Актуальные проблемы современности: материалы 4-й научно-практической конференции «Альтернативный мир» (Благовещенск, 23 октября 2009 г.). Вып. / отв ред. Д. В. Буяров. Благовещенск: Изд-во бгпу, 2009. 152 с



бет2/9
Дата08.07.2016
өлшемі1.08 Mb.
#185061
1   2   3   4   5   6   7   8   9

Перформанс (англ.performance – исполнение) – выражение какой-либо идеи через вещь, жест, тело и т.п., в 60-е гг. пришёл на смену хэппенингам. В США в значительной степени профессионализирован и приближен к исполнительскому искусству (танец, музыка, пение и т.п.). Перформанс идентифицирует творца с творением. В нём главное – происходящее (искусство мгновения), а не само произведение.

В целом поп-арт фактически подвёл черту под традиционными видами искусства и открыл путь принципиально новым типам художественных практик, в частности концептуализму.



Концептуальное искусство, концептуализм (от лат. Conceptus – идея, мысль, понятие, представление). Западное искусствоведение и философия культуры относят концептуализм к новому феномену современности, синтезирующему в себе гуманитарные науки, философию и собственно искусство, пришедшему на смену традиционному искусству и философии. По времени возникновения (60-80-е гг.) это последнее крупное авангардно-модернистское направление, переходное явление к постмодернизму. Отдельные исследователи считают его первой фазой постмодернизма.

Основополагающее понятие концептуализма, от которого происходит название самого направления – концепт, в данном случае имеет два значения: 1) замысел, идея, словесно не выраженная мысль произведения, 2) условная и намеренно неполная, зашифрованная главная часть произведения (арт-проекта), представленная в виде текстов, которые как бы материализуют концепцию (идею) данного произведения.

Специфика концептуального искусства заключается в принципиальном отказе от традиционных средств художественной выразительности. В концептуализме отсутствует реальная действительность. Он стремится к созданию более или менее свободных от материального воплощения презентуемых «художественных идей»11. Представление о них передают фрагменты знаковых систем: таблицы, чертежи, формулы, обрывки текста, фотографии, аудио- и звукозаписи, в которых заключается смысл и значение созданного художником произведения, и потому их необходимо расшифровывать. Вне этого контекста артефакт концептуализма ничего не выражает и теряет свою какую-либо значимость. Таким образом, в концептуальном искусстве основным становится сам процесс создания реципиентом собственной концепции (понимания, видения) ведущей мысли (определяющего замысла) произведения. Говоря по-иному, в искусстве концептуализма акцент переносится с конкретно-чувственного созерцания на интеллектуальное осмысление, субъективное моделирование.

Установки и предметы концептуального искусства в значительной степени антиномичны. Обратим внимание только на один момент. С одной стороны, большинство артефактов концептуализма художественной ценностью как бы не обладают. Они создаются из подсобных, как правило, быстро разрушающихся материалов, часто представляют собой одноразовую, даже, на первый взгляд, бессмысленную акцию. К примеру, вырывание нанятыми могильщиками прямоугольной ямы в парке у Метрополитен-музея с последующим её засыпанием (К. Ольденбург) или похороны металлического куба (С. Ле Вит). Все эти арт-действия документируются. Фотографии, видеозаписи и т. п. передаются в музеи. С другой стороны, понимание и адекватное восприятие этих примитивных произведений в пространстве концептуализма доступно немногим, лишь «посвящённым», и тем самым концептуальное искусство становится замкнутым, элитарным.

Особое влияние на зарождение и развитие концептуализма оказали конструктивизм, структурализм, теория и практика дадаизма, реди-мейд Дюшана, конкретная поэзия, поп-арт. К главным представителям концептуализма относят американцев Р. Берри, Л. Левина, Х. Хаке, Д. Хюблера, Л. Вейнера, Д. Грехэма и др., француза Бена, нидерландца Я. Диббетса, итальянца П. Мандзони, членов английской группы «Искусство и язык». Манифесты и теоретические труды о концептуализме были написаны Солом Ле Витом и Дж. Кошутом.

