Год 439
Казалось, вроде совсем только недавно в юртах у трех жен хана восточного левого крыла Аттилы поочередно прозвучало:
– Почтенная хатун265, с вас вознаграждение за радостную весть – суйуншу, подъезжает уже близко к селу наш хан, твой ман266.
Если для остготки Сванхильды эти слова «хатун» и «ман» были уже родными и в ее остготском языке267, недаром уже три поколения гуннов и остготов живут бок о бок в одной степной державе, то для бургундской жены Гудрун они еще были в новинку, в ее родной речи, хотя бургунды тоже говорят по-готски, эти понятия звучали по-другому: квенс, квина268 и ваир269.
Сначала эту суйуншу в виде медной монетки-тийин выдала вестникам, вездесущим мальчишкам, старшая жена байбиче Эрихан, затем средняя хатын Сванхильда и в конце младшая Гудрун.
Но уже с тех пор прошли почти две новые луны. Зима в полном своем величии стоит в дакийских степях около реки Олт, застелив легким пушистым снежным покрывалом кочевье-орду второго гуннского хана Аттилы. Хорошо зимой в степи! Хан Аттила с раннего детства любит это время года. Жизнь как бы замирает. Войны и походы отменяются. У кого были наделы с посевами зерновых (ведь многие гунны имеют умелых малаев, занимающихся выращиванием в степи пшеницы, ржи, ячменя, овса, проса), те уже давно убрали свой урожай. Скот перегнали с летних нагорных пастбищ – жайлао в долину на зимние – кыстао, чтобы он мог бы тебином270 добывать себе прокорм из-под прозрачного тонкого наста. В юртах забивают жирный скот, вялят, коптят и сушат мясо для пропитания семьи и для сдачи в воинские тумены. Чорбачы уже объезжают на славянских санях-розвальнях (очень хорошее и удобное средство передвижения зимой) аулы, стойбища и становища и производят прием провиантских припасов: заготовленного вяленого мяса, хурута271, йохурута и зерна. При этом сдавшим провиант и фураж семьям-тютюнам выдаются с целью учета особые палочки разной длины с насечками счетных зарубок, где длина соответствует виду продукта (мясо, сыр или зерно), а зарубки – степным единицам исчисления: массе для мяса (полугодовалый, годовалый баран; полугодовалый, годовалый теленок; четверть, треть, половина и целый бык), количеству для сыра (большие даны272 средние даны и малые даны) и объема для зерна (большой топ273, средний топ и малый топ).
И в юрты хана левого крыла приехали заготовители -тысячные чорбачы, и жены хана сдавали необходимые припасы для нукеров, несущих службу в окраинных учебных лагерях-куриенах. Ханское достоинство не являлось препятствием для сдачи резервного войскового продовольствия, так предписывал испокон веков боевой гуннский адат – два тютюна выставляют и кормят одного нукера с двумя лошадьми.
В юртах, шатырах и кибитках варят свежее жирное мясо, пьют крепкий буйволиный и коровий кумыс (кобылы уже не доятся), молодую араку и закупленное у купцов румийское вино.
Согласно гуннским обычаям первые два дня по приезду хан Аттила провел в обществе старшей жены Эрихан. Она была в самом расцвете женской силы, ей было уже тридцать зим. Старшему сыну от байбиче Эллаку исполнилось уже двенадцать лет. Он отлично скачет на быстроногом коне, ловко стреляет на скаку из лука, лихо рубит шешке и четко накидывает аркан. Сейчас ежедневно старый и опытный, грамотный сабирский шаман Айбарс обучает его считать, читать и писать прямыми гуннскими буквами. Пожилой учитель доложил сабирскому хану Аттиле, что его первенец делает успехи в учебе, чему последний втайне порадовался. Младшему сыну от главной хатун Денгизиху исполнилось три зимы. Он подвижный, живой и боевой малыш, прекрасно держится за рога на большом баране, может уже метать стрелы из детского лука, обучен матерью основам счета до десяти.
– Как командир десятки-онбаши уже в состоянии пересчитать своих воинов! – смеется довольный отец.
