«Экономические, социально-политические, этноконфессиональные проблемы стран Востока»

На круглом столе было заслушано 25 выступлений, в нем приняли участие более 30 человек: сотрудники ЦИОПСВ, ЦАИ, ОЭИ ОБСВ ИВ РАН, Института Африки РАН, Московского государственного открытого университета, сотрудники, магистранты и аспиранты ИСАА МГУ им. М.В. Ломоносова.

Далее представлены резюме докладов, данные выступавшими.

27 октября 2014 г.

Секция Этноконфессиональные проблемы стран Востока

11.00, к. 316

Бибикова О.П. Проблемы молодых мусульман в европейском обществе.

Шарипова Р.М. Светская оппозиция Туниса о политическом исламе.

Кириченко В.П. Социально-политическое положение шиитов в Ираке после падения режима С. Хусейна.

Ганич А. (ИСАА) Мусульманское образование в Грузии (19 в.)

Воробьева И.А. История и современное положение Антиохийской церкви.

Шевченко В. Межконфессиональные отношения в Ливане.

29 октября 2014 г.,

«Общие проблемы развития афро-азиатских стран вчера и сегодня».

Тен В.А. (МГОУ). К 90-летию со дня рождения Г.Ф. Кима: воспоминания о Г.Ф. Киме.

Дейч Т.Л. (ИАф РАН).  Роль Китая в инвестициях в инфраструктуру стран Африки

Растянникова Е.В. Особенности офшоризации экономик стран БРИКС.

Еремеев Д. (ИСАА) Финансовая система Китая на современном этапе: достижения и проблемы.

Пахомова Л.Ф. Бруней: особенности экономического развития на современном этапе.

Корендясов Е.Н. (Институт Африки РАН). Проблемы военно-технического сотрудничества России со странами Африки.

Кива А.В. Восточная политика России в условиях санкций.

Галич З.Н. Город в символических образах и научных понятиях.

Амиров Э.Р. (ИСАА). Развитие информационно-коммуникационных технологий в арабских странах: социальные сети и экономическое развитие.

Замараева Н.А. Пакистан:  политический кризис 2014 г. (причины и последствия).

Смирнова Г.И. Возможные сценарии развития ситуации в Ливии после

свержения М. Каддафи

Решение одновременно как внутрикитайских, так и мировых проблем становится возможным только за счет принципиально новых технологий. Китайское общество должно быть способным не заимствовать новые технологии у других, как было до сих пор, но самостоятельно генерировать новые идеи и практически воплощать их в технологии в разных сферах жизни. Способно ли китайское общество выполнить объективно стоящую перед ним задачу?

На протяжении почти двух тысячелетий от династии Хань до династии Цин в жизни китайского общества оставались неизменными три константы социальной и экологической стабильности: 1) неизменность порядков жизни, находящихся в созвучии с представлениями людей о мире, о жизни и о себе; 2) неизменность границ территории обитания основной массы населения Поднебесной; 3) неизменность границ, в которых происходили изменения (колебания) численности населения. Хотя стабильность общества и системы «общество—природа» была не абсолютной, но относительной, она периодически нарушалась, но и неизменно восстанавливалась в соответствии с «проектом», выработанным в эпоху античного социально-экологического кризиса. До XVII в. наибольшая численность населения, учтенного государством, ни разу не превысила 60 млн. Какова была реальная численность населения в периоды династийных максимумов (100, 150, 200 млн.) – мы не знаем, но в данном случае существенно другое: был некий, вполне определенный предел демографического роста, относительно небольшой в сравнении с населением КНР. И, что самое главное с позиций технологической интерпретации истории: до достижения этого предела Китаю не обязательно было переходить на новые производящие технологии, а промышленная и непромышленная деятельность общества не приводила к нарушению экологического равновесия. Предел был превзойден в правление Цянь Луна (1711-1799) – четвертого императора династии Цин. Как считают китайские исследователи, унизительное поражение в опиумной войне 1840 г. дало толчок рождению реформаторского движения за вестернизацию страны. Для выхода из кризиса надо было перейти на производящие технологии, возникшие в Европе, естественно, в соответствии с европейскими представлениями о мире и о себе, т.е. отличными от традиционных китайских. (Главное отличие: если в Европе ценностью-вектором является развитие, то в Китае – стабильность). Переход оказался для общества не только тяжелым, что характерно для любых модернизаций, но – затяжным. Позитивные результаты, обременённые, кстати, крайне негативными экологическими следствиями, стали сказываться только к началу XXI в. Одновременно выявилась невозможность дальнейшего развития за счет национальных природных ресурсов. На грани веков Китай стал общепланетарным явлением. Экономический рост КНР обусловливает скачкообразные увеличения спроса Поднебесной на импортные минеральные ресурсы и продовольствие, и, как следствие, скачкообразное повышение мировых цен на потребляемые Китаем ресурсы. Дальнейший экономический рост Китая за счет ресурсов всей Планеты не только чреват глобальной напряженностью, но и имеет естественные пределы (Кульпин, 2010).