60-е гг. XX в. в истории западной культуры относят к началу предметно-композиционного этапа развития Пост-культуры, достигшего своего апогея в последней трети XX в. (Й. Бойс, Я. Кунеллис, Р. Хорн). Для него характерно создание таких произведений, как ассамбляжи, инсталляции, на основе которых организовывались пространственно-временные действия – перформансы, акции, хэппенинги и особые пространства – энвайронменты. Параллельно поп-арту распространялись такие течения, как минималь-арт, оп-арт, нет-арт, боди-арт, ленд-арт, психоделика, а также «неоавангардизм», последовательно развивающий модернистские концепции.

К отличительным особенностям модернистской арт-деятельности, предтечи постмодернизма, следует отнести:


  • её очевидное стремление к выходу за пределы традиционного произведения искусства;

  • осознанную направленность на разрушение границы между искусством как таковым и окружающей действительностью;

  • вовлечение в творческий процесс зрителя, который не только созерцает действие, но и становится его соучастником;

  • алогичность и абсурдность по приёмам создания и используемым материалам её произведений, практически не обладающих духовной, эстетической или художественной ценностью;

  • использование всевозможных технологий, создающих такие пространства артефакта, которые далеко не в полной мере могут быть восприняты даже подготовленными реципиентами.




Д. В. Буяров
К ВОПРОСУ ОБ ЭТНО-РЕЛИГИОЗНОМ

СЕПАРАТИЗМЕ В СИНЬЦЗЯНЕ
Проблема сепаратизма в Синьцзян-Уйгурском автономном районе12 (далее СУАР) КНР является одной из наиболее актуальных как для Китая, так и для современного демократического международного сообщества13. Синьцзян и Китай связаны длительной историей взаимоотношений, динамика которых говорит о конфликтности14 и подтверждает объективность и закономерность сепаратистских процессов.

После присоединения Синьцзяна к КНР за 60 лет в СУАР произошло 16 крупномасштабных восстаний, которые неизменно имели этно-религиозную специфику. В основе этих движений лежит целый комплекс причин.

Одной из главных причин недовольства уйгуров является миграционная политика центрального правительства КНР. В результате массовой миграции ханьцев – титульной нации Китая, их доля в населении СУАР за последние десятилетия резко возросла и составила свыше 40%. Помимо использования механизмов послевузовского распределения, ханьцы привлекаются в СУАР дополнительной системой стимулов. В основном, ханьцы работают на промышленных, строительных и военных объектах, сельское хозяйство при этом остаётся уделом автохтонного населения. Ханьцы занимают также руководящие посты, формируют основу научной и творческой интеллигенции. В то же время Синьцзян является весьма привлекательным регионом для китайских туристов. Из 68 основных видов туристических ресурсов Китая в Синьцзяне имеются 56 видов, благодаря чему СУАР по этому показателю занимает первое место в стране15.

Недовольство уйгуров вызывает и демографическая политика центрального правительства. Политика ограничения рождаемости, проводимая в КНР, затрагивает и национальные меньшинства, имеющие, кстати, льготы на троих детей в семье. Но для традиционно многодетных мусульманских семей данное ограничение является дополнительным раздражителем.

СУАР достаточно богат полезными ископаемыми16. Активная эксплуатация энергетических ресурсов этого края делает его принципиально важным для будущего экономического развития Китая.  В то же время этот регион рассматривается в качестве сырьевого придатка КНР, в результате чего доходы, получаемые от добычи минерального сырья, идут не на повышение жизненного уровня в СУАР, а служат стратегическим целям центрального правительства. К тому же уйгурское население не в состоянии конкурировать с ханьскими предпринимателями. В свою очередь, низкие экономические показатели региона17 также способствуют росту недовольства населения.

Добыча полезных ископаемых в СУАР оказывает влияние на экологическую обстановку в данном регионе. Уйгурская проблема имеет значительный экологический аспект, который связан не только с добычей минерального сырья, но и с реализацией ядерной программы КНР. С 1964 г. в Синьцзяне проводятся ядерные испытания, которые уже с середины 1970-х гг. вызвали катастрофическое увеличение случаев раковых заболеваний и неизлечимых нервных расстройств18.

Наряду с социально-экономическими факторами на рост конфликтности в Синьцзяне оказывают влияние и культурные противоречия. Непродуманная языковая политика правительства КНР привела к снижению уровня грамотности населения региона и росту его недовольства языковой дискриминацией19. Уйгуры стараются сохранить свою культуру, но уровень образования окончивших уйгурские школы ниже, чем у тех, кто овладел китайской письменностью и учится в китайских школах. В то же время два народа живут практически изолированно друг от друга20.

