители ее умерли. Маленький любимый мальчик умер. И собака, так ожесточенно и упрямо остерегавшая этот двор в течение трех дней и ночей одиннадцать лет тому назад, тоже умерла. Так что никаких привидений. — И я тоже не привидение, — сказала вслух Полли и стала обходить амбар. 3 «Когда вы обойдете амбар, — говорил мистер Гонт, — и окажетесь на задах, то увидите останки старого трейлера». Так Полли и сделала. Некогда серебристого цвета «эйр-флоу» почти полностью зарос одуванчиками и запоздалыми подсолнухами. Слева от трейлера вы увидите большой плоский камень. Полли камень тоже легко обнаружила — большой, как плита для мощения двора. Сдвиньте камень и копайте. Приблизительно на глубине двух футов вы наткнетесь на консервную банку. Полли сдвинула камень и принялась копать. Не прошло и пяти минут, как острие лопаты звякнуло о жесть. Отложив инструмент, Полли стала выгребать землю руками, разрывая переплетенные корни сорняков. Минуту спустя банка оказалась у нее в руках. Она проржавела, но не сгнила. Этикетка отскочила, и Полли прочла на ее обратной стороне рецепт приготовления ананасового пирога (правда, строчка, перечислявшая ингредиенты, была так запачкана землей, что различить ее уже не представлялось возможным. Она рассмотрела только год выпуска — 1969). Подцепив ногтем крышку, Полли сорвала ее. Из банки вылетела струя воздуха, заставившая ее сморщиться и отвернуться. Еще раз внутренний голос попытался дознаться, что она тут делает, но Полли оборвала его на полуслове. Заглянув внутрь банки, она увидела именно то, о чем предупреждал мистер Гонт: пачку облигаций Золотого займа и несколько выцветших фотографий женщины, совершавшей половой акт с собакой породы колли. Все это она из банки достала, спрятала в карман и вытерла пальцы о джинсы. Вымоюсь, как только представится возможность, пообещала себе Полли. Прикосновение к вещам, много лет пролежавшим в земле, создавало ощущение нечистоплотности. Из другого кармана она достала конверт с печатью. Прописными буквами на нем было напечатано: ПОСЛАНИЕ БЕССТРАШНОМУ КЛАДОИСКАТЕЛЮ Полли вложила конверт в банку, закрыла ее крышкой, опустила в ямку и стала быстро и небрежно забрасывать землей. Больше всего на свете ей теперь хотелось как можно скорее отсюда убраться. Закончив работу, она быстрым шагом пошла прочь, бросив лопату на землю между подсолнухов. Возвращаться в амбар и вновь слушать неприятные шорохи, какого бы непритязательного и мирного происхождения они ни были, Полли не желала. Подойдя к машине, она открыла сначала дверь со стороны пассажирского сидения, а затем «бардачок». Покопавшись в ворохе бумаг, извлекла коробок спичек. Только с четвертой попытки ей удалось зажечь спичку. Руки совсем не болели, но так дрожали, что первые три спички она сломала. Когда четвертая спичка воспламенилась, Полли, держа ее в правой руке (огонек был почти невиден в ярком солнечном свете), левой достала из кармана облигации и отвратительные фотографии. Поднеси спичку к пачке, она дождалась, пока пламя охватит бумагу. Тогда она отбросила спичку и опустила руку с бумагой вниз, чтобы лучше горела. Женщина была худа, с ввалившимися глазами. Пес — жалкий, паршивый, но с выразительным, как будто растерянным взглядом умных глаз. Полли с облегчением смотрела, как фотография чернеет и изображение пропадает. Когда все снимки съежились, Полли бросила пачку на землю, как раз на то место, где женщина однажды до смерти забила другую собаку, принадлежавшую Святому Бернарду, бейсбольной битой. Маленькие языки пламени весело подпрыгивали, и бумага быстро превращалась в кучку пепла. Наконец все сгорело дотла, пламя утихло, погасло, и в этот момент неожиданный порыв ветра подхватил горку пепла и развеял ее. Крупные хлопья взмыли в горячий, напоенный солнцем воздух и понеслись к трубе на крыше. Полли следила за их полетом, и в глазах ее рождался страх. Откуда взялся этот ветер? Ну прошу тебя! Пожалуйста, перестань быть такой… И вдруг снова возник тот стон, на этот раз гораздо более громкий и отчетливый. Он донесся со стороны амбара и звучал не в ее воображении — это не доска скрипела. Это выла собака. Полли, испуганно вздрогнув, повернула голову в ту сторону, откуда доносился скорбный вой, и увидела, что из темноты амбара на нее смотрят два красных круга. Она бегом пустилась к противоположной двери, больно стукнувшись впопыхах бедром о край капота, села за руль, плотно закрыла все окна и заперла двери. Затем она повернула ключ в замке зажигания… Двигатель чихнул… но не завелся. «Никому не известно, где я, — поняла вдруг Полли. — Никому, кроме мистера Гонта… а он не скажет». Она представила себе, что попадает здесь в ловушку, как когда-то попала Донна Трентон с сыном. Но потом двигатель завелся, и Полли вывела машину со двора задним ходом на такой скорости, что едва не влетела колесом в яму у ворот. Переведя рычаг на передачу, она понеслась обратно в город так быстро, как только могла осмелиться. О том, чтобы вымыть руки, Полли и думать забыла. 