Острота внутренних социальных проблем КНР – растущая пропасть между бедными и богатыми, городом и деревней, прибрежными и внутренними районами, ханьцами и нацменьшинствами – в настоящее время снимается за счет экономического роста, которому благоприятствует беспрецедентно высокая доля работоспособных в общей численности населения. Но такая ситуация временна и имеет свойство сменяться на прямо противоположную. Доля населения в трудоспособном возрасте (15-64 года) в КНР достигла пика в 2011 г. (72,3%), после чего постепенно снижается. Население в возрасте старше 65 лет за период 2000-2050 гг. вырастет с 6,8% до 22,6%, а удельный вес детей и молодых людей в возрасте 6-22 года существенно снизится.

Таким образом, объективно решение как внутрикитайских, так и мировых проблем становится возможным только за счет принципиально новых технологий. Но сами китайцы в массе своей вовсе не считают, что должны генерировать новые идеи. Находить новые сферы для применения старых/чужих идей и тем самым улучшения качества жизни, - это они считают важной задачей. Китайское общество обречено осуществлять модернизацию, но какой она будет?

Во всех энциклопедических словарях синонимом модернизации является усовершенствование. В определениях оно не просто присутствует, но в подавляющем большинстве случаев стоит на первом месте. Если в тех же словарях привести к общему знаменателю смысл прилагательных к существительному модернизация – (политическая, социальная, культурная, эндогенная, экзогенная, первичная, вторичная, органическая, неорганическая, анклавная), то видно, что речь идет не просто о «техническом» (технологическом, социальном, политическом, экономическом и т.д.) усовершенствовании, но об умонастроении общества, ориентации его на изменение, развитие (в противоположность стабильности, консервативности). В современном Китае подобное настроение есть и имеет поэтическое название – китайская мечта.

Перманентная догоняющая модернизация предстает как умонастроение на развитие временное – лишь до достижения относительного паритета с развитыми странами. Нельзя сказать, что умонастроение само по себе является достаточным основанием модернизации. Оно явно необходимо, но, как свидетельствуют успешные модернизации ряда стран в XX в., недостаточно. Оно не является фактором возникновения автоматизма трансформаций.

Различают два типа модернизации — органическую и неорганическую. Первичная, она же – органическая модернизация проходила в тех странах, которые были новаторами на этом пути, и разворачивалась благодаря внутренним факторам, в частности, коренным изменениям в сфере культуры, ментальности, мировоззрении. Вторичная, неорганическая модернизация происходит как ответ на внешний вызов со стороны более развитых и осуществляется преимущественно под влиянием заимствования чужих технологий и форм организации производства и общества, приглашения специалистов, обучения кадров за рубежом, привлечения инвестиций. Вторичная, неорганическая модернизация начинается не в сфере культуры, а в экономике и/или политике, но продолжается в сфере культуры. Ее основной механизм – имитационные процессы, изменения в ментальности, мировоззрении.

При множестве смыслов понятия модернизации она обычно понимается в одном – догоняющая. Однако в общепринятом значении есть смысловая недоговоренность, поскольку после усвоения достижений развитых стран, прежде всего технологических достижений, в обществе возникает проблема «как жить дальше?» Или процесс завершен и можно удовлетвориться достигнутым, или надо продолжать двигаться в том же направлении? Но тогда модернизация должна трансформироваться из догоняющей в опережающую, из вторичной в первичную, из неорганической в органическую, из анклавной во всеобщую и т.д. Термин «опережающая модернизация» оставляет желать лучшего, но уже принят. Если трансформация не состоится, то общество, осуществившее догоняющую модернизацию, через некоторое время встанет перед необходимостью снова догонять.

