А. Л. Никитин мистики, розенкрейцеры

(А.А. Солонович)

Tu est laid, mait tu as de la physionomie*

<* "Ты безобразен, но у тебя есть свое лицо". Из Цвейга.>

Преподаватель Московского Высшего Технического Училища по курсу математических упражнений; наследник покойного А.А. Карелина по "анархическим" и оккультно-политическим делам и организациям, Алексей Александрович Солонович, несомненно, талантливая и незаурядная личность. Внешнее безобразие придает энергии его внушения особую силу, особенно действующую на восторженные натуры и женщин. Громадная активность, пропагандистская и организационная, искупает его организационную бездарность, окружая его постоянно видимостью организационного кипения, вереницей эфемерных организаций. Бесконечные ордена и братства: Света, Духа, Креста и Полумесяца, Сфинкса, Взаимопомощи и т.п., целая иерархия оккультных, политических, "культурных" организаций, посвященных Иалдабаофу и его alter ego - Архангелу Михаилу, феерией болотных огней вспыхивают на темных и извилистых тропинках его жизни.

претензиях рабочих на культуру и политику, достаточно говорит о том, что им не все равно, какая гегемония. Острый антисемитизм это подчеркивает.

Россию и частично русскую эмиграцию унаследовал от Карелина по линии анархической маски Солонович. Но, если Карелин умел держать анархическое реноме, у Солоновича, как человека более бестактного, его оккультное существо бьет наружу. Экономический, политический и культурный революционный анархизм ему скучен. Люб ему только блеск оккультных аналогий, правда, улавливаемых им лишь со стороны их блестящей пестрой поверхности, блеск эффектных организационных церемоний (ритуалов), в которых он поистине "священнодействует", кипение организационных феерий и, главное, самочувствие "папы", спасителя, полубога, ибо он не считает себя человеком, а архангелом, даже выше архангела, и это говорится им совершенно серьезно. Большая часть людей, как он сам говорит, - лярвы, дьяволята, которыми командует Сатана. Солонович возмутился, когда один из его близких заметил ему лишь: "В нас тоже есть лярвы". "Нет, - сказал Солонович, - мы по меньшей мере ангелы".

Талант Солоновича своеобразен. Он пишет стихи. Но они никуда не годны по форме и их нельзя понимать: это какой-то набор звонких слов и образов. Он читает лекции и доклады, ошеломляет ими публику до одурения: столь они блестят эффектами остроумия, сравнений, неожиданных "новых" (хотя и вычитанных) взглядов и оборотов. Но как я ни пытался самое позднее на другой день после их произнесения узнать от его слушателей, о чем же говорил в лекции Солонович, ни разу ни один, несмотря на все потуги, не мог ничего, кроме внешних эффектов, припомнить, - так, по существу, они всегда бессодержательны и бессистемны. Они бьют на болезни воображения.

Он написал "труды": "О Христе и христианстве", "Волхвы и их предтечи", "Бакунин - Иалдабаоф" и т.п. - бесконечный ряд трудов, кроме оккультных Голубых сказок, пьес (подражания Карелину), медитаций и т.п. О "Бакунине - Иалдабаофе" он ухитрился в два года написать шесть громадных томов, имея до 1925 г. равнодушно-отрицательное отношение к Бакунину, натолкнутый в 1925 г. на пригодные для него моменты у Бакунина одним анархистом и начавший собирать материалы и писать эту "работу" самое раннее во второй половине 1926 года, т.е. материалы он собирал в процессе писания. Я спрашивал читавших об их впечатлении от этой работы. Серьезные интеллекты, привыкшие к ответственности за свои мысли и утверждения, говорили в одно слово: сумбур. Остальные восхищались, как он возвеличил Бакунина, как разругал Маркса. И все?.. Все: больше никто ничего серьезного мне не мог поведать.

Я сам читал его стихи, названные труды, пьесы и т.д., слушал его лекции, доклады, но ничего обо всем этом говорить не буду: не стоит.