Важной причиной уйгурского сепаратизма являются проблемы в религиозной сфере. Влияние религии и исламской традиции на уйгурское население СУАР сложно переоценить. В то же время исламское духовенство является объектом достаточно пристального внимания китайских властей21. Религиозный фактор в уйгурском движении тесно связан с другими проблемами22. В свою очередь, сепаратистские группировки в Синьцзяне выступают, как правило, под знаменем ислама23. Своеобразное исламское возрождение, начавшееся в СУАР в 1990-е гг., стало для уйгуров средством сохранения своей национальной идентичности в условиях процессов ассимиляции в ханьском этносе.

Обращаясь к религии, уйгуры не только ищут основу для национальной идентичности, но и рассчитывают на помощь международного исламского сообщества24. В конечном итоге противоречия в СУАР во многом связаны с внешним влиянием.

Рост этнонационализма в центрально-азиатских республиках с начала 1990-х гг. повлиял на дальнейшее развитие сепаратизма в СУАР25. Лидеры местных группировок стали проводить аналогии между Центральной Азией («Западный Туркестан») и Синьцзяном («Восточный Туркестан»). Наибольшую моральную поддержку уйгурским сепаратистам оказывают Турция и США. В этих странах подавление народных волнений в СУАР называют «этническими чистками».

Мусульманские страны, такие как Турция, Иран, Саудовская Аравия, стремятся поддержать мусульман Синьцзяна, поскольку между этими странами усиливается конкуренция за влияние на мусульманские народы Центральной Азии. Но при обвинениях в адрес Пекина акцент делается лишь на притеснениях со стороны властей в сфере исполнения населением религиозных обрядов.

США более активно пытаются использовать уйгурскую проблему с целью оказания постоянного давления на КНР. Однако американскому правительству становится все сложнее поддерживать баланс между борьбой с исламским терроризмом и связанным с ним «Исламским движением Восточный Туркестан»26 и интересами «защиты прав» уйгурского народа.

Определенное влияние на развитие уйгурского сепаратизма оказывают международные организации, которые представлены как легальными, умеренными, так и радикальными, террористическими организациями. Одной из наиболее крупных организаций, поддерживающих национальное движение уйгуров, является Всемирный Уйгурский Конгрес27. При этом на другом полюсе находятся «Аль-Каида» и движение Талибан, которые пытаются использовать движение уйгуров в своих целях. Задачи исламских радикалов заключаются в том, чтобы приобщить к «своему» джихаду как можно больше мусульман, чем бы при этом ни объяснялись их протестные настроения.

До начала 2000-х гг. международные уйгурские организации призывали объединяться своих сторонников по религиозному признаку. После событий 11 сентября 2001 г. в США, в условиях страха западных стран перед угрозой исламского терроризма, уйгурские организации перенесли акцент на консолидацию по национальному признаку.

В сепаратистских процессах в СУАР достаточно ярко выражены этнический, религиозный и политический компоненты. В целом уйгурское национальное движение неоднородно и представлено как культурно-правозащитными организациями, так и радикальными группировками. В интерпретации же китайского правительства даже те участники движения, которые выступают за более широкую автономию, объявляются фактически террористами. При этом национальные проблемы разрешаются в КНР, как правило, силовыми методами28. В результате уйгурская проблема, как часть национального вопроса, это один из главных дестабилизирующих факторов современной китайской государственности.

Во многом требования уйгуров справедливы, но их можно было бы разрешить и в рамках китайского государства. Однако обе стороны продолжают идти по пути конфронтации.




А. А. Горкуша
ПРОБЛЕМА КУРИЛЬСКИХ ОСТРОВОВ:

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ
К началу XXI века российско-японские отношения достигли наиболее высокого уровня за всю историю. В Концепции внешней политики России, утвержденной 28 июня 2000 года Президентом В. В. Путиным, отмечается, что «РФ выступает за устойчивое развитие отношений с Японией, за достижение подлинного добрососедства, отвечающего национальным интересам обеих стран»29.

Однако отношения России с Японией осложнены спором о принадлежности южной части Курильской гряды (группа Хабомаи, Шикотан, Кунашир и Итуруп). Эта проблема является основным препятствием для полного урегулирования российско-японских отношений и подписания мирного договора. Геополитическая ценность островов в том, что между ними пролегают единственные российские незамерзающие проливы Екатерины и Фриза из Японского моря в Тихий океан.