Какие факторы способствуют модернизации? Есть вещи, лежащие, казалось бы, на поверхности. История ясно показывает две предпосылки догоняющей модернизации: первая – достижение необходимого уровня общего образования – основы профессиональных знаний, и вторая – устранение сопротивления преобразованиям каких-либо социальных слоев в течение времени как минимум одной смены демографических поколений. Модернизации в Китае препятствовало поколение, мировоззрение которого сформировалось во время «культурной революции». Тогда молодежи внушалось, что жизненный успех зависит не от знаний и результатов квалифицированного труда, а от идеологических установок и политической борьбы. Когда основная масса «крестников культурной революции» стала незначительной частью трудоспособных, Китай вступил в фазу активного экономического роста. Как и предсказывалось одним из авторов¹, это произошло в конце XX – начале XXI в.

Переход от экзогенной (догоняющей) к эндогенной (опережающей) модернизации возможен при равенстве возможностей для всех слоев населения в процессе преобразований и в пользовании его результатами. В условиях социальной несправедливости переход невозможен, для него нужно моральное основание. В Китае КПК является гарантом социальной справедливости, развитие страны осуществляется в соответствии с решениями компартии и в самом кратком виде выглядит так.

В 1982 г. каждый четвертый китаец старше 15 лет был неграмотным, на 100 тыс. жителей приходилось всего 6779 человек с полным средним общим или профессиональным образованием и 615 человек с образованием выше среднего (China Statistical Yearbook 2010, р. 98). В фокусе образовательной политики в 1980-е гг. были такие задачи, как ликвидация неграмотности среди взрослого населения, охват начальным образованием детей соответствующего возраста, планомерное увеличение сроков обязательного обучения и расширение масштабов обучения в полной средней школы. В условиях дефицита квалифицированной рабочей силы также необходимо было восстановить функционирование вузов, закрытых в годы «культурной революции». На фоне многочисленных неотложных задач, решение которых требовало значительной концентрации финансовых, материальных и кадровых усилий, не может не вызвать восхищение дальновидность, которую продемонстрировало китайское руководство уже в 1980-е гг., разрабатывая стратегию параллельного развития массового и элитарного секторов высшего образования (см. Машкина 2009, 2010, 2012, 2013).

Рубеж 1980-1990-х гг. стал переломным в развитии высшего образования. Число вузов и преподавателей в них без малого удвоилось, число студентов утроилось. В 1998 г. был принят «Закон КНР о высшем образовании», который значительно расширил рамки самоуправления вузов. Вузы получили право регулировать соотношение приема на факультеты, выполнять коммерческие научные исследования и технические заказы; самостоятельно развивать научно-тех­нический и культурный обмен и сотрудничество с другими вузами, в том числе и иностранными; определять структуру и кадровый состав учеб­ных, научных и административных подразделений; управлять предо­ставленными учредителями имуществом и средствами, выделенными государством и спонсорами. Массовое высшее образование в КНР стало общественным достижением с начала 1990 гг., однако оно не обеспечивало подготовку кадров, способных самостоятельно создавать наукоемкую продукцию, необходимую для преодоления технологической зависимости Китай от западных производителей.

В марте 1986 г. руководство страны опубликовало «Программу 863», в которой были обозначены приоритетные направления развития национальной экономики и науки: микроэлектроника, информатика, космос, оптико-волоконные технологии, генная инженерия, биотехнологии, медицина, энергосберегающие технологии. В 1995 г. в дополнение к плану развития высоких технологий была разработана «Программа 211» с целью «подготовиться к вызову глобальной технической революции, стимулировать развитие высшего образования, повысить уровень образования и научных исследований вузов». В «Программу 211» были включены 100 ведущих вузов и 602 исследовательских проекта по наиболее востребованным новым научным направлениям. Перед вузами была поставлена задача занять высокие места в рейтинге ведущих вузов мира, однако на тот момент ни один из отобранных вузов не «дотягивал» до мировых стандартов научных исследований и подготовки специалистов. «Программа 211» позволила сосредоточить комплексный научный потенциал в ведущих университетах страны. Так, 84% и 69% от общего числа докторантов и магистрантов обучается в вузах, включенных в список «Программы 211», при этом почти треть из них – в ключевых вузах 4 крупнейших городах центрального подчинения – Пекине, Тяньцзине, Шанхае и Чуньцине (Ли, 2007). В библиотеках 13 ведущих университетов страны (Цинхуа, Фудань, Нанкинский, Сианьский политехнический университет Цзяотун и др.) собраны все наиболее значимые современные зарубежные издания по техническим, промышленным, сельскохозяйственным и медицинским специальностям. В вузах «Проекта 211» сосредоточено 2/3 всех ключевых лабораторий и инженерно-конструкторских исследовательских центров страны. В мае 1998 г. китайское правительство принимает «Проект 985», который конкретизировал «Программу 211» по этапам реализации. В дальнейшем из 100 приоритетных вузов были отобраны 9 университетов-лидеров. Финансовая поддержка со стороны центрального правительства в годы реализации проекта в 1999-2007 гг. превысила 4,8 млрд. долл. США, из которых более половины средств были инвестированы в 9 лидирующих вузов (Annual Report 2010).

