§ 4. Отграничение преступлений, совершаемых в состоянии аффекта, от смежных преступлений (ст.ст. 102—103, 108-109 и 105, 111 УК РСФСР)
а) Умышленное убийство, тяжкие или менее тяжкие телесные повреждения, совершаемые в состоянии аффекта, и одноименные преступления без смягчающих обстоятельств (ст.ст. 102—103, 108-109 УК)
Отграничение преступлений, предусмотренных ст.ст. 104, 110 и 102—103, 108—109 УК РСФСР, представляет известные трудности, о чем свидетельствуют данные статистического исследования рассматриваемой категории дел. Так, только в 26,2% случаев совершения умышленных убийств, тяжких и менее тяжких телесных повреждений в состоянии аффекта преступнику было
предъявлено обвинение по ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, причем в 62,2%; случаев ошибочная квалификация содеянного, данная органом предварительного расследования, была исправлена народным судом при вынесении приговора, а в 11,6% случаев (это составило 40% обжалованных или опротестованных приговоров!) подобная ошибка, допущенная в приговоре, была исправлена вышестоящей судебной инстанцией.
Решающее значение в разграничении указанных составов имеет содержание субъективной стороны преступления, вернее те качественные изменения, которые вносит в него состояние «оправданного» аффекта, в особенности, в содержание и характер проявления побуждений и целей преступного поведения в этом состоянии. В преступлениях, предусмотренных ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, мотив не носит особо низменного характера, который в той или иной мере отличает преступления, предусмотренные ст.ст. 102—103, 108—109 УК РСФСР. В связи с этим умышленное убийство, совершенное по мотивам, указанным в пп. «а», «б», «в», «е», «к» ст. 102 УК РСФСР, безусловно, не может квалифицироваться по ст. 104 УК РСФСР 196, а умышленное тяжкое или менее тяжкое телесное повреждение, соответственно,—по ст. 110 УК РСФСР.
Ст.ст. 104, ПО УК РСФСР содержат «специальный состав» умышленного убийства, тяжкого или менее тяжкого телесного повреждения, где состояние аффекта, вызванное извинительными обстоятельствами, как конструктивный элемент состава преступления, является единственным основанием, позволяющим отграничить его от аналогичных составов преступлений, предусмотренных ст.ст. 102—103; 108—109 УК РСФСР. Причем в рассматриваемых нормах формулируется лишь основной состав преступления со смягчающими обстоятельствами и не выделяются его квалифицированные виды. Отягчающие обстоятельства, указанные в ст. 102 и ч. 2 ст.ст. 108, 109 УК РСФСР, не препятствуют квалификации соответствующих убийств и телесных повреждений по ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, поскольку не противоречат смыслу этих норм уголовного закона и объясняются особенностями преступного поведения в состоянии аффекта. Представляется, что отмеченные соображения лежат в основе решения вопроса об ответственности за
умышленное убийство в состоянии аффекта, которое дается в пп. 9 и 17 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 27 июня 1975 г. «О судебной практике по делам об умышленном убийстве» 197. Последним, как известно, рекомендуется квалифицировать такие деяния по ст. 104 УК РСФСР, хотя бы они были совершены при обстоятельствах, указанных в пп. «г», «д», «ж», «з», «и», «л» ст. 102 УК РСФСР.
Определяя перечень обстоятельств, отягчающих умышленное убийство, тяжкое или менее тяжкое телесное повреждение, законодатель имел в виду повышенную общественную опасность этих преступлений и личности преступника в зависимости от способа, последствий, обстановки совершения преступления, специального или особо опасного рецидива и др., а также возможности, степени осознания и восприятия виновным указанных обстоятельств, их влияния на противоправное поведение.