Физиономия его, как я уже упоминал, безобразна. Еще безобразнее его внутреннее существо. Анархиста В.Михайлова он грозил отдать под суд за то, что тот отложил печатание его статьи перед более существенным и неотложным. И при всем том Солонович осмелился потребовать с анархического издания самый живодерский гонорар.

Самая наглая беззастенчивость его обнаруживается в его борьбе с теми, которые ему покажутся опасными конкурентами. О Р[огдае]ве, Пастухове и некоторых других анархистах Солонович и его жена распустили слух, что те служили или служат агентами-провокаторами.

О современном Международном Товариществе Рабочих и о ряде других анархических организаций Солоновичи уверяли, что это "одна жидовская лавочка".

Характерно для физиономии Солоновича, что, будучи отъявленным антисемитом, он втягивает и евреев в побочные вспомогательные организации. В основные организации допускаются только крещеные.

Но самое характерное для Солоновичей - это то, что, обвиняя вас за глаза в провокации, в безнравственности, в моральной нечистоплотности, они тем не менее в глаза будут по-прежнему жать вам руки, приглашать к себе, пытаться увлечь вас своими фантазиями и вовлечь вас в свои затеи и организации. Если они искалечат вам жизнь своими сплетнями 151

и клеветами, отпугнут от вас всех друзей - что ж, тем лучше: вы будете или морально раздавлены, как это случилось с Пастуховым и Проферансовым, или будете их верными клевретами, как это вышло с Бемом и С...

.......................................................………………………………………………

Откуда же такая "душевная красота"?

С точки зрения проповеди самого Солоновича, он состоит из духа, души и тела. Красота его тела нам известна, душу его еще при старом режиме судили за порнографию. Но, в отличие от презренных масс, он имеет еще и дух. Люди - или физики, любящие тельце, или психики - мыслители, организаторы и т.п. Он же - пневматик, а потому - "мистик", прозревает глубины всех семи и двенадцати небес и сверх них. Кем был и будет в воплощениях его дух, я его не спрашивал. Но его жена хвасталась, что в прошлом воплощении она была мужчиной и в следующем тоже будет мужчиной, нынешнее же, женское, ниспослано ей в качестве испытания.

Что же представляет из себя дух Солоновича?

В революцию 1905-07 гг. он напечатал какую-то брошюру об анархизме. В реакцию 1912 года он уже издает свои "Скитания духа". Там он пишет:

"Это была маленькая полутемная комната, почти совершенно пустая, если не считать мраморной статуи распятого Христа у одной из стен.

Спеша и путаясь от лихорадочно-стремительной поспешности, она разделась и подошла к статуе (стр. 148).

...вот ее голова поднялась до уровня, где узкая повязка покрывала верхнюю часть ног и низ живота статуи.

Тогда ее руки сразу сжались, голова выпрямилась, а губы впились в то место, где повязка немного выдавалась... Все тело прижалось одним сокращением к мрамору, а ноги обвились вокруг ног изваяния (стр. 149-150).

Голова Христа нагнулась к ней, и острый поцелуй, горячий, как огонь, обжег ее с ног до головы.

Он как будто влил расплавленный металл и заклокотал в ней... Он и она были одно..." (стр. 150).

Словом - оккультно-порнографическая поэма в прозе.

Наступает война 1914-17 гг. Солонович печатает ура-патриотические стихи, призывает в них бить немцев как исконных врагов славянства, воспевает "триединое царство" Россию, сербского короля и т.п.

1917 год. Революция. Солоновича его приятель тащит на революционную улицу, а Солонович... читает Масперо и отмахивается: "до Р.Х. были революции и после этой будут, а что в них толку". Но неугомонный приятель не отстает, вытаскивает Солоновича на улицу, и, конечно, Солонович превращается в левейшего революционного деятеля. Печатает "Квадригу мировой революции" (первое свое анархо-мистическое исповедание).

Побеждают большевики. Карелин - член ВЦИК, проповедует официально мирное завоевание большинства в Советах. А тайно - создает оккультные организации совокупно с Солоновичем. Объявляется священная война материалистическим движениям. Кропоткина и Бакунина Солонович третирует как недалеких "психиков". Кропоткинский музей бойкотируется истинными последователями Карелина, за исключением разве немногих старших, что объясняется "тактикой".