Согласно прогнозам, если темпы роста системы высшего образования составят 3%, то к 2020 г. прием в вузы увеличится до 38%, а при темпах в 4-5-6% достигнет соответственно 45%-52%-61% (The 2006 Green Paper). Бурный рост средней и высшей профессиональной школы позволяет китайским специалистам говорить о том, что Китай в ближайшее десятилетие по охвату населения профессиональным образованием догонит технологически развитые страны. Однако обеспечит ли данный охват переход к опережающей модернизации?

Есть некоторые национальные особенности, которые препятствуют развитию творческого потенциала студентов. Прежде всего, это – китайские традиционные ценности, ядром которых является стремление к стабильности, а не переменам, к следованию указаниям свыше, а не самостоятельному поиску нового, к совершенствованию созданных ранее образцов, а не экспериментированию. Отмечая большие количественные успехи КНР в образовании, известный китайский ученый, создатель китайской межконтинентальной баллистической ракеты, Цянь Сюесень (на английском языке имя ученого 钱学森 траснкрибируется как Hsue-shen Tsien) в конце первого десятилетия XXI в. выражал озабоченность по поводу того, что высшая школа КНР не формирует у своих выпускников готовности к переменам и способности их инициировать. Огромные инвестиции в различные инновационные проекты и планы, на его взгляд, не дают адекватного эффекта. Причину он видит в отсутствии в китайских университетах духа самобытности и атмосферы творчества. В отличие от американских технических вузов, китайские вузы, по его определению, «словно созданы под одну копирку». «В китайских вузах говорят только о том, что уже было озвучено другими, и не осмеливаются говорить о том, о чем еще никто не говорил, а значит, и не осмеливаются исследовать неизведанное», – таков его вывод, с которым согласились общественность и руководство страны (Annual Report 2010).

На особый строй мышления китайцев большое влияние оказывает также иероглифическое письмо, что отмечают многие исследователи Китая. «Язык служит наглядным воплощением одной из интереснейших особенностей китайского мышления – пишет известный китаевед, профессор В.В. Малявин, – а именно: отсутствия четкого разграничения между частью и целым, сущностью и декором, принципом и явлением». Иероглифика создает барьер для формирования навыков абстрагирования, структурирования знаний, умений анализировать, интерпретировать результаты. Развитию творческих способностей также мешает и психологическая закрытость китайцев, обусловленная боязнью «потерять лицо», то есть показаться смешным и быть не таким, как все. По этой причине, как показывают наши прямые наблюдения, китайские студенты пассивны и не любят задавать вопросы преподавателю, если что-то не понимают.

Очевидно, что для инновационного развития, помимо материально-технической базы, необходимым условием является прорыв «в мышлении». Сегодня организационно-структурные реформы в высшей школе проходят быстрее, чем внедрение новых образовательных концепций. В китайском образовании по-прежнему доминирует обучение, нацеленное на трансляцию информации и вдалбливание идей и понятий, а не на совершенствование интеллектуальных способностей и развитие способностей студентов анализировать, формулировать вопросы и искать на них ответы. Повышение качества университетского образования возможно на пути принципиального изменения концепций обучения. А пока этого не происходит, в страну активно приглашают иностранцев. За период с 1989 г. по 2009 г. численность иностранных профессоров и преподавателей в вузах КНР увеличилась в 16 раз: с 686 до 11 000 высококвалифицированных педагогов. За тот же период, по данным сотрудника министерства образования КНР Сюн Циняня, число иностранных ученых в китайских исследовательс­ких центрах выросло без малого в двести раз, а именно – с 2500 до 480 тыс. человек (Сюн Цинянь, 2011). Вероятно, сюда включены и вернувшиеся на родину репатрианты и китайские студенты зарубежных вузов, но все равно количество исследователей, которые привезли с собой не только профессиональные знания, но и новые жизненные представления и убеждения беспрецедентно для истории других стран и народов. Учитывая, что в общей сложности в исследовательских центрах КНР работает 1,6 млн. ученых, можно утверждать, что иностранные исследователи и молодые китайские специалисты, получившие образование за рубежом, не только вносят существенный вклад в развитие китайской науки, но не исключено, что именно на них делается основная ставка руководства страны. И это не случайно.