По смыслу закона для квалификации убийства по п. «г» ст. 102 УК РСФСР необходимо установить, что виновный сознавал характер своих действий, их особую жестокость и желал совершить убийство именно таким способом. Следовательно, признак особой жестокости законом связывается не только со способом убийства, но и с другими обстоятельствами, свидетельствующими о проявлении виновным особой жестокости 198. В преступлениях, совершаемых в состоянии аффекта, способ посягательства является прежде всею обстоятельством, характеризующим эмоциональное состояние преступника, поэтому наличие только объективных признаков «особой жестокости», «мучения или истязания» при совершении умышленного убийства, тяжкого или менее тяжкого телесного повреждения в состоянии аффекта не исключает ответственности по ст.ст. 104 или 110 УК РСФСР. Так, в частности, решается вопрос относительно «особой жестокости» как конструктивного признака особо опасного убийства, предусмотренного п. «г» ст. 102 УК РСФСР. Подобным же образом, очевидно, должен решаться вопрос применительно к сходным с ним признакам квалифицированных видов тяжкого или менее тяжкого телесного повреждения — «мучения» и «истязания», поскольку «особо жестокими» признаются действия, заведомо для виновного причиняющие
особые мучения или страдания путем пыток, истязания, нанесения большого количества ран потерпевшему, особые страдания близким потерпевшему лицам, присутствующим на месте преступления, т. п. Преступное поведение в состоянии аффекта лишено продуманной жестокости. Аффективные действия стремительны и энергичны и таят в себе огромную разрушительную силу, которая так ярко проявляется в насильственных действиях, лишенных значительной доли целесообразности: в нанесении потерпевшему множества необычно сильных и необъяснимо жестоких ударов и ранений, сопровождающихся переломами челюсти, ребер, черепа, рук и ног, откусыванием носа, ушей и др. Хотя в объективном плане нанесение тяжких или менее тяжких телесных повреждений в состоянии «оправданного» аффекта может выглядеть как мучение или истязание, это обстоятельство не исключает квалификации содеянного по ст. 110 УК РСФСР. Правильно, на наш взгляд, поступил президиум Ростовского областного суда, указавший в постановлении по делу П. и К., что «нанесение множества резаных ран К. свидетельствует о состоянии аффекта, возникшем вследствие проявленного в отношении П. и ею беременной жены насилия со стороны К.»199.
При квалификации преступления по п. «д» ст. 102 УК РСФСР необходимо установить, что виновный, осуществляя умысел па убийство определенного лица, сознавал, что применяет такой способ причинения смерти, который заведомо опасен для жизни других людей 200. Объективно опасные для жизни многих людей поступки лица, захваченного своими переживаниями, не всегда могут восприниматься в качестве таковых. Для преступника, действующего в состоянии аффекта, характерно известное «пренебрежением правилами предосторожности, отсутствие расчетливости и дальновидности. Это состояние «понуждает» действовать без промедления, непрерывно, не считаясь с местом и временем, окружающими людьми и другими обстоятельствами конфликтной ситуации, как бы отвлекаясь от них. С учетом указанных соображений и необходимо производить оценку действий виновного лица, находящегося в аффективном состоянии и использующего общественно опасные средства причинения вреда потерпевшему.
Аналогичные соображения можно привести в обоснование квалификации по ст. 104 УК РСФСР случаев совершения убийства заведомо беременной женщины в состоянии аффекта, вызванного неправомерными действиями потерпевшего. Пункт «ж» ст. 102 УК РСФСР предполагает, как известно, заведомость знания о беременности потерепевшей. Причем об этом важно знать не вообще, а сознавать в данный момент, т. е. непосредственно во время совершения убийства, чего в состоянии аффекта как раз и не наблюдается. Так, У. совершил покушение на убийство своей беременной жены в состоянии аффекта, вызванного тяжким оскорблением со стороны потерпевшей. Хотя виновный знал о ее беременности, но сужение сферы сознания и памяти под влиянием аффекта, захваченность переживаниями, сосредоточенность психической деятельности вокруг единственной актуальной для него в этот момент задачи — найти подходящий выход своему негодованию в ответ на несправедливо причиненную обиду—сковывали его возможности по воспроизведению и поддержанию в памяти более отвлеченных деталей, в том числе и факта беременности жены. Правильно поступил суд, квалифицировавший действия У. по ст.ст. 15 и 104 УК РСФСР 201.
Отрицательные качества виновного лица, проявившиеся в самом преступлении и присущие ему вообще как личности с особо отрицательными наклонностями и антиобщественными установками, играют важную роль в установлении отягчающих обстоятельств, предусмотренных пп. «з», «и», «л» ст. 102 УК РСФСР. Однако общественную опасность преступления, совершаемого в стоявши аффекта, определяют не столько особые свойства личности преступника, сколько особые условия и особенности его совершения. Реакция виновного на неправильное поведение потерпевшего cугубo ситуативная, в целом нетипичная для него и потому, как правило, не выражающая ничего особо опасного в его личности. Существенно влияя на характер и степень вины лица, совершившего умышленное убийство, состояние «оправданного» аффекта непременно должно отразиться на смягчении ответственности за содеянное в этом состоянии. В пункте «и» ст. 102 УК РСФСР законодатель говорит о невозможности признания повторного убийства отягчающим обстоятельством, если ранее лицом было
совершено убийство, предусмотренное ст.ст. 104 и 105 УК. Аналогичный вывод можно сделать, по-видимому, и в тех случаях, когда в состоянии аффекта совершается последнее убийство. Как показывает изучение дел указанной категории, 3,7% преступлений, квалифицированных по ст. 104 или ст.ст. 15 и 104 УК РСФСР, были совершены лицами, ранее уже судимыми за умышленное убийство. Это позволяет в какой-то мере определить подход законодателя к разграничению умышленных убийств, предусмотренных ст. 104 и пп. «з» и «л» ст. 102 УК РСФСР.
Убийство двух или более лиц не может квалифицироваться как совершенное при отягчающих обстоятельствах, если виновный находился в состоянии аффекта, вызванного насилием, тяжким оскорблением или иными противозаконными действиями потерпевшего. Судебная практика в основном следует этой позиции. По нашим данным, 10,7% от общего числа преступлений, квалифицированных по ст. 104 (ст.ст. 15 и 104) УК РСФСР, были связаны с убийством (покушением на убийство) двух лиц одновременно в состоянии аффекта. Из смысла п. «з» ст. 102 УК РСФСР вытекает, что закон признает отягчающим обстоятельством убийство двух и более лиц при отсутствии смягчающих обстоятельств, указанных в ст.ст. 104 и 105 УК РСФСР202.
По ст.ст. 104, 110 УК РСФСР следует квалифицировать и те случаи умышленных убийств, тяжких или менее тяжких телесных повреждений в состоянии аффекта, которые совершаются особо опасными рецидивистами. Этот вопрос нашел правильное разрешение в п. 17 упомянутого постановления Пленума Верховного Суда СССР применительно к п. «л» ст. 102 УК РСФСР203. Таким же образом он должен решаться и в отношении умышленных тяжких или менее тяжких телесных повреждений, причиняемых особо опасным рецидивистом в состоянии аффекта. Вместе с тем случаи «самовзвинчивания», ничтожный повод и низменный мотив посягательства на жизнь и здоровье потерпевшего могут свидетельствовать об отрицательном влиянии личных качеств виновного, способных сыграть решающую роль как в возникновении сильного душевного волнения, так и в совершении преступления. Такие действия, конечно, не могут рассматриваться как совершенные при смягчающих
обстоятельствах и квалифицироваться по ст.ст. 104, 110 УК РСФСР. К лицу, для которого насилие над личностью или иное деяние является чем-то рядовым и чуть ли не «обычным делом», в каждом отдельном случае необходим особо внимательный подход при оценке его преступного поведения, хотя бы и вызванного неправильными действиями потерпевшего.
«Смерть потерпевшего» как последствие, указанное в ч. 2 ст. 108 УК РСФСР в качестве квалифицирующего признака, следует рассматривать как отягчающее ответственность обстоятельство (п. 4 ст. 39 УК РСФСР) в рамках ст. 110 УК РСФСР, если она наступила в результате умышленного тяжкого телесного повреждения, причиненного в состоянии аффекта. Содеянное полностью охватывается ст. 110 УК. РСФСР, санкция которой позволяет всесторонне учитывать в указанных пределах различные отягчающие и смягчающие обстоятельства, не учтенные законодателем при конструировании данного, состава преступления. Нельзя согласиться с теми криминалистами, которые предлагают квалифицировать подобные случаи умышленного причинения тяжких телесных повреждений по ч. 2 ст. 108 УК РСФСР или по совокупности ст.ст. 110 и 106 УК РСФСР.
Умышленное тяжкое телесное повреждение, повлекшее смерть потерпевшего, всегда более тяжкое, чем аналогичное преступление, совершенное в состоянии аффекта. Очевидно, что и степень общественной опасности последствий причинения таких повреждений в первом случае гораздо выше, чем во втором. В то же время общественная опасность убийства в принципе выше общественной опасности тяжких телесных повреждений, хотя бы и повлекших смерть потерпевшего. Однако, если последнее, совершенное в состоянии аффекта, квалифицировать по ч. 2 ст. 103 УК РСФСР, создается возможность назначить наказание виновному до 12 лет лишения свободы, тогда как умышленное убийство, совершенное в этом состоянии, наказывается лишением свободы на срок не более 5 лет. Получается, что убийца оказывается в более выгодном положении, чем лицо, причинившее тяжкие телесные повреждения.
Из конструкции ст. 108 УК РСФСР видно, что законодатель рассматривает «смерть потерпевшего», а также другие обстоятельства, указанные в ч. 2 данной статьи,
как признаки квалифицированных видов умышленного причинения тяжких телесных повреждений, а не как конструктивные элементы самостоятельных составов преступлений. Пока дело обстоит таким образом, всякое причинение умышленных тяжких телесных повреждений, будьте в состоянии аффекта или при превышении пределов необходимой обороны, требует квалификации только по ст. 110 или ст. 111 УК РСФСР.
Умышленное причинение тяжких телесных повреждений, повлекшее смерть потерпевшего, характеризуется «смешанной» формой вины. Наличие аффекта не дает оснований искусственно разрывать единый психический процесс, выражающий внутреннюю сторону такого поведения преступника. Смерть потерпевшего выступает здесь в качестве побочного результата преступной деятельности (умышленного причинения тяжких телесных повреждений), будучи причинно и виновно (в форме неосторожности) с ней связанной. В теории уголовного права и судебной практике уже выработался определенный подход при определении ответственности за совершение преступления со «смешанной» формой вины, и, думается, нет оснований иначе подходить к оценке умышленных тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего, только потому, что они совершаются в состоянии аффекта или при превышении пределов необходимой обороны. Речь может идти только о едином преступлении, предусмотренном специальной нормой (ст. 110 или ст. 111 УК РСФСР), но никак не о совокупности преступлений, предусмотренных ст.ст. 110 и 106 или, соответственно, ст.ст. 111 и 106 УК РСФСР. В этой связи нельзя не согласиться с позицией Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР по делу К., который причинил умышленные тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть потерпевшего, при превышении пределов необходимой обороны. Хотя ст. 111, как и ст. 110 УК РСФСР, специально не рассматривает подобные случаи, Судебная коллегия вполне обоснованно указала, что «действия К., независимо от того, что они повлекли за собой смерть потерпевшего, подлежат квалификации по ст. 111 УК РСФСР» 204.
Судебная практика в основном правильно подходит к решению данного вопроса. Например, по нашим данным,
около 10% умышленных тяжких телесных повреждений, квалифицированных по ст. 110 УК РСФСР, сопровождались смертью потерпевшего. Однако, целесообразнее было бы дополнить ст. 110 УК РСФСР (а заодно и ст. 111 УК РСФСР) таким квалифицированным видом умышленных тяжких телесных повреждений, которые повлекли смерть потерпевшего, дифференцировать внутри этой статьи (отдельными частями, пунктами) ответственность за причинение различных по тяжести телесных повреждений и включить в нее норму, предусматривающую ответственность за легкие телесные повреждения, причиняемые в состоянии аффекта 205. Предлагаемое совершенствование уголовного закона исключило бы многие затруднения, возникающие в практике применения рассматриваемых правовых норм, обеспечило бы большее единообразие правоприменительной деятельности судов и органов расследования по данной категории дел.
Настоящая редакция ст. 110 УК РСФСР недостаточно четко дифференцирует ответственность в зависимости от характера причиняемых телесных повреждений и их тяжести, хотя очевидно, что степень общественной опасности тяжких и менее тяжких телесных повреждений не может быть одинакова. При определении пределов уголовной ответственности и наказания необходимо во всех без исключения случаях учитывать в рамках ст. 110 УК РСФСР тяжесть причиняемых в состоянии аффекта телесных повреждении (как отягчающее или смягчающее обстоятельство), а значит, и все те признаки, которые характеризуют указанные виды телесных повреждений. Приходится с сожалением констатировать, что отмеченное правило нередко (по нашим данным, в 72,2% случаев) нарушается судами. Характерным этому примером может служить дело С., обвинявшегося в том, что он в состоянии аффекта, вызванного насилием К., откусил ему левое крыло и кончик носа, причинив потерпевшему менее тяжкие телесные повреждения, носящие, по заключению экспертов, характер «неизгладимости». Народный суд, даже не обсудив вопрос о том, можно ли признать эти повреждения тяжкими по признаку «неизгладимого обезображения лица», указал в приговоре, что К. причинены «менее тяжкие телесные
повреждений, повлекшие неизгладимое обезображение лица». Как правильно отметил президиум областного суда, диспозиция ст. 110 УК РСФСР предусматривает ответственность за все наступившие последствия, указанные в ч. 1 ст.ст. 108, 109 УК РСФСР, в том числе и за неизгладимое обезображение лица, поскольку последнее, согласно закону, является признаком тяжкого телесного повреждения 206. Игнорирование этого обстоятельства привело к неверной правовой оценке народным судом совершенною преступления, а следовательно, и к назначению не соответствующего содеянному наказания, что повлекло отмену неправосудного приговора.
В тех же случаях, когда суды учитывают «тяжесть последствий» преступных действий виновного в рамках ст. 110 УК РСФСР, они вкладывают в это понятие далеко не одинаковый смысл. Под «тяжкими последствиями» нередко понимается и тяжесть телесных повреждений, и стойкая утрата трудоспособности, как признак тяжкого или менее тяжкого телесного повреждения, и смерть потерпевшего, и некоторые обстоятельства семейного либо личного характера, касающиеся потерпевшего. Несостоятельность такого подхода, позволяющего соединить в одном понятии весьма разные по своей юридической природе и значительности обстоятельства, очевидна. В то же время это — свидетельство недопонимания сути вопроса определенной частью практических работников.
До сих пор, например, серьезные затруднения возникают при определении юридической природы умышленных легких телесных повреждений, причиняемых в состоянии аффекта. Расхождения по этому вопросу в юридической литературе осложняют эти затруднения. Мы полностью разделяем позицию тех авторов, которые считают, что причинение указанных повреждений влечет за собой уголовную ответственность по ст. 112 УК РСФСР с учетом аффекта как смягчающего обстоятельства207. Степень общественной опасности умышленных легких телесных повреждений, причиненных в состоянии сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего, незначительна по сравнению с аналогичными деяниями, совершаемыми в обычном расположении духа. Но самочинная расправа, стремление лица своими средствами «наказать» обидчика таит
в себе значительную общественную опасность. Поскольку умысел на совершение преступления в состоянии аффекта, как правило, неконкретизирован, трудно предсказать, чем иной раз закончится и до чего может дойти это противозаконное и самоуправное стремление лица. Первоначальное решение виновного причинить сравнительно небольшой вред здоровью потерпевшего может претерпеть существенные изменения в зависимости от отношения потерпевшего к насильственным действиям виновного, противодействия этому насилию, его интенсивности, применяемых орудий и других обстоятельств конкретного случая. То, что действия виновного вызваны неправомерным поведением самого потерпевшего, не делает их безопасными для общества, как полагают некоторые криминалисты208. Насилие, которое не составляет признаков необходимой обороны, влечет ответственность по соответствующим статьям уголовного закона, а степень его общественной опасности, вопросы наказуемости за содеянное в состоянии аффекта рассматриваются и оцениваются судом конкретно в каждом случае с учетом тяжести причиняемых телесных повреждений и других обстоятельств дела. Следует согласиться с мнением Президиума Верховного Суда РСФСР, указавшего в постановлении по делу Ч., что «причинение умышленного легкого телесного повреждения под влиянием внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего, не освобождает виновного от уголовной ответственности, а является лишь обстоятельством, смягчающим ответственность» 209.
б) Разграничение преступлений, совершаемых
в состоянии аффекта и при превышении пределов
необходимой обороны (ст.ст. 104, 110 и 105, 111
УК РСФСР)
Вопросы разграничения умышленных убийств, тяжких или менее тяжких телесных повреждений, совершаемых в состоянии аффекта и при превышении пределов необходимой обороны, вызывают еще более серьезные затруднения в судебной практике, чем рассматривавшиеся до этого вопросы разграничения преступлений, предусмотренных ст.ст. 104, 110 и 102—103, 108—109
УК РСФСР. К сожалению, суды не всегда обращают должное внимание на эти вопросы. Так, по нашим данным, из 57% дел о преступлениях, предусмотренных ст.ст. 104, 110 УК. РСФСР, в которых содержались отдельные признаки превышения пределов необходимой обороны, лишь по 3% из них дана определенная оценка действиям виновного и потерпевшего в плане разграничения указанных преступлений. Такое отношение судебных органов к рассматриваемым вопросам нельзя признать правильным. Думается, что во всех подобных случаях, вызывающих сомнения в квалификации действий виновного по ст.ст. 104, 110 или 105, 111 УК РСФСР, следует выяснять, нет ли оснований для привлечения его к ответственности за преступление, совершенное при превышении пределов необходимой обороны. Недопустимо положение, как справедливо замечает И. С. Тишкевич, когда «по ст.ст. 104 110 УК РСФСР осуждаются лица, которые должны нести ответственность за менее опасное преступление — превышение пределов необходимой обороны» 210.