Последующие два дня хан сабиров Аттила провел в обществе средней жены, двадцатидвухлетней остготки Сванхильды. Четырехлетний сынок Эрнак от этой хатын, толстый малыш-увалень, тяготеет не к подвижным играм и забавам, а к остготским сказкам, рассказываемых матерью, правда, на гуннском языке, и знает даже про нибелунгов – сказочных карликов, охраняющих в горах несметный золотой клад.
Еще два дня второй хан гуннов Аттила был со своей младшей токал, бургундкой Гудрун, которая, как показалось супругу, немного оттаяла от скорби и траура по своему рассеянному народу. Ее серые глаза уже не были задернуты пеленой печали, а пухлые губки растягивались изредка в едва сдерживаемой грустноватой улыбке. Младшей катын пошла уже девятнадцатая зима; ей следовало бы уже носить под сердцем маленькое дитя от своего мана, удалого туменбаши и счастливого сенгира Аттилы. Почему-то второму гуннскому хану хотелось иметь от нее дочь. Ведь у него нет ни одной хыс. А придется же когда-то родниться с кем-то из влиятельных правителей, выдавая за его сына свою дочь.
– Роди мне хыс! – страстно шептал в ухо молодой токал разгоряченный муж, крепко обнимая ее в ночи.
Молодая бургундская жена уже сносно выучилась сабирскому диалекту гуннского языка. Как она сама поведала своему мужу, которого она не видела почти год, в этом ей помогли две старшие хатуны: ханыша байбиче Эрихан и ханыша токал Сванхильда.
Вообще-то выяснилось, что языки готов и гуннов имеют много похожих и по звучанию, и по значению слов. И потому постижение языка повелителей степей гуннов не представляло для бургундки Гудрун, племя которой говорило по-готски, большой трудности. Причем вокруг никто не говорил на ином языке, кроме гуннского.
Выявилось, что гунны круглую кожаную посуду, будь то ведро или же торсук с узкой горловиной для сбивания кумыса, называют «топ». Так же говорят и остготы -«топ274». Мешок из полотна для хранения молотого зерна – далгана сабиры именуют словом «сак», такое же наименование, но уже для всяких видов мешков, употребляют и готы – «зак275». Гунны обозначают редкие и потому дорогие синьские или же византийские сладости словом «шекери» или же «шекер». Похоже говорят и германские остготы – «шукар276». Гунны-сабиры понятие «сюда» именуют словом «кыры», например, «кела кыры277». Готы же говорят «хири», к примеру, «гаганган хири278». Гунны нижнюю часть ноги (от колена и до пальцев) обозначают наименованием «бута», остготы говорят похоже «фута279».
Юная хатун Гудрун была достойна всякой похвалы. Она постигла также многие тонкости гуннского женского языка, поведения и действия. Гуннские женщины имеют в своем лексиконе много ограничений. Во-первых, нельзя называть по имени никого из мужниных родственников мужского пола, будь он глубокий старец или же новорожденный малыш, равно н мальчиков от других жен. Для них следует найти иные подходящие наименования, чтобы другие собеседники сразу же могли уяснить, о ком идет речь. Так же, как и другие две жены хана Аттилы, она стала называть умелого, опытного и старого сабирского главного шамана Айбарса именем «Кутага»280. Мальчики байбиче Эрихан были уже поименованы готкой Сванхильдой как: «Улутайчи»281 старший Эллак и «Иккатайчи»282 младший Денгизих. Старшая же ханыша Эрихан называла сына от остготки Сванхильды Эрнака ласковым наименованием «Туудабала»283, хотя этот малыш-увалень уже давно вышел из возраста новорожденного ребенка. Так что младшей бургундской хатун Гудрун ничего не оставалось, как присоединиться к употреблению этих уже ранее образованных имен.
Во-вторых, гуннки ни при каких обстоятельствах не должны были употреблять мужских грубых слов и ругательств. Там выражения были очень крепкие. Мужчины в пылу ссоры могли поминать недобрым и дурным словом не только мать и отца своего недруга, но и всех его родственников до седьмого колена включительно, живописно обозначая при этом какие сексуальные действия и в какие части человеческого тела они с ними бы производили. У гуннских же женщин самое страшное ругательство гласило: Мена сена олган сы284.