Чтобы оценить сложность задачи, объективно стоящей перед Китаем, достаточно сказать, что с Нового времени история не знает прецедентов перехода догоняющей модернизации в опережающую. На грани такого перехода в XX в. реально стояли, пожалуй, только две страны – СССР с его техническими достижениями эпохи «оттепели» и освоения космоса (1950-60 гг.) и Япония 1970-80 гг. Причины технологического отставания СССР выходят за рамки нашего анализа. Что касается Японии – исторически дочерней цивилизации от Китая, то многое в этих двух странах идентично. В годы стремительного роста Японии в США были буквально панические настроения, связанные с перспективой уступить Стране восходящего солнца первенство в развитии. А в Японии тогда же дискутировался вопрос: способны ли японцы генерировать идеи, т.е. осуществить переход от догоняющей к опережающей модернизации? Не вдаваясь в рассмотрение принципиальных различий представлений о мире и о себе у представителей западноевропейской и китайской цивилизаций (об истоках см.: Кульпин, 2009), констатируем факт: не удалось.

Как и японцы, китайцы хорошо адаптируют технические достижения европейской цивилизации, но способны ли ученые Китая массово генерировать идеи? До сих пор представители древнейшей цивилизации и самого многочисленного народа Земли не смогли дать ни одного лауреата Нобелевской премии в области естественных наук, который получил бы высшее образование в своей стране и работал бы в КНР. Руководство КНР пытается найти ответ на вызов Истории. Правительство Поднебесной учредило программы грантов для поддержки 1000 талантливых молодых людей, 1000 талантливых иностранцев и репатриантов. Объявлено о введении программы поддержки 10 тыс. ведущих китайских учёных в области точных, инженерных и социальных наук. Цель проекта - в течение 10 лет вырастить в концентрированной интеллектуальной среде 100 претендентов на Нобелевскую премию. Но является ли данный результат следствием несовершенства системы образования и недостаточного уровня развития науки в стране, т.е. принципиально преодолимых недостатков, или с чем-то иным, непреодолимым в принципе? На второе предположение, как и в случае с Японией, ответ может дать только История.

Список использованной литературы

Сюн Цинянь. Как в КНР реформировали образование //Vedomosti.ru 04.10.2011.

Annual Report on China’s Education (2010). Blue Book of Education. –(на кит. яз.). // Под ред. Ян Дунпина. Пекин: Академическое издательство общественных наук , 2010. –317 с.

The 2006 Green Paper on Education in China (Зеленая книга: Образование в Китае 2006). Авторы-составители: Фан Вэньяо, Чжан Ли и др. – Пекин: Чжунго цзяоюй юй кесюе чубаньше, 2006.

The 2008 Green Paper on Education in China. Пекин: Чжунго цзяоюй юй кесюе чубаньше, 2008.

China Statistical Yearbook 2010. Beijing :China Statistics Press, 2010.

Кульпин Э.С. «Культурная революция» и развитие китайского общества. Опыт социологического анализа переписи населения // Новое в изучении Китая. Часть IV. Социально-экономическое развитие Китая: навстречу 90-м годам. М. 1990, с. 115-127.

Кульпин Э.С. Восток: Природа – технологии – ментальность на Дальнем Востоке. Изд. 2-е, доп., М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009.

Кульпин Э.С. Китайский вызов: пределы рост //История и современность. 2010. № 2 (12), с. 140-143.

Машкина О.А. Образование как ресурс развития КНР в XXI в. // История и современность, 2009, № 1, с. 144-158.

Машкина О.А. Китай: перспективы инноваций и образования // История и современность, 2010, № 2 (12), с. 197-203.

Машкина О.А. Научно-технический потенциал КНР: прогнозы и реальность. // Общество. Государство. Политика, № 1, с. 83-103; № 2, c. 24-37.

Машкина О.А. Образование как приоритет социально-экономического развития КНР. // История и современность, 2012, № 2 (16), с. 197-203.

Машкина О.А. Развитие высшего образования в современном Китае. – Высшая школа в условиях развития инновационной экономики»: М.: Экономический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова, 2013.