В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 4 декабря 1969 года «О практике применения судами законодательства о необходимой обороне» (п. 8) разграничение рассматриваемых составов рекомендуется проводить главным образом по цели совершения действий и признаку сильного душевного волнения (аффекта) 211.
Нередко так называемый «эксцесс обороны» допускается лицами, находящимися в состоянии аффекта, вызванного нападением. Насилие, опасное для жизни и здоровья обороняющегося, а в некоторых случаях и посягательство на государственные и общественные интересы или интересы другого лица, способно вызвать состояние аффекта и привести к превышению пределов необходимой обороны. Иногда, как ранее отмечалось, аффект служит обстоятельством, исключающим уголовную ответственность при превышении пределов необходимой обороны, а в остальных случаях — это факультативный признак субъективной стороны преступления, а не обязательный и конструктивный, как в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 104, 110 УК РСФСР. В этой связи нельзя согласиться как с позицией В. И. Ткаченко, который считает, что состояние аффекта «несвойственно преступлениям, предусмотренным ст.ст. 105, 111
УК РСФСР»212, так и с позицией В. И. Ляпунова, по мнению которого именно благодаря наличию аффекта законодатель определил сравнительно мягкое наказание за убийство с превышением пределов необходимой обороны213. Большинство советских криминалистов отвергают эти две крайние позиции, как не соответствующие юридической природе указанных преступлений и психологии преступного поведения в экстремальных условиях обороны, придерживаясь той точки зрения, что при превышении пределов необходимой обороны виновный действует обычно под влиянием аффекта 214.
Насилие со стороны потерпевшего — наиболее распространенный повод, умышленных убийств, тяжких или менее тяжких телесных повреждений, совершаемых в состоянии аффекта, а в преступлениях, связанных с превышением пределов необходимой обороны, оно выступает в качестве обязательного условия. Поэтому тщательная и глубокая оценка этого насилия играет важную, если не основную, роль в установлении истинных целей ответных действий виновного. Насилие как повод преступления, совершаемого в состоянии аффекта, и как обстоятельство, создающее состояние обороны, существенно отличается по своему характеру, направленности и степени интенсивности. Если в первом случае, применяя насилие, потерпевший стремится, как правило, уязвить самолюбие виновного, унизить его достоинство, обидеть, оскорбить ударом, пощечиной, то во втором он применяет насилие, которое по своему характеру и степени интенсивности может рассматриваться как нападение. Соответственно этому, причинение физическою вреда потерпевшему составляет цель ответных действий виновного в состоянии аффекта, которые хотя и носят вынужденный характер, но не являются необходимым и единственным выходом из сложившейся ситуации, в то время как насилие со стороны обороняющегося преследует цель защиты охраняемых законом личных и общественных интересов, а причинение вреда нападающему является лишь средством, способным обеспечить такую защиту. Как указывается, например, в определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Татарской АССР по делу Д., действия виновного нельзя квалифицировать по ст. 111 УК РСФСР, «поскольку Д. нанес удар потерпевшему в ответ на его
оскорбление — удар по лицу, а не в порядке необходимой самообороны» 215.
Насилие потерпевшего — это непосредственный повод преступлений, предусмотренных ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, извинительное обстоятельство, с которым тесно связано возникновение «оправданного» аффекта виновного. В объективном плане такое насилие выглядит как «провокация» преступления. Совершение рассматриваемых преступлений — результат фактически учиненного и уже оконченного насилия.
Насилие в смысле ст.ст,. 105, 111 УК РСФСР порождает состояние необходимой обороны. Совершение этих преступлений всегда связано с продолжаемым насилием потерпевшего. Причем состояние необходимой обороны возможно не только тогда, когда нападающий замахивается, наносит удары, продолжает избиение или иное насилие, но и в случаях возникновения и сохранения реальной опасности непосредственного нападения. В качестве примера можно привести дело П., который выстрелом из ружья убил своего сына в тот момент, когда последний, выбив топором окно дома, где, запершись от него, сидел отец, кинул в помещение топор, а затем, угрожая физической расправой, полез туда сам. Правильно, по нашему мнению, поступил суд, признав данное преступление совершенным при превышении пределов необходимой обороны216.