С 1924 г. Карелин, Солонович и Кo через Эрманда, специально по просьбе рабочих организаций Америки (доверившихся ореолу Карелина) посланного для этой цели, руководят известной газетой "Рассвет". И "Рассвет" постепенно превращается в оккультно-анархо-белогвардейскую газету.

В этой газете, в созданном ею журнале "Пробуждение" и как будто с ее помощью и отдельными изданиями они под разными псевдонимами печатают свои руководящие внешне оккультные откровения. К сожалению, не имея под руками номеров газеты и журнала, я не могу сказать, были ли напечатаны там такие оккультные произведения 152

самого Карелина, как "Маги", "Два Калиостро", "Свет нездешний" и т.п., или другие, но что названные и другие, неназванные были посланы в Америку Эрманду и то многое, что среди русских последователей считается эзотерической тайной, а в Америке было опубликовано, это мне известно из уст самих московских заправил.

Все ж еще в 1926 г., по Солоновичу, Бакунин, Кропоткин и Толстой - только языческие волхвы с востока, явившиеся, чтобы быть преклоненными и возвестить славу какого-то еще только рожденного оккультного мессии. См. его статью "Волхвы и их предтечи".

Позднее Бакунин из волхвов превращается Солоновичем уже в бога седьмого неба - Иалдабаофа, враждующего с богом земли и евреев - Иеговой-Марксом (ср. статьи Булгакова и Бердяева за границей).

Знаменательное повышение по службе.

Таковы зафиксированные самим Солоновичем на страницах печати его "Скитания Духа".

Для чего же все это? Чего и какими методами хочет достичь Солонович?

Со слов жены Солоновича - оккультизмом они занимались еще до революции 1905 года. Как видно из "Скитаний Духа", они находились под влиянием оккультизма западного посвящения, преимущественно каббалистического. "Скитания Духа" близки по форме и содержанию писаниям Сент-Ив д'Альвейдера.

Карелин ввел их в одну из форм строгого посвящения, привезенную им из Парижа. Многие данные говорят, однако, за то, что это - фальшивая форма строгого посвящения. Так, например, многие идеи и методы абсолютно противоречат документам хотя бы известного Братства Философов Древней Системы.

Кто же они, эта Карелино-Солоновичская компания, эта Солоновщина?

Если вы, по их мнению, неспособны проникнуться их затеями, они используют вас в периферических организациях и выдают себя за самого ярого правовера вашего вероисповедания, если только вы попали к лицам, которым, в силу разделения труда, поручены соответствующие категории вероисповеданий.

Если им кажется, что вы податливый человек, вам начинают предлагать переходную литературу: оккультные романы, йогов, каббалистов, теософов и антропософов, Карпентера, Эмерсона, церковных мистиков, Бердяева, Булгакова, литературу по сектантству, индусскую, персидскую и т.п. мистическую литературу, соответственно тому, что окажется подходящее. Вам читают лекции, направленные против материализма, или даже в первое время против наименее удобных форм материализма. Затем вводят в кружок взаимопомощи, изучения евангелия, изучения философии и т.п. Затем начинают незаметно прививать свой псевдопневматизм, антисемитизм, ненависть к науке и технике и к индустриальной культуре. Прививают любовь к средневековью, к магизму и т.д. Приучают лгать так, чтобы чувствовать себя говорящими как бы правду, но фактически - обмануть, пользуясь софистическими оборотами, двусмысленностями и неточностью языка, пустить в массу вымысел, чтобы получить нужный эффект (магия слова). Это они называют - быть в лабиринте Миноса.