Машкина О.А. Образование как точка роста китайской мечты //Природа и общество в процессах взаимодействия. Серия «Социоестественная история. Генезис кризисов природы и общества». Выпуск XXXVII /Под ред. Э.С. Кульпина. – М.:2013.

Акимов А.В., д.э.н., проф., зав. ОЭИ ИВ РАН
Робототехника и трудосберегающие технологии – технологические вызовы ХХI века
В ближайшие десятилетия для рынка труда в большинстве стран мира важным фактором станет развитие новых технических систем, значительно повышающих производительность труда. Эти технические системы в большой степени основаны на информационных технологиях, но не сводятся к прогрессу в средствах связи, компьютеров и развитию Интернета.

Трудосберегающие системы машин созданы в сельском хозяйстве, добывающей и обрабатывающей промышленности и сфере услуг. В сельском хозяйстве - это механизация земледелия и фабричное выращивание животных, в добывающей промышленности - мощные машины по перевалки насыпных грузов, в обрабатывающей промышленности и сфере услуг - промышленные и служебные роботы и информационные технологии.

Развитие робототехники выходит на новый уровень. Если первоначально роботы рассматривались просто как часть промышленного оборудования, то сейчас они приобретают возможности, позволяющие им активно вытеснять человека их многих видов деятельности. Этот процесс имеет несколько следствий для социально-экономического развития большинства стран мира.

Во-первых, старение населения в развитых странах теперь не означает, что экономический рост там остановится из-за сокращения численности рабочей силы. Роботы в промышленности и услугах могут заменить рабочую силу. Сильной стороной развитых стран является высокий уровень развития человеческого потенциала, включающий характеристику квалификации, измеряемую числом лет образования. Он может стать основой для роста и развития экономики при сокращающейся численности населения.

Во-вторых, как следствие указанного выше, трудовая иммиграция в развитые страны из развивающихся перестает быть необходимым условием экономического роста в развитых странах. Наиболее интересен опыт Японии. Эта страна имеет очень высокую долю старших возрастных групп в населении, рабочая сила сокращается, но трудовая иммиграция незначительна. Промышленность продолжает развиваться в значительной степени за счет роботизации. В этом смысле Япония может стать примером для других развитых стран.

В развивающихся странах рост населения в трудоспособном возрасте все еще велик, а местных рынок труда не способен поглотить всех ищущих работу. Закрытие рынка рабочей силы развитых стран станет большой проблемой для стран развивающихся.

В-третьих, производительное оборудование, основанное на применении робототехники, будет подталкивать фирмы развитых стран экспортировать продукцию на рынки развивающихся стран, поскольку производительное оборудование довольно дорого, и для его рентабельной работы необходимы крупные рынки. Это создаст дополнительные проблемы для экономического роста и решения социальных проблем в тех развивающихся странах Азии, Африки и Латинской Америки, которые не сумеют включиться в новую систему производительных сил.

В-четвертых, проблемы старения населения, которые нарастают в КНР, самой крупной стране по численности населения, наиболее успешному государству в группе переходных экономик и потенциально лидере мировой экономики по объему ВВП в ближайшие десятилетия, могут быть успешно решены. КНР уже сейчас является лидером на этапе формирования новой системы производительных сил. Это снимает опасения, что старение населения вызовет экономический спад к КНР и отбросит эту страну назад в социально-экономическом развитии.

В-пятых, возникает проблема, как будет функционировать экономика развивающихся стран, когда прогресс роботизации сделает ненужным импорт продукции обрабатывающей промышленности развитыми странами.

Успешная на протяжении многих десятилетий экспорториентированная модель экономического развития может перестать работать и развивающимся странам придется разрабатывать новую модель экономического развития без ориентации экспорта в развитые страны с опорой на внутренний спрос. Таким образом, развивающимся странам придется опираться на национальные экономические возможности. Внутренний спрос в условиях, когда подавляющая часть населения бедна, может быть обеспечен только за счет повышения роли государства в экономических процессах. Повысится роль перераспределительных процессов в ущерб рыночным механизмам.

В-шестых, повышается вероятность формирования очагов нестабильности и несостоявшихся государств, в которых многочисленные когорты молодого безработного населения будут источником пополнения как террористических организаций с идеологической базой, так и криминальных банд. Последний вывод является следствием предыдущего при неблагоприятном варианте социально-экономического развития. Такие процессы уже происходят на Ближнем и Среднем Востоке и в Африке. Молодое безработное население становится резервом формирования террористических организаций и преступных группировок. Эти тенденции могут стать устойчивыми на многие годы.