4 Туз Мерилл скатился с кровати в то самое время, когда в тридцати милях от него разбил себе голову пулей из ружья Брайан Раск. Он пошел в ванную комнату, расстегивая на ходу грязные штаны, и там, встав у унитаза, мочился, как ему показалось, целый час, а то и два. Потом поднял руку и понюхал подмышкой. Взглянув на душ, задумался, но от мысли освежиться отказался. У него впереди долгий трудный день. Душ подождет. Из ванной он вышел, даже не спустив воду, — что естественно, то не стыдно, таков был стержень философии Туза — и направился прямо к столу, где со вчерашнего дня на зеркальце для бритья дожидался остаток порции, подаренной мистером Гонтом. Потрясающий товар — в носу легко, в голове жарко. Оставалось совсем немного, поскольку, как и предупреждал мистер Гонт, вчера Тузу приходилось подзаправляться довольно часто, но он подозревал, что там, откуда это сокровище появилось, его еще вдоволь. Краем водительского удостоверения Туз разгреб оставшуюся кучку на две полосы. Втянув носом поочередно сначала одну, потом другую, он почувствовал, как в голове будто ракета «Шрайк» стартовала. — Бум! — воскликнул Туз голосом Уорнера Вулфа. — А теперь валим в видеосалон. Он натянул прямо на голую задницу джинсы, сверху нацепил майку Харли— Дэвидсон и, решив, что именно так должны одеваться современные кладоискатели, дико расхохотался. Вот черт, ну и хорош порошок! Уже подходя к двери, он случайно бросил взгляд на вчерашнюю добычу и вспомнил, что собирался позвонить Нэту Коупленду в Портсмут. Вернувшись в спальню, Туз разворошил сваленную в беспорядке одежду в верхнем ящике шкафа и отыскал там электронную записную книжку. Затем он пошел в кухню, сел к столу и, сняв телефонную трубку, набрал номер. Едва ли он застанет Нэта на месте, но попытаться стоило. Кокаин шуршал и гудел в голове, хотя возбуждение уже улетучивалось. Добрая порция кокаина делает тебя другим человеком. Вся беда в том, что первым желанием нового человека была дополнительная порция, а именно ее у Туза не было. — Дааа, — лениво протянул голос на другом конце провода и Туз понял, что снова попал в десятку, — вот везуха! — Нэт! — заорал он в трубку. — Кто это, черт тебя побери? — Я это, я, старая задница! — Туз? Неужели?! — А кто же еще? Как поживаешь, старина Нэтти? — Потихоньку. — Судя по тону, Нэт был не слишком рад звонку приятеля по Шошенку. — Чего тебе надо, Туз? — И это называется старый друг! — Прижав трубку к уху плечом, он придвинул поближе пару ржавых консервных банок. Одну их них он выкопал за домом старого Треблхорна, другую достал из погреба на ферме Мастерса. Там только погреб и остался, дом сгорел, когда Тузу было всего десять лет. В первой банке оказались четыре пачки облигаций «Эс энд Эйч» и несколько перевязанных бечевкой пачек купонов табачной фирмы Рейлей. Во второй — несколько векселей и шесть уложенных колбасками пакетиков монет. Но монеты эти были не совсем обыкновенные. Они были белые. — А может быть, я просто удочку забрасываю, — продолжал он поддразнивать старого знакомого. — Спросить, как поживает твой геморрой, не донимает ли радикулит. Ну что-нибудь вроде этого. — Чего тебе надо, Туз? Туз достал из банки одну из монетных колбасок. Банковская бумага, в которую обычно упаковывали монеты, выцвела и превратилась из лиловой в грязно-розовую. Он вытряс из нее на ладонь две монетки и стал с интересом их разглядывать. Если кому-нибудь и стоит об этом рассказывать, то именно такому человеку, как Нэт Коупленд. Он когда-то держал магазин в Киттери под названием Коупленд Нумизмат. И сам имел коллекцию монет, входившую в десятку самых знаменитых в Новой Англии, во всяком случае по словам самого Нэта. А потом он увлекся кокаином. В течение четырех-пяти лет своего нового увлечения он постепенно распродал одну за другой все монеты — втянул их через нос, образно выражаясь. В 1985 году полиция, повинуясь сигналу тревоги, прозвучавшему из магазина Лонг Джон Сильвер в Портленде, приехала и застала Нэта Коупленда в подсобном помещении. Он укладывал серебряные доллары Леди Либерти в замшевый мешочек. Вскоре после этого Туз и познакомился с ним. — Ну что