Их задача, как я уж сказал, - гегемония избранных, пневматиков, как они о себе отзываются. Их средства - все, какие будут найдены удобными: обман, клевета и т.п. Их метод - мимикрия. По поводу смерти Ленина они печатают сочувствие ВКП партии и восхваляют Ленина за то, что он "дал землю крестьянам". В Кропоткинском музее они самые "неподдельные кропоткинисты". В "Рассвете" они восхваляют Николая Николаевича Романова, человека, небезызвестного в России, и т.п. В их руководящей 153

организации представлен спектр партии религиозных организаций, на всякий случай, по-видимому. Кто же они на самом деле? Авгуры. Их вера - бессердечный словесный фокус на службе самозваного мессианизма.

Куда политически тянет эта компания?

Из сказанного ясно, что даже не к буржуазно-демократической контрреволюции: маска анархизма, идея гегемонии лучших, ненависть к индустриальной культуре, черносотенная форма мистики - все это говорит, что здесь мы, по-видимому, имеем дело с деформацией дворянско-мистической контрреволюции в условиях современности.

Один из карелино-солоновичцев, член анархической секции и Кропоткинского Комитета, так буквально и пишет:

"Россия ждет своего нового патриарха Гермогена, своих новых воителей Александра Невского и Дмитрия Донского. Все они могут вновь родиться скорее всего в лоне внутренней мистической церкви..."

Чего же ждать от этих новоявленных мессий? Только самых мрачных дней средневековья, когда судьбу мира решал сонм "мошенников священных", по выражению апологета церкви - Владимира Соловьева.

Нет им места среди честных революционеров и изыскателей истины.

Михаил Артемьев

ПОДПОЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА В СОВЕТСКОЙ РОССИИ

В современной России любопытное явление представляет собою подпольная рукописная литература. Несмотря на трудности и дороговизну "издания" литература эта распространена повсеместно, в особенности в Москве и Петрограде. Карликовые тиражи Ундервуда или Ремингтона, позволяющие выпускать в свет не более 10 экземпляров, вызывают необходимость издавать ходкие произведения в нескольких "списках", выходящих часто почти одновременно в разных городах России. Кое-где смельчаки рискуют оборудовать стеклограф или примитивный гектограф, позволяющий выпустить 154

от 50 до 100 экземпляров рукописи, но явление это редкое, так как провал такой "типографии" влечет за собой обычно расстрел.

Внешний вид рукописных изданий носит, конечно, самый примитивный характер, как в издательском, так и в редакционном отношении, но чем толще рукопись, тем аккуратнее и заботливее она выпускается, тем лучше техническая редакция и тем выше качество бумаги и другие стороны техники издания. Рукописи, превышающие печатный лист, обычно сшиваются ниткой и имеют цветную обложку из толстой альбомной бумаги. Некоторые произведения выходят даже в переплете. Так работа о Бакунине одного из видных анархистов вышла в 4 томах нового писчего стандартного формата, каждый свыше 300 страниц, на бумаге довоенного качества в прекрасных коленкоровых переплетах тиражом в... 6 экземпляров<1>.

Другая работа по религиозной философии на папиросной бумаге содержит свыше 500 страниц большого писчего формата, вышла в двух изданиях в Москве и в Петрограде по 11 экземпляров, при этом одно издание тоже в переплете, а другое в аккуратных толстых обложках.

Лекции одного профессора, чрезвычайно популярные среди молодежи, где они впервые и читались в нелегальных кружках, вышли в течение пяти лет, по крайней мере, 15 раз в разных городах Советской России, в Москве, Петрограде, Нижнем Новгороде, в Харькове и на Кавказе. Они содержат 4 курса в объеме нескольких сот страниц на самые различные темы популярной философии.

Несчетное количество раз переписываются различные церковные документы, в особенности относящиеся к расколу внутри "Тихоновской" церкви, вызванному известным посланием митрополита Сергия. Каким-то безвестным монахом в глухом местечке центральной России в глубокой тайне изданы 6 экземпляров "Сборника" этих документов, содержащих свыше 200 документов на 500 страницах большого формата, преимущественно направленных против митрополита Сергия. Большим успехом пользуются различные стихотворения, не могущие быть напечатанными в советских изданиях в силу их идеалистического или религиозного характера. Особенно много таких стихов посвящено России, ее судьбе и страданиям.