Самая младшая токал Гудрун хорошо выучилась, как установил для себя ее благоверный, одному из важных женских дел – стелить постель. Ведь гунны имеют специальные постельные принадлежности, которые расстилаются в строго определенном порядке, заведенном в переносных жилищах у кочевых народов испокон веку. Если каждая женщина может отличить кожаную подушку от матерчатого матраса – тушака, то среди тушаков имеются свои разновидности, которые может различать не каждая хатын. Есть толстые тушаки, которые раскладываются в самом низу на подметенное место. Потом ложится средний матрас, а наверх уже кладется тонкий тушак, на который уже застилают простыню. Особым теплым широким одеялом – тушаком, изготовленным из разноцветных красивых лоскутов, укрываются сверху. Ни на свою, ни на чужую постель ни в коем случае нельзя наступать обутой ногой, иначе на этом тушаке никогда не будет зачат ребенок. Постель надо убирать всегда с верхнего конца, начиная с подушек.
Кроме того, есть масса обязательных условностей, предусмотренных обычаями кочевых степных жителей, несоблюдение которых ведет к дурным последствиям. Святое место в юрте – порог. Ведь, как учат шаманы и знахари, это то самое место, где сходятся два пути: один, ведущий к дому, другой – от дома. Около порога всегда происходит столкновение двух добрых духов-арвахов: духа входа и домашнего очага и духа выхода и крепких степных ветров. А порог юрты и есть то место, где эти оба арваха никак уже ни действуют и не имеют силы, ведь порог – это полоса отчуждения и точка недеяния. Там-то и прячутся злые духи-албысы. На порог наступать нельзя. Ни в коем случае хозяйка юрты не должна ни здороваться и ни прощаться через порог, просто же разговаривать разрешается. На порог нельзя садиться ни в коем случае, особенно женщине. Нечистая сила сразу же переселяется в ее влагалище, и она уже никогда не будет рожать. Нельзя выносить мусор в темноте через порог вслед за покинувшим шатыр желанным гостем, он может больше никогда не прийти к вам. А вот если пожелаешь, чтобы тот или другой человек больше не приходил в гости, то следует после его ухода плюнуть на порог и крепко выругаться. И всегда надо следить за чистотой около порога. Завистники могут насыпать туда соли, и тогда дома будут постоянные ссоры, или же бросить жженную шерсть паршивой овцы, и тогда в юрте будет голодно.
Много еще всяких нужных сведений должна знать умная, толковая и предусмотрительная гуннская жена.
Но особо второго гуннского хана порадовало, что молодая бургундская токал научилась готовить самую любимую его еду – ливерную колбасу-каргалдай. В первый же день пребывания с новой токал она поздно вечером угостила своего мана такой чудесной едой. С раннего детства любил гунн-хуннагур Аттила каргалдай своей матери, а здесь лакомое блюдо было приготовлено бургундкой Гудрун. И все как положено: очищенная баранья кишка наполнена тонко нарезанной полостью брюшины, вынутой из черепа мозгами, нутряными салом и кровью. И приготовлено, и сварено превосходно, по всем традициям поварского искусства – в жирной сурпе второй варки.
Сабирский хан Аттила съездил с пятью своими воинами-телохранителями осмотреть свои табуны, стада и отары. Весь его скот содержался вместе с другим скотом сабирского племени. Только великий гуннский каган может выпасать свой крупный и мелкий рогатый скот на отдельных пастбищах. Ни второй гуннский хан, ни хан племени такими привилегиями не пользуются, их животные выпасаются вместе со стадами всего рода. Знатному тархану Аттиле принадлежало около 500 лошадей, 500 буйволиц и коров, около 300 холощеных быков и волов, 1 000 коз и свыше 3 000 овец и валухов. По степным меркам сабирский хан Аттила был сказочно богатым человеком. Это было не только наследство, доставшееся от родителей, но уже и доля туменбаши в военной добыче.
Достарыңызбен бөлісу: |