ж, раз ты так настаиваешь, я задам тебе вопрос. — Всего лишь вопрос? — Только и всего, старина. — Ну, валяй. — В голосе Нэта прозвучало едва заметное облегчение. — Спрашивай. Мне время дорого. — Верно, — сказал Туз. — Дела, дела, дела. Есть куда пойти, есть кого скушать, правильно я говорю, Нэтти? Он рассмеялся. Ему было весело. И не от кокаина. Просто день такой выдался. Вернулся на рассвете, благодаря принятой порции заснуть не смог до десяти утра, несмотря на задернутые шторы и физическое истощение, и все же мог хоть сейчас грызть зубами железные решетки и гнуть подковы. А почему бы нет? Почему, черт возьми, нет? Он стоял на пороге несметного богатства. Он знал это, чувствовал всеми фибрами души. — Туз, у тебя действительно ко мне дело, или ты звонишь, чтобы время провести? — Нет, не для того, чтобы провести время. Слушай, Нэт, хочешь понюхать дряни? Прямо сейчас? — Ну да? — Из голоса Нэта сразу улетучилась вся лень и усталость. Он прозвучал нетерпеливо, даже резко. — Ты меня за нос водишь, Туз? — Ни-ни, расплачусь первоклассной штучкой, приятель. — А в долю меня можешь взять? — В чем вопрос? — сказал Туз, даже и не помышляя исполнить обещание. Он вытряс из выцветшего бумажного пакета еще три-четыре монеты и теперь выкладывал их на столе в прямую линию. — Но ты должен сделать мне одолжение. — Говори. — Скажи, что ты знаешь о белых монетах? На другом конце провода возникла пауза. Затем Нэт осторожно произнес. — Белые монеты? Ты имеешь в виду металлические? — Откуда мне знать, что я имею в виду, — ты нумизмат, не я. — Посмотри на год выпуска. Нет ли там 1941-1945? Туз перевернул монеты обратной стороной. Одна из них была 1941 года выпуска, четыре — 1943 и последняя — 1944. — Да. Так и есть. Чего они стоят, Нэт? — Он пытался скрыть возбуждение, но ему не слишком это удавалось. — Если по одиночке продавать — не Бог весть что, но гораздо больше, чем все остальные. Может быть, доллара по два за штуку. В крайнем случае — три, если не БУ. — А что это значит? — Не бывшие в употреблении. То есть в превосходном состоянии. У тебя их много, Туз? — Очень мало, Нэт. Всего несколько штук. — Он был разочарован. У него было шесть свертков, то есть триста монет и те, которые он теперь держал в руках, судя по всему БУ. Не совсем стертые, но далеко не новенькие. Шестьсот, в крайнем случае, восемьсот долларов. Не слишком шикарный улов. — Так приноси их мне, — сказал Нэт. — Я заплачу тебе по высшей оценке. — Он помолчал, потом добавил. — И захвати с собой своего первоклассного порошка. — Я подумаю, — сказал Туз. — Эй, не вешай трубку. — А, пошел ты… — сказал Туз и трубку повесил. Он еще несколько минут сидел, теребя в пальцах монеты и переставляя с места на место банки. Что-то было во всем этом непонятное. Бесполезные облигации и кучка монет на шестьсот долларов. К чему это все? «К черту, — подумал Туз, — все это ни к чему. Где настоящий клад? Где настоящие бабки?». Он встал из-за стола, вернулся в спальню и воспользовался остатком последней порции, выданной Лилэндом Гонтом. Выйдя из комнаты с книгой и картой в руках, чувствовал себя уже гораздо лучше. А вот это как раз к чему. И очень даже. Теперь, подзаправившись, он прекрасно соображал. В конце концов на карте крестиков тьма тьмущая, а он поковырял лишь под двумя камнями, которые этими крестиками обозначены. И под каждым что-то да нашел. Крестик + плоский широкий камень = клад. Вполне вероятно, Папаша на старости лет подобрел гораздо более того, чем о нем думали горожане, и пропустил пару кушей под конец жизни, перепутав бриллианты с дерьмом, но все же золото, деньги, а может быть и страховка, должны быть где-то под одним из этих широких плоских камней. Он это доказал. Его дядюшка спрятал ценности, а не только кучку никому не нужных облигаций. На ферме Мастерса он обнаружил шесть свертков монет стоимостью по меньшей мере шестьсот долларов. Не Бог весть что… но и не пустое место. — Там есть все, — произнес вслух Туз, и глаза его безумно сверкнули. — Все, говорю вам, под одним из этих камней, а может быть под двумя или тремя. Он знал это. Достав листок коричневой бумаги с картой из книги, он повел пальцем от одного креста к другому, пытаясь догадаться, какое из отмеченных мест окажется наиболее счастливым. Палец застыл на имении старого Джо Кеймбера. Единственное место, обозначенное двумя крестами неподалеку друг от друга. Он стал медленно водить пальцем по отрезку между этими двумя крестиками. Жизнь Джо Кеймбера окончилась трагически и забрала с собой в могилу еще три жизни. Его жена и сын в этот момент отсутствовали. Отдыхали. Люди типа Кеймберов не часто позволяют себе брать отпуск, но, насколько Туз помнил, Чэрити Кеймбер выиграла небольшую сумму в государственной лотерее. Он пытался что-нибудь еще припомнить, но не мог. У него тогда своих дел было по горло. Что же миссис Кеймбер сделала, когда, вернувшись с сыном домой, обнаружила своего драгоценного супруга — первоклассное дерьмо по всем статьям, судя по разговорам, — почившим в бозе и похороненным? Выехала из штата? Так? А имущество? Может быть, она решила его продать на скорую руку. В Касл Рок, когда дело доходило до того, чтобы что-нибудь провернуть на быструю руку, обратиться было не к кому, кроме Реджинальда Мэриона — Папаши Мерилла. Обращалась ли она к нему? Он мог предложить ей жесткие условия — это было вполне в его стиле — но если она и вправду торопилась убраться, ее могли устроить и такие. Короче говоря, имение Кеймбера, вполне вероятно, к моменту смерти дядюшки тоже находилось в его владении. Предположение переросло в уверенность в сознании Туза минуту спустя после того, как пришло в голову. — Имение Кеймбера, — произнес он вслух. — Бьюсь об заклад, что сокровище там. Именно там. Тысячи долларов! Может быть, десятки тысяч! Помоги, Бог! Он свернул карту, сунул ее обратно в книгу и почти бегом помчался к «шевроле», который одолжил ему мистер Гонт. Оставался нерешенным еще один вопрос: если Папаша действительно умел отличать бриллианты от дерьма, то зачем он прятал никчемные облигации и векселя? Туз отогнал от себя досадную мысль и понесся по дороге, ведущей в Касл Рок. 5 Дэнфорт Китон вернулся домой в Касл Вью как раз в тот момент, когда Туз ехал в более отдаленный район города. Умник все еще оставался прикованным к дверной ручке, но настроение у него было близкое к эйфории. Последние два года он провел в неустанной борьбе с тенями, и тени одерживали верх. Наступали моменты, когда он понимал, что близок к безумию… чего, безусловно, Они и добивались. По дороге от Мейн Стрит к дому он заметил несколько «летающих тарелок». Он замечал их и прежде, каждый раз задавая себе вопрос, не часть ли они того, что происходит в городе. Но теперь он знал точно: никакие это не «летающие тарелки». Разрушители сознания. Они могли даже не целиться в его дом, но если и не в его, то в дом других людей, таких же, как он, здравомыслящих, понимающих, что их внешний вид всего лишь адский маскарад. Умник остановил машину на подъездной дороге у гаража и нажал кнопку автоматического открывания ворот, прикрепленную к козырьку на ветровом стекле. Дверь стала медленно подниматься, но в тот же момент он почувствовал сильную головную боль. Он понял, что это тоже Их злобные шутки — заменили кнопку на другую, чудовищную, которая, открывая ворота, одновременно посылала гибельные лучи ему в голову. Сорвав кнопку, он вышвырнул ее в окно, прежде чем въехать в гараж. Выключив мотор, он открыл дверь и вышел из машины. Наручник намертво приковал его к ручке двери. На полках, развешенных по стенам гаража, инструментов, подходящих для такого случая, было достаточно, но дотянуться до них он не мог. Умник снова протянул свободную руку в машину и нажал гудок. 6 Миртл Китон, у которой своих забот сегодня было по горло, лежала в спальне в полудреме. Услышав гудок, она резко села в постели и заморгала от страха. — Я сделала, — прошептала она. — Я сделала все, что ты приказал, так оставь меня в покое. Тут она поняла, что видела сон, что мистера Гонта на самом деле в комнате нет, и вздохнула с облегчением. БИИИП! БИИИП! БИИИП! Гудок очень похож на тот, что в их «кадиллаке». Она взяла в руки куклу, лежавшую рядом с ней на постели, прекрасную куклу, купленную в магазине мистера Гонта, и прижала ее к груди. Миртл совершила сегодня поступок, который в глубине своей боязливой души считала плохим, очень плохим, но с тех пор эта кукла стала ей гораздо дороже, ближе. Оплачиваться, сказал бы мистер Гонт, всегда должны истинные ценности, даже если они таковы только в глазах покупателя. БИИИИИИИП! Точно — «кадиллак». Почему Дэнфорт сидит в гараже и гудит? Она решила пойти проверить. — Но не советую ему покушаться на мою куклу, — тихо сказала она и положила драгоценность под кровать со своей стороны. — Не советую, потому что это будет последней каплей. Миртл была одной из многочисленных покупательниц и покупателей, посетивших магазин мистера Гонта, одной из тех, против чьего имени он поставил «галочку» в списке. Пришла она, как и все остальные, потому что мистер Гонт приказал прийти. Она получила записку тем самым способом, какой был хорошо известен ее мужу, — через собственное сознание. Мистер Гонт сказал, что пришло время расплачиваться за куклу… если, конечно, она желает оставить ее у себя. Она должна была отнести металлическую коробочку и письмо в Приют Дочерей Изабеллы, что поблизости от собора Царицы Святой Водицы. Коробочка была решетчатая со всех сторон, кроме дна. Изнутри доносилось какое-то тиканье. Она пыталась заглянуть сквозь решетку, походившую на громкоговорители в старомодных приемниках, но кроме неясного предмета в форме куба не видела ничего. По правде сказать, она не слишком старалась. Ей казалось, что ради безопасности не стоит этого делать. На церковной автостоянке, куда Миртл добралась пешком, стояла всего одна машина. Но в вестибюле не было ни единого человека. Она заглянула на всякий случай внутрь через стеклянную верхнюю часть двери, а потом прочла записку, приклеенную под ней. ДОЧЕРИ ИЗАБЕЛЛЫ ВСТРЕЧАЮТСЯ В 19.00 ПОМОГИТЕ НАМ ВОПЛОТИТЬ ПЛАН «КАЗИНО НАЙТ» В ЖИЗНЬ Миртл вошла. Вдоль стены по левую руку выстроились в ряд ярко раскрашенные шкафчики, в которых малыши-дошколята хранили завтраки, а дети, посещавшие Воскресную школу, — рисунки и другие поделки. Миртл должна была оставить вещи в одном из шкафчиков, что она и сделала. Коробочка вошла туда тютелька-в-тютельку. Посреди комнаты стоял стол председательницы: слева американский флаг, справа знамя с изображением Инфанта Праги. Стол уже был подготовлен к вечернему событию — карандаши, ручки, листки бумаги, подписанные «Казино Найт», и посередине программа вечера для председательницы. Миртл положила конверт, полученный от мистера Гонта, под программу так, чтобы Бетой Виг, председательница Общественного комитета Приюта Дочерей Изабеллы, увидела его сразу, взяв программу в руки. ПРОЧТИ НЕМЕДЛЕННО, ПАПСКАЯ ПОДСТИЛКА — было напечатано на конверте прописными буквами. С трепещущим сердцем и кровяным давлением, вероятно перепрыгнувшем все возможные верхние границы, Миртл на цыпочках вышла из вестибюля. На крыльце она остановилась, прижав руку к плоской груди, чтобы перехватить дыхание. И увидела, как кто-то торопливо выходит из Зала рыцарей Колумба, чуть поодаль от церкви. Это была Джун Гэвино. Она выглядела такой же испуганной и виноватой, как Миртл. Сбежав с деревянных ступенек, она с такой скоростью понеслась к автостоянке, что чуть не упала, прежде чем добралась до той самой единственной машины, которую заметила Миртл. Низкие каблуки Джун выбивали беспокойную дробь по горячему асфальту. Она подняла голову, увидела Миртл и побледнела. А потом пригляделась к ее лицу… и все понята. — Ты тоже? — тихо спросила она. Странная усмешка, лукавая и болезненная одновременно, появилась на ее губах. Это была улыбка ребенка, обычно спокойного и послушного, который внезапно, по самой непонятной причине, подложил мышь в ящик отцовского стола. Миртл почувствовала, что отвечает точно такой же улыбкой. И тем не менее она попыталась защититься. — О чем ты? Понятия не имею! — Имеешь, имеешь. — Джун огляделась по сторонам, но этим жарким днем две женщины оказались на стоянке наедине. — Мистер Гонт. Миртл кивнула и почувствовала, как неотвратимо краснеет. — Что ты приобрела? — Куклу. А ты? — Вазу. Самую красивую, какую только видела. — Что ты сделала? Застенчиво улыбнувшись, Джун ответила вопросом на вопрос: — А ты? — Неважно. — Миртл обернулась к Приюту Дочерей Изабеллы и неожиданно фыркнула. — Не имеет значения. В конце концов, они всего лишь католики. — Это точно, — ответила Джун, бывшая католичка. Затем она села в машину. Миртл не попросила ее подвезти, а Джун Гавино не предложила. Миртл вышла со стоянки и не посмотрела вслед Джун, пронесшейся мимо нее в своем белом «сатурне». Больше всего Миртл хотелось попасть поскорее домой, прилечь и поспать в обнимку со своей дорогой куклой. А потом забыть о том, что сделала. Но теперь она понимала, что это будет не так легко, как можно было предположить. 