В связи с этим возникает необходимость рассмотреть соответствие претензий Японии и позиции России нормам международного права.

Уступка Курил помимо удара по стратегическим позициям России может стать чрезвычайным прецедентом для территориального статус-кво в мире. Удовлетворение японских претензий на «возвращение» островов будет означать подрыв принципа незыблемости итогов Второй мировой войны.

В первую очередь необходимо определить, что означает «полная и безоговорочная капитуляция». Термин «возвращение» в отношении предмета территориальных претензий послевоенного Японского государства не должен использоваться. Этот термин – концептуальная ревизия итогов войны, означает косвенное признание новой Японии в качестве продолжателя личности (континуитет) того Японского государства, которое развязало и проиграло войну.

Япония – новый субъект международных отношений и международного права. Ее правопреемство по отношению к прежним государствам ограничено решениями держав (США, Великобритания, Франция, СССР), обладавших четырехсторонней ответственностью. Это вытекает из юридического содержания принципа полной и безоговорочной капитуляции. Он означает прекращение существования субъекта международных отношений, утрату им суверенитета и всех властных полномочий, которые переходят к победителям, и победители сами определяют условия мира и послевоенного устройства. На месте прежнего возникает новый субъект международного права.

Япония – новое государство. Оно было создано на условиях союзников в новых границах, с новой конституцией и органами власти.

Концепция японского правительства исходит из непризнания именно этой ос­новы послевоенного урегулирования. Япония сохранила прежнего императора. Этот факт используется для утверждения, что правосубъектность страны не прерывалась. Однако на де­ле континуитета не было, так как источник сохранения им­ператорской династии – это воля и решение победителей.

Весь «исторический» пласт аргумента­ции японской стороны не имеет отноше­ния к правам этого государства сегодня, хотя, безусловно, имеет отношение к ис­тории Японии. В аргументации Токио особое место занимают ссылки на договоры XIX века: Симодский торговый до­говор 1855 г., по которому граница бы­ла проведена между островами Уруп и Итуруп, а Сахалин остался неразграниченным, а также на Санкт-Петербургский договор 1875 г., по которому Япония признавала весь Сахалин российским в обмен на передачу ей всех Курильских ос­тровов.

В современной японской литературе приводятся ис­торические исследования и карты про­шлого, где так или иначе Курилы обозна­чены как владения Японии. Однако вплоть до середины XIX века Япония не считала своими владения­ми не только Курилы и Сахалин, но даже остров Хоккайдо30.

Специалисты в СССР на основе архив­ных материалов, зарубежных источников и данных картографии дали убедительный ответ на все необоснованные попытки Японии исказить историю открытия Ку­рильских островов.

Русско-японские дого­воры как любые территориальные разме­жевания – отражение соотношения сил и международной обстановки. Например, Симодский трактат был заключен в разгар Крымской войны. Такая же обстановка сохранялась и во время заключения Санкт-Петербургского договора 1875 г. об обмене территория­ми. Главной задачей было международно-правовым образом закрепить принадлеж­ность всего Сахалина за Россией и обезо­пасить его от военной экспансии западноевропейских держав.

Русско-японская война вообще пере­черкнула все предыдущие решения, ибо международное право гласит: состояние войны между государствами прекращает действие всех и всяческих договоров между ними.

Единственные действующие и юридически обязывающие международно-правовые документы, которые должны быть основой нынешнего подхода к проблеме, – это решения держав в Ялте, Потсдаме и Сан-Францисский мирный договор с Японией, подписанный в 1951 г. 51 государством. В соответствии с решениями Ялтинской конференции все Курильские острова и остров Сахалин возвращались «навечно» Советскому Союзу. Это же подтвердила Потсдамская декларация США, Великобритании и Китая, к которой позднее присоединился СССР.

В тексте, составленном без участия России, говорилось, что «после полной и безоговорочной капитуляции суверени­тет Японии будет ограничен островами Хонсю, Хоккайдо, Кюсю, Сикоку и теми менее крупными островами, которые мы укажем»31. Последние слова иллюстрируют правовые следствия принципа полной и безоговорочной капитуляции – утрату Японией международной правосубъектности и права обсуждать условия мира. На основании этих документов военная администрация США в Японии направила директиву № 677 от 29 января 1946 года с указанием, что из-под японской юрисдикции исключаются все Курильские острова, включая Шикотан и Хабомаи 32.