Поскольку такие действия, как подыскание орудия нападения на месте происшествия (например, выламывание планки от забора, поднятие камня или палки с земли, вытаскивание ножа из кармана), преследование лица с целью расправы, преодоление с той же целью каких-то серьезных препятствий к намеченному объекту посягательства, ставят лицо в явную и неотвратимую опасность, они вызывают необходимость применять ответные защитные действия. Превышение пределов необходимой обороны состоит не в «преждевременности» или «несвоевременности» защиты, а в несоответствии защиты характеру и опасности посягательства. При отсутствии в данный момент фактического насилия к обороняющемуся предъявляются повышенные требования, в частности в выборе средств и способов защиты, наиболее соответствующих характеру и опасности посягательства.
Известно, что не всякое агрессивное поведение потерпевшего можно рассматривать как начавшееся нападение. Нельзя, например, признать таковым простое учинение ссоры, угрозу убийством или физической расправой и т. п., если непосредственно в данной конфликтной ситуации потерпевший не предпринимает каких-либо действий во исполнение этой угрозы, не имитирует применение насилия и не создает, таким образом, своим поведением реальной необходимости применения неотложных мер защиты. Как отмечается в определении Военной коллегии Верховного Суда СССР по делу С., отсутствие нападения исключает необходимую оборону 217.
В судебной практике встречаются примеры, свидетельствующие о том, что продолжаемое насилие не рассматривается как нападение, поскольку жизни или здоровью обороняющегося не угрожает непосредственная опасность, а существует лишь опасность быть избитым. Сторонники этой позиции видят основной критерий отграничения преступлений, совершенных в состоянии аффекта, от преступлений, учиненных с превышением пределов необходимой обороны, в «самой опасности посягательства» 218. Однако опасность посягательства определяет в основном пределы правомерной защиты: чем оно опаснее, тем обоснованнее необходимость избрания более эффективных, а потому и более опасных средств защиты от нападения.
Состояние необходимой обороны чаще всего возникает в результате насилия, заведомо опасного для жизни и здоровья лица, подвергшегося нападению. В месте с тем в иных случаях такое насилие может выступать в качестве непосредственного повода преступлений, предусмотренных ст.ст. 104, 110 УК РСФСР. По полученным нами данным, в качества повода указанных преступлений сравнительно чаще выступали легкие телесные повреждения либо побои, а в остальном — это менее тяжкие и тяжкие телесные повреждения, изнасилование, покушение на убийство и др. Следовательно, опасность посягательства, его сравнительная тяжесть не имеют решающего значения при характеристике насилия как условия правомерности обороны. Основным признаком насилия при нападении, как отмечалось, является его продолжаемый характер.
Пленум Верховного Суда СССР действия С., который совершил убийство и причинил телесные повреждения потерпевшим, когда для него возникла опасность быть избитым, хотя реальная угроза для его жизни отсутствовала, признал совершенными при превышении пределов необходимой обороны. Своими действиями, как отметил Пленум, С. превысил пределы необходимой обороны и должен нести ответственность по ст.ст. 105, 111 УК РСФСР219.
Как продолжаемое насилие (нападение) следует рассматривать те случаи, когда посягательство только приостановлено нападающим с тем, чтобы, скажем, собраться с силами, приискать или приспособить орудия, избрать другой вариант для его продолжения. Так, Т., находясь в нетрезвом состоянии, учинил скандал с женой, ударил кулаком по лицу сына, который заступился за мать, угрожал их убить, а дом сжечь. Затем он напал на сына и избивал его, пока не вмешалась жена, которая свалила Т. на пол и, угрожая ножом, потребовала, чтобы он ушел из дома. Как только Т. поднялся, он тут же вновь набросился на сына, продолжал наносить ему удары. Тогда жена схватила концы шарфа, который был на муже, и стала стягивать их на шее. От удушья Т. упал на пол и умер. Народный суд квалифицировал это деяние по ст. 105 УК РСФСР как совершенное при превышении пределов необходимой обороны, отметив одновременно, что в момент совершения преступления виновная находилась в состоянии аффекта 220.
Если виновный совершил убийство, причинил тяжкое или менее тяжкое телесное повреждение после того, как нападение окончилось, и это обстоятельство отчетливо им воспринималось, содеянное в состоянии аффекта следует квалифицировать по ст.ст. 104, 110 УК РСФСР221.