7 БИИИИИИИИИП! БИИИИИИИИИП!! БИИИИИИИИИП!!! Умник положил ладонь на гудок и нажал. Машина гудела так долго и протяжно, что у него зазвенело в голове. Ну где же болтается эта идиотка, черт ее дери?! Наконец дверь, ведущая из кухни в гараж, открылась. Миртл осторожно выглянула. Глаза у нее округлились от страха. — Явилась-таки! — заворчал Умник. — Я уж думал, ты умерла на толчке. — Дэнфорт, что случилось? — Ничего. Все гораздо лучше, чем за два последних года. Мне просто нужна помощь. Миртл не двинулась с места. — Оторви свою задницу от двери, женщина! Ей не хотелось подходить, она боялась Китона, но привычка к повиновению засела так глубоко, что пренебрегать ею она не могла. Миртл подошла к тому месту, где стоял ее муж, — в небольшое пространство между открытой дверью машины и стеной гаража. Шла она медленно, шаркая шлепанцами по бетонному полу — этот звук заставил Умника стиснуть зубы от отвращения. Увидев наручники, Миртл еще шире распахнула глаза. — В чем дело, Дэнфорт? — Ни в чем таком, чего нельзя было бы исправить. Подай-ка мне напильник, Миртл. Вон там, на полке. Нет, погоди, напильник не надо. Сначала подай отвертку. Большую. И молоток. Миртл сделала шаг назад, отчаянным жестом прижав руки к груди. Но прежде чем она успела отойти достаточно далеко, Умник просунул свободную руку сквозь опущенное стекло дверцы и схватил жену за волосы. — Оооо! — закричала Миртл и вцепилась обеими руками в его запястье. — Оооо, Дэнфорт! Уууу! Угрожающе оскалив зубы, Китон притянул ее за волосы обратно. Две толстые вздувшиеся вены пульсировали у него на лбу. Слабые пальцы Миртл причиняли ему такую же боль, какую могло бы причинить птичье крылышко. — Делай то, что тебе говорят! — прорычал он и ударил ее головой о край открытой двери: раз, другой, третий. — Ты что, родилась кретинкой или тебя так воспитали? Давай сюда инструменты. Давай! Давай! Давай! — Дэнфорт, мне больно! — Так и надо! — Он еще раз стукнул ее головой о край открытой дверцы «кадиллака», гораздо сильнее. Из рассеченного лба по левой стороне лица Миртл потянулась тонкая струйка крови. — Ты будешь меня слушаться, женщина?! — Да! Да! Да! — Хорошо. — Он чуть расслабил пальцы на ее волосах. — А теперь давай большую отвертку и молоток. И не думай шутки шутить. Она потянулась правой рукой к полке. — Я не могу достать. Он подался вперед, не выпуская ее волос, но позволив сделать еще пару шагов к той стене, где висела полка. Две крупные капли крови шлепнулись на пол между ног Миртл. Пальцы ее сомкнулись на одном из инструментов, и тут же Китон затряс ее голову за волосы, как терьер трясет дохлую крысу. — Не это, тупица! Это дрель! Я что, дрель тебя просил подать? А? — Но Дэнфорт! Оооо! Я ничего не вижу! — Кажется, ты хочешь, чтобы я тебя отпустил. И тогда ты побежишь домой и позвонишь Им. Так? — Я не понимаю, о чем ты говоришь! — Ну конечно! Куда тебе, невинному ягненку! Это ведь просто совпадение, что ты заставила меня в воскресенье свернуть с дороги так, чтобы этот недоносок, помощник шерифа, мог успеть поразвешивать везде свои вонючие талоны. И ты хочешь, чтобы я в это поверил? Она подняла глаза вверх, чтобы посмотреть на него. На ресницах застыли капли крови. — Но, Дэнфорт… ты ведь сам пригласил меня в воскресенье. Ты сказал… Он дернул ее за волосы, и Миртл вскрикнула. — Давай, делай что тебе говорят. Это мы позже обсудим. Миртл снова протянула руку вдоль стены: голова опущена, волосы (кроме пряди, зажатой в пальцах Дэнфорта) свисают вниз. Дрожащей рукой она дотронулась до большой отвертки. — Вот так, — одобрительно заметил Китон. — А теперь второй инструмент. Как, осилишь? Миртл вслепую нащупала резиновый перфорированный чехол, в который была завернута ручка молотка «крафтсмэн». — Прекрасно. А теперь давай сюда. Миртл ухватила молоток покрепче, и Умник притянул ее за волосы обратно. Затем отпустил, но по лицу его было ясно, что вздумай она дернуться, схватит снова. Миртл не дергалась. На нее как будто напал столбняк. Единственное, чего ей хотелось, это снова подняться к себе в спальню, лечь в постель в обнимку с куклой и заснуть. Ей казалось, что она может проспать целую вечность. Китон забрал молоток из ее ослабевших рук. Установив острие отвертки на ручке двери, он несколько раз с силой ударил по ней молотком. На четвертом ударе ручка отскочила. Дэнфорт снял с нее петлю наручника, а саму ручку вместе с отверткой бросил на пол. В первую очередь он нажал кнопку, закрывающую дверь гаража. Когда дверь поползла вниз, он, с молотком в руке, направился к Миртл. — Ты с ним спишь, Миртл? — ласковым тоном спросил Умник. — Что? — Она смотрела на мужа полусонным равнодушным взглядом. Умник принялся постукивать молотком по ладони. Звук получался мягкий и вкрадчивый. Так, так, так. — Ты с ним переспала после того, как вы вместе развесили по всему дому эти отвратительные розовые талоны? Она смотрела на него отсутствующим непонимающим взглядом, а Дэнфорт напрочь забыл, что обедал вместе с Миртл в то самое время, пока Риджвик делал свое грязное дело. — Умник, о чем ты говоришь… Он застыл на месте, вскинув брови. — Как ты мой я назвала? Туман во взгляде Миртл рассеялся. Она стала отступать от Китона, втянув голову