По свидетельству одного из большевистских толстых журналов рекорд тиража за 10 лет революции принадлежит не какому-либо из советских изданий Государственного издательства, а известному стихотворению анонимного автора, приписываемому, однако, единодушно Сергею Есенину, под названием "Ответ Демьяну Бедному" на его наглую и кощунственную "Юмористическую Библию". Действительно, едва ли есть в России грамотный человек, даже среди большевиков, который бы не читал этого стихотворения и, по-видимому, тысячи машинисток переписывали его среди советских циркуляров по всем городам России, ибо количество "изданий" этого стихотворения, талантливого по содержанию и по форме, неисчислимо.

Русская интеллигенция всегда отличалась страстью копить книгу, собирать у себя дома свою библиотечку. Так и в настоящее время распространено коллекционирование этих рукописей. Собрания их под названием "архивов" хранятся обычно не дома в столе или на этажерке, а в корзинах или в чемоданах где-либо у безобидной знакомой старушки под диваном или на шкафу, часто даже без ее ведома, или где-нибудь на даче в сарае или на чердаке. Иногда такие архивы у неосторожных и легкомысленных лиц залеживаются в квартире, вернее, на "жилплощади", ибо слово "квартира" почти вывелось из употребления в СССР. Тогда эти "архивы" рано или поздно делаются добычей ГПУ и всегда являются лакомым блюдом для производящих обыск чекистов.

Провал "архива" вселяет тревогу в окружающей среде, ибо хотя рукописи переписываются и анонимны, но ГПУ довольно быстро расшифровывает аноним, если не персонально по отношению к автору, то ту среду, в которой могла появиться соответствующая рукопись, и начинается форменная облава. 155

Вот почему при получении известия об аресте кого-либо из друзей или знакомых, один из первых тревожных вопросов касается - не провалился ли при обыске "архив". Часто репрессии обрушиваются и на машинисток. Так, в июне сего года (т.е. 1930 г. - А.Н.) в сравнительно узком кругу общества в Москве за два дня было арестовано пять Лёль, очевидно в поисках какой-то Ольги или Елены, переписчицы неприятной для большевиков рукописи<2>. Автору этих строк в течение ряда лет удалось просмотреть и ознакомиться с немалым количеством таких "архивов" у самых разнообразных представителей интеллигенции, главным образом у молодежи, при этом у него сложилось определенное впечатление об общем состоянии общественного сознания русской интеллигенции, чутким барометром коего является творческая мысль.

О чем же трактуют, что и как пишут анонимные авторы подпольной литературы? Каковы темы, каков круг интересов, в чем "злоба дня", какова социально-политическая ориентация, каков характер разработки проблем в смысле философского направления - вот вопросы, напрашивающиеся у всякого, с кем приходится делиться впечатлением от знакомства с подпольной литературой в Советской России. Кое-какие обобщающие выводы несомненно могут быть сделаны на основании знакомства с десятком "архивов", содержащих более сотни разнообразных рукописей, вышедших за последние 10 лет преимущественно в столицах и на Кавказе.

Прежде всего бросается в глаза творческая импотенция (бессилие) целого значительного слоя русской интеллигенции, присвоившего себе в прошлом эпитет "передовой", шедшей в авангарде так называемого "освободительного движения", вожди коего, действительно, в течение ряда десятилетий были властителями душ молодежи и самых широких кругов общества. Речь идет о социалистах, преимущественно меньшевиках и эсерах. Автор этих строк тщетно искал в течение восьми лет каких-либо следов творческой жизни среди уцелевших еще представителей этих кругов интеллигенции - ни разу за все время ему не попалась ни одна рукопись этой ориентации. Лишь однажды в Москве в Сельсоюзе встретилась ходившая там тощая рукопись, по-видимому, эсеровской ориентации под заглавием "В защиту Революции", содержащая в себе нечто вроде обвинительного акта против большевиков, дискредитировавших идею революции. Это было в 1922 г. вскоре после известного эсеровского процесса, когда в Сельсоюзе, только что тогда возникшем, было много бывших эсеров. И затем, много лет позднее, в "архиве" одного бывшего меньшевика среди рукописей по оккультным вопросам неожиданно встретил прошлогодний номер "Социалистического Вестника", проникший каким-то образом через границу в СССР. Ни о каких серьезных работах или толстых томах в связи с социалистическими доктринами говорить не приходится - о социализме достаточно книг выпускают сами большевики. Объяснять оскудение творчества социалистической мысли полным разгромом меньшевистских и эсеровских кадров едва ли будет правильно, ибо не меньшему разгрому подверглись и другие группировки, например, круги церковной интеллигенции, давшей, однако, в тяжелых условиях большевизма ряд замечательных по глубине сочинений по всем основным вопросам общественного сознания вплоть до "Религиозных оснований политической экономии".