СССР не подписал Сан-Францисский мирный договор с Японией. Но это не меняет того непреложного факта, что в статье 2 этого договора Япония «отказы­вается от всех прав, правооснований и претензий на Курильские острова и ту часть острова Сахалин и прилегающих к не­му островов, суверенитет над которыми Япония приобрела по Портсмутскому договору от 5 сентября 1905 г.» 33.

В советско-японской декларации от 19 октября 1956 г. зафиксировано прекращение со­стояния войны, а также заявлено о согласии СССР передать Японии острова Хабомаи и Шикотан, но после заключения мирного договора. Декларация отличается от договора и является протоколом о намерениях. При всей недальновидности заявления Н.С. Хрущева в нем речь идет не о «возвращении», а о «передаче», то есть готовности распорядиться в качестве акта доброй воли своей территорией.

В целом, для нормальных взаимоотношений мирный договор не обязателен. В международном праве есть случаи, когда после­военное урегулирование обходилось без такового.

Таким образом, в основе русско-японских отношений должен лежать проверенный временем принцип незыблемости итогов – Второй мировой войны.

Не только для России и Японии, но и для всего человечества, проблема Курил может стать полигоном для отработки новых подходов и методов решения вопросов будущего миропорядка. Россия и Япония должны найти решение на основе добрососедства и сотрудничества, без ущемления национального достоинства и государственных интересов каждой из сторон, тогда в международных отношениях будет совершен прорыв – территориальный спор будет решен без конфронтации и силового воздействия.




А. И. Донченко
О НЕКОТОРЫХ МИФАХ ОТНОСИТЕЛЬНО

КОЛУМБИЙСКОЙ ДЕМОКРАТИИ
Природа внутреннего конфликта в Колумбии совершенно искажена перспективой «войны против наркотиков». Это проявляется в совершенно неверных взглядах относительно колумбийского общества, которые полностью разделяются теми кругами в США и в мире в целом, которые формируют политику, информационную картину СМИ и общественное мнение. Это общая тенденция рассматривать Колумбию только как страну всеобщего разгула насилия и главного производителя наркотиков, которая переживает длительный период неконтролируемого кризиса и хаоса, характеризуемого выборочными и массовыми убийствами и другими актами бессмысленного кровопролития, совершаемыми безжалостными преступниками. Как это видится из США, указанное насилие представляет собой прямую угрозу демократическим институтам Колумбии и может быть ликвидировано только крайними мерами. Народ, который стремится защитить колумбийскую демократию от серьёзного натиска антидемократических сил, должен быть поддержан в интересах как США, так и всего региона в целом.

По иронии судьбы этот образ, который уже на протяжении многих лет вызывает возмущение колумбийцев, часто используется колумбийской экономической и политической элитой для реализации своей политики, особенно на международном уровне: «Нам нужна поддержка международного сообщества для устранения насилия; ведь, в конце концов, на кону стоит судьба нашей демократии». Разные вариации этого сверхупрощённого подхода к проблеме повторяются бессчётное количество раз различными колумбийскими правительствами и имеют своим результатом то, что насилие в стране помещается в некий вакуум, полностью отрывается от своих корней. С помощью такого подхода колумбийские власти могут успешно глушить критику антидемократической политической системы, вопиющее экономическое неравенство, высокой уровень социальной и культурной маргинализации, с которым сталкивается большое количество людей. И хотя есть некоторая озабоченность относительно неверного восприятия со стороны иностранцев того, что происходит в Колумбии, верхи всё равно продолжают ошибочно рассматривать причины серьёзных проблем страны, которые на самом деле лежат в политической культуре глубокой нетерпимости и репрессий.

Но бывает и так, что и колумбийцы, и американцы оказываются в равной степени виноватыми в сокрытии ложных восприятий внутреннего конфликта в Колумбии и, возможно, что более важно, его истоков и возможных путей разрешения. Многие в США смотрят на Колумбию так, как смотрят потому, что налицо присутствует высокомерие и эгоцентризм, который проистекает из самого факта обитания в самой могущественной стране мира. Соответственно, мы-де призваны навести порядок для «тех, на Юге». Колумбийцы, в свою очередь, изображают праведный гнев, который проистекает из годов «пребывания жертвой», жизни в условиях войны, которая, прямо или косвенно, затронула миллионы людей, и от стереотипов, которые появились в результате этой войны. В обоих случаях присутствует опасная тенденция, по сути, прятать голову в песок.