в плечи. В это время за их спинами опустилась до конца дверь гаража. Теперь единственными звуками нарушавшими тишину было шуршание их подметок по бетонному полу и позвякивание цепочки от наручников, качавшейся словно мятник. — Прости. Прости, Дэнфорт. — Миртл повернулась и побежала к двери, ведущей в кухню. Китон поймал се у самой двери, снова вцепившись в волосы. — Как ты меня назвала? — завопил он и занес молоток. Глаза Миртл поднимались вслед за движение его руки. — Дэнфорт, прошу тебя! Нет! — Как ты меня назвала? Как ты меня назвала? Он снова и снова повторял эту фразу и конец каждой отмечал ударом молотка, на этот раз не мягким и не вкрадчивым, а тяжелым и глухим. Тук. Тук. Тук. 8 Туз подъехал к имению Кеймбера ровно в пять часов вечера. Засунув карту в задний карман брюк, он вышел из машины и открыл багажник. Забрал оттуда лопату и кирку, предусмотрительно положенные мистером Гонтом, и направился к покосившемуся полусгнившему крыльцу, пристроенному к фасаду дома. Достав из кармана карту, он присел на ступеньку и принялся ее изучать. Туман в голове, вызванный действием кокаина, рассеивался, но сердце по-прежнему возбужденно колотилось. Туз выяснил для себя, что кладоискательство тоже своего рода искусственный возбудитель. Подняв голову, он оглядел двор: заросший сорняками сад, полуразрушенный амбар, клочья осыпавшихся подслеповатых подсолнухов. «Ничего особенного, и все же это должно быть здесь, я уверен, — думал Туз. — Именно теперь я оторвусь навсегда от братьев Корсонов, именно отсюда уйду богатым. Только здесь. Все или хотя бы большая часть. Здесь. Я чувствую». Но это было даже больше чем чувство. Он слышал, как богатство поет. Поет тихо и призывно из-под земли. Поют большие деньги. Не десятки, сотни тысяч. Может быть, даже целый миллион. — Миллион долларов, — прошептал внезапно охрипшим голосом Туз и склонился над картой. Пять минут спустя, словно охотничья собака, пригнув голову, он шел по следу вдоль западного крыла дома Кеймбера. Пройдя весь путь обратно по тыльной стороне, он наконец нашел то, что искал — большой плоский камень. Поднял его, отшвырнул и принялся неистово копать. Не прошло и двух минут, как острие лопаты звякнуло о что-то металлическое. Опустившись на колени, Туз стал копать руками, как собака, отыскивающая припрятанную кость. Еще минута, и на свет Божий появилась банка из-под краски. Большинство любителей кокаина имеют привычку грызть ногти, и Туз не был исключением. Ногти его были сгрызены до основания, и подцепить крышку банки он не мог. Засохшая краска вокруг ободка превратилась в слой прочного клея. Со стоном отчаяния и ярости Туз достал из кармана перочинный нож, поддел лезвием крышку, сдернул ее и заглянул внутрь, сгорая от нетерпения. Банкноты. Пачки банкнот! С победным воплем он вытащил их из банки… и обнаружил, что предчувствия обманули его. Это снова были векселя. На этот раз векселя компании Ред Болл, действовавшие только на юге района Мейсон-Диксон, да и то до 1964 года, то есть до того времени, когда компания расформировалась. — Чтоб вы все провалились! — завопил Туз. Он швырнул пачки векселей на землю, они развернулись и стали разлетаться на неожиданно поднявшемся горячем ветре. Некоторые цеплялись за сорняки и трепетали как знамена. — Сволочь! Скотина! Ублюдок! Туз пошарил в банке, перевернул ее, как будто ожидая прочесть что-то на обратной стороне, но ничего не нашел. Тогда он отбросил ее, посмотрел вслед, затем подбежал и наподдал ногой, как футбольный мяч. Туз потянулся за картой в заднем кармане и, не найдя сразу, облился холодным потом. Неужели потерял? Нет, вот она. Просто в стремлении поскорее вскрыть банку слишком глубоко засунул. Развернув карту, он внимательно посмотрел на второй крест и понял, что им отмечено место за амбаром… Вот тогда светлая мысль разорвала густой мрак в голове Туза, словно Римская свеча Четвертого Июля 19. Банка, которую он только что выкопал, — декорация. Папаша предполагал, что кто-нибудь догадается о его пометках в виде плоских камней. И поэтому здесь, в имении Кеймбера, он строил маскировку. На всякий случай. Любопытный кладоискатель обнаружив никому не нужное сокровище, вряд ли предположит, что в этом же месте, чуть поодаль, будет спрятано настоящее… — Если только у любопытного не окажется под рукой карты, — пробормотал Туз. — Как у меня, например. Схватив лопату и кирку, он помчался к амбару, глаза горят, весь в поту, седые волосы дыбом на голове. 