Гораздо более правильным "показателем" существа дела является то зловещее для социалистических кругов обстоятельство, что им нет в советской действительности никакой "смены", что среди современной молодежи немыслимо встретить ни одного эсера или меньшевика (в смысле сочувствия им), как будто бы эта порода людей относится к совершенно другой исторической эпохе.

Это обстоятельство, наряду с творческим оскудением демократической мысли и наряду с тем, что бывшие бойцы разбитой армии более, чем кто бы то ни было впали в ничтожество, предаваясь пьянству, картам и мечтам о еврейских погромах - свидетельствует о глубочайшем кризисе русской демократической мысли. 156

Но кризис общественного сознания не ограничивается одним только разочарованием в демократических идеях, он идет гораздо глубже и дальше и затрагивает внутренние основы сознания, распространяясь не только на мировоззрение, но и на мироощущение. Кризис охватил все научно-позитивное сознание, все материалистическое мироощущение.

Дело не в демократизме, ибо его "враги" в лице либерализма и консерватизма впали в такую же прострацию, как и он сам, которая однако менее заметна, ибо демократизму принадлежало первенство на арене политической борьбы.

Дело в политике вообще. Политикой никто в Советской России не интересуется, она вызывает отрыжку и отвращение. Ею отравлены все, и как раньше в безбожных семинариях богословие вызывало скуку и злобу, так и теперь политграмота, вечная политическая проблема вызывает ту же скуку и протест "всего существа", как писал один комсомолец-самоубийца. От политики бегут как от чумы куда попало и более всего по линии наименьшего сопротивления - в спорт, в шахматы, на зеленое поле проферанса, к "родной бутылочке с белой головкой". Те, кто посильнее духом, в ком живет еще личность, выбирают путь страдания и исповедничества - надевают на шею крест и идут в храм, теряя тем самым в короткое время советскую службу, профсоюзный билет, а за ним право на хлеб и кров.

Вот почему в рукописях современных авторов отсутствует не только социализм, но и политика вообще. Лекция по аграрному вопросу, о рабочем законодательстве, о форме правления и даже о возможных преемниках большевикам не собрала бы ни одного слушателя в особенности из среды молодежи.

В центре внимания современного общественного сознания вместо политики вопросы философии и в особенности - философии истории. Кто только не подходит к этим проблемам! Если бы не ответственность за судьбу оставшихся там, в России, то здесь можно было бы привести ряд блестящих имен из самых разнообразных лагерей старой русской интеллигенции, "ударившихся" в философию истории, о которой они ранее и не мечтали. Тут и кающиеся социалисты, ищущие "смысл истории" в... метафизике общества и зовущие к забытой "религии" Мережковского, к его "неохристианству" и соборной общественности, тут и анархисты, пишущие "мистику истории", тут и бывший видный кадет, философствующий о "солидаризме" в истории, тут и бывший толстовец, зовущий на "Остров достоверности" православия, тут и антропософы, углубляющие Штейнера и копирующие в реставрационных красках идеал "Государства" Платона, тут и ученые с именем и без имени, вещающие о диктатуре аристократии мысли, тут и музыканты, зовущие уйти от цивилизации на стезю странничества в горы или в пустыню, тут и церковники, выпускающие многотомные сочинения по апокалиптике истории, тут даже и бывшие коммунисты, каким-то чудом додумавшиеся до "онтологии" революции и открывающие внутренний смысл ее в... теологических обоснованиях антисемитизма и т.д. - все наперерыв ищут сокровенного, тайного, внутреннего, первоначального, вечного, абсолютного, божественного, истинного, словом, одна сплошная "философия", "онтология", "метафизика", "мистика" и прочие области, вызывавшие раньше у молодых политических пропагандистов и агитаторов снисходительное презрение и высокомерную жалость к "реакционному образу мыслей".

В соответствии с указанными интересами преобразились и комнаты современных интеллигентов. Вместо Маркса и Энгельса, ставших теперь казенными "царскими" портретами, висят над письменным столом хотя тоже немецкие, но совсем другие учителя - Рудольф Штейнер или Гете, вместо Герцена и Чернышевского - Достоевский, вместо Гаршина и Короленко - Хомяков, вместо Успенского - Константин Леонтьев, вместо Лаврова и Михайловского - Вл. Соловьев и Н.Федоров, вместо Толстого - Серафим Саровский, вместо Кропоткина - Карелин, и только один Бакунин продолжает владеть сердцами в соответствующих кругах, но уже по-новому, и если бы нашелся художник для его нового портрета, то Бакунин был бы изображен не в обычной своей нигилистической куртке с открытым воротом, а в черных латах рыцаря с большим крестом на груди. 157

Кое-где можно встретить портреты даже таких почти совсем неизвестных в прежних демократических интеллигентских кругах русских мыслителей XIX века, как Бухарев и Несмелов. Но главным властителем дум современной интеллигенции всех возрастов и всех положений является все же Достоевский, страдальческий лик которого, так гармонирующий с ликом современной России, красуется везде на самом почетном месте.

Так отражается в звуках творческой мысли падение и гибель в России материализма, так отходит на задний план позитивизм. Еще одна заметная черта присуща современному творчеству, характеризующая в свою очередь кризис позитивизма: сама философия, куда с головой окунулись современные авторы, избегает традиционных форм и установившихся понятий; создаются, правда, в большинстве случаев весьма незрелые и чересчур смелые новые "системы" философии, новые понятия, новая терминология. Авторы избегают писать "исследования", как будто бы боясь позитивных традиций, необходимости "доказательства" и скучной работы над источниками, они пишут свою "независимую" философию, выбирают новые темы, избегая писать о чем-то, трактуя что-то, непосредственную данность нового опыта.

Все это производит отчасти неблагоприятное впечатление "ученичества", с научной точки зрения бездоказательности и незрелости, преждевременного "дерзновения", позерства, гордости и т.д., и вместе с тем свидетельствует о стремлении освободиться от каких-то старых изжитых пут гносеологии, дать нечто совсем свое, не только оригинальное, но и как продукт непосредственного внедрения в тайны смысла, в новые мироощущения.

Кризис позитивизма характеризуется еще одним печальным явлением, перешедшим, как зараза, от советской действительности и в свободную подпольную мысль. Это - проникновение лжи в научный позитивный опыт, т.е. то, отсутствием чего русская наука всегда по праву гордилась.

Ложь позитивного опыта в стиле известного Геккелевского подлога, имевшего когда-то характер скандала на весь мир, стала в современной "советской" науке едва ли не обычным явлением, доставляющем истинные муки старым ученым. Автору этих строк пришлось выслушать в этом отношении жалобы и скорбь одного видного физиолога, приведшего множество фактов о современных новых методах науки.

То, что не вызывало ранее и тени сомнения, поскольку факт констатируется ученым в его докладе или книге, ныне уже не вселяет полного доверия и часто требует дополнительных доказательств или тайной проверки - явление неслыханное в академических традициях. Другой ученый, академик, выразился однажды во время обеда в Пулкове, когда праздновалось двухсотлетие Академии Наук, что "мы живем в эпоху отсутствия точных фактов". К этому можно прибавить, что само понятие факта поколеблено (теория относительности) и затрудняет практику позитивного опыта.