Нередко случается так, что преступление, начавшееся в состоянии необходимой обороны (или с ее превышением) перерастает в преступление в состоянии аффекта и требует квалификации по ст.ст. 104, 110 УК РСФСР. По нашим данным, в 10% случаев действия виновного начинались в условиях необходимой обороны, а оканчивались после прекращения нападения (например, в результате беспомощного состояния нападающего, его отказа от продолжения активных действий). Представляется неверным привлечение к уголовной
ответственности по ст. 105 УК РСФСР К., который, не встречая сопротивления со стороны тяжело раненного им С., до этого напавшего на него с ножом, вытащил из его раны нож и нанес им смертельный удар в область сердца 222.
Поскольку по обстоятельствам происшествия не всегда представляется возможным определить момент окончания нападения из-за аффективного состояния обороняющегося, необходимо учитывать не только данные объективного порядка, свидетельствующие о прекращении нападения, но и субъективное восприятие последним такого рода данных. Если конкретная обстановка происшествия не свидетельствует со всей очевидностью об окончании нападения, то вызванное им аффективное состояние может не позволить обороняющемуся в полной мере оценить сложившуюся ситуацию. Как сказано в постановлении Президиума Верховного Суда РСФСР по делу С., «конкретная обстановка происшествия и субъективное состояние С. не дают оснований для вывода, что он нанес повреждение В., заведомо зная, что нападение окончено и ему не угрожает никакая опасность. То обстоятельство, что С. причинил В. повреждения после того, как отобрал у него орудие нападения, является превышением пределов необходимой обороны» 223.
Вместе с тем возможны и такие случаи, когда действия виновного внешне сохраняют признаки необходимой обороны (с превышением ее пределов), но совершенные из мести за предыдущую обиду после окончания аффекта, не могут быть квалифицированы по ст.ст. 105, 111 или 104, 110 УК РСФСР. Так, Н., будучи в нетрезвом состоянии, сидел на уличной скамейке вблизи своего дома вместе с незнакомыми парнями. Когда к сидящим подошла юная пара, парни предложили Н. уступить им свое место. Однако он не послушался, и его столкнули со скамьи, а затем избили. Н. побежал домой, взял там нож и, сообщив жене, что выйдет подраться, возвратился назад, остановившись на виду у сидящих на скамейке парней. Последние стали вскоре расходиться, а один из них, Б., подошел к Н. и замахнулся на него рукой, после чего получил тяжелое ранение в живот, от которого скончался 224. Действия Н. квалифицированы судом по ч. 2 ст. 108 УК РСФСР, с чем, думается, надо согласиться, В данной ситуации преступное
поведение виновного было достаточно обдуманным и расчетливым, так как после его избиения прошло значительное время, достаточное для успокоения, что подтверждается и его действиями незадолго перед совершением преступления. По существу Н. «спровоцировал» нападение. Взяв нож, чтобы «подраться», а точнее — учинить расправу над своими «обидчиками», он ждал лишь удобного для этого момента, все время оставаясь на виду у агрессивно настроенных парней. Еще до того, как Б. подошел и замахнулся на Н. рукой, он был «приговорен» последним, и тот не преминул воспользоваться удобным случаем для исполнения своего «приговора». Таким образом, действия потерпевшего не были тем решающим условием, которое могло бы вызвать необходимость защиты, а послужили поводом для осуществления заранее обдуманного преступного намерения виновного. При таких обстоятельствах содеянное виновным не может квалифицироваться по ст.ст. 110, 111 УК. РСФСР. Н. совершил преступление по мотиву мести, а месть не свойственна преступлениям, совершаемым при превышении пределов необходимой обороны, и не может выступать в качестве основного побуждения в преступлениях, совершаемых в состоянии аффекта.
Преступление, совершенное с превышением пределов необходимой обороны, всегда имеет более извинительный мотив, чем даже аналогичное деяние, совершенное только в состоянии аффекта, но при отсутствии признаков необходимой обороны. В первом случае в содержание мотива преступления входят такие побуждения, как сознание морального долга, жалость и сочувствие жертве нападения, чувство самосохранения и т. п., наряду с чувством обиды, чести и оскорбленного достоинства, которые входят обычно в структуру мотива преступления, совершаемого в состоянии аффекта. Имея в целом более извинительный по характеру мотив и более оправданную, общественно полезную цель, умышленное убийство, тяжкое или менее тяжкое телесное повреждение, совершенные при превышении пределов необходимой обороны, являются сравнительно менее тяжкими преступлениями и потому сравнительно менее наказуемы.
Достарыңызбен бөлісу: |