9 Туз увидел старый трейлер «эйр-флоу» и помчался к нему, Уже почти добежав, он споткнулся обо что-то и растянулся во всю длину на земле. Тут же вскочил и огляделся. Он сразу заметил то, обо что споткнулся. Это была лопата. Со свежими комьями земли на острие. Тяжелое предчувствие сжало сердце Туза, очень тяжелое и очень болезненное. От сердца оно стало опускаться к животу, стягивая кишки, а потом еще ниже. Губы растянулись, обнажив зубы в уродливой и зловещей ухмылке. Знакомых очертаний камень лежал поблизости, грязной стороной вверх. Его отбросили. Кто-то уже побывал здесь до него… и совсем недавно… судя по всему… Кто-то опередил его и отнял богатство. — Нет, — прошептал Туз. Короткое слово упало, словно сгусток крови или отравленный плевок. — Нет! Неподалеку от лопаты он увидел свежую рыхлую землю, небрежно набросанную в выкопанную яму. Забыв о своих собственных инструментах и о лопате, оставленной на месте преступления вором, Туз рухнул на колени и принялся выгребать землю руками. Не прошло и нескольких секунд, как он обнаружил консервную банку. Туз достал банку из ямы и сорвал крышку. Внутри лежал лишь конверт. Туз вскрыл его. Оттуда выпали две вещи: листок сложенной вчетверо бумаги и еще один конверт, поменьше. Отложив конверт, Туз развернул листок. Записка была напечатана на машинке. У Туза челюсть отвалилась, когда он прочел в обращении свое имя. «Дорогой Туз! Не уверен, что ты обнаружишь это письмо, но нет такого закона, который запрещал бы надеяться. Отправить тебя в Шошенк было очень приятно, но несравнимо с этим удовольствием. Хотел бы я видеть твое лицо, когда ты прочтешь мое послание! Вскоре после того, как тебя засадили за решетку, я отправился с визитом к Папаше. Виделся я с ним довольно часто — не менее раза в неделю. У нас был договор: он платил мне сотню в месяц, а я смотрел сквозь пальцы на его противозаконные делишки. Все было очень гладко. В ходе последней встречи он, извинившись, удалился в туалет. «Что-то скушал несвежее», — объяснил Папаша. Xa-xa! Я воспользовался случаем, и заглянул в ящик стола, который он оставил незапертым. Такая неосмотрительность была не в его характере, но, думаю, он боялся наложить в штаны, не добежав до толчка. Ха! Интересного я в ящике обнаружил немного, но то, что обнаружил, стоило всего остального. Нечто вроде карты. На ней было нанесено множество крестиков, но один из них, обозначавший то место, на котором ты сейчас стоишь, красным карандашом. Я положил карту на место до того, как Папаша вернулся. Он так и не узнал, что я видел карту. Как только он умер, я пришел сюда и откопал консервную банку. Там было более двухсот тысяч долларов. Туз! Можешь не беспокоиться, я решил поделиться и поделиться поровну, так что оставляю тебе то, что тебе по праву принадлежит. Добро пожаловать в город, Тузило Драное! Искренне Ваш Алан Пэнгборн, шериф округа Касл P.S. Прими дружеский совет. Туз: теперь, когда ты в курсе, бери свою долю и уматывай. Не забывай старую поговорку: дают — бери, бьют… Если ты хоть раз попробуешь меня донять дядюшкиными денежками, я проделаю новую дырку в твоей заднице и заткну ее твоей собственной головой. Верь моему слову. А.П.». Листок выпал из обессилевших пальцев Туза, и он едва смог раскрыть второй конверт. Там лежала банкнота достоинством в один доллар. «Я собираюсь поделиться и поделиться поровну, так что оставляю то, что тебе по праву принадлежит». — Ах ты рвань поганая, — прошептал Туз и дрожащими пальцами достал доллар из конверта. «Добро пожаловать в город, Тузило Драное!». — СУЧИЙ УБЛЮДОК! — закричал Туз так громко, что почувствовал, как в горле что-то надорвалось. Над головой прокатилось эхо: ублюдок… людок… док… Он хотел было разорвать доллар в клочья, но заставил себя успокоиться. Нет, приятель, все еще впереди. Это дело поправимое. Сукин сын решил прикарманить папашины денежки, так? Он присвоил то, что, по его же собственному выражению, «по праву принадлежит» последнему оставшемуся в живых родственнику покойного, так? Так. Правильно! Прекрасно! И поэтому, забрав свои деньги, Туз отрежет поганому шерифишке яйца перочинным ножом и вот этот самый доллар засунет в ту дырку, откуда они росли. Так что рвать его пока не стоит. Пригодится как память. — Ты любишь денежки, защитничек наш драгоценный, — пропел Туз елейным голосом. — Ладно. Никаких проблем. Никаких… твою мать… проблем. Он направился к машине на негнущихся отяжелевших ногах, заплетающейся походкой, ничего общего не имеющей с его обыкновенно легкой рысцой. Но к тому времени, когда до машины оставалось несколько футов, Туз побежал. жүктеу/скачать 1.39 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|