В области литературы и поэзии можно отметить в общем ту же эволюцию, что и в области научной и философской мысли. Советская, печатанная в типографиях литература, как и наука, подчиненная "ленинизму", полна лжи, в особенности лжи умолчания и лжи праздных слов. Причина первой лежит в сознании, второй - в воле. Там ложь творчества, мыслей, восприятий; здесь ложь жизни. Несомненно, между тем и другим существует большая внутренняя связь. Но здесь не место говорить о советской литературе, речь идет о литературе подпольной и свободной. Здесь, конечно, лжи гораздо меньше, хотя и сюда она не могла не проникнуть и выражается, главным образом, в самообмане "духовного видения", о чем любят трактовать современные "гюисманцы". Затем характерно почти полное исчезновение так называемых гражданских мотивов в литературе и в особенности в поэзии. Вместо этого литература повествует или уход на лоно природы на гамсуновские мотивы с привкусом джек-лондоновского героизма, или, что особенно характерно и важно и что идет нога в ногу с философией, она пропитывается апокалипсическими настроениями, которые выражаются не только в чаяниях конца мира и преображения, не 158

только в стремлении покаяться пока не поздно, но и в космическом ощущении действительности.

Этим последним особенно отличается обширная подпольная поэзия. В одном "архиве" на Кавказе, уцелевшем от последнего разгрома всех живых сил в сентябре-ноябре 1929 года, имеется замечательная и весьма своеобразная "коллекция" Архангела Михаила, в которой собрано всё, что дало творческое сознание об Архистратиге, как во время Революции, так и до нее. В этой интересной коллекции, содержащей, между прочим, и несколько замечательных икон и гравюр, чрезвычайно рельефно выделяется космическое сознание современной творческой мысли. Особенно много стихов о России и большая половина их проникнута ярким апокалипсическим духом, а космические ощущения бушуют даже у такого поэта надполья, как Маяковский, который, подобно своему американскому собрату Уолт Уитмену, слышит биение пульса Земли и звоны небесных колоколов. Как из области философии истории исчезли понятия "прогресс" и "Человечество" с большой буквы, и заменились "Вселенским спасением" и "Церковью", понимаемой, кто как умеет и может, так и в литературе и в поэзии исчезло "земля" и "душевное" и появилось "Небо" и "Дух".

Что можно еще прибавить к характеристике подпольной литературы? Нельзя не упомянуть, что невероятное распространение в Советской России антисемитизма, которым насквозь проникнуты и сами большевики, нашло достаточное отражение в рукописях в самых разных формах и видах.

Затем достойна внимания апология (восхваление) мещанства не только в экономическом смысле, как реакция социализму, но и в моральном смысле, как реакция процессу разрушения семьи.

Наконец, таким же парадоксом современности является сравнительно большая терпимость или, вернее, равнодушие к большевизму. Это выражается в том, что в рукописях отсутствует то, что можно было бы назвать агитацией и пропагандой, в них нет призывов к борьбе с советской властью, нет специфической контр-революции или "белогвардейщины", ибо преобладает вместо всего различные учения, "откровения", проповеди и т.д. Большевизм почти единодушно квалифицируется, как сатанизм, и борьба с ним не мыслится в формах политических, а как-то иначе, глубже и на более просторной арене.

Такова действительность общественного сознания, отраженная в подпольном и свободном творчестве мысли и сердца. Здесь не дана оценка этой действительности. Одним она может показаться "реакцией", сумерками, закатом, другим, наоборот, возрождением, спасением и новою жизнью; одних приведет в грусть и уныние, другим вселит надежду, бодрость и радость. Одно несомненно и это должно быть осознано прочно, что мы переживаем время, которое является несомненно громадным историческим переломом, гранью, за которой лежит многое из того, что еще не изведано человечеством. Мы вступаем в новую полосу исторического существования, начинаем главу мирового развития и, несомненно, это вступление находится в весьма заметной зависимости от того, что происходит на нашей великой Родине.

И вспоминаются слова Апостола: "...наблюдайте времена и сроки..." 159