Конечно же, Колумбия – это сложная страна, создающая массу трудностей для тех, кто пытается её понять. Однако процесс понимания не будет таким непростым, если вы решите уделить некоторое время для изучения истоков современного конфликта, действующих лиц, участвующих в нём, и той роли, которую играют США на многих уровнях: политическом, экономическом и военном. К сожалению, с одной стороны, имеет место быть американское общество, перекормленное ложным, неверным образом Колумбии, как «головной боли» в плане наркотиков и безопасности, а с другой – небольшой, но растущий слой колумбийского общества, который убеждён, что если ликвидировать партизан, всех «насильников», то это решит все проблемы страны. Оба эти видения проблемы основываются на серии мифов, прямо связанных с глубоко укоренившимися противоречиями, которые формируют современную историю Колумбии. И прежде чем перейти к деталям этой истории, необходимо кратко изложить суть этих мифов.

Колумбийские официальные лица часто хвастаются тем, что их страна является «самой длительной и устойчивой демократией в Латинской Америке», однако на всём протяжении современной истории плоды этой демократии доставались очень немногочисленному привилегированному слою общества, который журналист и писатель Аполинар Диас Кальехо назвал «наследственной властью, но без монархии»34. В Колумбии конституция и законы зачастую игнорируются и редко исполняются либо вследствие малой способности бюрократического государства делать это, либо из-за отсутствия политической воли со стороны правящей элиты исполнять те законы, которые предназначены для защиты рядовых граждан.

Статистика наиболее драматично иллюстрирует тот факт, что все политические преступления, совершаемые в Колумбии каждый год – включая массовые убийства, похищения людей, внесудебные расправы и пытки, – в 97% остаются полностью безнаказанными35. В среднем в Колумбии по политическим мотивам погибает от 2100 до 3000 человек в год36. Это происходит несмотря на то, что в течение последних 60 лет в Колумбии только один раз царила военная диктатура, с 1953 по 1957 гг. Страна избежала военных «диктатур национальной безопасности», которые существовали в странах Латинской Америки в 60-е, 70-е и 80-е гг. В Колумбии каждые 4 года происходят президентские выборы, как, впрочем, и другие – общенациональные, департаментские и местные, на которых политические партии открыто борются за голоса избирателей, используя СМИ как главное орудие демократического дискурса. Можно насчитать десятки «мирных» передач политической власти, начиная с 1957 г., чем может похвастаться далеко не каждая страна этого региона. Сегодня разговоры о политической реформе открыто ведутся в СМИ, и всё это, разумеется, в целях усиления колумбийской «демократии».

Со времён обретения независимости в 1810 г. и определённо за последние более чем 60 лет политическая жизнь в Колумбии определяется двумя могущественными политическими партиями – Консервативной и Либеральной, в то время как армия, несмотря на напряжённые отношения в течение многих лет с гражданскими лидерами, сохраняет лояльность политической элите страны37. Консерваторы всегда ассоциировались с крупными землевладельцами и верхушкой иерархии католической церкви, в то время как либералы часто характеризуются как более реформистски настроенная сила, хотя и с прочными связями в могущественных экономических кругах. Как пишет историк Дэвид Башнелл: «Конституционное правление в Колумбии сохранилось хотя бы отчасти потому, что оно отражало интересы богатых и могущественных слоёв общества»38.

Тем не менее открытые выборы, предвыборные кампании в стиле американских и регулярные парламентские дебаты, которые характеризуют колумбийскую буржуазную политику, дают в руки колумбийской элиты убедительный аргумент в пользу того, что демократия всё-таки может работать в Колумбии, но только в том случае, если она будет получать больше помощи со стороны. Эти существующие демократические формальности пропагандируются колумбийскими верхами под прикрытием дымовой завесы, которая указывает на насильственных, антидемократических партизан и полувоенных как на самую главную угрозу демократическим институтам, и очень редко эта верхушка бросает взгляд на себя и редко считает себя ответственной за многие антидемократические приёмы, которые применяются в последние 50 лет против низших слоёв общества.







Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет